Борьба мифа с симулякром в наивном философствовании

В связи с этим, мы полагаем, что если многие мифические
представления ребенка органично сосуществуют со способами и
формами наивного философствования, то можно предположить, что
мифическое сознание не находится в противоречии с наивным
философствованием, не преодолевается и не «снимается» им, а
имманентно ему присуще, составляет его основу, является неким
«протознанием», не теряет актуальности благодаря своей
конкретности и реалистичности. «Миф» - это слово, способ
наименования; пограничная зона, в которой реальность и восприятие
пересекаются.⁶² В этом смысле не только всякая личность, но и
всякое слово мифично и соответствует универсально-суггестивной
функции. Внесем необходимые пояснения. Мы разделяем позицию
А.Ф. Лосева заключающуюся в том, что «...с точки зрения самого
мифического сознания ни в каком случае нельзя сказать, что миф есть
фикция и игра фантазии».⁶³ Как утверждает Ф.Х. Кессиди, «то, что во
многих мифах кажется наивным и примитивным объяснением,
отнюдь не является таковым на деле, ибо миф не первоначальная
форма науки или философии, а особый вид мироощущения,
специфическое, образное, чувственное, синкретическое

представление о явлениях природы и общественной жизни, самая

62См.: Климова СМ., Губарева О.В. Миф и симулякр // Человек. 2006. № 6. С. 115.

63Лосев А.Ф. Диалектика мифа // Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991. С. 24.

древняя форма общественного сознания».⁶⁴ Это необходимо учесть, применительно к детскому наивному мышлению. «Миф -...трансцендентально-необходимая категория мысли и жизни; в нем нет ровно ничего случайного, ненужного, произвольного, выдуманного или фантастического. Это - подлинная и максимально конкретная реальность».⁶⁵ Более того, поскольку миф содержит в себе определенную строгую структуру, следует признать, что он есть логически, т.е. прежде всего диалектически необходимая категория сознания и бытия вообще.

Конечно, общепринято в оценке обыденных представлений ребенка переводить цельные мифические образы на язык их абстрактного смысла, следовательно, цельные мифически-психологические переживания ошибочно понимаются как некие идеальные сущности без должного учета сложности и противоречивости реального переживания, которое в своих истоках всегда мифично. Но в том то и дело, что для наивного философствования детства миф не есть некая идеальная структура. Это есть сама его жизненная основа. Для ребенка как «мифического субъекта» это есть подлинная жизнь, со всеми ее надеждами и страхами, ожиданиями и отчаянием, со всей ее реальной повседневностью и чисто личной заинтересованностью. «Миф не есть бытие идеальное, но - жизненно ощущаемая и творимая, вещественная реальность и телесная, до животности телесная действительность».⁶⁶ Главным условием, позволяющем говорить о синтезе мифического сознания ребенка и наивного философствования, является то, что миф всегда чрезвычайно практичен, насущен, эмоционален, аффективен, жизненен.

Однако в мире повседневности живой миф может предстать в застывшей форме симулякра, а зачастую симулякр подменяет собой миф. При сохранении принципов формирования мифического образа, сходной структуры, меняется характер значения. В реверсии «означающего» и «означаемого» нарушаются принципы референции: означающее не просто подменяет, но подчиняет себе означаемое, и означаемое «понижается» до статуса простой формы. Наивное (изначальное) философствование подменяется в мире повседневности своей копией - коллекцией ярлыков и штампов, «идолами театра» (Ф.

⁶⁴Кессиди Ф.Х. От мифа к логосу... С. 37.

65 Лосев А.Ф. Диалектика мифа... С. 24. 66Там же. С. 27.

Бэкон), все ее продукты становятся эрзацем, подменой уже деформированной в симулякре, который утратил не только связь с собственно реальностью, но даже само осознание этой утраты. Этот механизм и лежит в основе процесса, при котором «текст» подчиняет себе внетекстовую реальность и выступает как «первая реальность».

По мысли СМ. Климовой и О.В. Губаревой, формирование подобной модели мифа, в которой знаком являются симулякры, усугубляется развитием средств массовой коммуникации, репродуцирования огромного количества информации огромным массам населения, которая даже не успевает перерабатываться и осмысливаться, а сразу воплощается в создаваемую «реальность».⁶⁷ Как говорит по этому поводу Ж. Бодрийяр, информация ведет к «энтропии» смысла.⁶⁸ Миф в принципе не позволяет отличать истину ото лжи, а реальность от симуляции. В этом его «коварство» и залог вечного сосуществования с логикой, аргументацией и вещностью самой жизни. Следствием этого как раз и становится натурализация мифа - подмена им реальности и бытование обыденного сознания в мире симулякров.

Особенно ярко эта мысль представлена у Р. Барта. Хотя, мы не разделяем его позицию по поводу трактовки мифа, считая, что невольное отождествление мифа и симулякра, свойственное Барту, неправомерно, тем не менее, его исследование мифа с точки зрения семиологии весьма ценно для нашей темы. Барт полагает, что форма мифа, не уничтожая смысл, как бы отодвигает его на второй план, распоряжаясь им по своему усмотрению. Смысл теряет свою собственную значимость, но продолжает жить, питая собой форму мифа. Смысл является для формы чем-то вроде хранилища конкретных событий, которое всегда находится под рукой; это богатство можно то использовать, то прятать подальше по своему усмотрению. «Вечная игра в прятки между смыслом и формой составляет самую суть мифа», - отмечает Барт.⁶⁹ При переходе от смысла к форме образ теряет какое-то количество знаний, но зато вбирает в себя знания, содержащиеся в мифическом концепте, которые формируются на основе слабых, нечетких ассоциаций. Поэтому отношение между концептом и смыслом в мифе есть по

67См.: Климова СМ., Губарева О.В. Миф и симулякр... С. 119.

68См.: Фуре В.В. «Симулякры и симуляция» - сочинение Бодрийяра (" Simulacres et emulation". Paris. 1981) // Постмодернизм. Энциклопедия. Мн.. 2001. С. 732. 69Барт Р. Миф сегодня // Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М., 1989. С. 83.

существу отношение деформации. Здесь мы наблюдаем определенную формальную аналогию с психоанализом. Подобно тому, как у Фрейда латентный смысл поведения деформирует его явный смысл, так и в мифе концепт деформирует смысл.70 Ставя перед собой цель «протащить» интенциональный концепт, миф, по словам Барта, «не может положиться на язык, поскольку тот либо предательским образом уничтожает концепт, когда пытается его скрыть, либо срывает с концепта маску, когда его называет».⁷¹ Создание вторичной семиологической системы позволяет мифу избежать этой дилеммы; оказавшись перед необходимостью сорвать покров с концепта или ликвидировать его, миф вместо этого натурализует его, ведь семиологическая система есть система значений, но потребитель мифа принимает значение за систему фак­тов: миф воспринимается как система фактов, будучи на самом деле семиологической системой.

Итак, миф для наивного философствования всецело реален и объективен. В нем никогда не может быть поставлено и вопроса о том, реальны или нет соответствующие мифические явления. Мифическое сознание ребенка оперирует только с реальными объектами, с максимально конкретными и сущими явлениями. Однако и в мифической предметности можно констатировать наличие разных степеней реальности. Еще раз следует отметить, что мы не рассматриваем миф как то, что предшествует наивному философствованию и полностью снимается им. Например, для сознания ребенка миф всегда остается живым субъект-объектным взаимообщением, содержащим в себе свою собственную, чисто мифическую же истинность, достоверность, закономерность и структуру.

Подведем итоги. Мы исходим из того, что мифическое и логическое постоянно переплетались и переплетаются и в истории человечества, и в жизни отдельного индивида. Переход от мифа к логосу прежде всего связан с обоснованием априорного характера философского знания, при этом наивное философствование можно с полным правом считать атрибутивным свойством мышления. Философия в своей первоначальной (наивной) форме не только не является, но и не может быть простым обобщением ни обыденного,

⁷⁰ См.: Барт Р. Миф сегодня... С. 87.

⁷¹ Там же. С. 96.

ни мифического, равно как и всех других способов познания универсума. Напротив, она сама лежит в основе всякого рода познания (в том числе мифического), сосуществуя с ним, направляя и интерпретируя его.

Так сложилось, что в процессе исторического развития философской мысли позиция наивного философствования стала своего рода «маргинальной» формой поиска истины и добывания знания. С позиции наивного философствования все убеждения имеют равноправный эпистемический статус, а обоснованность убеждения зависит от того, насколько оно согласуется с остальными убеждениями субъекта, т.е. отношение когерентности, характерное для наивного философствования, есть стремление обеспечить взаимную согласованность всей системы убеждений, которая достигается наивной, мифической в своей основе интенцией к символизму, способной наделить смыслом и значением разрозненные элементы универсума.

Когда же ребенок собственно философствует? Что может служить критерием его философствования? Мы полагаем, что там, где кончается внешний опыт сознания, внешний опыт деятельности мышления и начинается внутренний рефлексивный опыт мышления, там собственно и начинается философствование. Внешний опыт сознания предполагает признание существования за рамками сознания некоей независимой от него реальности, которая имеет источник своего содержания в самой себе, функционируя и развиваясь по собственным имманентным законам этого содержания. Критерием же философствования можно считать выход ребенка на уровень осмысления им самих категорий мышления, «родовых понятий» (И. Кант), а также осмысление ребенком «пограничных ситуаций» (К. Ясперс) собственного жизненного опыта, рефлексии экзистенциальных состояний. Именно тогда можно зафиксировать характерные особенности наивного философствования детства.

Эти особенности, на наш взгляд, с одной стороны, будут определяться спецификой детского мышления вообще, а с другой стороны, будут соответствовать исторически сложившимся способам и формам философствования. Специфика детского мышления заключается прежде всего в мифичности сознания детей, которое выражается в эгоцентризме, наивном символизме, синкретизме, наивном реализме и т.д. Особенности наивного философствования детства будут проявляться в диалоге мифологем и спонтанной

философской рефлексии. Мы полагаем, что этими особенностями
являются: рационализация в постижении действительности,
соответствующая тому или иному исторически сложившемуся
способу философствования, социализация и индивидуализация,
включенные в объяснение, соответствующие диалогу, полилогу и
вопрошанию, как формами философствования. Мы усматриваем в
наивном философствовании детства потребность в расщеплении
аморфного недифференцированного сознания. Миф обладает в
отношении наивного философствования детства довлеющим
значением. Наивное философствование подобно планетному
спутнику не может преодолеть «гравитационное поле» мифа,
определяющего для него четкую орбиту. Однако это нисколько не
умаляет эпистемологической значимости наивного

философствования. В диалоге мифа и рефлексии само философствование обретает свой первоначальный предмет.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: