Новые аспекты в системе обеспечения национальной безопасности как ответ на «возвышение КНР»

В 2012 г. после парламентских выборов к власти в Японии вернулась Либерально-демократическая пария (ЛДП), унаследовав целый спектр нерешенных проблем. Особого внимания заслуживают внешняя политика и вопросы национальной безопасности, которые подверглись стремительному реформированию в соответствии с концепциями кабинета С. Абэ, на этот раз отличающимися от традиционного видения развития страны.

 Вследствие частой смены власти, наблюдавшейся с 2006 г., бывшее руководство страны было не в состоянии сформулировать четкие внешнеполитические ориентиры, что приводило скорее к «откладыванию в долгий ящик» проблем, требующих безотлагательных действий. На фоне обострившейся международной обстановки в Тихоокеанском регионе, которая связана, в частности, с увеличением китайского влияния в Восточно-Китайском море, разработкой ядерного оружия Северной Кореей, перед новым правительством остро встала задача по укреплению двустороннего альянса с США, который в годы правления Демократической партии (ДПЯ) подвергся серьезным испытаниям. Однако в отношениях между Вашингтоном и Токио существуют некоторые проблемы, уладить которые представляется достаточно затруднительно. Поэтому С. Абэ предпринимаются попытки по наращиванию сотрудничества со станами-партнерами- Индией и Австралией. Таким образом, вопросы, связанные с выстраиванием доверительных отношений со странами Юго-Восточной Азии (ЮВА), стоят достаточно остро на повестке дня.

После обретения политической стабильности, перед кабинетом С. Абэ встала задача не только концептуализировать внешнеполитический курс на долгосрочную перспективу, но и достойно реагировать на вызовы и угрозы современности в Тихоокеанском регионе, одной из которых является Китай. Объясняется это провозглашенной политикой «реформ и открытости» 1978 г., где Китай делает акцент на том, что является страной, развивающейся в мирном русле и не претендует на статус гегемона в регионе. Процесс «возвышения» характеризуется повышением комплексной национальной мощи страны, и наращиванием экономического и политического влияния. Безусловно, «политика реформ и открытости» была нацелена, в первую очередь, на улучшение внутреннего благосостояния государства и улучшение показателей ВВП. За несколько десятилетий Китаю удалось превратиться из страны, где процент малоимущих слоев населения достигал 84%, а по состоянию на 2015 г. - этот показатель снизился до 5,7%. Однако скорый рост экономики позволил в относительно короткие сроки аккумулировать свои силы в военном строительстве.[11] В то же время, усиленно работая над развитием военного потенциала, обращается внимание на его сугубо оборонительный характер. Однако военный бюджет КНР в 1978 г. увеличила на 10%, а в начале 2000-х гг. рост составил 14,2%. Далее, согласно статистке SIPRI, с 1988 по 2017 гг. затраты на ВПК выросли с 28 млрд долларов до 228,2 млрд долларов.[12]

 Растущее влияние Китая на международной арене, вне всякого сомнения, беспокоит все мировое сообщество в той или иной степени, и самой «тревожной» частью возвышения является постоянно расширяющийся оборонный бюджет, который, опять же, возможен благодаря постоянно растущей экономической мощи страны. В 2003 г., в связи с этим Китаем была выдвинута концепция «мирного возвышения». Суть сводилась к тому, что для КНР на пути построения «китайской мечты» войны неприемлемы и развитие государства происходит исключительно по мирному пути. Но новая китайская доктрина получила неоднозначные отзывы от региональных соседей. Пугающе быстрые темпы роста, огромные экономические и военные ресурсы рано или поздно могут привести к столкновению интересов в АТР. Это породило теорию о «китайской угрозе», которая дала Японии импульс к осознанию необходимости в обновлении базовых подходов к обеспечению безопасности.

Политика в военной сфере десятилетиями определялась «пацифистской» статьей Конституции и передачей внешнеполитических полномочий Соединенным Штатам, с которыми Япония с 1960 г. связана Договором о взаимном сотрудничестве. Изменения в регионе, в том числе переоценка роли Китая в нем, вынудили Токио отойти от принципа неприменения вооруженных сил в решении внешнеполитических задач. Изменения в военной сфере начали реализовываться по многим направлениям, прежде всего с изменения статуса Сил самообороны и расширения их полномочий, модернизации боевого потенциала.

Некогда наладившиеся отношения между Токио и Пекином сменились неприятием после инцидента вокруг островов Сэнкаку/Дяоюйдао в 2010 г., когда китайский рыболовецкий траулер столкнулся с патрулирующими японскими кораблями. Судно и капитанская команда были задержаны, что может свидетельствовать об ужесточении политики Японии в рамках двусторонних отношений, так как подобные действия являются беспрецедентными. Однако это событие не в полной мере способствовало разрыву дипломатических отношений. «Каналы связи» между государствами оставались открытыми, о чем свидетельствует встреча на высшем уровне премьер-министра Наото Кана и президента Ху Цзиньтао в 2010 г. Второй критический момент начался в 2012 г. и был спровоцирован приобретением трех из пяти спорных островов японским правительством у частного владельца. Реакция Китая выразилась в масштабных антияпонских демонстрациях в более чем 100 городах. В Пекине проводились попытки осаждения японского посольства. Масштабы и интенсивность внешних ответных мер также увеличились- количество китайских судов, идентифицированных японской береговой охраной в прилежащей зоне, неуклонно росло.[13]  

С большой долей вероятности можно утверждать, что проблема принадлежности островов в Восточно-Китайском море является краеугольным камнем в отношениях Токио и Пекина. Так, события 2012 г. стали красной линией между странами. Наступил очередной период охлаждения и действия КНР воспринимались второй стороной как враждебные и угрожающие безопасности нации. 2010-2012 гг. характеризуются многократными «столкновениями» в регионе, что безусловно повлияло на динамику встреч между главами государств. К тому же, рост алармистских настроений в Японии вызывали как публичная критика со стороны Китая, так и наложенное им эмбарго на экспорт редкоземельных металлов, основным поставщиком которых он является. В таких условиях было принято решение об укреплении военно-политического альянса с США и пересмотре внутренних ресурсов Сил самообороны. Так, обновленная Программа национальной обороны за 2010 г. трактовала действия КНР, как дестабилизирующие безопасность в АТР, а военная модернизация и интенсификация вхождения китайских военных и гражданских судов в японскую акваторию - «предметом озабоченности».[14] Более того, в Среднесрочной программе развития обороны на 2011-2015 гг.[15] были отражены такие изменения, как перенос военных баз на юго-запад Японии для быстрого реагирования на потенциальные конфликты в Восточно-Китайском море. Однако программа была приостановлена пришедшим к власти в 2012 г. Синдзо Абэ для анализа целесообразности военно-технических реформ в отношении Китая, вместе с тем впервые за долгое время было принято решение об увеличении военного бюджета на 2013 г. Хотя решение о повышении затрат на оборону вряд ли могло бы привести к заметному сдвигу в оборонной сфере, оно, очевидно, выражало явное старание Токио играть более значительную роль в регионе.

Синдзо Абэ известен своими националистическими взглядами и довольно принципиальной позицией по отношению к Китаю. В своем выступлении с громким названием «Япония возвращается» в Центре стратегических и международных исследований (CSIS) от 22 февраля 2013 г. премьер-министр заявил о том, что Япония не является «второсортным» государством и никогда таковым не станет, но будет всеми силами вкладываться в обеспечение мира и безопасности в АТР и во всем мире. Однако японо-китайские отношения были охарактеризованы как «наиболее важные», нуждающиеся в «сохранении взаимовыгодных интересов» и «для китайской стороны всегда открыта дверь к диалогу».[16]

Нарастанию напряженности между соседями способствовала вышедшая статья в китайской газете «Жэньминь жибао» об оспаривании принадлежности островов Сэнкаку/Дяоюйдао, а также последовавшее за ней заявление Синдзо Абэ о возможностях пересмотра Конституции Японии с целью правомерного осуществления коллективной самообороны и пересмотра статуса национальных сил.[17] В Белой книге по обороне за 2013 г. были отражены все последние события:[18]

а) китайские корабли и самолеты совершали вторжения на территорию Японии и осуществляли действия опасного характера, которые могли бы дестабилизировать порядок; отмечался случай с наведением боевого радара на японскую военную технику;

б) действия КНР направлены на сокращение результативности японских разведывательных операций в районе островов, на которые она претендует, и усиление своих позиций посредством контроля большего числа территорий и использования военной силы;

в) китайское руководство должно действовать в соответствии с нормами международного права по вопросу о спорных территориях.

Премьер-министром С. Абэ также было сделано заявление о том, что Япония готова применить оружие в случае, если китайские делегаты попробуют высадиться на оспариваемой территории. В ответ на это китайское агенство Синьхуа выпустило статью, в которой обвинило Токио в попытках исказить миропорядок и оправдать наращивание военного бюджета «китайской угрозой».[19]

С определенной долей вероятности можно утверждать, что Япония, относящая действия КНР к категории угрозы безопасности, взяла курс на политику сдерживания и балансировки в отношении Китая, а также укрепление военно-политического союза с США, что в свою очередь соответствует американскому «развороту в Азию».[20] Несколькими месяцами позже был выпущен Промежуточный доклад Основных направлений Программы национальной обороны от 26 июля 2013 г., где упоминается о возросшей активизации действий КНР в Восточно-Китайском море, в связи с чем Япония для дальнейшего укрепления своего военного потенциала нацелена на увеличение и улучшение разведывательной и оперативной компоненты для возможности парирования на отдаленных территориях страны.[21] В целом, документ повторял положения предыдущей программы, однако центр внимания сместился на коллективное отражение потенциальных угроз. На практике эта стратегия была отработана в рамках японо-американского союза посредством военно-морских учений у Калифорнийского побережья. Эти учения явно моделировали ситуацию нападения китайских войск на острова Сэнкаку/Дяоюйдао. Примечательно, что в этот период проходил китайско-американский саммит и КНР обратилась с призывом о прекращении маневров. Однако, этот призыв был проигнорирован обеими сторонами. Кроме того, 4 декабря было принято решение о создании Совета национальной безопасности по американскому образцу СНБ. Новая структура была нацелена на укрепление двустороннего альянса и повышение его эффективности, а также на обеспечение стабильного присутствия сил США на территории Японии.[22] Нововведением стало формирование «совещания четырех министров». Как и прежний упраздненный Совет безопасности, одним из ключевых уровней оставался «совет девяти министров», где принимали участие премьер-министр, министры административной деятельности, СМИ, иностранных дел, экономики и финансов, оборонной сферы и пр. Теперь же, новая подструктура «четырех», которая занималась разработкой стратегического курса и решением важнейших вопросов по военной и внешнеполитической части, позволяла сосредоточить контроль в руках администрации и обеспечить оперативное вмешательство в кризисных ситуациях.

Одним из фундаментальных решений нового Совета национальной безопасности стало утверждение первой в истории Японии Стратегии национальной безопасности, где были отражены не только цели, преследуемые Токио по обеспечению целостности и безопасности нации, но и основные ориентиры в таких сферах как экономика, дипломатия, энергетика и информационные технологии. Страна давно нуждалась в принятии документа такого рода, ведь не существовало устава, который бы регламентировал стратегию национальной безопасности. Отчасти, концепции содержались в предвыборных программных речах премьер-министров и правительственных постановлениях, но единый официальный документ, который устанавливал бы не только основной курс оборонной и внешней политики, но и совокупность решений по обеспечению интересов в различных сферах жизни отсутствовал.

Важнейшей концепцией новой Стратегии национальной обороны[23] стало такое понятие как «активный пацифизм»-«еще более активное участие в коллективных мерах безопасности ООН, включая операции по поддержанию мира».[24] Это стало особенностью новой роли Японии на международной арене. В отличие от старых пацифистских установок, которые не предусматривали применения силы в качестве способа по поддержанию миропорядка, «активный пацифизм» дает возможность Японии позиционировать себя, как полноценное государство, у которого есть все возможности для использования вооруженных сил в целях обеспечения мира и безопасности. В своем выступлении на Генеральной Ассамблее ООН С. Абэ объявил, что он сделает все возможно для того, чтобы Япония, учитывая ее новую позицию, была более вовлеченной в дела по обеспечению миропорядка.[25]

Одним из моментов претворения в жизнь новой политики Абэ стало принятие новых Принципов[26] передачи продукции военного назначения. Новое положение разрешает японским производителям вооружений поставлять союзникам и дружественным государствам военные заказы, а также облегчает участие в международных программах, которые связаны с военным делопроизводством. Запрет на экспорт оружия устанавливал недопущение поставок Японией вооружений, техники и технологий за границу. Но несмотря на то, что он просуществовал 50 лет, в действительности, обходился не единожды. Например, в 1983 г. в США совершались поставки военных технологий, в 2004 г. - комплектующие для систем американской противоракетной обороны. При правительстве Нода в 2011 г. были введены смягчающие правила экспорта: разрешались поставки вооружений при условии, если вывозимое оружие используется в целях поддержания мира, международного сотрудничества и никогда не будет использовано без согласия на то разработчиков.[27] Снятие ограничений на экспорт поможет наладить отношения с партнерами по региону и в Европе. Стоит упомянуть, что Японией заключены соглашения с Индией, Австралией, Францией, Великобританией, а также существуют перспективы взаимодействия с НАТО. Все это в совокупности способно дать толчок к развитию оборонно-промышленного комплекса (ОПК), который долгое время находился в стагнации и не имел доступа на внешние рынки. Однако, ряд аналитиков отмечает, что главным мотивом таких действий является желание повысить роль Японии в решении вопросов обеспечения мира посредством поставок военной техники странам, которые также имеют территориальные споры с Пекином.[28] В этот же период было образовано Агентство по высокотехнологичным разработкам.[29]

Красной нитью в программе по обеспечения национальной безопасности С. Абэ проходит тема пересмотра 9 статьи Конституции. 1 июля 2014 г. правительство сняло запрет на реализацию коллективной самообороны, изменив толкование 9 статьи. Предупреждая тему о пересмотре положений Конституции Японии, следует отметить, что ее проект был подготовлен штабом американских оккупационных войск. Обществу же данный документ был представлен, как созданный японским правительством и являющийся результатом волеизъявления народа. В действительности, хоть Конституция и была подготовлена американской стороной, она все же учитывала тонкости национальной идентичности японцев, их традиции, ценности, а также умение маневрировать во внешнеполитических делах. Основной закон закреплял такие принципы, как отказ «...от войны, как суверенного права нации» и применения военных средств как способа решения международных проблем. Уже к началу 1990-х гг. Конституция переставала в полной мере отвечать международным реалиям. Война в Персидском заливе заставила японское руководство пересмотреть свои взгляды на внешнюю политику государства, в частности, в таких сферах как обеспечение безопасности и оборонный потенциал страны. Война также «обратила внимание» на такую проблему, как неспособность Японии участвовать во внешнеполитических акциях по наказанию агрессора. А мировое сообщество раскритиковало позицию Японии и упрекнуло за то, что она «отсиживается» и «откупается» от решения международных проблем.[30] С некоторой долей вероятности можно утверждать, что война в Персидском заливе - один из переломных моментов, которые подтолкнули политическую элиту страны к переосмыслению роли Японии на международной арене и попыткам преумножить ее значимость в вопросах обеспечения безопасности. Однако, главной мотивацией к переходу от слов к действиям, безусловно, является «подъем» Китая.

Современная интерпретация разрешает вооруженные действия сил самообороны в результате нападения на дружественную для Японии страну. Однако, существует несколько ограничений:

1. применение оружия позволительно только в случае явной угрозы Японии и нации или существуют иные условия, способные повлиять на «жизнь, свободу и стремление к счастью» граждан страны;

2. если отсутствуют альтернативные методы защиты от врага;

3. использование силы сведено к минимуму.[31]

Скорее всего, изменение трактовки Конституции в основном направлено на перераспределение ролей в японо-американском альянсе. Легитимизация права на коллективную самооборону даст толчок обеим сторонам к расширению интеграционных действий в ситуациях, когда угроза безопасности выходит за пределы страны. В том числе начнутся конкретные стратегические планирования и постановки целей, а проблема «отмалчивания» будет исчерпана.

В сентябре 2015 г. парламентом был принят пакет законов, который значительно расширил возможности японских военных за рубежом. Он включает в себя новый закон «О поддержании международного мира» и совокупность поправок к старым законам, регулирующим функционирование сил самообороны. Нововведение дает правовую основу для участия Японии в международных военных операциях, которые не классифицируются ООН как миротворческие; расширяет географические рамки для оказания поддержки силам США; позволяет японским военным применять силу в целях защиты других государств. Однако, в обществе новые законопроекты не встретили одобрения, начались массовые демонстрации, вследствие чего рейтинги премьер-министра стремительно упали. Основная проблема заключается в том, что граждане, в том числе некоторые аналитики и оппозиционные силы, считают, что расширение полномочий сил самообороны Японии неизбежно втянет государство в войну. В то же время, формулировки некоторых определений носят весьма неоднозначный характер, что оставляет за правительством «последнее слово» при решении об участии в международных операциях за рубежом.[32]

Еще одним направлением по усмирению «азиатского Дракона» являются попытки С. Абэ создать так называемый «ромб безопасности». Активная дипломатия кабинета ЛДП в странах Юго-Восточной Азии успела прославиться как «Доктрина Абэ», проводя параллель с «Доктриной Фукуда».

Доктрина 1977 г. представляет собой призыв стран Юго-Восточной Азии к всестороннему примирению с Японией, которая на тот момент все еще ассоциировалась с агрессией, милитаризмом и не вызывала доверия в своих внешнеполитических действиях. Т. Фукуда гарантировал экономическую помощь и сотрудничество в социо-культурных сферах. Искренность намерений Токио доказывало и то, что отсутствовала потребность в создании союзов безопасности на основе сдерживания «китайской угрозы». Свое продолжения эта концепция получила еще в период первого премьерства кабинета С. Абэ в 2006-2007 гг., когда Т. Асо, будучи министром иностранных дел, выдвинул идею «дуги свободы и процветания». Эта идея обосновывалась объединением регионов мира в «дугу» от Юго-Восточной Азии до Восточной Европы и преследовала цели в оказании помощи в развитии ряду государств; в продвижении демократических ценностей и экономического процветания. Однако, скрытым намерением Т. Асо было, помимо всего прочего, сдерживание Китая. Но на практике концепцию воплотить не удалось. Во-первых, из-за широкомасштабности «проекта». Во-вторых, для регионов «дуги» (северная Европа, государства Балтии, Центральная и Юго-Восточная Европа, Центральная Азия, Ближний Восток, Индия) характерны как различные социально-экономическая и политическая неоднородность, так и культурно-религиозная несовместимость.

Идея С.Абэ, на сегодняшний день, является более реалистичной. Его концепция подразумевает объединение таких государств, как Япония, Австралия, Индия и США под «общими демократическими ценностями». «Ромб безопасности» является прямой реализацией провозглашенной С. Абэ «дипломатии ценностей» в 2006 г. В одной из крупнейших газет на этот счет опубликовали ремарку: «Взявшись за руки со странами, которые разделяют базовые ценности демократии и фундаментальных прав человека, Абэ явно стремится «окружить» Китай, который остается под единоличной властью Коммунистической партии».[33] 

Таким образом, исходя из вышеизложенного, можно говорить о том, что в Японии при С. Абэ происходит кардинальный пересмотр сложившейся ранее политики в сфере безопасности. Анализ концептуальных документов показывает, вопреки пацифистской риторике, которая явно направлена на «усмирение» недовольной общественности, в структурах происходит переосмысление отрицания права на войну. Политика «активного пацифизма», провозглашенная премьер-министром, рано или поздно, но неизбежно, приведет Японию к искоренению 9 статьи Конституции и позволит в большей степени опираться на военную компоненту в рамках своей политики.

Данная трансформация в сфере обеспечения безопасности является ответной реакцией Токио на «возвышение» КНР и его продолжающуюся модернизацию НОАК, которая сопровождается ежегодным ростом инвестиций в военный бюджет страны. Выступая за сохранения статус-кво в регионе, приверженность международному праву и сохранение миропорядка, Япония, тем самым, в немалой степени способствует эпизодическим усугублениям конфликтной ситуации с Китаем. Однако, сигнализируя о том, что японские Силы самообороны готовы дать отпор на потенциальные действия, направленные на перебалансировку сил в АТР, другие региональные игроки получают возможность маневрирования в случае обострения противостояния.

 

⇐ Предыдущая123456789Следующая ⇒

Поделиться: