Что ты делаешь? Что это значит?

 Я растерян, теряясь в неутешительных догадках, не понимая, что именно сейчас происходит. Джерард молчит, но не потому, что ничего не хочет сказать, а потому что не может, словно что-то сдавливает его голос изнутри, не давая вырваться наружу.

 Тишина начинает медленно убивать меня, сжимая горло своими невидимыми щупальцами, обвиваясь вокруг моей шеи; я не знаю, что мне думать теперь, я просто боюсь что-либо думать.

Ты любишь меня, Джерард, что бы ты ни делал, ты все равно меня любишь. Признай это или можешь солгать... но скажи хоть что-нибудь, прошу.

 Он покачал головой, а в его глазах заблестели слезы – он слишком слаб сейчас, чтоб держать их в себе, да и я никогда не осуждал его за то, что он мог заплакать, никогда не видел в этом ничего предосудительного или плохого. Но спокойно смотреть на его слезы всегда невыносимо, словно его страдания – инфекция, тут же заражающая меня, каждую клеточку моего тела и сознания.

 Я хочу успокоить его, дотронуться рукой до его щеки, не позволив ни одной слезинке скатиться по ней, и я бы обязательно сделал это, но я не успел сделать даже движения, когда на этот раз ладонь Джерарда накрыла мою, болезненно сжимая ее тонкими пальцами.

 - Я не могу, - отчаянно прошептал он, снова опустив голову, так, что на лицо спали непослушные пряди черных волос. Он тихо всхлипнул, и я, не выдержав больше сидеть на месте, подбежал к Джерарду, присев рядом с ним на полу и приобняв за плечи, притягивая ближе к себе.

 - Иди сюда, - сказал я, принимая Джерарда в свои объятия. Он медленно соскользнул со стула ко мне, крепко прижимаясь к моему телу, уткнувшись носом в шею. Его теплое дыхание и тихие всхлипы – все, что я чувствую и слышу, всего остального, словно и не существует вовсе. Мой мир ограничился лишь на нас двоих, ни о чем другом я даже думать не хочу, ничего больше не имеет значения в данный момент. – Все в порядке, все в порядке, - шепотом повторяю я, пытаясь хоть как-то успокоить Джерарда, утешительно вожу руками по его спине, пока он дрожит в практически беззвучной истерике.

 Его пальцы мертвой хваткой вцепились в тонкую ткань футболки на моих плечах, и, кажется, даже если бы кто-то попытался оттащить его сейчас, он бы ни за что не отпустил меня.

 И это, наверное, хорошо, ведь, по крайней мере, Джерард уже не отталкивает меня, он разрешает мне быть рядом, близко, не опровергая тот факт, что мы нужны друг другу.

 К чему бы это не привело, что бы ни случилось дальше, я останусь. Потому что никто из нас еще не готов к расставанию. Я не готов уйти, а Джерард не готов отпустить. Как бы тяжело не было потом, сколько бы страданий не ждало впереди, мы будем вместе, настолько долго, насколько возможно. Пока хотя бы один из нас будет хранить надежду, пока хотя бы один из нас не потеряет силы, мы не расстанемся. Мы будем вместе. Это выше всех «правильно и неправильно», логики, инстинкта самосохранения, это необъяснимо, неисправимо, но так и должно быть. Сколько бы времени не осталось для нас двоих, пока что оно не истекло.

 Не сегодня. Не сейчас.

 Такая история как наша не могла закончиться так просто, оборваться на полуслове. Мы не могли просто разойтись, разбежаться в разные стороны – это было бы слишком легко и нелепо.

 Любовь – не всегда эйфория и счастье, и глупо ждать от нее одних только подарков. Любовь хранит в себе трагедию, величайшую трагедию, которая либо убьет, либо оставит шрамы на всю оставшуюся жизнь. И даже зная об этом, остановиться уже невозможно, какой из двух вариантов тебе бы не выпал.

 Люди обречены на страдания и от них никуда не убежишь, потому что без них нас и вовсе не существует. Иногда мы сами так проникаемся ими, что не можем отказаться, порой в них кроются наши мечты, стремления и желания. Порой они значат для нас даже больше, чем мы можем представить.

 Так же и я. Я знаю, как трудно мне будет, но сидя здесь и сейчас на холодном полу кухни, обнимая Джерарда, ощущая, как его слезы оставляют мокрые следы на моей шее, я готов пройти через что угодно, я готов мучиться, и даже если когда-то пожалею об этом, я всегда буду знать, что все эти жертвы необходимы, что без них я никогда не смог бы двигаться дальше.

 Со стороны я могу выглядеть глупо, кто-то может осуждать меня, но мне на самом деле плевать.

 Любовь – это трагедия, и когда ты играешь главную роль, можешь не сомневаться – выхода нет. Дураком я никогда не был, потому я прекрасно понимаю, на что иду, четко осознаю, что может ждать меня в будущем, но никаких доводов не будет достаточно, чтоб сейчас я захотел уйти. Я уже ни за что этого не сделаю.

 - Тише, все нормально, - опять звучит мой шепот в тишине. В следующий момент я беру в свои ладони лицо Джерарда, практически прижимаясь губами к его губам. – Я же люблю тебя, - выдыхаю я, вытирая большим пальцем слезу стекающую вниз по его щеке.

 - Думаю, это наша главная проблема... то, что мы все еще любим друг друга. Я не знаю, к чему это приведет. И я так боюсь, - Джерард вдруг замолчал и, не отрываясь, смотря на меня своими заплаканными глазами, добавляет чуть тише: - я боюсь за тебя, Фрэнк, - и очередной рваный вздох сорвался с его губ, смешиваясь с нарастающей внутри него истерикой.

 - Прекрати, тебе не нужно за меня бояться. Все хорошо, слышишь, и все будет хорошо, - я стараюсь говорить как можно более убедительно. Джерард смотрит на меня, но я знаю, что еще немного и он снова расплачется, а на то, чтоб его успокоить может понадобиться немало времени. Я все еще держу его лицо в своих руках, делая все возможное, чтоб он не опускал свой взгляд, чтоб он внимал каждое мое слово. – А сейчас ты должен успокоиться, - сказал я, и Джерард еле заметно кивнул, изо всех сил стараясь держать себя в руках, что дается ему довольно сложно. – Все в порядке, - в очередной раз повторил я, когда мы соприкоснулись лбами, все так же сохраняя наш зрительный контакт.

 С каждой секундой дыхание Джерарда становится ровнее, а всхлипы тише, и я надеюсь, что с этой истерикой мы покончили, и ждать еще одного приступа рыданий в ближайшее время не придется.

 Спустя пару минут я решил, что он более или менее пришел в себя и немного отстранился, чтоб оценить ситуацию со стороны.

 К счастью, Джерард перестал плакать, а это уже можно назвать маленьким успехом и его состояние теперь хоть как-то напоминает спокойное. Он не плачет, и я сам от этого чувствую себя значительно лучше, а сердце так бешено не колотится в груди, словно норовя вырваться из моего тела.

 - Вот так, - уставшая легкая улыбка тронула мои губы.

 Я стал бережно и аккуратно вытирать пальцами мокрые от слез щеки Джерарда, словно любое неосторожное прикосновение может принести ему боль или как-то навредить. Он выглядит даже не уставшим, а скорее изнеможенным, но для меня остается все таким же красивым, каким я его знал всегда.

 - Извини... за это все, - несмело сказал Джерард, виновато смотря на меня.

 Но я не держу зла, да, возможно, вся сложившая ситуация очень изматывает, как психически, так и физически, но я никого ни в чем не стану винить. Я знаю, что сейчас по-другому и не получится, и я готов к тому, что дальше справляться станет еще сложнее, я не требую от Джерарда чего-то сверхъестественного, не требую железной выдержки и, прожив с ним достаточное количество времени, я и не ожидаю ничего подобного.

 - Ничего страшного. Это все нервы, и ты переживаешь. Любой бы переживал на твоем месте, - спокойно ответил я, стараясь как-то утешить Джерарда. – Я не осуждаю тебя за твои эмоции, это было бы неправильно, особенно теперь, когда я решил, что хочу остаться и помочь тебе.

 - Зачем ты терпишь это, Фрэнк? Почему? – непонимающе спросил Джерард, и я покачал головой, тяжело вздохнув.

 Зачем? Почему? Думаю, ответ на его вопросы очевиден, и все предельно ясно, но судя по всему, Джерард все же ждет, когда я хоть что-то скажу. Что бы он ни хотел услышать, чего бы он не ожидал, все слишком просто, ничего нового я не придумаю и ничего не убавлю.

 - Ты знаешь почему. Потому что я тебя люблю, - сказал я, заметив, что эта фраза звучала как-то обреченно и грустно. – Не спрашивай, почему я тебя люблю. Я вижу, что именно это ты хочешь спросить. И если бы я сам знал, я бы тебе обязательно ответил, - я на мгновение замолчал, задумавшись, но все-таки решил продолжить. – Наверное, для любви не нужны причины, она просто появляется и не оставляет выбора. Черт возьми, я не знаю, почему так происходит, и, по-моему, нет никакой разницы почему, важен сам факт – это единственное, что имеет значение, - договорил я.

 По сути, я не мог сказать ничего вразумительного, да и возможно ли объяснить необъяснимое? Я сказал то, что чувствую, то, что я сам для себя понимаю, а вникать в какие-то теории из области науки я бы не стал. И, честно говоря, мне плевать что это: химическая реакция, биологический процесс или что-нибудь еще, в купидона и амура верить было бы и вовсе абсурдно. Джерард замолчал, кивнув, и я решил воспринять это, как знак, что его устроил мой ответ, как бы там ни было, эта тема закрыта.

 Никаких почему. Никаких зачем.

 Просто так нужно и этого достаточно.

 Мы молчим, не говоря ни слова, но первым нарушить тишину придется мне. Осталась еще одна вещь, которую я должен узнать, и, наверное, имею полное право знать. Но до сих пор почему-то не нашлось подходящего момента, когда я мог бы спросить все, что хочу. Лучше сделать это сейчас, другого раза может уже и не быть или, по крайней мере, выдастся он очень не скоро.

 Лучше сейчас.

 Я нервно перебираю в голове заготовки фраз, мне немного страшно, и я никак не могу решиться сказать первое слово. Как отреагирует Джерард – загадка для меня, и именно это заставляет меня так переживать. В любом случае, он не будет слишком рад моему вопросу, но мне кажется, что только тогда вся эта история с героином станет закрытой темой, когда я буду знать все, когда больше не в чем будет разбираться.

 Я выдохнул весь воздух, освобождая легкие так, что, кажется, они сжались от пустоты.

Сейчас.

 - Сядь рядом, - попросил я, и Джерард послушно сел на пол справа от меня, повернувшись ко мне лицом. Думаю, он понял, что я хочу о чем-то поговорить, и теперь осталось только сказать. – Я хочу кое-что узнать... – я начал тихо и осторожно, тщательно подбирая каждое слово. – Тебе может быть неприятно вспоминать об этом, но мне нужно знать... Как все произошло, что случилось там, в Сиэтле, - договорил я, наблюдая, как что-то меняется во взгляде Джерарда.

 Конечно, он сразу же понял, о чем идет речь, и ему не надо вспоминать подробности, потому что он все помнит. Помнит и больше всего на свете хочет забыть, молясь, чтоб боль воспоминаний отпустила его. Я вижу это, все в его глазах, все его чувства, все отчаяние и разочарование, играющие мрачными оттенками и помутненным блеском во взгляде, отражая измученную душу.

 - О господи... – выдохнул Джерард. Он не стал ничего спрашивать или спорить, а просто поджал колени к груди, обхватывая их руками, не отрываясь смотря на меня. Глубоко и пронзительно, от чего все органы, словно переворачивались, переплетаясь между собой и сжимаясь в один комок. – Это было после выставки, я шел домой, когда случайно встретился со своим старым знакомым, Робби. Тогда я еще думал, что это случайно... но на самом деле «случайная» встреча была заранее запланирована, как и все остальное. Потом мне стало плохо, и Робби повез меня к себе. Черт, я знал, что это за человек, но клянусь, мне даже в голову не приходило, что он что-то затеял. И когда он предложил выпить, даже скорее настоял на этом, меня ничего не насторожило. Я был уверен, что со мной не может ничего произойти. Ну, а дальше... – Джерард сделал паузу, собираясь с духом, и я не тороплю его, давая возможность ему набраться смелости для продолжения своей исповеди, а мне - осознать все, что я только что услышал. Молчание продлилось не так уж и долго, и вскоре Джерард опять заговорил. – Дальше Робби куда-то отошел, а вернулся, держа в руках пакетик с героином, он кинул его мне, мол, новый товар, попробуй. Конечно, сначала я отказался, я знал, что ни в коем случае нельзя соглашаться, потом Робби сказал мне, что это будет мой последний раз, что ничего не будет, никакого привыкания. И знаешь что? Я поверил, я поверил в эту чушь, отчасти, наверное, и из-за того, что просто хотел в это верить. Снова испытать кайф и при этом не стать зависимым – мечта любого наркомана, и я не смог устоять. Меня никто не заставлял, я сам согласился. Я до последнего надеялся, что это всего лишь один раз, один единственный раз, который никаким образом на меня не повлияет. У меня не хватило сил отказаться и не хватило совести задуматься о том, что я могу потерять. Дальше рассказывать нет смысла, ты и сам видишь результат, - он развел руками, давая понять, что рассказ окончен.

 Вот и все.

 Я молчу, пока что обдумывая каждое услышанное слово и пытаясь понять, как можно было так просто согласиться на то, что позже убьет тебя, как ты знаешь по собственному опыту. Полностью я, наверное, не смогу понять никогда, потому что за всю жизнь я не чувствовал ничего подобного, не был зависим от чего-то так сильно, в конце концов, я знаю только в теории, что такое быть наркоманом. И все же довольно сложно осознать, как героин может делать с людьми такое, то, что сделал Джерардом, то, что делает еще с сотнями тысяч таких же как он.

 Я пытаюсь понять, только пытаюсь, так как просто не способен на большее.

 - Прости, что заставил тебя пережить все это еще раз, - мягко сказал я, положив руку Джерарду на плечо. – Мы справимся, все будет хорошо, я обещаю, - добавил я, в глубине души понимая, что мое обещание не значит ровным счетом ничего.

 От меня, пожалуй, зависит самая малость, я могу обеспечить только поддержку и помощь, а все остальное не в моих руках и, к сожалению, за гранью моих возможностей.

 - Я предал тебя, Фрэнк, - сказал Джерард, четко выговаривая каждое слово.

 Это звучало, как итог к рассказанной несколько минут назад истории. Но я больше не хочу ничего слышать, я знаю достаточно, я сделал свои выводы, а теперь все прошлом, о котором не стоит вспоминать. Все решено, обсуждать нечего, надо просто идти вперед, не оглядываясь, только так мы сможем чего-то добиться.

 - Давай больше не будем об этом говорить? – предложил я, не требуя ни согласия, ни отказа. Будем считать, что я решил все за нас двоих и мое решение не подлежит обжалованию. – Лучше скажи, как ты себя чувствуешь? – спросил я, тем самым, ставя жирную точку на предыдущем разговоре, к которому я не собираюсь возвращаться. Я должен беспокоиться о настоящем, но никак не о прошлом, ведь его уже невозможно исправить, его нужно просто оставить покоится где-то на самых дальних полках памяти.

 - Как я себя чувствую? Хуже, чем вчера. Хуже, чем сегодня утром. И хуже, чем минуту назад, - Джерард старался говорить как можно спокойней, хотя в его голосе слышались нотки тревоги. – Но это не сравнится с тем, что будет потом.

 - Рано или поздно вся боль уйдет, все закончится. Ты должен верить, что сможешь пережить это, - убедительно сказал я, но как мои слова повлияли на Джерарда я могу только предполагать.

 Он ничего не ответил, но его безучастного взгляда было достаточно, чтоб понять, что веры в этом человеке почти не осталось.

 Она сломлена, так же, как и его душа.

POV Frank

 Ночь оказалась безумно тяжелой. Джерарду с каждой секундой становилось все хуже и хуже, а мне только и оставалось, что наблюдать за тем, как он изнемогает от боли. Наблюдать и быть не в состоянии помочь ему – для меня это обернулось настоящей пыткой, все, что я мог – оставаться рядом и не более того.

 Джерард так и не уснул до самого утра, не уснул и я. Он сжимал мою руку, что-то неразборчиво бормотал себе под нос, трясся и постоянно ворочался, периодически шепча мне: «Мне очень плохо, Фрэнк», беспомощно и отчаянно. Я хотел утешить его, но что вообще значили мои слова? От них не становилось легче, но я изо всех сил пытался поддержать в Джерарде хоть какое-то желание бороться, давая понять, что я всегда буду с ним, что он сможет справиться со всеми трудностями.

 Я хотел, чтоб он пусть совсем немного, но верил, что все еще может быть хорошо, чтоб он верил в свое будущее. Но он не верил – я видел это в его глазах, он не верил или у просто закончились силы верить. Как бы там ни было, я слишком хорошо помню первый раз, когда мы справлялись с этим впервые, я помню, как Джерард хотел, чтоб все закончилось, как он желал начать новую жизнь, я помню надежду в его взгляде. Но сейчас этого нет, сейчас есть лишь полуживой измученный взгляд человека, который слишком устал и отчаялся, потерял смысл в своем существовании. Он ненавидит себя, не давая себе даже шанса, презирая за собственную слабость. И, черт, пока что я не знаю, как мне это исправить, но я все так же сильно хочу его спасти.

 Джерард смог заснуть, когда за окном уже взошло солнце, к часам восьми, тогда я тоже позволил себе задремать, пока была такая возможность. Конечно, этого сна недостаточно, чтоб полностью восстановить свои силы, но, думаю, даже каких-то полчаса отдыха мне не помешают, а только пойдут на пользу. Я спал слишком чутко и реагировал на каждый невнятный звук, каждое движение заставляло меня вздрагивать и проверять все ли в порядке, я не мог до конца выпасть из этой реальности, оставив ее без своего контроля. Я знал, что Джерарду станет еще хуже, что рано или поздно это произойдет, ночь была только началом, и я был готов ко всему. Было ясно, что его беспокойный сон – недолгое удовольствие, которое очень скоро закончится. Не больше двух часов передышки до начала второй стадии, до того, как этот кошмар продолжится.

 Я знаю. Он знает. И нам обоим страшно.

 Джерард что-то шепчет в полусне, пока его боль усиливается, он шепчет и шепчет, перекатываясь с одного бока на другой, сминая под собой простыни и сжимая пальцами одеяло, словно кто-то пытается отобрать его. Он шепчет неразборчиво и быстро, до тех пор, пока резко не открывает глаза, испугано дернувшись и подняв голову, бегая взглядом по комнате, будто пытаясь найти здесь кого-то.

 Это выглядит безумно, наверное, это и есть самое настоящее безумие, в котором я никому не пожелал бы оказаться.

 - Джи, все нормально, все нормально, - принялся утешать его я, как бы бесполезно это ни было, я не мог молчать.

 Я протянул руку к Джерарду, когда он сам обернулся в мою сторону, схватив меня двумя руками за плечи, умоляюще смотря и тяжело дыша, жадно втягивая воздух в легкие.

 - Я не хочу больше, Фрэнк. Я больше не хочу. Я не буду. Я не могу. Фрэнк, пожалуйста, - обрывчато говорил он, до боли сжимая пальцами мои плечи.

 Его глаза слезятся, тело сотрясается в ознобе, синяки под глазами кажутся черными пятнами на покрывшейся тонкой пленкой холодного пота бледной коже, губы высохли и потрескались – он выглядит болезненно и сумасшедше одновременно. Это волнует меня, тревожит меня, я чувствую, как ему больно, и мне больно вдвойне, пусть не физически, но душевно я уже при смерти.

 Все пройдет. Все равно пройдет.

 - Успокойся, я прошу тебя, - я практически шептал, надеясь, что мои слова подействуют хоть капельку успокаивающе. Но этого не произошло, и все мои надежды мгновенно разрушились. Джерард с каким-то животным рыком убрал от меня руки и стал бить ими по матрасу, злобно стуча ладонями по мягкой поверхности. – Прекрати, Джерард, успокойся, - я повторил это еще несколько раз, но он даже не обратил на меня никакого внимания.

 Я попытался как-то остановить его, но Джерард с силой отдернул свои руки, кинув на меня обезумевший взгляд.

 - Черт возьми! Черт возьми! – орал Джерард, ухватившись за простыню, и потянул ее вверх. Мне казалось, он разорвет ее в клочья и выкинет на пол, но вместо этого он упал лицом вниз на подушку, продолжая что-то кричать и дергаться, словно в конвульсиях. – Я не хочу больше! Черт! Черт! – он рыдает, слезы мешаются с потом, голос срывается, а истерика становится самым настоящим кошмаром, который и не собирается прекращаться.

 Но я не мог терпеть это дальше, смотреть на то, что происходит с Джерардом, сидя рядом и ничего не предпринимая. Очередное «успокойся» ничего не изменит, и все, что мне осталось – применить силу, иначе я никак не смог бы усмирить его.

 Я сел на него сверху, крепко прижимая его запястья к кровати и существенно ограничивая его движения. Еще минуту Джерард отчаянно пытался вырваться, выкрикивая всевозможные проклятия, но сейчас он не может противостоять мне. Его ослабшее тело отказалось бороться, что сыграло в мою пользу, и он прекратил дергаться, а его рыдания превратились в беззвучные всхлипывания. Тогда я ослабил хватку, понимая, что можно немного расслабиться, если это слово в данной ситуации вообще уместно, и сел рядом с Джерардом.

 - Все в порядке? – осторожно спросил я, убирая прилипшую к его щеке мокрую прядь волос.

 Но доброжелательной реакции ожидать не стоило. Все, что я получил – удар по руке и осуждающий взгляд в мою сторону, никаких «спасибо», но я не винил его в этом.

 - Не трогай меня, - прошипел Джерард, отвернувшись в другую сторону, давая понять, что говорить он со мной не собирается. – Просто уйди и не прикасайся ко мне! – на этот раз крикнул он, и я не решился спорить.

 Возможно, какая-то обида на его слова и зародилась во мне, но в то же время я достаточно умен, чтоб понимать, что все, что он говорит, он говорит не со злости, а из-за ломки. Она делает из Джерарда совершенно другого человека, которым управляет отнюдь не разум, а боль и безудержное желание опять окунуться в наркотическое беспамятство, забыться в нем и больше никогда не возвращаться к страданиям, раздирающим его сейчас изнутри. Это ломка.

 И как бы ты не готовил себя к худшему, даже зная, что будет ждать тебя впереди, реальность всегда оказывается тяжелее. И порой справляться просто невыносимо, но сдаваться совсем не в моем стиле.

 Я оставил Джерарда одного в комнате, проведя пару часов на кухне в мучительном одиночестве. Еще несколько раз до меня доносились пронзительные крики, но я не заходил, зная, что еще не время, ведь помочь я все равно не смогу. Я вернулся немного позже, когда все затихло, а я сам уже не мог сидеть, уставившись в одну точку и нервно стуча пальцами по столу.

 Я должен проверить его состояние, я должен видеть его.

 Когда я вошел обратно в комнату, я увидел Джерарда, свернувшегося в клубочек, прижимая колени к груди; почти все его тело завернуто в одеяло, из-под которого торчит только макушка. Я подошел ближе, садясь на край кровати, чем, видимо слегка напугал его, но, по крайней мере, на этот раз он не агрессивен и не наброситься на меня с кулаками, пытаясь выгнать прочь из комнаты.

 - Фрэнк? – спросил Джерард, внимательно присматриваясь ко мне, словно не может узнать мое лицо. – Это ты, Фрэнк? – опять спрашивает он, только на этот раз более взволновано.

 - Да, это я, Джи. Я здесь, я рядом, - успокаивающе ответил я, и Джерард облегченно вздохнул, все еще с некоторой долей тревоги смотря на меня. Я сразу понял, что с ним что-то не так, если не считать того, в каком состоянии в принципе он находится. – Что-то произошло? – настороженно спросил я, и отреагировал Джерард более чем странно.

 Он, как перепуганный от ночных кошмаров ребенок, стал накрываться одеялом с головой, но при этом оставляя не закрытыми глаза, которые уже переполнились слезами. И пока что для меня остается загадкой, что именно заставляет его себя так странно вести, загадкой, в которой я сейчас же планирую разобраться.

 - Джи? Ты ответишь мне? – я обратился к Джерарду еще раз, но он продолжил покачиваться со стороны в сторону, смотря совершенно отсутствующим взглядом куда-то сквозь меня. – Джи! В чем дело? – немного прикрикнул я, и он, дернувшись, поднял на меня глаза.

 - Он приходил к тебе тоже? Он говорил с тобой, да? – занервничал Джерард, резко отбрасывая от лица одеяло. – Скажи, чтоб он убирался отсюда! Скажи, что я не хочу его видеть! Выгони его, слышишь! Ты слышишь меня? – заорал он.

 И теперь для меня все стало предельно ясным. У Джерарда начались галлюцинации.

 Этого этапа нам не удалось бы избежать, но когда приходит его черед, становится на самом деле страшно, по телу проходит дрожь, а ты сам осознаешь, что контроль окончательно потерян. Галлюцинации невозможно остановить, невозможно предотвратить, невозможно угадать насколько безобидными они будут. Их нужно просто как-то пережить. Они, будто вспышки, появляются и исчезают, появляются и опять исчезают. И так до тех пор, пока не пропадут окончательно, погибая где-то в сознании их создателя.

 - Кто приходил к тебе? – заботливо поинтересовался я. – Кто это был? – я спросил еще раз, уже более настойчиво, и Джерард отвел взгляд куда-то в сторону, злобно нахмурив брови и заскрипев зубами.

 Но уже через мгновение выражение его лица изменилось: он крепко зажмурил глаза, схватившись обеими руками за голову, выкрикнув отчаянное «прекрати». Он что-то видит, он кого-то видит, но я даже приблизительно не могу понять, что происходит в его голове и какие картинки она ему выдает. Это может быть все, что угодно, от чего-то абсурдного и абсолютно невероятного до вполне реальных людей, с которыми он знаком лично. Что угодно! Вариантов миллионы, если не миллиарды! Но сил на угадывания у меня уже не осталось, я просто хочу знать, кто сейчас стоит за моей спиной в галлюцинациях Джерарда.

 Я просто хочу знать, что он видит.

 - Я не хочу больше слышать его! Выгони его, я прошу тебя! Фрэнк, пожалуйста! – умолял Джерард и, взяв из-за спины подушку, изо всей силы выкинул ее так, что она пролетела буквально в паре сантиметров от меня. – Сделай что-нибудь! Черт возьми, я не могу так больше! Я не хочу... – и он опять заплакал, уже в который раз, и явно не в последний.

 Он опустил голову, заходясь в беззвучных рыданиях, сотрясаясь всем телом, а потом обессилено падая на кровать. Я подвинулся ближе к Джерарду, мягко поглаживая его по спине, аккуратными и медленными движениями, шепча ему какую-то ерунду и рискуя нарваться на очередную грубость. Хотя сейчас даже ничего не делая, он может запросто в сердцах послать меня куда подальше, а потом через некоторое время, когда до него дойдет вся суть происходящего, проясниться помутненный разум, извиниться, не в состоянии объяснить свои поступки и слова.

 Я знаю, как это происходит. Я отчетливо помню, как это было в первый раз. Вроде бы так давно, но в то же время совсем недавно. Все, как чертово дежавю, все по тому же сценарию, но только на этот раз кажется, события развиваются значительно хуже.

 В этот раз нам обоим стало сложней.

 - Все будет в порядке. Это всего лишь галлюцинации, всего лишь галлюцинации, - шепчу я, и на фоне моего голоса слышится приглушенное всхлипывание. Всего лишь галлюцинации. Всего лишь? Да, я обманываю самого себя, обманываю, чтоб не проиграть. Чтоб справиться. - Скажешь мне, кто... приходил к тебе? – в конце концов, спросил я, и Джерард неспешно повернулся ко мне, смотря из-под полузакрытых век.

 Изнеможенный, опустошенный и сломанный, он распадается прямо на моих глазах, тает, словно передо мной не человек, которого я привык знать, а его голограмма, такая нереальная, такая искаженная копия прекрасного, превращенная в олицетворение мучений.

 Но я не перестал любить его, даже таким, и я не знаю, что сейчас могло бы заставить меня отвернуться от него, расхотеть возродить в нем того Джерарда, у которого блестели глаза отнюдь не от слез, а от желания жить, от счастья.

 Больше всего мне хочется верить, что он улыбнется мне снова, точно, как раньше, что будет лениво целовать по утрам, время от времени пытаться приготовить завтрак и каждый раз сжигать его.

 Тогда мне казалось, что моя жизнь идеальна.

 Но теперь от нее у меня осталось неисчислимое количество сентиментальных воспоминаний и надежды, что все вернется на свои места.

 Джерард молчит, собираясь что-то сказать, но он все еще не уверен, стоит ли говорить это что-то. Вряд ли есть хоть какая-то вещь, которую я не был бы готов услышать, да я готов принять любой ответ, лишь бы он был правдивым. Мне просто нужно знать хоть что-нибудь из того, что твориться в голове Джерарда.

 - Это Майки, - тихо прохрипел он спустя несколько минут после самого вопроса. – И он был прав. Майки был прав. Он никогда не верил в меня, не верил, что я смогу бросить героин, он знал, что я не смогу. Я неудачник, я наркоман. И я останусь таким ничтожеством до самого конца, до самой смерти. Он прав, – его голос был еле слышен, но и этого было достаточно, чтоб я мог разобрать слова.

 Слова, которые ничуть не воодушевляли.

 - Это галлюцинации! Ты не можешь верить галлюцинациям, они не настоящие. Это все только в твоей голове, так не будет всегда, ты же знаешь! Мы справимся снова, как бы тяжело ни было, нет ничего невозможного, - я говорил, но Джерард просто не воспринимал мои слова, он слышал их, но они ничего не значили, не задерживаясь в его голове надолго.

 Я хотел донести до него свою мысль, и он понял ее, но проблема в том, что он до сих пор не может в нее поверить.

 Это похоже на замкнутый круг – все повторяется. Мои фразы, мои убеждения, его ответы, его доводы, одно и то же, опять и опять... и где-то тут вместе с нами вертится правда.

 - Я не выдержу... Я уже на приделе, у меня нет сил. Это невыносимо, Фрэнк, если бы только знал, как это невыносимо, - голос Джерарда опять начал срываться, а он сам с каждой секундой безвозвратно теряет свое спокойствие.

 Все выльется в очередную истерику – об этом уже несложно догадаться. Теперь самое правильное в моем случае – оставить его наедине с собой, переждав некоторое время на кухне, лучше не вмешиваться и не лезть к нему в такие моменты.

 Я уже встал, поднял подушку с пола и положил ее обратно на кровать, направляясь к выходу из комнаты, но когда я потянулся к дверной ручке, Джерард опять заговорил.

 - Я сдаюсь, я просто не могу больше терпеть! Я не могу, я не хочу так! Я не выдержу! Фрэнк! Мне нужно еще, совсем немного, хоть что-нибудь, не героин, может, какие-то таблетки... Черт, хоть что-нибудь, что угодно! Мне слишком больно, мне так больно! – никак не может угомониться он, и я, услышав достаточно, все же открыл дверь с намерением вернуться на кухню. – Фрэнк! Твою мать, Фрэнк! Куда ты! Я же сдохну здесь, мне так плохо... Фрэнк! – я хлопнул дверью и ушел оттуда без каких-либо объяснений, слушая слова ненависти в свой адрес, которые все еще доносятся мне вслед.

 Но ничего, я как-нибудь переживу, в конце концов, я делаю это для нас обоих, я пытаюсь уберечь Джерарда. И он ценит это, ценит, но пока что не способен поблагодарить, он ценит, но сейчас даже не осознает этого.

 От ломки еще никто не умирал, но героин убил не одного и не двух, он убил миллионы.

 Зависимость не остановится сама по себе, пока ее не остановишь, боль не уйдет, если ее усыплять, боль уйдет только тогда, когда ее убьешь.

 Джерард может орать, умолять, сыпать проклятиями в мою сторону, биться в истерике, но я не дам ему наркотиков, даже легких, я не сдамся, и я вытащу его снова. По крайней мере, я сделаю для этого все возможное, все, что только смогу.

 Я вернулся в комнату только через два часа, когда все более или менее затихло, но на этот раз не только для того, чтоб проверить состояние Джерарда, а чтоб накормить его, или хотя бы попробовать его накормить. Я тихонько открыл дверь, осторожно ступая к кровати с тарелкой бульона в руках и по комнате, наполненной тяжелым и затхлым воздухом, разнесся приятный аромат свежеприготовленного куриного супа. Джерард никак не реагировал на меня некоторое время, лежа на подушке лицом вниз и тяжело дыша.

 Я подошел почти к самому изголовью кровати, когда он соизволил обратить на меня какое-то внимание, на мгновение подняв голову, но потом сразу же вернулся в прежнее положение.

 - Тебе нужно поесть, Джи, - ласково произнес я, но в ответ услышал ровный равнодушный голос.

 - Я не хочу есть.

 - Это нужно, - я выделил последнее слово, сменив тон на более строгий. – Тебе надо питаться, потому, пожалуйста, повернись ко мне и... – я не договорил, не успел договорить, когда Джерард перебил меня, на этот раз, звуча значительно грубее, а каждое его слово, каждая нотка, сорвавшаяся с его уст, была прошита угнетающей бесцветность и отливала оттенками раздражения.

 - Я же сказал, что не хочу есть, - это было слишком холодно и от этого ужасно непривычно.

 Он никогда так не говорил со мной. Да я уверен, что он ни с кем и никогда так не говорил.

 Злость. Обида. Досада. Усталость. Я чувствую все сразу, и вдвое больше, я чувствую то, что невозможно описать словами, ощущаю, как эмоции смешиваются друг с другом, вступая в химические реакции. И все взрывается внутри, пылает пожаром, разъедает меня... но это не имеет значения.

 Не имеет значения, насколько я ранен, потому что я все еще жив.

 У меня все еще есть любовь, чертовски сильная, способная стереть любую обиду, развеять гнев прахом по ветру, ставя на второй план то, что могло бы меня сломать.

 -Джерард, - я не собираюсь уходить, потому что я пришел совсем не за тем, чтоб услышать «не хочу», а потом послушно развернуться и уйти. – Твой организм и без того сейчас очень истощен, ты должен есть, хотя бы немного, но ты должен, - я говорил так четко, словно читал лекцию в институте, стараясь сохранять спокойствие и контролировать любые порывы каких-либо негативных эмоций.

 Но вот Джерард, кажется, даже не пытался этого делать.

 - Уйди нахрен! Я ничего не хочу! Оставь меня в покое! – он резко повернулся ко мне, изо всей силы махнув рукой и выбивая тарелку с бульоном, которую я держал все это время.

 Она полетела прямо к моим ногам, забрызгав содержимым футболку и штаны и разбиваясь на осколки, позволяя теплой жидкости разлиться лужицей по полу.

 Громкий звенящий звук и гробовая тишина.

 Я лишь вздохнул, стоя с разведенными руками и пялясь вниз, только потом решившись поднять глаза на Джерарда. Он выглядит напуганным, словно в ступоре смотрит на меня широко раскрытыми глазами, и когда я собираюсь уйти, он крепко хватает меня за запястье.

 - Постой! Подожди! – он произнес это так, будто я хочу уйти навсегда, и он больше никогда меня не увидит и не заговорит со мной. – Прости меня, - виновато прошептал он, и я пожал плечами, устало прикрыв глаза.

 - Не страшно. Я сейчас все уберу...

 - Я не об этом. Прости, что я так...поступаю, – Джерард замолчал, переводя дыхание. – Ты не заслуживаешь такого, - он говорил это не в первый раз, и за последнее время эту фразу я слышал, по меньшей мере, четырежды, но каждый раз он был искренен. Каждый раз, как и сейчас. Он не виноват в том, что не всегда может вести себя так, как хочет. Это ломка. Но она закончится и все пройдет.

⇐ Предыдущая123456Следующая ⇒

Поделиться: