Ремарк и его потерянное поколение

Гораздо более конкретным языком описывал войну Эрих Мария Ремарк. Его знаменитый роман " На Западном фронте без перемен" стал своего рода портретом поколения, представители которого отправлялись на фронт прямо со школьной скамьи. Нам внушали, что начищенная пуговица важнее, чем четыре тома Шопенгауэра. Мы убедились - сначала с удивлением, затем с горечью и наконец с равнодушием - в том, что здесь все решает, как видно, не разум, а сапожная щетка, не мысль, а заведенный некогда распорядок, не свобода, а муштра", - писал он. Солдатские будни в окопах, грохот рвущихся в ночном мраке гранат, гибель товарищей, не приносившие отдыха передышки между боями, - Ремарк, бывший на Первой мировой войне рядовым солдатом, не понаслышке знал о ее кошмарах. О них он и повествует в своем антивоенном романе. Повествование в этом произведении ведется от первого лица. Герой книги - молодой солдат, который из-за полученных на войне душевных травм не в состоянии найти себя в гражданской жизни.

 

 

Своеобразие культурно-исторической ситуации в США в 1920–1940-е годы. Национальные традиции и европейские влияния в литературе периода. Значение творчества Шервуда Андерсона. «Потерянное поколение» в литературе США. Творчество Джона Дос Пассоса, Фрэнсиса Скотта Фитцджеральда, Генри Миллера, Джона Стейнбека, Томаса Вулфа, Уильяма Фолкнера.

 

 

ОБЩЕЕ СОСТОЯНИЕ В СТРАНЕ

Главными событиями, определившими историю СШАдо начала второй мировой войны, стали испано-американская война 1898— 1899 гг., участие Америки (с 6 апреля 1917 г.) в первой мировой войне, «великая депрессия», начавшая отсчет с краха нью-йоркской биржи 29 октября 1929 г., «новый курс» администрации Ф.Д. Рузвельта.

Страна вышла из Первой мировой войны морально и духовно опустошенной, потерявшей веру в технический прогресс (который, как оказалось, не только не гарантировал людям благополучие, но напротив, привел мир к грандиозным бедствиям), в поступательное движение истории (которая завела человечество в тупик), утратившей оптимистические иллюзии и само ощущение стабильности человеческого существования. Безверие, скепсис, отчаяние и растерянность доминировали в общественных умонастроениях послевоенной Америки и резко контрастировали с материальным процветанием страны. Первая мировая ускорила изменения, обозначившиеся во всех сферах жизни государства еще на рубеже столетий: падение авторитета церкви и семьи, стремительный рост городов, расцвет промышленности, рост национального рынка и производство товаров потребления. Уровень жизни в Америке был высок, как никогда и ни в одной стране мира. Нация завороженно осваивала технические новинки, самозабвенно делала и тратила деньги, стараясь не упустить ничего, из того, что предлагал сегодняшний день: завтрашний, как показал недавний опыт, мог просто не наступить.

Противоречивые и непредсказуемые 1920-е были, помимо прочего, и временем серьезного нарушения гражданских свобод. Разобщению нации, ее разделению на " своих" и " несвоих".

Почти столь же популярным в Америке 1920-х оказалось имя Зигмунда Фрейда, австрийского психоаналитика рубежа XIX—XX веков, занимавшего умы европейских интеллектуалов. Фрейд объяснил людям, что истинная сущность личности кроется в ее подсознательной сфере, которая базируется на трех инстинктах: eros (инстинкт жизни), tanatos (инстинкт смерти) и libido (половой инстинкт). Он объяснил, что детские переживания человека откладываются в подсознании в виде " комплексов": Эдипова (подсознательная неприязнь сына к отцу), противоположного ему " комплекса Электры", и других, — которые человек не может ни изжить, ни объяснить, и потому обречен на мучительную борьбу с самим собой.

Это время, которое, с легкой руки Ф. Скотта Фитцджеральда, получило название " джазового века", было временем, не только пренебрежительно-легкомысленного отношения к жизни, но и временем расцвета искусств. Центральным и интригующим своей новизной культурным явлением 1920-х стал так называемый Гарлемский ренессанс — внезапный послевоенный расцвет " черного" искусства США, который, собственно, и делает десятилетие " веком джаза".

Новый век создал мощных конкурентов книге в виде радио, кино, большого спорта. Вместе с тем его технология, его расширяющаяся сеть коммуникаций и растущая индустрия рекламы способствовали созданию новых журналов и новых издательств. Издатели охотились за авторами, журналы соревновались за право напечатать их рассказы; литераторы стали больше зарабатывать, и их аудитория существенно расширилась. С наступлением в 1927 эры звукового кино Голливуд неслыханно щедрыми контрактами начал привлекать многих известных писателей, таких как Фитцджеральд, Фолкнер, Дэшиел Хэммет, Натаниэль Уэст. Большинство литераторов, однако, чувствовало себя скорее обескураженными при виде беззастенчивой погони нации за деньгами.

Кризис, " Великий крах", как называли его американцы, наступил с внезапностью, стремительностью и неотвратимостью обвала лавины или падения в бездну. Еще в декабре 1928 года в последнем обращении к Конгрессу президент Кулидж заверил нацию, что ее " перспективы никогда не были столь обнадеживающими". В октябре 1929, меньше, чем через год после речи Кулиджа, лопнула центральная биржа на Уолл-стрит. Один за другим стали закрываться банки, безработица достигла цифры в 12, 5 миллиона человек, появились длинные, унылые и озлобленные очереди за хлебом, кухни с бесплатным супом, по всей стране, как грибы, выросли " гувервили" — целые городки бараков, дешевого жилья.

Приход к власти в Германии Гитлера (1933), угроза новой войны, которая тенью нависла над всей Европой, жестокие преследования нацистами евреев — все эти взаимосвязанные события заставили сотни писателей, художников, музыкантов, ученых и философов (как евреев, так и не евреев) искать убежища в США. Томас Манн, Владимир Набоков, Исаак Башевис Зингер, Альберт Эйнштейн и другие — вот иммигранты этой волны.

Однако, несмотря на осложнившуюся обстановку в мире, Америка оставалась слишком озабоченной своими внутренними проблемами, чтобы отказаться от политики нейтралитета. " Сначала — Америка" — название одной из изоляционистских организаций — являлось лозунгом многих американцев. Впоследствии, впрочем, выяснилось, что полное экономическое восстановление смогло осуществиться лишь после присоединения Америки к странам-участницам Второй мировой — действия, которое ускорило ее подъем в качестве мировой державы и вновь кардинально изменило жизнь нации, ее культуру и литературу.

Вплоть до середины XX века литература Новой Англии считалась " американской", литература Среднего Запада, Юга и Запада — " региональной", а творчество писателей еврейского происхождения и афроамериканцев — литературой " меньшинств".

 

Значительно изменил писательское отношение к позитивистской тематике и натуралистическому представлению о художественном мастерстве Шервуд Андерсон (1876—1941), который стал в восприятии младших современников одним из родоначальников новой концепции письма.

В центре многих произведений Андерсона — переживание исторического и психологического сдвига, на фоне которого персонаж стоит перед проблемой роста, приводящего к необратимым последствиям. Андерсона прославили не романы о болезненном влиянии индустриализации на человеческую психику и о роли бессознательного в человеческих отношениях («Марширующие люди», 1917; «Темный смех», 1925), на которые наложило отпечаток знакомство с психоанализом 3. Фрейда и творчеством Д. Г. Лоуренса, а книга рассказов «Уайнсбург, Огайо» (1919).

Итак, главное для Андерсона не тема, не материал, а проблема компактного образа, настроения, точного слова, фактуры текста, — стиля и мастерства. Андерсон в «Уайнсбурге» подвергает поэтизации то, что до него, строго говоря, поэтизации в американской прозе не подвергалось: повседневное и даже заурядное существование.

Нельзя сказать, что натуралистическое мышление в литературе США к началу 1930-х годов либо полностью сошло на нет, либо в корне видоизменилось. Резкая политизация американской действительности вызвала его к жизни вновь и привела к созданию произведений в высшей степени неординарных, имевших сильный общественный резонанс. В этом контексте прежде всего следует назвать имя Джона Стейнбека (1902—1968), автора романа «Гроздья гнева» (1939), ставшего олицетворением социального протеста времен «великой депрессии».

Сильными сторонами его творчества являются знание «элементарной» стихии народной жизни и соответствующее ему чувство природы. Сам писатель определил одну из главных тем своего творчества как характерное для современности становление коллективного сознания — «переход от " я" к " мы" ».

Стейнбек считал себя носителем «нетелеологического мышления», исходящего из доверия к спонтанно складывающейся реальности и действию «коллективного бессознательного» (писатель назвал это начало «манипулятивным механизмом»).

Лучшие стейнбековские произведения 1930-х годов помимо «Гроздьев гнева» — «романы в рассказах» («Райские пастбища», 1932; «Долгая долина», 1938), роман «Квартал Тортилья-флэт», которые отмечены интересом к эстетике примитивизма, мистике земли и народной «сверхдуши», а также к калифорнийским «людям-гротескам».

Известность Стейнбеку принесла новелла «О мышах и людях» (1937). В ее заглавие вынесены слова поэта Р. Бернса о бессилии людей и зверей перед стихией природы. Рассказывая о взаимоот-ношениях двух сельскохозяйственных рабочих — приземистого Джорджа и опекаемого им слабоумного гиганта Ленни, — Стейнбек предлагает необычное толкование темы «американской мечты».

«Гроздья гнева» — роман, вызвавший обличением социальной несправедливости резонанс не меньший, чем в свое время «Хижина дяди Тома». 'Это произведение гораздо более масштабное, чем повесть о Ленни и Джордже. Оно задумано в эпическом ключе, на что указывает стилистика названия, одновременно и библейская и окрашенная исторически: привлекшее Стейнбека словосочетание заимствовано им из «Боевого гимна республики» времен Гражданской войны.

В «Гроздьях гнева» чередуются два повествовательных пласта — драматический и публицистический, что является свидетельством политизации мышления Стейнбека и его эмоциональной соприча-стности описываемому. В романе имеется, как и в большинстве зрелых стейнбековских произведений, резонер близких автору идей, бродячий проповедник Кейси.

Направленность романа очевидна. Основанный на фактических данных, он вызвал неподдельное сочувствие к исковерканным судьбам, а также неприятие тирании, представленной в «Гроздьях гнева» земельными компаниями и банками, предпочитающими уничтожать плоды земли (и тем самым надругающимися над природой), нежели отдавать их голодающим.

Путь к свободе, по Стейнбеку - это путь к мистически понимаемому коллективизму, к отказу от губительной власти богатства. Позднее эта тема получила развитие в новелле- притче «Жемчужина» (1948).

Стейнбековская идея «фаланги» приобрела в «Гроздьях гнева» наиболее развернутое и оптимистическое. В сопоставлении с «Гроздьями гнева» послевоенные романы Стейнбека («Заблудившийся автобус», 1947; «Зима тревоги нашей», 1961) гораздо пессимистичнее и отражают сомнения писателя по поводу возможности обновления традици-онных американских ценностей.

 

1920-е годы — период «сменовеховства» в литературе США. Он отмечен как разносторонним осмыслением историко-культурного сдвига, так и вступлением в права новой литературной генерации, представление о которой так или иначе ассоциировалось с образом «потерянного поколения». Эти слова (произнесенные по-французски, а затем переведенные на английский язык) приписываются писательнице Г. Стайн и были адресованы молодым людям, побывавшим на фронтах первой мировой войны, потрясенным ее жестокостью и не сумевшим в послевоенное время на прежних основаниях «войти в колею» мирной жизни. Прославил же сентенцию Стайн («Все вы — потерянное поколение») Э. Хемингуэй, вынесший ее в виде одного из эпиграфов на титульный лист своего первого романа «И восходит солнце» (1926).

Так называют на Западе молодых фронтовиков, которые воевали между 1914 и 1918 годами, независимо от страны, за которую они воевали, и вернулись домой морально или физически искалеченными. Также их называют «неучтёнными жертвами войны». Вернувшись с фронта, эти люди не могли снова жить нормальной жизнью. После пережитых ужасов войны всё остальное казалось им мелочным и недостойным внимания.

Обе темы в творчестве " потерянных" взаимосвязаны, и эта связь имеет причинно-следственный характер. В " военных" произведениях показаны истоки потерянности поколения: фронтовые эпизоды поданы всеми авторами жестко и неприукрашенно — вразрез с тенденцией романтизации Первой мировой в официальной литературе. В произведениях о " мире после войны" показаны следствия — судорожное веселье " джазового века", напоминающее пляску на краю пропасти или пир во время чумы. Это мир искалеченных войной судеб и изломанных человеческих отношений.

Все герои " военных" произведений чувствуют, что их одурачили, а затем предали. Лейтенант итальянской армии американец Фредерик Генри (" Прощай, оружие! " Э. Хемингуэя) прямо говорит, что больше не верит трескучим фразам о " славе", " священном долге" и " величии нации". Все герои писателей " потерянного поколения" теряют веру в общество, принесшее своих детей в жертву " торгашеским расчетам", и демонстративно порывают с ним. Заключает " сепаратный мир" (то есть дезертирует из армии) лейтенант Генри, с головой погружаются в выпивки, кутежи и интимные переживания Джейкоб Барнс (" И восходит солнце" Хемингуэя), Джей Гэтсби (" Великий Гэтсби" Фитцджеральда) и " все печальные молодые люди" Фитцджеральда, Хемингуэя и других прозаиков " потерянного поколения".

 

«Потерянность» в широком смысле — это следствие разрыва и с системой ценностей, восходящих к «пуританизму», «традиции благопристойности» и т. д., и с довоенным представлением о том, какими должны быть тематика и стилистика художественного произведения. В отличие от поколения Б. Шоу и Г. Уэллса, «потерянные» проявляли ярко выраженный индивидуалистический скепсис в отношении любых проявлений прогрессизма. Вместе с тем мучительное осмысление «заката Запада», собственного одиночества, равно как и проснувшаяся ностальгия по органической цельности мира, привели их к настойчивым поискам новой идеальности, которую они формулировали прежде всего в терминах художественного мастерства. Отсюда и тот резонанс, который получила в Америке элиотовская «Бесплодная земля». Жестокости и хаосу мира способна противостоять «ярость» творческого усилия —таков подтекст хрестоматийных произведений «потерянного поколения», общими чертами которых являются трагическая тональность, инте-рес к теме самопознания, а также лирическое напряжение.

Мотивы «потерянности» по-разному заявили о себе в таких романах, как «Три солдата» (1921) Дж. Дос Пассоса, «Громадная камера» (1922) Э. Э. Каммингса, «Великий Гэтсби» (1925) Ф. С. Фиццжералда, «Солдатская награда» (1926) У. Фолкнера, «И восходит солнце» (1926), «Прощай, оружие! » (1929) Э. Хемингуэя. К ним следует отнести и романы, изданные в Европе, но имевшие большой успех в США: «На западном фронте без перемен» (1929) Э. М. Ремарка, «Смерть героя» (1929) Р. Олдингтона.

Не все названные писатели приняли участие в войне (в частности, Фицпжералд, Фолкнер), но и для них «потерянность» — факт более чем весомый: показатель заброшенности человека в историю, лишившуюся привычных контуров, и обостренной артистической восприимчивости ”

Жестокость современности не могла не облечься в метафору войны. Если в начале 1920-х годов она трактуется достаточно конкретно, то к концу десятилетия становится олицетворением важнейшего измерения человеческого существования вообще. Подобное сцепление военного и послевоенного опыта под общим трагическим знаком в особенности показательно для романов, изданных в 1926—1929 гг., т. е. тогда, когда события прошлого состоялись как художественное событие и получили, по выражению одного из современников, статус трагического «алиби»: человек постоянно находится в состоянии «военных» действий с враждебно-равнодушным к нему миром, главные атрибуты которого — армия, бюрократия, плутократия.

⇐ Предыдущая123456789Следующая ⇒

Поделиться: