ГЛАВА II. КОНСУЛЬСТВО. ДИПЛОМАТИЯ И ВОЙНЫ. 1799–1804

 

 

I. Война с Австрией

 

Неизбежность новой войны против Австрии и Англии. Директория столько же боялась возвращения Бонапарта из Египта, сколько и желала этого. Она была права в своих опасениях, так как Бонапарт действительно захватил власть после 18 брюмера. Но она была права и в своих надеждах, ибо Бонапарту удалось уничтожить вторую коалицию. После славного отступления Суворова перед Массена, Павел I, отозвав свои войска, решил больше не оказывать никакой поддержки своим недавним союзникам^[16]. Царю не было никакого интереса содействовать тому, чтобы Австрия овладела Италией, а Англия – голландским побережьем. Но, несмотря на его выход из коалиции, последняя все еще оставалась грозным противником для Франции. Император Франц II готовился перебросить свои две большие победоносные армии через Альпы и Рейн на территорию ненавистной республики, которую он надеялся теперь вскоре уничтожить. Англия держала Мальту и Египет в тесной блокаде и щедро тратила золото на континенте, чтобы вконец сломить свою соперницу. Неаполитанский и сардинский короли, Бавария, Вюртемберг и Майнц прислали свои контингента войск. Франция должна была купить мир ценою новых битв.

Бонапарт желал продолжения войны, так» как только она могла обеспечить ему в будущем державную власть во Франции. Но он знал, что народ страстно жаждет мира, и ему хотелось публично доказать, что и он искренно стремится к миру. Он обратился к английскому королю и к Францу II с письмами, составленными почти в одинаковых выражениях. Английскому королю он писал 25 декабря 1799 года: «Неужели же эта война, которая уже восемь лет разоряет все четыре части света, никогда не должна кончиться? Как могут две самые просвещенные европейские нации приносить в жертву суетному честолюбию интересы торговли, внутреннее благосостояние и счастье семейств? В этом моем обращении Ваше величество, без сомнения, не усмотрит ничего другого, кроме моего искреннего желания во второй раз? содействовать восстановлению общего мира быстрым способом, основанным исключительно на доверии и свободным от тех формальностей, которые, быть может, неизбежны там, где необходимо замаскировать зависимость слабого государства, но в сильных государствах обнаруживают лишь стремление взаимно обмануть друг друга». Австрия ответила, что не желает вести переговоры отдельно от своих союзников. Гренвиль, отвечавший от имени своего короля, которому обычай запрещал отвечать лично, поставил условием мира восстановление Бурбонов. Теперь война становилась национальным делом. Бонапарт достиг своей цели: опубликовав сделанные им предложения, он сумел выставить в выгодном свете свою умеренность. Особым законом в его распоряжение было предоставлено 200 000 рекрутов. Он призвал еще под свои знамена 30 000 ветеранов. Нужные ему для побед средства были в его руках.

Летняя кампания (1800). Австрия выставила две большие армии, по 120 000 человек в каждой. Первая была сосредоточена в Швабии под начальством Края, преемника эрцгерцога Карла; она должна была прикрывать рейнскую долину от Страсбурга до Шафгаузейа. Держась в оборонительной позиции, она в то же время с одинаковой легкостью могла быть переброшена й в Эльзас и в Швейцарию. Другая, под начальством барона Меласа, была предназначена для наступательных действий. Она должна была прогнать из Лигурии остатки злополучной италийской армии французов, перейти Вар, поднять Прованс и взять Тулон при содействии 20 000 английских солдат, которые сосредоточивались на Минорке. Силам коалиции Бонапарт противопоставил две очень неравные количественно армии. Одна, в 110 000 человек, под начальством Моро, была двинута против швабской армии, чтобы грозить ее коммуникационным линиям и отбросить ее в Баварию. Другая, состоявшая всего из 25 000 человек, под командой Массена, должна была только возможно долее удерживать австрийский корпус барона Me-ласа на генуэзском побережье. Таким образом, в центре неприятельской линии должен был образоваться разрыв. Первый консул намеревался перебросить через Альпы резервную армию, существовавшую, правда, еще только на бумаге; он хотел сам стать во главе ее и с нею вернуть утраченную Италию. Однако он не открывал этого плана своим помощникам в полном объеме. Ему еще необходимо было оставаться в Париже для упрочения своей власти. В конституции VIII года не было ни одного слова о том, вправе ли первый консул лично принимать начальство над войском. Моро отрицал за ним это право и давал понять, что не намерен служить под начальством Бонапарта. Последний ограничился обращением к патриотизму обоих своих помощников, не объясняя вполне, какую роль предназначено играть резервной армии.

Моро и Край в Германии; Парсдорфское перемирие. Задача Моро заключалась в том, чтобы ни в каком случае не допустить швабскую армию оказать помощь армии, действовавшей в Италии. Хитрой уловкой он привлек главные силы Края к Кельскому мосту и Адской долине, а сам тем временем перешел Рейн через Брейзахский, Базельский и Шаф-гаузенский мосты. Французская армия вся целиком оказалась на правом берегу Рейна. Комбинированные операции на пространстве в сорок миль были выполнены с такой точностью, словно на поле маневров. 3 мая 1800 года разыгралось двойное сражение: Лекурб у Штоккаха и Моро при содействии Гувион-Сен-Сира у Энгена обратили в бегство австрийцев. Край оставил в руках неприятеля 7000 пленных и около двадцати пушек. Он отступал к Дунаю, имея на фланге победоносную французскую армию: каждый раз, когда Край пытался ударить по французам, его неизменно постигало поражение. В Мёскирхе, несмотря на бездействие Гувион-Сен-Сира, который утверждал, что не видел адъютантов, посланных к нему главнокомандующим, Моро захватил большие склады провианта (5 мая). У Бибераха Гувион-Сен-Сир искупил свою ошибку бешеной атакой, доставившей ему блестящую победу. Край попытался достигнуть Форарльберга через Мем-минген, но был отброшен Лекурбом к Ульму. Если бы Моро получил в этот момент те подкрепления, которые были предназначены для италийской армии, он мог бы обложить Ульм и принудить швабскую армию к капитуляции, как это сделал Бонапарт в 1805 году. Между тем ему самому пришлось отрядить в Италию из своей армии 18 ООО человек, весь бывший корпус Лекурба, перешедший теперь под команду Монсея, для образования левого крыла италийской армии. Моро снова приходилось работать для доставления славы сопернику, но он уже заранее примирился с мыслью, что ему придется играть зависимую и выжидательную роль. Ослабив себя таким образом, он затем в продолжение целого месяца маневрировал перед Ульмом в надежде выманить Края из его укрепленного лагеря. Боясь быть отрезанным от пути на Вену, Край пытался занять сначала линию Леха, затем линию Изара, но, теснимый своим осторожным и энергичным противником, он был последовательно разбит при Гохштедте, Нейбурге и Обергаузене^[17] и принужден просить перемирия, которое и было заключено в Парсдорфе (15 июля 1800 г.). Вся Бавария к западу от Изара, до Мюнхена и Регенсбурга, находилась в руках французов. Блестящие операции Моро были как бы прологом победы при Маренго.

Массена в Генуе. Не менее успешно действовал и Массена. На него была возложена неблагодарная задача реорганизовать жалкие остатки столько раз терпевшей поражения италийской армии. Не получая жалования, лишенное обмундирования и провианта, его войско, напоминавшее скорее шайку разбойников, чем регулярную армию, массами переходило обратно границу. Массена, в котором героизм и гений неизменно пробуждались в виду грандиозной ответственности, собрал всех этих беглецов, напомнил им их славное прошлое, заключил контракты о снабжении их одеждой и провиантом, и уже спустя несколько недель был в состоянии двинуть на врага крепкую армию, незначительную по количеству, но сильную дисциплиной и жаждой побед. И какие тяжелые испытания еще предстояли этому доблестному войску! С 25 000 человек Массена должен был защищать все побережье Лигурии. Ему пришлось разбросать их на протяжении от Ниццы до Специи. Me лас не устоял против искушения разрезать надвое эту тонкую цепь войск. Форсировав переход через Кадибон, он отбросил Сульта к Генуе и Сютс к Вару. Массена тщетно пытался соединиться с Сюше; он принужден был запереться в Генуе, но твердо решил защищаться до последней крайности. Началась та памятная осада, во время которой Массена парализовал более 50 000 австрийцев, приковал к месту английскую эскадру адмирала Кейта и в своих стремительных, почти ежедневных, вылазках перебил около 15 000 неприятельских солдат, т. е. столько же, сколько у него самого было войска. Вскоре обнаружился голод, производивший в городе страшные опустошения. В последние дни осады единственной пищей было черное клейкое тесто из овса, крахмала, бобов и какао, именовавшееся хлебом. Военнопленные австрийцы, которых Кейт отказался кормить, питались кожей своих ранцев, и к ним перестали присылать караульных, опасаясь, что последние будут съедены. И все-таки среди двенадцатитысячной массы генуэзцев, в большинстве враждебных французам и принужденных питаться кореньями и нечистыми животными, ни разу не обнаружилось ни одной попытки произвести бунт: так сильны были страх и уважение, внушаемые твердостью Массена и его гордым поведением! И когда, наконец, пришлось сдаться после целого месяца таких ужасных страданий, после того как от гарнизона осталась лишь половина, а население было доведено почти до голодной смерти, Массена добился почетной капитуляции. Он потребовал, чтобы за французскими ранеными был установлен хороший уход, чтобы ни один дружественный французам генуэзец не подвергался преследованиям, и грозил проложить себе путь штыками через ряды австрийцев. Он знал, что Массена способен сдержать свое обещание; притом его спешно отзывал Мелас на борьбу с армией Бонапарта; когда начались переговоры о капитуляции, Отт сам собирался снять осаду. Героическая оборона Массена (25 апреля – 4 июня 1800 г.) дает ему не меньше прав на славу, чем его победа при Цюрихе^[18].

Резервная армия. В то время как Моро и Массена таким образом отвлекали обе австрийские армии и освобождали от неприятеля пути на Турин и Милан, Бонапарт под покровом строжайшей тайны организовал резервную армию. Он громогласно заявлял, что она формируется в Дижоне; но присланные сюда шпионы коалиции нашли здесь лишь штаб с несколькими инвалидами; из этого они опрометчиво заключили, что такой армии вовсе нет, и венский Hofkriegsrat (придворный военный совет)^[19] предписал Меласу не принимать ее в расчет. По этому поводу распространялись всевозможные карикатуры; на одной из них был изображен двенадцати летний мальчик и рядом с ним инвалид на деревянной ноге, а внизу подпись: «Резервная армия Бонапарта». В конце концов, однако, коалиция догадалась, какое истинное значение имело это дижонское сборище. Но она могла думать, что формируемые войска предназначены для подкрепления рейнской армии, правое крыло которой упиралось в Швейцарию. Первый консул старательно поддерживал это заблуждение, а сам тем временем сформировал и заботливо распределил по разным местам множество мелких отрядов, составивших в совокупности семь пехотных дивизий. Эта армия должна была собраться у Женевы; правое крыло ее, под начальством Тюро, должно было перейти через Мон-Сени; левое, под начальством Монсея, представлявшее собой отряд, взятый из корпуса Моро, должно было перейти через Сен-Готард. Эту воинскую массу в 60 000 хороших солдат Бонапарт хотел перебросить в Италию, чтобы обойти Меласа и быстрым, смелым натиском снова захватить всю ту территорию, на занятие которой австрийцы потратили столько месяцев. Сам он продолжал заметать свои следы: из Парижа он уехал сначала в Дижон принимать парад, затем отправился к армии, главнокомандующим которой был назначен Бертье, следить за ее операциями. Он не хотел открыто идти вразрез с духом конституции, которая признавала консульство гражданской магистратурой, несовместимой с фактическим командованием армией. Но на самом деле им был выработан план всей кампании, он руководил ее ходом, наметил ее путь и ее этапы.

Переход через большой Сен-Бернар. Наполеон решил вести главную часть армии через большой Сен-Бернар. Переход начался 15 мая; солдатам приходилось преодолевать большие трудности, но бодрое настроение не покидало их. Им сказали, что «Ганнибал некогда прошел этой же дорогой со слонами». Инженер Мареско наскоро разведал путь; по мысли Мармона, пушки и гаубицы были заделаны в выдолбленные обрубки деревьев; каждую из них тащили с большими усилиями и часто сменяясь по 100 человек. Бонапарт, ехавший верхом на муле (а не на ретивом коне, как изобразил его Давид) и сопровождаемый местным горцем, указывавшим дорогу, воодушевлял всех своим присутствием. На вершине перевала добрые монахи, заранее предупрежденные, раскинули столы, и солдаты подкрепились пищей. Шорники привели в порядок упряжь. В Сен-Реми, где начинается проезжая дорога на итальянском склоне, ждал отряд мастеровых с походными кузнечными горнами, чтобы собрать артиллерийские повозки и снова поставить пушки на лафеты. Но спуск оказался труднее подъема. Одно неожиданное препятствие едва не остановило всего дела: форт Бард преграждал дорогу; пришлось опять снять пушки с лафетов, обернуть их соломой и тащить вручную вдоль крепостной стены в ночной темноте и глубоком безмолвии.

Этот спуск французской армии по альпийским ледникам в цветущие равнины Италии поразил врага так, как если бы она упала с неба. Это было, в самом деле, похоже на какой-то театральный эффект. В то время как Meлас еще ждал французов со стороны Генуи, Бонапарт уже победителем вступал в Милан при восторженных кликах населения, в котором «австрийская палка» быстро изгладила память о французских цепях. Он постарался всюду разгласить об этих манифестациях, которые поражали воображение и содействовали укреплению его авторитета.

Ломбардия была снова в руках французов. Бонапарт мог бы теперь двинуться прямо к Генуе, сжать разбросанные корпуса Меласа между своим свежим шестидесятитысячным войском и храбрыми ветеранами Сюше и Массена и тем спасти генуэзских героев от унижения капитуляции. Но он предпочел умалить славу Массена для увеличения своей славы. Между тем как Массена капитулировал в Генуе, Бонапарт готовился дать Меласу сражение, которое должно было решить участь Италии, – сражение, в котором должна была погибнуть та или другая армия. Он, как игрок, ставил на карту судьбу Франции, и счастье едва не изменило ему.

Монтебелло; Маренго (14 июня 1800 г.). Действительно, французской армии пришлось раздробить свои силы, чтобы по всем направлениям сдерживать натиск австрийцев. Дюшен занял линию Адды, Монсей охранял линию Тичино, Ланн и Мюрат расположились в Пьяченце и охраняли линию По, Таким образом, Мелас был совершенно окружен. Но вследствие такого дробления сил Бонапарт располагал теперь для атаки лишь 30 000 человек, тогда как Мелас, поспешно призвавший к себе на подмогу Отта из Генуи и Эльсница из Чевы, куда его в беспорядке отбросил Сюше, мог выставить 50 000 человек и прорвать окружавшую его армию в любом пункте по своему выбору. Шансы выигрыша в предстоявшей игре были явно на стороне Меласа. 10 июня Отт с 20 000 человек сделал попытку пробиться через теснины Страделлы, но наткнулся на французский авангард; Ланну, располагавшему всего 8000 человек, удалось опрокинуть австрийцев в блестящем сражении при Монтебелло. Наконец, 14 июня Бонапарт дал врагу решительный бой перед Маренго, недалеко от Александрии. Сражение едва не было проиграно. Трижды Ланн на дороге в Кастель Чериоло, Виктор на дороге к Сан-Джу-лиано и сам Бонапарт у Маренго принуждены были отступать перед австрийцами. В три часа дня поле битвы, казалось, осталось в руках неприятеля: Мелас, вступив в Александрию, уже рассылал во все стороны гонцов с вестью о своей победе, а начальнику его штаба, Заху, было приказано преследовать побежденных. Но Дезэ, вернувшийся из Египта и накануне посланный Бонапартом к Нови, чтобы предупредить обходное движение австрийцев, услыхал грохот пушек и поспешил на выручку своему начальнику. «Первое сражение потеряно, – воскликнул он, – но у нас есть время выиграть второе! » Австрийская колонна, занимавшая поле битвы, стояла без прикрытия. Мармон, выдвинув на позицию несколько свободных орудий, стал осыпать ее картечью; Келлерман, сын победителя при Вальми, двинул на нее своих драгун и опрокинул ее. Отряды Ланна, Виктора и консульская гвардия снова пошли в атаку, и час спустя поле сражения, потерянное в восьмичасовом бою, снова было в руках французов. К несчастью, виновник победы, Дезэ, пал одним из первых во главе атакующей колонны. «Ах, как прекрасен был бы этот день, если бы я мог обнять Дезэ после битвы! » – воскликнул Бонапарт вечером после этого достопамятного боя^[20]. Сражение при Маренго, хотя и случайно выигранное, все же имело огромные последствия. На следующий же день Мелас подписал в Александрии перемирие, в силу которого военные действия приостанавливались на пять месяцев и австрийцы обязывались очистить Италию до Минчио (14–15 июня).

Зимняя кампания; перемирия в Тревизо и Фолипьо. По истечении срока перемирия кампания в Италии возобновилась. Главнокомандующим по всем данным должен был быть Массена, но он проявил некоторую оппозицию 18 брюмера, да сверх того грешил излишней жадностью по отношению к побежденным. Под тем предлогом, чтобы не дать ему возможности грабить, Бонапарт поручил командование армией Брюну, устроителю Гельветической республики и победителю при Бергене. Позиция австрийцев в Италии все еще была очень сильна. Маршал Бельгард, преемник Меласа, сильно укрепился между Минчио и Адидже (Эч), заняв все четыре крепости четырехугольника. Корпус Лаудона, занимавший высокую долину Адидже (Эч), соединял его с Гиллером, охранявшим верхнее течение Инна. Брюн решил атаковать его в этой неприступной позиции и ждал лишь подкреплений, которые должен был привести к нему Макдональд из Швейцарии. Выйдя из Кура с 12 000 человек, Макдональд в зимнюю стужу двинулся через покрытые снегом перевалы Сплюгена, рискуя десятки раз погибнуть под лавинами или в пропастях. Несмотря на невозможность снабжать провиантом своих храбрецов, он в конце концов благодаря своей энергии и смелости обманул бдительность Гиллера, спустился в Вальтелину и укрепился в Триенте. Брюн форсировал переправы через Минчио у Поц-цоло и Мозембано и через Адидже (Эч) у Буссоленго, взял Верону, соединился с Макдональдом и, преследуя по пятам Бельгарда за Баккилионе и Бренту, заставил его подписать в Тревизо перемирие (16 января 1801 г.), согласно условиям которого австрийцы были отброшены за Тальяменто. Австрийцы должны были отдать французам те три крепости четырехугольника, которые еще держались, а именно: Ман-тую, Пескиеру и Леньяно. Еще до этого генерал Миоллис, командовавший правым крылом французской армии, разбил в Тоскане, у Сиенны, небольшую неаполитанскую армию, спешившую на выручку к австрийцам. Мюрат, приведший на помощь корпусу Миоллиса сильные подкрепления, совершил военную прогулку вплоть до южной Италии. Вместо того чтобы восстановить в Риме и Неаполе республики, он вернул власть прежним их властителям и только принудил неаполитанского короля подписать в Фолиньо перемирие, в силу которого неаполитанские порты должны были быть закрыты для англичан, а Тарент передан французам впредь до заключения общего мира. Вся Италия снова была во власти французов.

Моро у Гогенлиндена (2 декабря 1800 г.). Главное сражение этой зимней кампании произошло на германской территории. Моро командовал прекрасной дунайской армией, сильной как своим патриотизмом и верностью республике, так и дисциплиной и боевыми качествами. В своих операциях Моро не зависел теперь от самовластного начальника, каким был Бонапарт, и потому он мог полностью показать всю силу своей энергии и своего высокого таланта. Все время перемирия он использовал на то, чтобы реорганизовать свою армию и обучить ее путем постоянных маневров, а главное на то, чтобы ознакомиться с местностью. Своему личному, точному знанию топографии Гогенлинденского леса он всего более был обязан этой блестящей победой. Австрийская армия насчитывала 150 ООО человек, из них 20 ООО на правом крыле под начальством Кленау были растянуты от Регенсбурга до Ашаффенбурга, а 30 ООО на левом крыле, под командой Гиллера, охраняли Тироль. Главная, центральная часть армии в 100 ООО человек находилась под начальством эрцгерцога Иоанна, самонадеянного девятнадцатилетнего юноши, который приписывал все предшествовавшие неудачи австрийских генералов их чрезмерной осторожности, мечтал о смелых операциях и сосредоточении больших войсковых масс по примеру французских военачальников. Имея перед собой такого противника, как Моро, он должен был быть вдвойне осторожным. Моро мог противопоставить ему лишь 120 ООО человек, но это были превосходные войска, беззаветно преданные своему начальнику. Кампанию открыл его помощник Ожеро, оттеснив Кленау от Ашаффенбурга к Вюрцбургу, Нюрнбергу и Инголыптадту. Моро отрядил сюда для поддержания связи дивизию Сент-Сюзанна, а сам двинулся к Инну, между Мюльдорфом и Розенгеймом. Тогда эрцгерцог Иоанн составил дерзкий план атаковать Моро между Инном и Изаром, между тем как его помощник Кинмайер должен был с севера отрезать армии Моро связь с Мюнхеном.

1 декабря 1800 года Гренье, атакованный эрцгерцогом перед Мюльдорфом, у Ампфинга, удержал позицию до прибытия дивизии Гранжана, что позволило ему отступить в полном порядке. Исход сражения при Ампфинге, показавшегося австрийцам великой победой, довел их самоуверенность до апогея; они не понимали, что Моро умышленно завлекает их на поляну в глубине Эберсбергского леса, перерезанную лощинами, ручьями и густыми порослями. Он остановился у деревни Гогенлинден, в местности, прекрасно выбранной для того, чтобы не дать развернуться превосходной австрийской коннице. Одно узкое, замкнутое между двумя возвышенностями шоссе ведет через деревню Маттенбет из Мюльдорфа в Мюнхен. Эрцгерцог Иоанн смело двинулся по нему, вопреки справедливым представлениям своего ментора, старого генерала Лауера. Кинмайер должен был с севера грозить левому флангу Моро, но дивизии Леграна и- Ластуля сумели одни остановить его; с юга же генерал Риш должен был обойти правое крыло французов проселочными дорогами, ведущими к Эберсбергу. Хладнокровие Моро, искусный расчет операций и строгая точность в исполнении его приказов обеспечили французам полный успех. В то время как главные силы австрийской армии бесконечной колонной тянулись по мат-тенбетскому шоссе – пехота во главе, артиллерия в центре, конница в хвосте, – в то время как Гренье; Ней и Груши стойко выдерживали атаку эрцгерцога, Ришпанс и Декан, быстро пройдя тропинками, о существовании которых знал Моро, врезались между Ришем и главной колонной, чтобы зайти ей в тыл. Действительно, Декан задержал Риша и не дал ему послать подкрепления своему командующему. Войска эрцгерцога внезапно дрогнули и пришли в замешательство. Моро с радостью услыхал сильную канонаду в тылу австрийцев. Он немедленно двинул Нея против австрийской колонны и навстречу Ришпансу, бешено атаковавшему ее с тыла. Австрийское войско смешалось, как в водовороте, ряды расстроились, и солдаты разбегались по лесу, куда глаза глядят, карабкаясь на высоты или устремляясь в овраги. Вскоре маттенбетское шоссе было усеяно грудами трупов и раненых, лошадьми без всадников, разбитыми повозками, брошенными орудиями и артиллерийскими ящиками. 20 ООО убитых или взятых в плен австрийцев, около сотни орудий и огромное количество снаряжения – таковы были трофеи этой блестящей победы. Побежденные едва спасались под прикрытием ночи и снега (2–3 декабря 1800 г.).

Победа при Гогенлиндене была последней республиканской победой. Никогда больше Франция не видела такой скромности в своих военачальниках, такой сердечной к ним почтительности со стороны солдат, таких трогательных проявлений патриотизма, как объятия двух соратников, Нея и Ришпанса, на поле битвы, после того как они соединились, прорвав с двух сторон австрийскую армию. Моро и в голову не приходило раздуть свою победу хвастливыми рапортами: он донес о ней поразительно скромным письмом, заключавшим в себе всего несколько строк. Бонапарт сообщил о ней Законодательному корпусу, как об одной из величайших побед, когда-либо одержанных, и написал Моро, что он превзошел себя. Но позднее он взял назад свои похвалы. Он утверждал, что эта победа была результатом чистой случайности и что операции эрцгерцога Иоанна далеко превосходили операции его противника. Странно видеть такую мелочность со стороны величайшего военного гения, какого знает история. Но в глазах Бонапарта всякая похвала, достававшаяся другому, являлась ущербом его собственной славе.

Штейерское перемирие. Австрийская монархия находилась на краю гибели. Моро гнал перед собой жалкие остатки армии эрцгерцога на Инн, Зальц, Траун и Энпс. Каждый день был для него новым триумфом. Император поспешно призвал эрцгерцога Карла, у которого гофкригсрат отбил вкус к командованию, и назначил его на место его брата эрцгерцога Иоанна; это был единственный австрийский полководец, способный предотвратить дальнейшие поражения. Но когда он увидал, как расстроена армия, он посоветовал своему брату просить мира. Моро мог бы победителем вступить в Вену. Его помощники советовали ему предпринять этот поход, не представлявший теперь ни малейшей опасности, чтобы добиться от императора более выгодных условий мира. Но Моро решил остановиться по дороге к Эннсу, не желая доводить австрийцев до отчаяния. «Я предпочитаю, – сказал он, – завоевать мир»; прекрасный и редко случающийся образец военного бескорыстия. В силу штейерского перемирия (25 декабря) не сдавшиеся еще баварские и тирольские крепости должны были быть переданы французам, и Австрия, вопреки ранее принятым ею на себя обязательствам, должна была заключить с Францией отдельный от Англии договор.

Люневильсвий мир (9 февраля 1801 г.). Немедленно были начаты переговоры о мире. Барон Тугут передал руководство иностранными делами графу Кобенцлю, который лично отправился в Люневиль для переговоров с Жозефом Бонапартом. Первый консул в послании к Законодательному корпусу 2 января 1801 года указал, что непременным условием мира должно быть признание Рейна границей Французской республики, а Адидже (Эч) – границей Цизальпинской республики. Кобенцль безуспешно прилагал все усилия, чтобы добиться возвращения Тосканы эрцгерцогу Фердинанду; он принужден был согласиться на все условия победителя. В основу Люневильского мира был положен Кампо-Формийский договор с включением двух новых пунктов, не выгодных для Австрии: 1) были признаны две новые «братские» республики – Ватавская и Гельветическая^[21]; 2) Франц II должен был гарантировать договор не только от лица своей наследственной державы как австрийский государь, но и в качестве главы так называемой «священной Римской империи германской нации»: Бонапарт не желал иметь дело с новым Раштадтским конгрессом. Тоскана, отнятая у австрийского эрцгерцога Фердинанда, была превращена в королевство Этрурию и отдана сыну герцога пармского, женатому на испанской принцессе. Первый консул очень благоразумно отказался от мысли восстановить Римскую и Партенопейскую республики. Папе были возвращены его владения в том объеме, какой они имели в конце 1797 года, т. е. без Романьи и легатств. С неаполитанскими Бурбонами был заключен во Флоренции отдельный договор для утверждения условий перемирия, заключенного в Фолиньо, и Сульт с 10 ООО человек занял Отранто, Тарент и Бриндизи.

Люневильский договор это – мир на континенте; он знаменовал окончательный упадок Австрии. Отныне Габсбурги больше не могут домогаться той гегемонии в Европе, мысль о которой непрерывно дразнила их воображение с XV века. Австрия могла бы еще играть видную роль, если бы позаботилась о своем внутреннем сплочении, если бы захотела стать посредницей между Западом и Востоком и просветительницей полуварварских народов Восточной Европы. Но вместо этого она думала лишь о гибели своего верховенства в Германии. «Моя монархия потеряла столько людей и денег, – писал Франц II, – что она не в состоянии занимать в системе европейского равновесия подобающего ей места; вместе с тем я утратил все мои политические связи и в этом тяжелом положении не могу рассчитывать ни на одного искреннего союзника».

 

II. Война с Англией

 

Морская тирания Англии. Люневильский договор утвердил первенство Франции на континенте. Но Англия оставалась неуязвимой на своем острове. Владея Мартиникой, Санта-Лючией, пятью французскими городами в Индии, Гвианой, Капской землей и Цейлоном, отнятыми ею у голландцев, Миноркой и Тринидадом, завоеванными у Испании, она блокировала все порты Франции и ее союзников; она господствовала на всех морях, и ее владычество переходило в тиранию; она обогащалась захватами торговых судов, и не только французских, но даже принадлежавших нейтральным государствам. Напрасно Бонапарт, став первым консулом, заклинал английского короля дать свету мир. Ответ Гренвиля Талейрану привел к тому, что война стала еще более ожесточенною. Англичане решили завладеть Мальтою и Египтом, окончательно разгромить испанские и голландские колонии и уничтожить французский флот.

Потеря Мальты (б сентября 1800 г.). В Мальту был прислан совершенно недостаточный гарнизон в 4000 человек под начальством Вобуа. Вильнёв привел туда корабли, ускользнувшие от гибели при Абукире. Мальтийцы, очень дорожившие своей независимостью и крайне раздраженные ограблением церквей рыцарей Мальтийского ордена, подняли знамя восстания. Вобуа принужден был укрыться в крепости Лавалетте и здесь был осажден с суши мальтийцами под начальством каноника Кармана и одного нотариуса, Витал я. Со стороны моря его блокировали соединенные эскадры Англии, Португалии и Неаполя. Правда, крепость считалась неприступной, и для защиты ее было достаточно небольшого гарнизона, но как бороться с недостатком припасов и голодом? Уже с первых дней блокады нехватало дров; чтобы печь хлеб, приходилось ломать старые корабли. Цинга производила страшные опустошения: 660 человек, более восьмой части всего наличного состава, умерло в госпитале. Паек скоро был ограничен хлебом и растительным маслом, а вино и водку давали лишь раз в пять дней. Рис берегли для госпиталя. Осажденные развлекались фехтованием, танцами, театром. По временам распространялся слух, что англичане разбиты, что идут на выручку подкрепления, и т. п.; такими невинными выдумками Вобуа поддерживал бодрое настроение своих войск. Между тем командор Белл и португальский адмирал Ницца прислали полученные из Франции письма, которые не оставляли никакой надежды: попытка Бонапарта прислать вспомогательное войско потерпела неудачу. К началу сентября 1800 года, после 26-месячной блокады, в крепости осталось продовольствия только на восемь дней. Пришлось сдаться. Условия капитуляции были таковы: гарнизон выйдет из крепости с оружием в руках и будет отправлен в Марсель на английских кораблях. Остров Мальта останется в руках англичан до заключения общего мира; затем он будет передан или рыцарям ордена иоаннитов, или русскому царю, или неаполитанскому королю. Но англичане сумели навсегда удержать в своих руках этот ценный залог.

Перемена в политике Павла I; вторая лига нейтральных держав. Захват Мальты усилил раздражение императора Павла I против его союзников. Уже прежде он справедливо ставил в вину Австрии поражение Корсакова и Суворова. Он требовал отставки Тугута и реставрации итальянских князей в их владениях, отобранных у французов. Поводом к окончательному разрыву с Австрией послужило оскорбление, нанесенное русскому флагу в анконском порту. Со времени поражения при Бергене Павел I имел основания обвинять Англию в такой же измене общим интересам коалиции, как и Австрию. Отказ англичан вернуть Мальту ордену, гроссмейстером которого согласился стать Павел I, был для русского царя личным оскорблением. Павел I не ограничился выходом из коалиции, но еще образовал совместно с Пруссией, Швецией и Данией вторую лигу нейтральных государств по образцу лиги 1780 года, с целью общими силами организовать противодействие морской тирании Англии и закрыть для нее континент. В ту эпоху английский флот мог успешно бороться с соединенными морскими силами всего света. «Так как каждая война, предпринимаемая какой-либо континентальной державой, в итоге приводила к устранению какого-нибудь ее конкурента на мировом рынке и отдавала в ее руки флот и колонии ее противников, то в конце концов она стала смотреть на миллиарды своих займов и субсидий, как на издержки, необходимые для развития ее собственных ресурсов» (Ланфрэ). Как только английский кабинет узнал о союзе четырех нейтральных государств, он отдал приказ захватывать принадлежащие им суда. В продолжение нескольких недель было захвачено до четырехсот судов; англичане угрожали также датским колониям. В ответ на эти враждебные действия датский корпус занял Гамбург, главный передаточный пункт английской торговли с Германией, и закрыл англичанам доступ в Эльбу. Пруссаки вторглись в Ганновер и закрыли им доступ в Везер и Эмс.

Первый франко-русский союз. Таким образом, первый консул получил неожиданную помощь в борьбе с Англией. Он знал, что русский царь питает к нему расположение как к мстителю за вероломство австрийцев и славному победителю, водворившему во Франции порядок и готовящемуся восстановить в ней монархию. Бонапарт без труда мог привлечь к союзу с Францией русского царя при его фантастическом уме и «рыцарском» характере. Он вернул ему без выкупа заново обмундированных и вооруженных на французские средства русских пленников, оставшиеся в руках французов после сражения при Цюрихе. Он обещал вернуть Пьемонт сардинскому королю, восстановить папу в его правах, признать за русским царем титул гроссмейстера Мальтийского ордена и право собственности на Мальту. Эта ловкая предупредительность обольстила Павла. Начались переговоры в Париже. Русский посол Колычев предложил Бонапарту от имени своего государя принять титул короля с правом наследственной короны, «дабы искоренить революционные начала, вооружившие против Франции всю Европу». Этим поощрялись все честолюбивые замыслы первого консула. Русский царь, соглашаясь признать за Францией ее естественные границы, т. е. Альпы и Рейн, в то же время взял на себя роль защитника законной монархии в Италии и Германии и требовал, чтобы вопрос о вознаграждении, обещанном немецким князьям за отнятые у них земли, был разрешен при его посредничестве. В доказательство своего возрастающего восторженного настроения по отношению к Бонапарту Павел I резко потребовал от Людовика XVIII и его маленького двора, состоявшего из эмигрантов, чтобы они оставили Митаву. Он велел повесить в своем дворце портреты первого консула и публично пил за его здоровье.

А так как у обоих властелинов был один и тот же непримиримый враг, то естественно напрашивалась мысль о более тесном сближении между ними ради совместной борьбы с этим врагом, чтобы окончательно сокрушить индийскую державу Англии – главный источник ее богатства и мощи. Так возник тот великий план, первая мысль о котором, без сомнения, принадлежала Бонапарту, а средства к исполнению были изучены и предложены царем. Но трагическая смерть Павла в ночь с 23 на 24 марта 1801 года разом оборвала все начатые переговоры. Новый царь Александр I написал Георгу III примирительное письмо, велел выпустить из портов задержанные английские суда и освободить пленных матросов. Таков был конец первой попытки соглашения между Францией и Россией^[22].

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: