Rutledge London and New York

СОВРЕМЕННАЯ ТЕОРИЯ СНОВИДЕНИЙ

Предисловие и общая редакция Сары Фландерс

ACT

Рефл-бук 1999

УДК 159.963

Ответственный редактор С.Л. Удовик

Перевод А.П. Хомик Научный редактор, канд. псих.наук. Н.Ф. Калина

В оформлении использована картина Р. Магрит «Присутствие духа»

Перепечатка отдельных глав и произведения

в целом без письменного разрешения

издательств «ACT» и «Рефл-бук» запрещена

и преследуется по закону.

ISBN 0-415-09354-6 (Routledge) ISBN 5-87983-027-6 (серия) ISBN 5-87983-077-2 (Рефл-Бук)

© 1993, Sara Flanders, the col­lection as whole; the individual chapters, the contributors

© OOO «Фирма «Издательство ACT», 1999

© Рефл-бук, перевод, серия, 1999

СОВРЕМЕННАЯ ТЕОРИЯ СНОВИДЕНИЙ.. 3

ПРЕДИСЛОВИЕ. 4

Исторические предпосылки. 4

О составе книги. 12

Заключение. 18

Список литературы.. 19

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. СНОВИДЕНИЕ И ПСИХОАНАЛИЗ: ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЙ ПРОЦЕСС.. 22

1. ПСИХОЛОГИЯ СНОВИДЕНИЙ И РАЗВИТИЕ ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОГО МЕТОДА.. 22

Самоанализ Фрейда и открытие психоаналитического метода. 22

Гипноз, психология сновидений и психоанализ. 24

Бодрствование, сон и психоаналитическая практика. 26

Гипотеза «хорошего сновидения». 27

Классический психоанализ и его функции. 29

Пограничные личностные расстройства, регрессия и новые требования к психоанализу. 32

Список литературы.. 34

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. СПОР О СНОВИДЕНИИ: ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ ОНО СЕГОДНЯ ПРЯМЫМ ПУТЕМ К ЦЕЛИ? . 38

2. СНОВИДЕНИЯ В КЛИНИЧЕСКОЙ ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОЙ РАБОТЕ. 39

3. ИСКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ СНОВИДЕНИЯ В ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОЙ ПРАКТИКЕ. 50

Некоторые общие положения. 51

Клинические примеры.. 54

Заключение. 66

Примечания. 67

Список литературы.. 67

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ПРОСТРАНСТВО СНОВИДЕНИЯ.. 70

4. ПРАВИЛЬНОЕ И НЕПРАВИЛЬНОЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ СНОВИДЕНИЯ В ПСИХИЧЕСКОЙ ЖИЗНИ.. 71

Неспособность видеть сон. 72

Актуализация пространства сновидения. 75

Клинический материал. 75

Обсуждение. 77

Список литературы.. 78

5. ФУНКЦИЯ СНОВИДЕНИЙ.. 78

Список литературы.. 85

6. СНОВИДЕНИЕ КАК ОБЪЕКТ¹ 85

Примечания. 95

Список литературы.. 95

7. ВОСПРИЯТИЕ СНОВИДЕНИЯ И ТРАНСФЕР. 96

Список литературы.. 99

8. НЕКОТОРЫЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ ПО ПОВОДУ АНАЛИТИЧЕСКОГО ВЫСЛУШИВАНИЯ И ЭКРАНА СНОВИДЕНИЯ 99

Некоторые аспекты истории болезни и аналитический процесс, предшествующий первому сновидению.. 100

Первое сновидение. 101

Обсуждение. 102

Резюме. 106

Примечания. 106

Список литературы.. 107

9. ПЛЕНКА СНОВИДЕНИЯ.. 108

Возврат к теории сновидений Фрейда. 109

История болезни: Зенобия. 112

Оболочка возбуждения, или истерическая предпосылка любого невроза. 117

Список литературы.. 118

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ПРИСПОСАБЛИВАЮЩЕЕСЯ ЭГО И СНОВИДЕНИЯ.. 118

10. ЗНАЧЕНИЕ ЯВНОГО СОДЕРЖАНИЯ СНОВИДЕНИЯ ДЛЯ ЕГО ИНТЕРПРЕТАЦИИ.. 119

Исторический обзор. 120

Явное содержание сновидения. 122

Техника интерпретации и латентное содержание сновидения. 125

Примеры и обсуждения. 128

Взгляды некоторых других авторов на значение интерпретации манифестного сновидения. 132

Вторичная переработка. 133

Формулировка и обсуждение методики интерпретации. 134

Резюме. 136

Список литературы.. 137

11. КОНТИНУУМ СНА В ПСИХОАНАЛИЗЕ: ИСТОЧНИК И ФУНКЦИЯ СНОВИДЕНИЯ.. 141

Вступление. 141

Исследования. 143

Результаты.. 143

Обсуждение. 148

Список литературы.. 151

ПРИСПОСАБЛИВАЮЩЕЕСЯ ЭГО И СНОВИДЕНИЯ.. 151

[281] 151

12. СНОВИДЕНИЕ И ОРГАНИЗУЮЩАЯ ФУНКЦИЯ ЭГО.. 152

Использование различных средств. 156

Чувство господства. 157

Сокращение измерений. 159

Заключение. 163

Примечания. 164

Список литературы.. 165

13. ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКАЯ ФЕНОМЕНОЛОГИЯ СНОВИДЕНИЯ.. 166

Сущность интерпретации сновидения. 168

Цель конкретной символизации в сновидениях. 169

Клинический пример⁴ 172

Резюме. 176

Примечания. 176

Список литературы.. 177

БЛАГОДАРНОСТИ.. Ошибка! Закладка не определена.

Индексный указатель. 178

 

СОВРЕМЕННАЯ ТЕОРИЯ СНОВИДЕНИЙ

Высокое мнение Фрейда о своих открытиях, изложен­ных в «Толковании сновидений», означало, что дальней­шие исследования сновидений бросают прямой вызов всем психоаналитикам. На протяжении всей истории психоана­литического движения — недавно отметившего 100-летнюю годовщину великого открытия Фрейда — многие аналити­ки пытались связать первоначальное открытие Фрейда с пос­ледующими психоаналитическими перспективами.

В книге «Современная теория сновидений» сведены вме­сте некоторые из самых важных статей по этому вопросу за последние двадцать пять лет. Представленные работы при­надлежат перу ученых широкого спектра аналитических школ Европы и Америки. Все они вдохновлены Фрейдом, но вносят новые измерения в понимание значения снови­дения в клинической практике. Различные авторы видят сновидение по-разному: как свидетельство развития психо­анализа, как разновидность переживаний человека, как спо­соб адаптации, как индикатор конкретной формы психи­ческого расстройства, как осуществляемое им искажение значения.

«Современная теория сновидений» не только ознакомит читателя с современным состоянием этого вопроса, но и будет способствовать возрождению внимания к психичес­кому процессу, который Фрейд считал краеугольным кам­нем психоанализа. Этот побуждающий к размышлениям сборник, дополненный содержательным предисловием и ясными комментариями редактора к каждой статье, будет полезен как преподавателю, так и клиницисту.

Сара Фландерс получила степень доктора английской литературы в Нью-Йоркском Государственном Универси­тете, г.Буффало. Она член Британского Психоаналитичес­кого Общества и психоаналитик, занимающийся частной практикой.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Сегодня, почти столетие спустя после прорыва в пони­мании сновидений и функционирования бессознательной мысли, осуществленного Фрейдом, сновидение уже не за­нимает центрального места в психоаналитических дебатах. Хотя сновидения остаются классическим иллюстративным материалом в психоаналитических клинических работах, как заметила Элла Фримен Шарп, маятник, качнувшийся в 1937 г. в сторону от психоаналитического интереса к ин­терпретации сновидения, так и не вернулся в исходное по­ложение (Sharpe, 1937: 67). И сегодня он не подвластен ни одной движущей силе или профессиональному мнению. Современные психоаналитики разговаривают на языке, ко­торый Андре Грин назвал языком полиглотов (Green, 1975), потенциально не понятном даже для зрелого и теорети­чески искушенного аналитика. Еще более усложнили, но одновременно и обогатили много сторонний интернацио­нальный психоаналитический взгляд на сновидение невро­логические исследования, прямо или непосредственно влияя на неустойчивое психоаналитическое единодушие. Однако составители надеются, что собранные ими статьи позволят читателю получить представление о диапазоне су­ществующих в психоаналитической науке взглядов на сно­видение.

В данном предисловии я вначале кратко изложу взгляды Фрейда на сновидения, а затем выборочно остановлюсь на последующем развитии представлений о снах и их роли в психоаналитическом процессе. Представленные ниже ста­тьи я разделила на четыре части. Основу данного сборника закладывает представленная раньше других статья Масуда

[10]

Кана о взаимосвязи между классической теорией сновиде­ния и психоаналитическим процессом. Вторая часть вклю­чает центральные работы классической полемики по воп­росу: занимает ли еще сновидение «особое» место в клини­ческой практике, и почему. В части третьей собраны работы французской и английской школ о процессе сновидения, а в четвертой описано развитие идеи от классического эго к современной самости психоанализа, главным образом в Со­единенных Штатах. Читатель заметит, что эти статьи рас­положены в историческом порядке, что, по моему мнению, полезно при изложении развивающихся течений по мере того, как они укореняются в психоаналитических рассуж­дениях. Здесь мало повторений, но много разнообразной, иногда довольно сложной аргументации.

Исторические предпосылки

В 1932 г. Фрейд писал о теории сновидений: «Она зани­мает особое место в истории психоанализа и отмечает по­воротный пункт; именно благодаря ей анализ сделал шаг от психотерапевтической методики к глубинной психологии» (Фрейд, 1932: 7). В этой же публикации он, основываясь на исчезновении специального раздела «Об интерпретации сно­видений» из «Международного психоаналитического жур­нала», сетует на угасание интереса к сновидению (1932: 8). Его заявление, не свободное от чувства потери, гласит:

«Даже согласно моему нынешнему суждению, она со­держит в себе самое ценное из всех открытий, что мне посчастливилось сделать. Подобное проникновение в сущность выпадает на долю человека лишь раз в жизни».

(Фрейд, 1931).

Если в 1920-х и в 1930-х годах психоаналитическое дви­жение шагало под иную мелодию, то это потому, что вел его еще Фрейд, нацеливая на решение вопросов, пользую-

[11]

щихся устойчивым интересом: происхождение психозов, формулировка структурной теории, изучение ранних объект-отношений, проблема тревоги, осознание трансфера. Как сокрушаются многие современные аналитики (См. Брен­нер в данном сборнике), Фрейд так до конца и не переде­лал теорию интерпретации сновидений, чтобы полностью привести ее в соответствие с более поздними концептуализациями, в особенности со структурной моделью психики. Он оставался верен своей первоначальной идее, выполнен­ной без учета преимуществ последующей теории, хотя и дополнял ее продуманными примечаниями к каждому при­жизненному изданию. Более того, в 1932 г. он писал, что теория сновидений была его «якорем спасения»:

«Когда я начинал сомневаться в правильности своих не­твердых заключений, мою уверенность в том, что я на правильном пути, возрождала успешная трансформация бессмысленного и запутанного сновидения в логический и понятный психический процесс сновидца».

(Фрейд, 1932: 7).

В том, что эта самая неустойчивая и загадочная сфера психики обеспечивала Фрейду его «якорь спасения», под­держку и опору в потенциально хаотической атмосфере консультативной комнаты, заключается тонкая ирония. Его преданность своей работе, его убежденность в ее централь­ном месте, несомненно, сказались на процессе ее изложе­ния и на ее роли в его собственном самоанализе (Anzieu, 1986). Но Фрейд не одинок в своей оценке значения «Тол­кования сновидений». С его оценкой согласны некоторые из самых новаторских и упорных сторонников пост-фрей­дистского канона, среди них Лакан и, совсем современ­ный, Матте Бланко (Matte-Blanco, 1988).

Именно в «Толковании сновидений» Фрейд представил и раскрыл неотзывчивому научному миру сущность бессоз­нательных психических процессов. Он пишет, что пришел к пониманию следующим образом:

[12]

«В течение многих лет я занимался (с терапевтической целью) раскрытием сущности некоторых психопатоло­гических структур: истерических фобий, обсессивных идей и так далее. Фактически этот вопрос интересовал меня с того самого момента, когда из важного сообще­ния Й.Брейера я узнал, что раскрытие сущности этих структур (которые рассматривались как патологические симптомы) совпадает с их устранением [См. Breuer и Freud, 1895.] Если патологическую идею такого рода мож­но проследить до тех элементов психической жизни па­циента, от которых она берет свое начало, то она немед­ленно разрушается, и пациент освобождается от нее...... Именно в ходе таких исследований я пришел к интерпретации сновидений. Мои пациенты должны были сообщать о любой идее или мысли, возникающей у них в связи с определенной темой; кроме всего прочего, они рассказывали мне свои сновидения и научили меня, что сон можно включить в психическую цепочку, которую следует проследить в памяти от патологической идеи до ее истоков. Тогда это был лишь незначительный шаг к рассмотрению самого сновидения как симптома и к при­менению метода интерпретации, разработанного для симптомов».

(Фрейд, 1900: 100-1).

Сновидения, так же, как и симптомы, имеют свое зна­чение и место в личной истории человека. По завершении интерпретации сновидение оказалось замаскированным удовлетворением желания, желания, спровоцированного встречами с реальностью предшествующего дня. Что-то пробудилось и объединилось с бессознательными инфан­тильными стремлениями, побуждениями, требующими гал­люцинаторного удовлетворения. Работа сновидения состоит в том, чтобы удовлетворить, но одновременно и замаски­ровать бессознательное желание, которое могло бы по­тревожить сновидца и его сон. Интерпретация сновиде­ния является нарушающей деятельностью; она аннулирует работу сна, снимает маску, переводит явное содержание сновидения обратно в стоящие за ним скрытые мысли.

[13]

Перевод возможен, ибо Фрейд открыл, что работа снови­дения осуществляется в соответствии с механизмами, ко­торые конденсируют и смещают значения, представляют и маскируют многочисленные слои значимости, представ­ляют в видимой форме наслаивающиеся мысли, воспоми­нания и желания. Формулируя теорию сновидений, Фрейд настойчиво отмечал, что значение сновидения скрывается не в явном или поверхностном (манифестном) содержа­нии, и не в эксцентричном или банальном его изложении. Фасаду сновидения нельзя доверять полностью, не стоит принимать его за чистую монету. Внешний вид повество­вания, истории, является «вторичной обработкой», соеди­нением фрагментов, а не драматическим действием. Та­ким образом, сновидение Фрейда — нечто менее значи­тельное, чем искусство. Значение сновидения можно открыть лишь после дополнительной работы, после того, как сновидец приведет ассоциации к событиям и мыслям предшествующего дня. Так определяется место обработан­ного сновидения в контексте личностных переживаний.

Десять лет спустя первого издания «Толкования снови­дений» Фрейд добавил к своей теории латентного значения привилегированную форму образов сновидения (Фрейд, 1900: 350-80). Наряду с другими психоаналитиками он об­наружил, что некоторые образы повторяются, постоянны в своем значении и вызывают небольшое число ассоциаций. Это «символы» сновидения, в большей мере представления, чем маски, ибо, как говорил Фрейд, источник значения был узок, но почти до бесконечности всеобъемлющ: человечес­кое тело в целом, родители, дети, братья и сестры, рожде­ние, смерть, нагота и, чаще всего, сфера половой жизни (Фрейд, 1916: 153). Место символического представления в сновидении упрочивает понимание сновидения как процесса созидательного и синтезирующего, в большей мере откры­вающего, чем скрывающего, маскирующего и защищающего. Символ сновидения связывает манифестное (явное) и ла­тентное значения, несет в себе связи, а не расщепляет их. Однако несмотря на накопившееся число постоянных и поддающихся интерпретации символов; Фрейд, наряду с работой со снами, особо подчеркивает важность выявления

[14]

ассоциаций сновидца. Фрейд снова и снова предостерегает аналитика не обманываться манифестным содержанием, а искать его латентную мысль по ассоциациям к фрагментам сновидения. Это положение — догма Фрейда, или станет таковой. Никогда не доверяйте тому, что может казаться очевидным в сновидении, даже если сам Фрейд явно нару­шает свое собственное предписание (см. статью Спаньярда в данном сборнике). Это один из самых трудных уроков, преподаваемых кандидатам в психоаналитики (Erikson, 1954). Стараясь уследить за градом материала, они должны по­мнить, что, даже если рассказываемое сновидение представ­ляется единственной понятной информацией, само по себе оно не тот «спасительный якорь», за который следует дер­жаться. Скорее это процедура, основанная на внимании к бессознательным процессам сновидца и, что не бесспорно, на способности сновидца к самораскрытию, а заключается она в том, чтобы ждать ассоциаций, способных (хотя и нео­бязательно) открыть прямо противоположное очевидному. Именно на этом основании Фрейд построил свое утверж­дение о том, что интерпретация сновидений — это «царс­кая дорога к бессознательному» (1900: 608).

Двадцать лет спустя после опубликования «Толкования сновидений» в работе «По ту сторону принципа удоволь­ствия» Фрейд затронул то, что считал единственным ис­ключением из своего фундаментального представления о процессе формирования сновидения. Он рассматривает компульсивность в трансфере, в жизни и в «травматических сновидениях», воспроизводящих незамаскированные болез­ненные переживания. Снова и снова возвращаясь к реали­стичному изображению травмирующей ситуации, сновиде­ния «пытаются справиться с раздражителями, вызывая тре­вогу, или (игнорируя последнюю) — травматический невроз» (Фрейд, 1920: 32). Поэтому сновидения, наблюдающиеся при «травматических неврозах», или «сновидения во время психоанализа, вызывающие в памяти физическую травму детства, невозможно классифицировать как исполнения желаний» (Фрейд, 1920: 32). Он пишет, что если существует нечто «по ту сторону принципа удовольствия, то можно ут-

[15]

верждать, что некогда было время, когда удовлетворение желаний не являлось целью сновидений» (с.33).

Повторение в материале сновидения травматического переживания — это идея, которую можно развивать почти до бесконечности. Первым это сделал Ференци:

«Мы все чаще и чаще сталкиваемся с тем, что так назы­ваемые отпечатки дня [и можно добавить жизни] в дей­ствительности представляют собой повторение симпто­мов травмы.... Таким образом, вместо «сновидение является удовлетворением желания», более полным оп­ределением функции сновидения было бы: каждое сно­видение, даже неприятное, представляет собой попыт­ку овладеть травматическими переживаниями и уладить их, так сказать, в смысле esprit d'escalier *, что в сновиде­нии в большинстве случаев сделать легче из-за умень­шения критической способности и преобладания прин­ципа удовольствия»

(Ferenczi, 1931: 238).

Действительно, в подразумевающейся в каждом снови­дении регрессии можно обнаружить потенциальную травму (Garma, 1966, см. Curtis и Sachs, 1976). Обладая характером бессознательных намерений, травма косвенно присутствует и в повседневной жизни (Sandier, 1976), в банальностях социального общения, а также в качестве эмоциональных напряжений в интимных отношениях. Сам Фрейд, продол­жая свои исследования начал психической структуры, все больше и больше выделял «позитивный Ад» (Фрейд, 1916: 43) инстинктной жизни, потенциальную жестокость арха­ичного эго, полагая их опасностями развития человеческо­го младенца. Как Фрейд отмечал позднее, никому не удает­ся избежать возвращающихся в сновидениях травм детских переживаний (Фрейд, 1932: 27-30). Психологи, изучающие «я» (Kohut, 1971, 1977), недавно воспользовались этой свя-

* Остроумие на лестнице (фр.), т.е. ситуация, в которой правильные (уместные) слова приходят позже, чем нужно и чем хотелось бы. — Прим. ред.

[16]

зью травмы с незамаскированным символическим матери­алом сновидения. В метафорически понимаемом явном со­держании они видят раскрытие неустойчивого «я», находя­щегося на грани дезинтеграции, а сами зрительные образы считают основой связи безымянной тревоги или страха.

Хотя сам Фрейд обычно связывал сновидения с мысли­тельным процессом (Фрейд, 1925: 112), а травматические сновидения — с преодолением тревоги, он постоянно опи­сывал работу сновидения как характерную для функции поддержания сна. Относительно более широкой адаптив­ной функции сновидения он был осторожен, более осторо­жен, чем большинство современных аналитиков:

«Ошибочно говорить, что сновидения занимаются акту­альными жизненными задачами или пытаются найти ре­шение повседневных проблем. Это дело предсознательной мысли. Полезная работа так же далека от сновиде­ний, как и намерение передать информацию другому человеку. Когда сновидение имеет дело с проблемой ре­альной жизни, оно решает ее подобно иррациональному желанию».

(Фрейд, 1925: 127).

Конечно же, существует различие между взглядом на сно­видения как на способ разрешения проблем (French и Fromm, 1964), и взглядом на интегрирующую функцию нормальных сновидений, потенциально отражающих внутреннюю силу эго и даже укрепляющих ее (Ханна Сегал, в этом сборнике) или интегрирующих новое понимание с установившимися структурами (Palombo, 1978: Гринберг и Перлман в этом сбор­нике), оберегающих и помогающих структуре, связанной с развитием (Fosshage, 1983; Этвуд и Столороу в этом сборни­ке). Несомненно, внимание к интегрирующей функции сно­видения возникло благодаря соединению БДГ*-исследований и традиционной эго-психологией (см. работу Гринберга и Перлмана в этом сборнике). За последние десятилетия

* БДГ — быстрое движение глаз, стадия сна, характерная наличием сновидений. — Прим. ред.

[17]

исследователи записали в лаборатории множество сновиде­ний, явно связанных с проблемами субъекта в психоанализе.

Появление в работах Фрейда структурной модели, рас­ширенных концептуализации эго, выполняющего синте­зирующую или интегрирующую функцию как днем, так и ночью, как сознательно, так и бессознательно, в конеч­ном итоге привело к более четкому определению конти­нуума сновидения. Существуют «сновидения сверху и сновидения снизу» (Фрейд, 1925: 113) или, скорее, сно­видения «выходящие или из ид, или из эго». Однако сно­видение у Фрейда всегда «находит во время сна подкреп­ление от бессознательного элемента» (Фрейд, 1940: 168). В «Толковании сновидений» он пишет, что «владелец» дневной мысли требует «капитала» желания из бессозна­тельного (Фрейд, 1900: 561).

В 1938 г., за год до своей смерти, Фрейд предложил пе­реработанное понимание сновидения с точки зрения прак­тикующего психоаналитика:

«каждое сновидение, находящееся в процессе формиро­вания, предъявляет эго требование — удовлетворить ин­стинкт, если сновидение берет свое начало в ид; разре­шить конфликт, устранить сомнение или сформировать намерение, если сновидение берет свое начало от отпе­чатка предсознательной деятельности в бодрствующей жизни. Однако спящее эго сосредоточено на желании поддерживать сон, оно воспринимает это требование как тревогу и стремиться избавиться от нее. Эго удается сде­лать это посредством того, что представляется актом по­виновения: оно удовлетворяет требование тем, что в дан­ных обстоятельствах является безопасным удовлетворе­нием желания и таким образом избавляется от него»

(Фрейд, 1940: 169-170).

Таким образом, Фрейд показывает, насколько он подо­шел к теоретическому признанию возможности, что роль эго в формировании сновидения заключается в разреше­нии проблем, и что центральной темой каждого сновиде­ния выступает замаскированное удовлетворение желания.

[18]

То есть, сновидение Фрейда — это нечто меньшее, чем ин­теграция, синтез, творчество или реалистичное разрешение проблем. Тем не менее, основание интерпретации сновиде­ния изменилось: сновидение, воспроизводящее конфликт, в психоанализе рассматривается не как раскрытие бессоз­нательного желания, а как укрепление эго перед лицом тре­бований как ид, так и суперэго (см. работу Бреннера в этом сбонике).

Что касается рекомендаций по использованию интер­претации сновидений в процессе психоаналитического ле­чения, с ними полезно познакомиться по небольшой, но блестящей работе Эллы Фримен Шарп «Анализ сновиде­ний» (1930), написанной на основании лекций, прочи­танных в Британском Обществе в 1930-х годах. Автор рас­сматривает сновидение в рамках психоаналитической за­дачи, определяемой, в соответствии с более поздними работами Фрейда, как «расширение границ эго в слож­ной психической перестройке посредством динамики трансфера». Результатом успешного анализа является эго, способное «выдерживать инстинктивные импульсы и ра­циональным и эффективным образом справляться с ними в общественной жизни, что соответствует модификации бессознательного суперэго» (Sharpe, 1937: 17). Анализ сно­видения имеет решающее значение для этого процесса, так как «ассимиляция бессознательного знания посред­ством эго является существенной частью психического процесса». Более образно, с высоким художественным ма­стерством она описывает лежащий в основе всякой ин­терпретации принцип как «выражение неизвестного, скрытого в известном, на языке индивидуума» (с. 18). То есть, образ сновидения берет свое начало от пережива­ния, которое оно таким образом раскрывает.

Но это не единственное связующее звено между сно­видением и поэзией. Элла Фриман Шарп, приписав об­разам сновижения и механизмам работы сновидения за­коны языка поэзии, первой совершила прыжок, ставший известным благодаря Лакану. Приравняв конденсацию и смещение к метафоре и метонимии, как позднее это сде-

[19]

лал Лакан*, она уподобила сновидение поэзии и драме и тем самым признала его сохраняющим и выражающим некое значение. Конденсация, подобно метафоре, подра­зумевает тождественность или подобие, в то время как смещение, подобно метонимии, подразумевает «перенос названия» одной вещи на другую, целого на часть**. Не­смотря на это признание потенциальной многозначитель­ности образов сновидения, она тем не менее скрупулезно настаивает на внимании к латентному содержанию, к мыс­лям, скрытым за видимыми образами манифестного со­держания (с. 75). Подобно Фрейду, она открыто выража­ет свое подозрение относительно использования снови­дения в качестве сопротивления психоаналитическому лечению. Хотя Шарп проводит сравнение между снови­дением и искусством, она против понимания сновидения как целого и, тем самым, подобно Фрейду, подтверждает различие между сновидением и произведением искусст­ва. Наряду с актуальностью изложения, для Шарп харак­терно сосредоточение внимания на функции сновидения в рамках трансфера; такой акцент присущ большинству представленных в данном сборнике статей.

Подготавливая лекции для Британского Общества, уже хорошо знакомого с новаторским использованием Мелани Кляйн игры в психоанализе детей, Шарп сравнивает сно­видение с детской игрой и драмой. Развивая представления как Фрейда (1917: 223), так и Кляйн, она приравнивает яв­ление сновидения к проекциям «я» (Sharpe, 1937: 59), свя­зывая это с воплощением внутренней драмы. Сюжет сно-

* Здесь есть, мягко говоря, неточность. Лакан приравнял метафору к симптому, а метонимию — к желанию. См. «Функцию и поле речи и языка в психоанализе», где Лакан пишет как о вышеупомя­нутом приравнивании, так и об уровне американского психоана­лиза вообще — Прим. ред.

** Это весьма вольные (чтобы не сказать больше) трактовки метони­мии и метафоры. Заинтересованный читатель может обратиться хотя бы к «Лингвистическому энциклопедическому словарю» под ред. В.Н.Ярцевой, М., 1990. Там в соответствующих статьях он прочтет нечто другое — Прим. ред.

[20]

видения и трансфер пациента на аналитика, персонажи сновидения и процесс, названный Кляйн в конечном итоге «проективной идентификацией» (Klein, 1946), явно связа­ны. Принимая во внимание функцию сновидения, Шарп постоянно напоминает читателю о двуличности, присущей его цензуре, и о неясности, обусловленной необходимос­тью перевода мысли в зрительные образы в процессе сно­видения. Толкователь стоит перед выбором: что в процессе сновидения и в его изложении ведет к эмоциональному росту и расширению осознания, а что служит для защиты суще­ствующего modus vivendi (образа жизни), каким бы он ни был? Эта двойная задача характерна для психоаналитика: достичь трудно дающегося равновесия между «готовностью подозревать и готовностью выслушать; обетом скрупулез­ности и обетом покорности» (Ricoeur, 1970). И, конечно же, поэтому ассоциации служат важными ключами для по­нимания сновидения.

Такой последовательный лейтмотив работы Фрейда, как недоверие в отношении манифестного содержания снови­дения, стал установившейся практикой в значительной ча­сти психоаналитического мышления. В своей знаменитой статье «Сновидение в психоанализе», 1954, Эрик Эриксон предостерегает от банального недооценивания адаптивных функций эго, успешно раскрываемых в сновидении. Ана­лизируя сновидение об инъекции Ирме, первое в «Толко­вании сновидений», сновидение, использовавшееся для рас­крытия многозначительности, стоящей за фрагментами сна, Эриксон рассматривает манифестное содержание, чтобы понять, что оно раскрывает. Называя его более чем просто «шелухой, скрывающей зерно истины», скорее «отражени­ем специфического пространственно-временного измере­ния эго индивидуума, сферой деятельности всех его защит, компромиссов и достижений» (Erikson 1954: 21), он приво­дит доводы в пользу эстетической восприимчивости фасада •сновидения, продукта наблюдающего сон эго. Привнося в изучение сновидения акцент эго-психологов на интегриру­ющую и адаптивную функцию сознания, он показывает, что наблюдающее сон эго борется со стрессом творческой работы, конфликтами лояльности, напряжением сильных

[21]

противоречивых чувств. После Эриксона это сновидение вновь изучали Шур (Shur, 1966), Гринберг (Greenberg, 1978), Махони (Mahoney, 1977), каждый из них в его манифест-ном содержании, а в случае Махони — в языке изложения сновидения, находил глубокое значение скорее в том, что оно содержит и выражает, чем в том, что скрыто за образа­ми сновидения.

Бертрам Левин, работая в 1940-х и 1950-х годах в Амери­ке и развивая представление Фрейда о подразумеваемой во сне и в сновидении временной и топографической регрес­сии (Фрейд, 1917: 22), начал изучение особенностей снови­дения, связав его с психоэмоциональным развитием. Как Фрейд провел аналогию между сном и возвращением в лоно, так Левин связал сновидение и «экран», на который оно проецируется, с интернализированной материнской грудью, первым объектом индивидуума (Lewin, 1946). Левин также связал психоаналитическую ситуацию с явлением сновиде­ния (Lewin, 1955), что вызвало определенный резонанс. Кроме того, следуя Фрейду, чья теория получила подтверж­дение исследованиями БДГ, он отмечает высокий уровень возбуждения, связанный со сновидением (Jones, 1970), и сравнивает ритмы бодрствования и сна, сна со сновидени­ями и без сновидений с потенциально пробуждающим вли­янием психоаналитика. Он пишет: «Аналитик, так же, как и отпечаток дня, неизбежно служит пробудителем... дей­ствия аналитика постоянно направлены на то, чтобы отча­сти пробудить пациента или немного усыпить его, успоко­ить или возбудить» (Lewin, 1955). И далее, «пробудить — значит отнять от груди и, как вариант, — вернуть обратно в этот мир». Язык, употребляемый здесь для описания ана­литической роли, возможно, спорно запечатлевает историю аналитика как гипнотизера. Однако эта формулировка под­разумевает степень внутренней безопасности, необходимую для сна, сновидения и для пробуждения, подобную степе­ни безопасности, необходимой для пересказа сновидения аналитику, на которого можно положиться. Аналогичным образом поясняется и исторически восстанавливается цен­тральная роль трансфера, равно как и представление об аналитике как о защитнике раскрытия, включающего

[22]

интерпретацию сновидения в рамках психоаналитического процесса. Вдохновенное представление Левина об экране сновидения остается плодотворной концептуализацией, ко­торую в этом сборнике развивают Кан, Понталис и Гемайл. Левин определил нить, связующую сновидение, психоана­литический процесс, регрессию на службе эго и творчество, уделив особое внимание границам, очерчивающим эти про­цессы. Он является ключевой фигурой в истории психоана­литического внимания к сновидению. В отличие от боль­шинства других авторов, для Левина критерием служит сно­видение. В этом он отличается от Кляйн, Винникотта, Биона, Лакана, оказавших большое влияние на развитие психо­аналитического мышления, но сосредоточенных больше на развитии и характере символических процессов.

Хотя Винникотт сравнительно мало говорил непосред­ственно о сновидениях, он много и влиятельно писал об эволюции игры, и его соображения о развитии этой симво­лической способности оказали влияние на подход многих психоаналитиков к сновидению. Тот факт, что игра детей богата эмоциональными и символическими значениями, явился важным вкладом в исследования Кляйн, дополне­нием, широко поддерживающим понимание коммуникатив­ного потенциала сновидения, значения, содержащегося в образах. Последующие исследования Винникоттом разви­тия и функции игры проясняют роль сновидения, его место в эмоциональной и психической жизни и в аналитическом процессе. Способность к игре развивается из отношения ребенка к матери, из первоначального «удерживания» эмо­циональной напряженности младенца, из ее зеркального признания или отражения потребностей ребенка и его пси­хической реальности. Это удерживание вместе с удовлетво­рением потребностей ребенка ведет, по мнению Винникот­та, к временной иллюзии слияния, которая, как это ни пара­доксально, поддерживает растущую способность переносить реальность отделения и потерю всемогущества. Решающий шаг, с точки зрения Винникотта, заключается в привязан­ности к конкретным объектам, особым звукам или обра­зам, символизирующим обладание матерью и единение с ней. Эту иллюзию поддерживает «переходный» объект. Из

[23]

этого восприятия развивается переходная деятельность или игра, переходное пространство (Winnicott, 1971), где разви­вающийся ребенок может играть. Винникотт, как и Марион Милнер (Milner, 1952), ставит ударение на творческой не­обходимости иллюзии, на обучении игре и на сновидении как форме переходного пространства, защищенного, пусть временно, от вторжения реальности. Все культурные явле­ния происходят в переходном пространстве, все творчество также совершается в формально очерченном пространстве, в пределах страницы, полотна, сцены, а внутренне — по­средством способности организовать игру. Способность временно отказаться от неверия, отдать свое «я» сну и сно­видению или грезам и свободной ассоциации зависит от чувства безопасности, от границ, от того, что Дидье Анзье назвал «психической оболочкой» (Anzieu, 1989). Аналогич­но, способность иметь сновидение и размышлять о нем за­висит от способности различать состояния сна и бодрство­вания, сон и реальность, символическое и конкретное. В центре внимания многих работ этого сборника становится обретение в аналитической ситуации возможности исполь­зовать сновидение.

Исследования Винникоттом развития способности иг­рать дополняется гипотезой Биона касательно развития спо­собности удерживать чувства и мысли (Bion, 1962a). Бион начинает с кляйнианской концепции проективной иденти­фикации и привносит сюда идею матери, матери воспри­имчивой, могущей принимать на себя полную силу проек­ций ребенка, понимать и тем самым делать их терпимыми для ребенка, пригодными для вмещения. Ребенок интернализирует вмещающую функцию, а вместе с ней и психичес­кое пространство для обдумывания, символической обра­ботки или осуществления того, что Бион назвал альфа-фун­кцией (Bion, 1962a). Если чистые, причиняющие боль ощущения остаются без ответа, не принимаются, не удер­живаются и не трансформируются материнским внимани­ем, тогда ребенок не интернализирует способность перено­сить ощущение и остается во власти чистых необработан­ных психических событий, проявляющихся позднее как психотическое мышление. По мнению Биона, последовате-

[24]

12345678910Следующая ⇒

Поделиться: