Благословение Синода Патриархами.

 

Примечателен тот факт, что радеющий о государстве Царь Петр I Алексеевич испросил благословение у Восточных Патриархов уже после издания Указа об учреждении Синода, ставя, таким образом, Первосвятителей перед свершившимся фактом.

Лишь в сентябре 1721 года Царь Петр I отправил послание Константинопольскому Патриарху со словами: “И уповаем, что Ваше Всесвятейшество, яко первый Архиерей Православныя Кафолическия Восточныя Церкви, сие Наше учреждение и сочинение Духовного Синода за благость признати изволите и о том прочим Блаженнейшим - Александрийскому, Антиохийскому и Иерусалимскому - Патриархам сообщение учините...”

И только 23 сентября (6 октября) 1723 года Патриарх Иеремия III прислал Утвердительную грамоту. В ней были и такие слова: “Синод в Российском Святом Великом Государстве есть и нарицается нашим во Христе братом, Святым и Священным Синодом от всех благочестивых и православных христиан... Он имеет право совершать и установлять тоже, что и четверо Апостольских Святейших Патриарших Престола. Советуем, побуждаем и предписываем ему хранить и держать неизменными обычаи и правила Священных Вселенских Святых Семи Соборов и прочее содержимое Святою Церковью и пребудет непоколебимо во веки”.

Одинакового содержания была и грамота Патриарха Антиохийского Афанасия. Константинопольский Патриарх Иеремия III сообщал, что Александрийский Патриарх скончался, а Иерусалимский Патриарх болен. Таким образом, только двое из четырех Восточных Патриархов письменно подтвердили благословение нового устроения Церкви в России! Факт примечательный во всех отношениях. Однако, такое высказанное на бумаге уважение к Предстоятелям Патриарших Престолов в жизни Государя омрачалось полным неуважением к русской Церковной иерархии в самой России, какое, к несчастью, Монарх не уставал выражать в течение всей своей жизни.

 

Царские забавы.

 

Ярким примером одержимости, граничащей с беснованием, о чем невозможно умолчать в сем труде, явилось основание Царем Петром I Алексеевичем Коллегия пьянства или “сумасброднейший и всепьянейший собор”.

Монарх состоял, как пишет историк В. О. Ключевский, - “под председательством наибольшего шута, носившего титул князя-папы, или всешумнейшего и всешутейшего патриарха московского, кокуйского и всея Яузы. При нем был конклав 12 кардиналов, отъявленных пьяниц и обжор, с огромным штатом таких же епископов, архимандритов и других духовных чинов, носивших прозвища, которые никогда, ни при каком цензурном уставе не появяться в печати”. Сам Государь Петр I Алексеевич носил том «соборе» «чин» «протодьякона» и сам сочинил для оного «устав», в коем проявил не меньшую законодательную мудрость, чем в составлении иных регламентов. В том «уставе» определены были до мельчайших подробностей «чины избрания и поставления папы и рукоположения» на разные «степени» пьяной «иерархии».

Первейшей «заповедью» ордена было напиваться каждодневно и не ложиться спать трезвыми. Были даже всешутейшие «матери-архиерейши» и «игуменьи». “Как в древней Церкви спрашивали крещаемого: “Веруеши ли? ”, так в этом соборе новопринимаемому члену давали вопрос: “Пиеши ли? ” Трезвых грешников отлучали от всех кабаков в государстве; инако мудрствующих еретиков-пьяноборцев предавали анафеме...Бывало на святках компания человек в 200 в Москве и Петербурге на несколько десятках саней на всю ночь до утра пуститься по городу “славить”; во главе процессии шутовсой патриарх в своем облачении, с жезлом и в жестяной митре; за ним сломя голову скачут сани, битком набитые его сослужителями, с песнями и свистом. Хозяева домов, удостоенных посещением этих славельщиков, обязаны были угощать их и платить за славление; пили при этом страшно, замечает современный наблюдатель. Или бывало на первой неделе Великого поста его всешутейшество со своим собором устроит покаянную процессию: в назидание верующим выедут на ослах и волах или в санях, запряженных свиньями, медведями и козлами, в вывороченных полушубках”.

      В другой раз, как пишет историк М. И. Семевский, - “в день, ознаменовавшийся встречею знаменитого ботика, - дедушки русского флота, - все от мала до велика, от последнего денщика, до великого Монарха, пировали десять часов сряду. По свидетельству одного из участников пира, Император был особенно расположен пить; несколько раз говорил, что тот бездельник, кто в этот день не напьется с ним пьян, и все, соревнуясь друг перед другом, так страшно пили, как не запомнит ни один заезжий немец - во все пребывание свое в России. Не было пощады и дамам, т. е. Императрице, герцогине Катерине Ивановне и прочим членам Царского семейства с из свитами. Их отпустили после шестичасового угощенья”.

Но особенно любил Царь Петр I Алексеевич веселиться по случаю спуска нового корабля, ибо новому кораблю Государь рад был как новорожденному детищу: “В тот век пили много везде в Европе, - читаем у Ключевского, - не меньше чем теперь, а в высших кругах, особенно придворных, пожалуй, даже больше. Петербургский Двор не отставал от своих заграничных образцов. Бережливый во всем, Петр не жалел расходов на попойки... На корабль приглашалось все высшее столичное общество обоего пола. Это были настоящие морские попойки... от которых идет поговорка, что пьяным по колено море. Пьют бывало до тех пор, пока генерал-адмирал Апраксин начнет плакать-разливаться горючими слезами, что вот он на старости лет остался сиротою круглым, без отца, без матери, а военный Министр Светлейший Князь Меншиков свалится под стол и прибежит с дамской половины его испуганная Княгиня Даша отливать и оттирать бездыханного супруга». А если случалось во время пира Царю Петру I Алексеевичу на кого вспылить и удалиться к дамам – приставит к выходу солдата, запретив собеседникам расходиться до его возвращения. И ждали все пока Императрица Екатерина I Алексеевна не успокаивала расходившегося Государя, “не укладывала его и не давала ему выспаться”. До той поры все сидели по местам, пили и скучали.

Обилие вина и шума на том продолжительном торжестве, каким было заключение мира Ништадтского со Швецией (1721), “не мешало гостям чувствовать скуку и тягость от обязательного веселья по наряду, даже со штрафом за уклонение (50 рублей). Семь дней, как пишет Ключевский, - “тысяча масок ходила, толкалась, пила, плясала целую неделю, и все были рады-радешеньки, когда дотянули служебное веселье до указанного срока”. Эти официальные празднества были тяжелы, утомительны: “но еще хуже были увеселения, тоже штатные и непристойные до цинизма... Петр старался облечь свой разгул с сотрудниками в канцелярские формы, сделать его постоянным учреждением”. Именно так и появилась Коллегия пьянства.

        Так, к примеру, выглядела годовщина празднования Ништадтского мира, в начале сентября 1723 года, незадолго до кончины Императора, как о том пишет историк М. И. Семевский в книге “Царица Прасковья”: “все были обязаны подпискою явиться на это празднество. В течении восьми дней по улицам Петербурга выдвигались торжественные процессии, были самые разнообразные костюмы - халдейские, аббатские; Государь Петр Алексеевич являлся то католическим кардиналом (! ), то матросом-барабанщиком; костюмы польские, старинно-немецкие, иезуитские, французские, итальянские, китайские, жидовские, капуцинские, индейские, японские, татарские и другие пестрели на площадях и улицах Петербурга. Тут же среди замаскированных...красовалась “неусыпаемая обитель”. По свидетельству одного из участников пиров: “С этих пирушек, благодаря его высочеству (Светлейший Князь и кавалер А. Д. Меншиков) и другим питухам, которые пили с замечательною энергиею и всячески старались напоить друг друга, многие сановники... редко приезжали домой здоровыми. Вино занимало сановников, танцы - развлекали дам...”

Как известно, трагедией завершились пиры, ознаменованные свадьбой Царевны Анны Иоанновны (1693-1740) с Герцогом Курляндт Фридрихом Вильгельмом (1692-1711), Августейшим племянником Короля Пруссии Фридриха I фон Гогенцоллерн (1657-1713). По словам историка М. И. Семевского: “брачная жизнь Анны Иоанновны продолжалась с небольшим два месяца. В январе 1711 года она отправилась вместе с мужем в Митаву, но 9 числа, в сорока верстах от Петербурга... молодой Герцог скончался. На основании некоторых известий, он умер от непомерного потребления крепких напитков, которыми так заботливо угощал его сам Петр и все петербургские сановники”.  

Каким достойным образом можно объяснить включение в программу празднования Ништадтского мира в 1721 году непристойнейшую «свадьбу» князя-папы, старика Бутурлина, со старухой, вдовой его предшественника и воспитателя Петра Никиты Зотова. Государь приказал «обвенчать» их в присутствии Двора при торжественно-шутовской обстановке в Троицком соборе Санкт-Петербурга: “Какую политическую цель можно найти в этой непристойности, как и в ящике с водкой, формат которой напоминал пьяной коллегии Евангелие? ”

Приводя все эти нелицеприятные примеры, в особенности изображая выходки пьяного «собора», историк В. О. Ключевский заключает: “Одним словом, это была неприличнейшая пародия Церковной иерархии и Церковного богослужения, казавшаяся набожным людям пагубой души, как бы вероотступлением, противление коему – путь к венцу мученическому... Иноземные наблюдатели готовы были видеть в этих безобразиях политическую и даже народовоспитательную тенденцию, направленную будто бы против Церковной иерархии и даже самой Церкви, а также против порока пьянства... Трудно взвесить долю правды в этом взгляде но все это – скорее оправдание, чем объяснение... В пародии Церковных обрядов глумились не над Церковью, даже не над Церковной иерархией, как учреждением, просто срывали досаду на класс, среди которого видели много досадных людей... К большинству тогдашней иерархии был приложим укор... Серьезнее был ропот в народе, среди которого уже бродила молва о царе-антихристе”.

Однако Царь Петр I Алексеевич играл и иронизировал не только над Церковной иерархией или Священными церковными Таинствами. Предметом шутки Монарх делал и собственную власть. Неудивительно, что многие дурные вкусы и забавы были продолжены его наследниками и Самодержцами – Екатериной I Алексеевной, Петром II Алексеевичем (1715-1730), Анной I Иоанновной и даже Елизаветой I Петровной (1709-1761). Неудивительно, что после Царя Петра I Алексеевича не церковные, но государственные, юридические и нравственные связи одна за другой порываются, и, как пишет историк Ключевский, “среди этого разрыва меркнет идея государства, оставляя по себе пустое слово в правительственных актах. Самодержавнейшая в мире Империя, очутившаяся без установленной Династии, лишь с кое-какими безместными останками вымирающего Царского Дома; наследственный Престол без законного престолонаследия; государство, замкнувшееся во Дворце со случайными и быстро менявшимися хозяевами”. Именно так, в течение 37 лет после кончины первого Императора Всероссийского Петра I Алексеевича, исполнилось шесть Царствований!

 

⇐ Предыдущая12345678Следующая ⇒

Поделиться: