Героин - это ошибка, на которую ты не имеешь права.

 Я смотрю на стену, смотрю сквозь нее, смотрю сквозь всю вселенную, но не вижу ничего. Пустота. Чувствую, как Робби перевязывает мне руку, чувствую, как набухают вены. Сердце стучит еще быстрее, и я закрываю глаза. Я знаю, что все случится сейчас, я задыхаюсь пустотой, останавливаясь на пике ожидания. Не больше секунды, до того, как острая игла с легкостью проходит сквозь тонкую кожу, но я превращаю этот момент в вечность.

 Все происходит быстро, без лишних движений, без слов. Я не жду, когда героин подействует, потому что эффект не заставляет себя ждать. Тело становится несуществующим, в груди расходится тепло, все исчезает, весь мир вместе со мной.

 Я падаю слишком низко и поднимаюсь слишком высоко одновременно. Я еще ни о чем не жалею, и мало чего могу понять. Мне все равно, потому что я где-то за гранью того, что называют реальностью. Я разбиваюсь на осколки, на миллиарды крошечных частичек. Я везде, но в то же время меня нет нигде. Я застрял где-то между кадрами в старой пленке, я где-то там, где никто даже не подумает искать.

 Включается свет, зрители покидают зал, а я остаюсь сидеть на своем месте, пялясь на белый экран. Я счастлив, на моем лице снова появляется улыбка, радостная, окрыленная.

 - Ну как? – с интересом в голосе спрашивает Робби, но я даже не оборачиваюсь в его сторону.

 - Идеально, - выдержав небольшую паузу, на выдохе говорю я, и он звонко смеется мне в ответ.

 *****

 Я просыпаюсь уже после полудня на том же диване, на котором сидел вчера, от того, что все тело сотрясается от холода. Я не замерз ночью, не простудился. Дело в другом, дело в героине.

 В первый раз никого не берет. Вот только у меня это был далеко не первый раз, первый раз после перерыва, но перерыв не имеет значения, перерыв не стирает того, что было раньше. Я вправду поверил, что ничего страшного не случится? Я поверил или убедил себя, что верю? Я зашел слишком далеко. Я играл с огнем, и я не просто обжегся, я сгорел, превратился в маленький черный уголек.

 Что теперь? Что мне делать?

 Робби все еще спит, но я не собираюсь его будить, или тем более разговаривать с ним, я просто ухожу. Я должен был сделать так вчера, когда у меня был шанс. Теперь меня не спасет мой «побег», выхода нет, есть только мои жалкие и бессмысленные действия. Я проклинаю себя, зная, что от этого ничего не измениться, даже если я прокляну весь этот гребанный мир, он останется таким же, не провалится под моими ногами. Я ничтожество, все то же ничтожество, которым был всегда, ничего не изменилось, я остался таким же. Возможно ли что-то исправить? В голове звучит твердое «нет», точно такое же, как я должен был сказать вчера Робби. Он выиграл, он выполнил свою работу.

 Конечно, наша встреча не была случайной и он не из интереса все знает о моей жизни. У меня появились деньги, а значит, я стал выгодным клиентом, на котором можно хорошо зарабатывать. Робби просто должен был вернуть меня, и он сделал это, а я оказался глупее его, если открыл для себя правду только сейчас. Он просто делал свое дело, иначе ничего бы не случилось, иначе все было бы по-другому. Я должен был сразу понять, что происходит, я ведь знал, как может закончиться эта история, я знал, кто такой Робби. Я знал, но ничего не предпринял, бездумно надеялся, что несчастье обойдет меня стороной, что со мной просто не может ничего случиться.

 Опрометчиво, легкомысленно, необдуманно и слишком поздно.

 Я все потерял, хотя у меня был выбор, хотя у меня было время одуматься. Я все потерял по своей вине. Ничего больше нет, а то, что осталось, на самом деле только иллюзия. Мы с Фрэнком – нас тоже больше нет, хотя сам Фрэнк еще ничего не знает. Есть я, и есть он, хотя фактически мы все еще вместе. Это ненадолго.

 Возвращаясь в свой номер, я падаю на мягкую кровать. Сейчас больше всего мне хочется быть мертвым, задохнуться воздухом и перестать существовать на этой планете, потому меня здесь больше ничего не держит. Все разрушено, все, чем я жил.

 Я достаю из кармана телефон, и на экране высвечивается семь пропущенных вызовов от Фрэнка. Он волновался за меня и, наверное, волнуется до сих пор, ведь я так и не позвонил ему вчера вечером. Я вообще подумал о нем вчера, о его чувствах? Я вспомнил о нем?

 Я набираю его номер, и Фрэнк почти сразу берет трубку, как будто сидел и ждал моего звонка. Кто знает, может быть, так и было...

 - Прости, что вчера не позвонил, я рано заснул. Был тяжелый день, - поспешил сказать я.

 Ложь, опять ложь, в которую Фрэнк, конечно, поверит. Мне жаль, что приходится врать, но нет сил сказать правду, хочется хоть немного насладится своим уходящим счастьем.

 - Все в порядке? – взволновано спрашивает он. – Как выставка?

 - Все хорошо, - не задумываясь, коротко отвечаю я. Мне не хочется делиться впечатлениями, что-то рассказывать. – Я очень скучаю по тебе, - добавляю я, и это единственное, в чем я ему не лгу, это чистая правда.

 В глазах собираются слезы, я не могу поверить, что потеряю Фрэнка, что потеряю того, кого, казалось бы, совсем недавно обрел. Для него в наших отношениях ничего не изменилось, все осталось точно таким же, каким было вчера, позавчера или неделю назад. Он еще не знает, что я предал его, предал его доверие.

 Фрэнк говорит, что тоже скучает, и я грустно улыбаюсь его словам. Он расспрашивает меня о вчерашней выставке, и я пытаюсь придать моему голосу как можно больше радости, я не хочу, чтоб он заметил, что что-то не так. Я не хочу, чтоб он беспокоился, хотя бы сейчас, пока все может оставаться по-прежнему. Ведь скоро даже этого не будет, и мне останется только вспоминать о том, как все было.

 - Я люблю тебя, - вдруг говорю я, и Фрэнк засмеялся мне в трубку. Жизнерадостно и счастливо.

 - Я тебя тоже, - ответил он.

 - Я хочу, чтоб ты знал, что я тебя люблю, - повторил я.

 Люблю, но своими действиями все порчу. Люблю, но скоро ты даже не поверишь в мои слова, Фрэнк.

 - Знаю, я знаю, - говорит он, его низкий голос звучит мягко и ровно.

 Я говорю с Фрэнком, и будто оказываюсь во времени, когда все еще было хорошо, я оказываюсь там, где нет никаких проблем. Но вскоре не останется даже этого, все превратится в прошлое.

 Мне хочется стереть вчерашний день, хочется, чтоб он оказался лишь сном. Но это невозможно, чуда не произойдет. Я совершил огромную ошибку, за которую заплачу сполна. Я заслужил такое наказание, полностью заслужил.

 Мы с Фрэнком обмениваемся еще парой фраз, когда в дверь моего номера кто-то постучал. Я подумал проигнорировать этот стук, не обратить на него внимания. Но он раздался еще раз. И еще раз. Может быть, горничная? Хотя, насколько я знаю, у них есть свои ключи, она бы не стала так ломиться сюда. Это кто-то другой.

 Я сказал Фрэнку, что позвоню вечером, а возможно, даже раньше, и мы попрощались, еще раз сказав друг другу слова любви, которые стали значить для меня даже больше, чем раньше, потому что их тоже не станет, как и всего остального.

 В дверь до сих пор кто-то настойчиво стучит, и мне приходится побороть слабость в своем теле, чтоб встать с кровати и подойти к двери. Я не знаю, кто это, но мне все равно. Это меньше всего волнует меня сейчас, это не важно, и я даже не спросив, кто там, открываю дверь своего номера.

 - О господи! Что ты здесь делаешь? – удивленно воскликнул я, даже не удосужившись поздороваться.

POV Gerard

 С порога на меня смотрит Линдси, застенчиво улыбаясь и не спуская с меня своих темно-карих глаз. Сегодня она выглядит проще, чем вчера: на губах нет ядерно-красной помады, глаза тонко подведены черным карандашом, волосы ровными прядями спадают вниз до плеч, немного завиваясь у кончиков, да и одета она в обычную повседневную одежду. Но все же внешность девушки не настолько изменилась, чтоб я сразу же не узнал ее, тем более что с нашего с ней знакомства прошло совсем мало времени.

 Я все еще удивленно смотрю на Линдси, ожидая ответа на свой вопрос, надеясь услышать хотя бы пару слов качестве объяснения. Что она здесь делает? Не помню, чтобы я приглашал ее в гости, да и тем более давал ей знать, где живу. И все-таки она сейчас здесь стоит передо мной, не говоря ни слова и, похоже, не собираясь мне ничего говорить. Она лишь нервно теребит пальцами края футболки, будто ожидая чего-то от меня. Сама пришла, а я должен говорить?

 Хорошо, раз так, тогда я позволю задать себе следующий вопрос.

 - Как ты меня нашла? – все так же удивленно спрашиваю я, нахмурив брови и, словно пытаясь найти какие-то ответы во внешности девушки, мельком осматриваю ее с ног до головы.

 Еще пару секунд она молчит, протяжно выдыхая воздух, а потом все-таки находит в себе силы хоть что-то сказать. И мне почему-то кажется, что этот момент растягивается в целые минуты, точно как в замедленной съемке: она раскрывает рот, взмах ресниц, блеск испуга во взгляде, растерянность, а затем уже звучит голос, отбиваясь от языка и разлетаясь по помещению несколькими словами.

 - Ты не впустишь меня? – тихо спросила Линдси, боязливо вглядываясь в мои глаза. – Я ненадолго. Я все объясню и уйду, просто не хотелось бы говорить с порога. Но, конечно, если ты против, я... – она не договорила до конца, когда я открыл дверь шире, нехотя приглашая ее внутрь.

 Не знаю, что ей нужно объяснять и вообще, что ей нужно от меня, но на долгие разговоры я не настроен. Надеюсь, она не рассчитывает на мое гостеприимство, потому что вряд ли я сейчас способен на подобные знаки внимания, да и зачем?

 Мы вместе прошли вглубь номера: девушка уселась на кресло в углу комнаты, а я устроился сбоку на диване, смотря на Линдси, которая теперь всячески пытается избежать любого зрительного контакта со мной. И что это должно означать?

 - Ты хотела мне что-то объяснить, как я понимаю? А теперь ты сидишь и молчишь, - начал я, понимая, что если ждать первого слова от Линдси, то на это может уйти еще очень много времени, которое я не хочу тратить на нее.

 Девушка наконец-то поднимает на меня глаза и зачем-то кивает, что от этой картины у меня создается впечатление, словно я сам заставил ее придти, а теперь вынуждаю что-то говорить мне.

 Тишина съедает время, уничтожая вместе с ним мое терпение, но я жду, когда Линдси опять решиться хотя бы на парочку слов, а может, даже фраз.

 - Я пришла извиниться за вчерашнее, - произносит она, сжимая пальцами колени. – Прости, что так получилось. Мне, правда, очень неудобно... и стыдно. Я даже не знаю, что меня может оправдать, - девушка нервно хихикнула, явно из-за волнения, и постаралась улыбнуться.

 - Скажем, что ты просто слишком много выпила вчера, - пожав плечами, сказал я.

 На самом деле я давно выкинул из головы наш «инцидент», мало того, у меня нет даже желания сосредотачивать на нем свое внимание. Хотя в остальном то, что Линдси решилась прийти и извиниться показывает ее с лучшей стороны, и я бы обязательно оценил этот жест, только не сейчас, когда меня тошнит от всего окружающего меня мира.

 Конечно, эта девушка ни в чем не виновата, да и я не виню ее, просто не могу принять ее должным образом, не могу оправдать ее ожидания, обнадежить ее, чтоб она понимала, что пришла не зря. Не могу улыбнуться, говоря ей, что все в порядке. Вместо этого я лишь равнодушно смотрю на нее, ожидая, когда наконец-то останусь один в этом чертовом номере.

 Я молчу и Линдси молчит, словно ожидая от меня еще каких-то слов, и что я должен сказать теперь? Я прощаю тебя? Вряд ли я на нее обижен, чтоб прощать, и вряд ли сейчас ее вчерашняя глупость имеет для меня хоть какое-то значение.

 - Если ты боишься, что я буду плохо думать о тебе, то ничего такого нет. Все в чем-то ошибаются, - вдруг опять заговорил я. – И ты совершила не такую уж и страшную ошибку, - уже тише произнес я.

 Она совершила не такую уж страшную ошибку, моя ошибка намного страшнее.

 Ее жизнь не станет другой, ничего не изменится, ей не за что переживать. Ее может помучить совесть, но это очень скоро пройдет, уже завтра она посмеется над тем, что позволила себе вчера, ее маленькая оплошность останется лишь проходящим эпизодом, настолько незначительным и ненужным, что она и вовсе перестанет о нем вспоминать. А я, что будет со мной? Я никогда не забуду и вряд ли смогу что-то исправить.

 Я грустно вздыхаю и устало прикрываю глаза, пытаясь представить, что все произошедшее со мной вчера не правда, что все по-прежнему. Но что толку? Самообман, чтоб на пару секунд отключиться от реальности, а потом вернуться обратно, медленно поднимая тяжелые веки. Что дальше?

 Я заметил оттенок улыбки на лице Линдси, какой-то мягкой и теплой, будто бы ей она пытается высказать мне свою благодарность. Благодарность за то, что я избавил ее от чувства вины, лишних назойливых мыслей, в какой-то степени это даже эгоистично, но так поступает почти каждый из нас. В какой-то момент мне даже показалось, что теперь, когда девушка убедилась в том, что я не держу на нее зла, она расплывется в широченной улыбке, а потом просто поднимется с дивана и направится к выходу, так как ее больше здесь ничего не держит. Но вместо этого, она не спуская глаз, смотрит на меня, проникновенно, глубоко, и где-то в этом взгляде есть горечь и досада, еле уловимые нотки печали и тоски.

 Значит, еще не все.

 - Ты понравился мне, - вдруг говорит она, на одном дыхании, блестя карими глазами. – И я не знаю, зачем я вчера так... Ведь, получается, я сама все испортила! Не подумай, что я так всегда веду с теми, кто мне нравится, я сама не знаю, что на меня нашло. Может, и правда это все алкоголь. И теперь я не могу избавиться от мысли, что все могло бы быть немного иначе, если бы не мой поступок, - она говорила не громко и прерывисто, делясь со мной тем, что ее так сильно мучает и волнует.

 Она пытается что-то изменить, скорее всего, надеясь на взаимность, думает, что не будь вчера той дурацкой ситуации в баре, мы могли бы с ней стать больше чем обыкновенными знакомыми или даже больше, чем друзьями. Ведь она, правда, в это верит, питает какие-то надежды, которым на самом деле не суждено сбыться. Мы все порой разочаровываемся в чем-то, терпим поражения, от этого никто не застрахован. Сегодня ты, завтра кто-то другой, все закономерно, хотя иногда до ужаса несправедливо. Так же и с Линдси. Разве мне хочется расстраивать ее, рушить ее хрупкие женские мечты, которые она только начала строить? Мне жаль, что все получается именно так, жаль, что она сделала неверный выбор, жаль, что в любом случае, я сведу все наивные надежды Линдси на нет. Она виновато смотрит на меня, и мне хочется отвернуться. Ведь этого не должно было произойти, вся эта симпатия сейчас явно лишняя, и для нее, хотя она еще не понимает этого, а уж тем более для меня.

 Ошибка за ошибкой, и кажется, что все вокруг стало слишком неправильным.

 - Ты ничего не испортила, - я утешительно дотронулся до плеча девушки, мягко и практически невесомо. – И ты мне нравишься, - произнес я, и ее глаза в один миг загорелись, словно в них зажглись маленькие яркие огоньки. Она уже собиралась что-то сказать, но я перебил ее, продолжая говорить. – Но не в том смысле нравишься, в котором ты можешь подразумевать. Просто ничего не может быть, в любом случае, и ничего не могло быть. Проблема не в тебе, проблема не в том, что вчера случилось между нами, проблема во мне, если так можно сказать, - мой голос звучал размеренно и спокойно, даже в какой-то степени монотонно.

 Огоньки погасли так же быстро, как и загорелись, но так должно было произойти.

 Вдруг Линдси нервно засмеялась, покачав головой и опустив глаза, но в следующую секунду она опять смотрит на меня, и теперь уже я чувствую себя виноватым, хотя тут нет ничьей вины. Она это знает, и я знаю.

 - Я понимаю, я все понимаю, - на выдохе говорит она, и словно в подтверждение своих слов кивает. – Извини, мне не стоило поднимать эту тему, - тихо добавила Линдси.

 Между нами повисла тишина, какая-то неловкая и неприятная, и мы не только перестали смотреть друг на друга, но и говорить в общем, потому что все, о чем мы могли бы вести беседу сейчас покажется неуместным. Такой ли встречи она ожидала? Да и стоило ли ей вообще приходить ради того, чтоб мы обменялись парой слов, пытаясь натянуть на свои лица улыбки? Мы ведь все равно больше никогда не встретимся, больше никогда не увидим друг друга.

 Возможно, все могло бы быть по-другому, мы даже могли бы стать друзьями. При других обстоятельствах, с другим мной, который вчера исчез. В другой жизни, а значит, уже никогда. Все, что еще вчера было реальным, сегодня – пепел, и жизнь словно остановилась, сломалась на моих глазах.

 Мои мысли уже где-то далеко за пределами этой комнаты, и на какое-то время я даже забыл о том, что Линдси все еще здесь. Я не думаю ни о ней, ни о том, зачем она пришла, настолько чужие и ненужные для меня сейчас эти вещи, эти мелочи, которые когда-то даже могли показаться мне важными.

 - Джерард, - осторожно окликнула меня девушка и я испугано дернулся. – Я больше не буду тратить твое время. Спасибо, что пустил меня... и я уже, наверное, пойду, - растеряно говорит Линдси, и будто бы ждет, что я предложу ей остаться еще ненадолго. Но в свою очередь я лишь вздыхаю, поднимаясь с дивана, чтоб провести ее, и она тоже встает на ноги, подходя ближе ко мне.

 Пожалела ли она, что вообще пришла сюда?

 Уже возле входной двери мы снова посмотрели друг на друга, девушка выдавила из себя легкую улыбку, и я попытался сделать то же самое, не смотря на то, что ни ей ни мне, сейчас не хочется улыбаться, пусть по разным причинам. Кто-то из нас должен попрощаться первым, но почему-то никто не может решиться, вместо этого мы переминаемся с ноги ногу, поджимаем губы, нервно блуждая взглядами по прихожей.

 - Я задерживаю тебя, - вдруг сказала Линдси и открыла перед собой дверь, а потом переступила порог и обернулась ко мне. – Еще раз извини за все, что было не так. И удачи тебе, - снова улыбка, на этот раз искренняя, не притворная.

 Я отвечаю ей лишь словом «спасибо» и, дождавшись, когда она уйдет, закрываю дверь.

 Думаю, теперь нам обоим стало легче от того, что все закончилось.

 Я поплелся в спальню с единственным желанием – уснуть, и надеждой, что, когда я проснусь, сердце уже не будет так болезненно сжиматься в груди, а вместе с этим исчезнет и душевная тревога, беспрерывно терзающая и сводящая меня с ума.

 Заснуть я так и не смог, и это ощущение мне настолько знакомо, что я спокойно принял его, до вечера пролежав на кровати и бессмысленно пялясь в потолок. Я спал наяву, а может, бодрствовал во сне, но все вокруг стало настолько абстрактным, что я не замечал ни, как проходит время, ни себя в этом времени, которое неумолимо летит вперед.

 Сердце все так же тяжело бьется в груди, ничего не изменилось. Пожалуй, мне стало только хуже, хотя я все еще пытаюсь убедить себя, что в этом нет ничего страшного. Я бы мог даже поверить в это, если бы не переживал подобного раньше. Симптомы очень похожи на обыкновенную простуду, вот только в моем случае вряд ли все ограничится насморком. Я знаю, во что потом это выльется, знаю, но никак не могу остановить, как бы ни хотел.

 Все заново. Но я устал проклинать и ненавидеть себя, все бессмысленно, потому что, этот механизм не остановить, если он запущен. За героин нужно платить своей болью, своей жизнью. Слишком дорого, и мне придется расплатиться. Тут нет выбора, я ведь знал, на что иду, хотя и могу убеждать себя в обратном, я все равно знал и понимал, во что ввязываюсь.

 *****

 На последующие дни у меня было назначено пару деловых встреч, которые, кстати, прошли весьма удачно, не смотря на то, что я пережил их с огромным трудом. И дело не только в том, что я стал чувствовать себя намного хуже и каждое движение теперь отдается резкой болью по телу, а и в том, что у меня не было даже желания с кем-то встречаться, о чем договариваться.

 Я перестал радоваться от того, что наконец-то получаю плоды своих долгих стараний, что мое творчество получило чье-то признание. Я безумно хотел этого успеха, ждал, когда это произойдет, а теперь я опустошен, и радость умирает во мне, не успев даже родиться. Мне говорят, что я талантлив, предлагают неплохие деньги за картины, приглашают на новые выставки, а я просто соглашаюсь, не успевая сообразить, что происходит.

 Все равно это не будет иметь значения, если я потеряю Фрэнка, если его не будет рядом со мной, ничего не будет иметь значения. К черту эти картины, искусство, мои амбиции, мечты. К черту! Без Фрэнка не было бы ничего, и ничего не будет.

 Потому что я ничтожен.

 Потому что я жалок.

 Иногда меня и вовсе не существует.

 Вместо сна ночью я просто плачу, порой без слез, но душа плачет внутри, она рыдает не переставая. Каждый вечер я разговариваю с Фрэнком по телефону, улыбаюсь его голосу, только так я еще могу почувствовать себя счастливым. Я совсем потерял силы бороться, потерял последние капли веры в себя, в то же время мое самочувствие стало просто невыносимым – я с трудом поднимаюсь с кровати из-за жуткой боли в костях и мышцах.

 Но и этим вечером я звоню Фрэнку, неизменно, не зависимо от того, насколько мне плохо. Мы говорим с ним, и когда он спрашивает меня, почему мой голос так странно звучит, мне хочется сказать ему правду, но я не могу. Наверное, не стоит говорить об этом по телефону, не хочу, чтоб он узнал об этом вот так, он в любом случае узнает, но это должно произойти иначе. И я отвечаю, что просто приболел. Я не хочу ему врать, но что еще мне остается?

 Мы прощаемся раньше обычного, но как всегда со словами «я люблю тебя».

 Сможет ли Фрэнк когда-нибудь простить меня? Сколько бы я не задавал себе этот вопрос, я не могу найти ответ, существует только два варианта, и оба из них возможны. Даже если он не простит, я приму это, я соглашусь с этим, если он не простит, значит, я не заслужил его прощения.

 Я практически неподвижно лежу на кровати, пока спустя час я не беру свой мобильный и не набираю номер Робби, но он сам не очень-то спешит брать трубку.

 - Приезжай ко мне. Сейчас. Ты знаешь, где я живу, - сразу же сказал я, как только услышал короткое «слушаю» после занудных гудков.

 Я не собирался здороваться с ним, вести какие-то разговоры, мы оба знаем, зачем я звоню, и это не нуждается в каких-либо объяснениях, потому тратить на них время я не буду.

 - Так срочно? – спросил Робби, и по его голосу явно можно было услышать, что он улыбается. Еще бы он не улыбался – это было бы не похоже на него. – Хотя, честно говоря, я думал, ты позвонишь раньше. Можно сказать, я ждал твоего звонка, - насмешливо произнес он, и я непроизвольно скривился.

 - Ты приедешь? – спросил я, проигнорировав издевки Робби. Он засмеялся, и некоторое время просто молчал, дыша в трубку. Меня это ужасно раздражает, но я ничего не говорю, не возмущаюсь, а послушно жду, когда этот придурок наконец-то соизволит хоть что-нибудь сказать.

 - Я скоро буду. Знаешь, я даже скидку сделать для тебя могу, - уверен он опять улыбнулся, я даже могу представить ядовитую ухмылку на его лице. Как я мог вообще связаться с этим человеком?

 - Да пошел ты, - прошипел я и на другом конце линии опять раздался смех.

 - Не злись, Джи. Жди меня где-то через полчаса, а может быть, даже раньше, - сказал он, и я, услышав все, что мне было нужно, положил трубку, откинув телефон в сторону.

 Мне противно от одной мысли, что я не могу так просто отказаться от героина, что сейчас это невозможно, хотя бы потому, что если мое состояние еще больше ухудшится, я не смогу даже доехать до аэропорта, не говоря уже о самом полете. Мне нужно дожить до пятницы, до того дня, когда я вернусь домой.

POV Gerard

 Наркотик опять подействовал. С новой силой, новым безудержным потоком помчался по моим венам. Эйфория мешается со страхом, я смеюсь и одновременно страдаю. Моя беспричинная радость убивает, превращает меня в куклу, механизм, который вот-вот выйдет из строя. Но я держусь, в очередной раз ныряя в бездну зависимости, в которой, наверное, мне и суждено задохнуться, однажды опять нырнув, всплыть уже бездыханным телом.

 Я вижу, как жизнь катится вниз, как я падаю, слишком быстро, и уже не могу остановиться, лечу туда, откуда пришел, оставляя позади то, что могло стать моим будущим. Светлым будущим, теперь окутанным мраком. Я успеваю лишь помахать рукой, сказать тихое прощай своим мечтам, пока мой разум совсем не перестает слушаться меня.

 Зачем я убиваю себя? Чем я могу себя оправдать?

 Мне просто нужно дожить до пятницы. И кроме героина мне никто в этом не может помочь. Дожить до пятницы, чтоб умереть в субботу. Может быть, немного позже. Но сколько еще это будет продолжаться? Дожить до пятницы и наконец-то попасть домой. Пролететь над чертовой Америкой и не выблевать себе под ноги свой желудочный сок. Не привлекать лишнего внимания ни в чем не повинных пассажиров, избежать возможных подозрений. Эти шесть часов полета все будет будто бы нормально. И я попаду домой. Где все и закончится, где закончится моя история, где я потеряю последние силы. Слишком пессимистично. Но есть ли причины для оптимизма? Есть ли причины верить, что я смогу все исправить?

 Где-то внутри меня еще есть надежда, но она так мизерна и незначительна против тысячи сомнений. Я знаю себя, я знаю, что никогда не умел справляться с серьезными проблемами. Ничего не изменилось, и один я все так же бессилен. А Фрэнк не должен помогать мне во второй раз. Я не имел права предать его, но я это сделал, а значит, и права на его помощь у меня больше нет. Это было бы не справедливо заставлять его еще раз проходить через все эту грязь, опять спасать меня. Я не заслужил второго шанса, и я ничего не прошу. Вряд ли я достоин того, чтоб Фрэнк снова тратил на меня время. Я не хочу становиться его проблемой, я и так многое испортил, во многом разочаровал его.

 Я обречен и в этом только моя вина, которую я полностью признаю, я пожинаю плоды своих собственных ошибок, своей собственной глупости. За все нужно платить, за каждый свой поступок – это неизбежно, да и бежать некуда, скрываться негде, оправдываться нечем. Это не сказка – счастливого конца не будет, по крайней мере, я в него уже почти не верю.

 - Спасибо. Приезжайте еще, - улыбнулась девушка на рецепции, когда я протянул ей ключ, выселяясь из отеля. Она схватила его и положила в одну из многочисленных ячеек, под которой написан номер комнаты, где я проживал.

 Местное время. Нью-Йорк. Лондон. Париж. Токио.

 Над моей головой во всю работают часы, крутятся стрелки. Жизнь бежит вперед во всех уголках планеты, и все мы бежим вместе с ним. И я тоже. Разве у меня есть выбор?

 - Всего доброго, - пытаюсь улыбнуться в ответ, пытаюсь выглядеть любезно, но мне кажется, моя улыбка выглядела довольно жалко.

 Я медленно отхожу от рецепции, бросая еще один мимолетный взгляд на часы, а потом разворачиваюсь и, проходя через весь просторный холл, выхожу на улицу. Передо мной открываются стеклянные двери, в лицо дует прохладный ветер, а мне навстречу идет таксист, подхватывая мою дорожную сумку и запихивая ее в багажник. Он начинает что-то увлеченно рассказывать, над чем-то смеяться, а я просто киваю и сажусь на заднее сидение, не слушая его болтовни.

 Мы сдвигаемся с места, за окнами пролетает город, над городом чернеют тучи и, кажется, собирается дождь – надеюсь, из-за него не отменят рейс. Я не хочу задерживаться здесь больше ни одного лишнего часа, ни минуты, я не волнуюсь за свою безопасность, не боюсь нелетной погоды – это все пустяки, я просто хочу наконец-то оказаться в этом гребаном самолете, я наконец-то хочу отправиться домой, оказаться подальше отсюда.

 - Так резко погода испортилась, правда? – вдруг обратился ко мне водитель, обернувшись через плечо. Я равнодушно посмотрел на его жизнерадостную улыбку и промычал тихое «угу» в ответ, надеясь, что мне не придется больше выслушивать его, но он продолжил. – Хотя это хороший знак – дождь в дорогу. Домой едите, наверное? – спросил он, явно желая завести разговор и, по всей видимости, не замечая, что я не настроен на общение с ним. Я вообще сейчас ни на что не настроен, ни на какие контакты с внешним миром.

 - Да, домой, - все же ответил я, поворачиваясь лицом к окну и смотря, как по нему стекают тоненькие струйки только что начавшегося дождя, который с каждой секундой становится все сильнее и сильнее.

 Водитель сразу же включил дворники, и они ломаными рывками стали смахивать воду с лобового стекла. Как только она размывает весь обзор, превращая его в мокрое неразборчивое пятно, дворники в ту же секунду вступают с ней в борьбу, расчищая стекло.

 И так опять и опять. Снова и снова. И так сотню раз.

 Водитель что-то пробормотал себе под нос и включил передние фары для лучшего видения, как сделало еще множество машин за и перед нами. Слышится звук дождя, бьющегося об асфальт и машины и звук соприкосновения шин с мокрой дорогой, такой мягкий и скользкий. Движение не прекращается, впереди горит зеленый свет, а значит, мы можем двигаться дальше вместе с остальным потоком автомобилей.

 - Далеко лететь? – опять заговорил водитель, и его голос прозвучал достаточно резко в царящей тишине.

 Я устало вздохнул, подняв глаза и уставился на таксиста, хотя отсюда мне видно только часть его лица. Я еще некоторое время молчу, словно задумавшись, но на самом деле у меня просто нет сил разговаривать, мне лень сказать даже пару слов, да и не очень-то хочется.

 - Нью-Йорк, - промямлил я, и водитель в ответ лишь присвистнул.

 Надеюсь, он больше ничего не спросит, надеюсь, что ехать осталось не долго. Надеюсь, скоро все закончится и мне станет спокойней. Я смогу быть честен, пускай, это убьет все мои мечты, но я наконец-то буду честен. С самим собой, с Фрэнком, пусть это убьет наше будущее, но это лучший выбор из всех и единственный правильный. Слишком много грязи, слишком много лжи, все это лишнее, и пора уже открыться, смыть свой грим, признать свою ничтожность, свою слабость. Ложь причинит больше боли, чем правда, даже такая ядовитая, как моя. Но, по крайней мере, это буде правдой. Скорее бы все закончилось, скорее бы.

 Водитель что-то рассказывает, какие-то свои истории абсолютно не интересные мне, и я его совсем не слушаю, да и ему самому, кажется, плевать на то, есть у него слушатели или нет. Я слышу только глухой стук дождя и собственные мысли, хаотично кружащие в моей голове.

 Скоро все закончится. И мне вроде бы не страшно, но безумно больно. Ведь так и должно быть, когда ты знаешь, что твоему счастью пришел конец. Когда ты знаешь, что сам во всем виноват.

 Сердце бьется, словно в истерике, когда я представляю, как Фрэнк улыбнется мне при встрече, еще ничего не зная, как мне станет еще больнее, чем сейчас. Я должен справиться. Хоть раз. Хотя бы теперь, когда уже поздно. Я должен был быть сильным раньше, я должен был беречь то, что у меня было. Но я не сумел, и я никогда себе этого не прощу.

 Люди. Очереди. Чужие голоса, сливающиеся в шум. Светящиеся табло с информацией о рейсах.

 Ваш паспорт, пожалуйста. Ваш билет, пожалуйста. Ваш багаж, пожалуйста.

 Зал ожиданий. Синие сидения. Глупые магазины. Вокруг бессмысленная суета, от которой начинает кружиться голова, все превращается в хлам, все вокруг. Люди чему-то радуются, чему-то улыбаются, они счастливы, и я знаю какого это, я чувствовал это сам, но теперь могу гордиться лишь воспоминаниями, больше гордиться нечем.

 Какой же я дурак. Что я наделал. Это уже не крик души, а ее тихий шепот, предсмертный хрип, разочарованный и лишенный всякой веры. Что же я наделал…

 Объявление о посадке на самолет. Электронный женский голос разлетается по огромному залу и толпа людей сразу же выстраивается змейкой, теребя билеты в руках.

 Следующий. Следующий. Пока очередь не доходит до меня.

 Приятного полета!

 Дождь немного утих, осталась лишь морось, которая вряд ли может помешать взлету.

 Мягкие сидения. Стюардессы, бегающие по проходу. Звонки родным. Я почему-то не звоню, я хочу, но не могу. Мне больно, очень больно, и я откидываю голову на спинку сидения, прикрывая глаза.

 Щелчки ремней. Видеоролик с демонстрацией правил безопасности в случае аварийной ситуации.

 И на минуту я задумываюсь, что если бы самолет разбился, просто рухнул куском металла в каком-нибудь поле, лесу или водоеме. Это решило бы все проблемы, и мы с Фрэнком остались бы счастливыми навсегда, и не было бы больше ни героина, ни лжи. Он бы никогда не узнал, я бы не был предателем в его глазах. Все прекратилось бы: страдания, боль, я стал бы жертвой авиакатастрофы, а так стану жертвой наркотиков и своей тупости. Что хуже: мое признание или моя смерть? Что же хуже? Этот вопрос прокрутился в моей голове тысячу раз, пока я не заснул.

 А когда я проснулся, то все вернулось на свои места – самолет все еще цел, мы все еще в небе, а реальность не стала лучше для меня.

 Пятнадцать минут до посадки. Десять. Мы снижаемся.

 В салоне нарастает балаган, все держат наготове телефоны, потирая пальцем кнопку включения, и я один из этих людей. Мне больно, но я должен позвонить, ведь Фрэнк ждет меня.

 Мы приземляемся, все улыбаются и аплодируют экипажу, таким образом благодаря за успешный перелет. Я присоединяюсь к основной массе людей, вяло похлопав несколько раз, в это же время смотря как засветился экран моего телефона при включении. Я долго смотрю на него, слыша, как пассажиры рядом со мной уже говорят со своими семьями или друзьями, все говорят практически одно и то же, словно по одному и тому же сценарию. «Я прилетел. Все в порядке. Скоро буду. Жди. Целую», - что-то подобное звучит буквально от каждого, хотя, что еще они должны говорить? Тем более я сам вряд ли скажу что-нибудь другое, если выдавлю из себя эти короткие и простые слова.

 - Джи! Ты уже в Нью-Йорке? – голос Фрэнка звучит так живо и радостно, и у меня перед глазами тут же появилась его искренняя улыбка, его глаза... его лицо. Все органы болезненно сжались в один комок, а к глазам подступают слезы, но я не могу заплакать, только не сейчас и не здесь.

 - Да. Только что приземлились. Все хорошо, думаю, через минут двадцать мы увидимся, - на последних словах я грустно улыбнулся.

 Одновременно во мне смешалось слишком много чувств, и мне сложно справляться с каждым из них. Я счастлив, что наконец-то встречусь с Фрэнком после долгой разлуки, что наконец-то смогу прикоснуться к его коже, заглянуть в его глаза, но в то же время понимание того, что это ненадолго, максимум на пару часов, уничтожает мое без того кровоточащее и разбитое сердце.

123456Следующая ⇒

Поделиться: