КАК УРЫЗМАГ РАЗВОДИЛСЯ С ШАТАНОЙ

Разгневался однажды Урызмаг и сказал жене своей Шатане:

— Именем Бога прошу тебя, возвратись в свой родительский дом. Возьми с собой все, что пожелаешь, — любые сокровища, которые привлекают твое сердце, только уходи от меня: невмоготу мне больше жить с тобой.

— Вот и хорошо, — сказала Шатана. — Разве могу возражать я против того, что велит муж мой, данный мне судьбой? Твою волю я исполню, но и ты выполни мою последнюю просьбу. Всю жизнь прожила я с нартами, делила с ними хлеб-соль. Давай устроим прощальное пиршество: хочу я в последний раз поднести нартам свою почетную чашу.

Согласился Урызмаг, устроил прощальный пир. Что за стол накрыла для нартов Шатана! Самые лучшие напитки и яства вынесла она из кладовых. Семь ночей и семь дней просидели на пиршестве нарты, а когда стали они расходиться, сказала Шатана младшим нартам, что прислуживали на пире:

— Плохо потчевали вы хозяина нашего, он совсем еще трезвый. Поднесите-ка ему с ласковым словом почетную чашу.

И стали подносить ему младшие нарты одну за другой почетные чаши. И до этого немало выпил Урызмаг, но выпив почетные чаши, совсем опьянел и погрузился в хмельной, безмятежный сон. После этого младшие нарты тоже разъехались по домам.

Тогда самых откормленных быков запрягла в большую повозку Шатана, самой мягкой сухой травой выложила она повозку, постелила поверх травы постель, накрыла ее ковром и положила на ковер сонного мужа. И повозка двинулась со двора.

Ничего больше не взяла она с собой, все богатства оставила дома.

Когда выехали они на равнину, отрезвел Урызмаг и проснулся. Видит: сидит возле него Шатана, лопухом отгоняет мух от его лица, покрикивает на быков и подгоняет их березовой хворостиной.

Удивился Урызмаг, не понял: что это еще за диво!

— Будто мы едем куда-то? — спросил он Шатану.

— Я вижу, забыл ты, что прогнал меня из своего дома, вот я и возвращаюсь в родительский дом.

— Это я помню, — сказал Урызмаг. — Но меня-то куда ты везешь?

— Прогоняя меня, ты сказал: «Возьми из нашего дома то сокровище, которое всего больше привлекает твое сердце». Нет у меня сокровища дороже тебя. Вот я и везу тебя, а все остальное пусть останется.

— Ну и беса схватил я в жены! — улыбаясь, сказал старый Урызмаг.

Помирился с женой Урызмаг, вместе вернулись они в свой дом и продолжали там жить в любви и согласии.

БЕЗЫМЯННЫЙ СЫН УРЫЗМАГА

Пришел в Страну нартов голодный год. Хлеб не уродился, трава не выросла. Гибли нарты от голода, пали они духом, потеряли веру в свои силы. Прославленные нартские юноши, столь отважные раньше, до того обессилели, что с утра до вечера спящие валялись на нихасе, а если и просыпались, то только и слышно было, как вспоминают они о пирах, о жирной доле при дележе скота, что у недруга угнан. Добрый меч, славный лук и стрела — никто не вспоминал о них.

Была у Сырдона наглая сука, и случалось в то время, что прибегала она на нихас, прыгала через головы спящих нартов: кому рот оближет, у кого обувь сгрызет или перегрызет пояс — жаль было глядеть на все это!

Пришел однажды Урызмаг на нихас и видит: словно на поле битвы, лежат отважные, стройные юноши, и сука Сырдона совершает над ними свои мерзости. Гневом всколыхнулось сердце Урызмага, швырнул он в суку свою палку из слоновой кости, и, ударившись о камень, сломалась палка. Урызмаг, собрав обломки, разгневанный, вернулся домой. Бросил он на пол обломки своей палки, всей тяжестью тела опустился в кресло, и затрещало под ним его кресло из слоновой кости.

— Почему так потемнели дуги твоих бровей? Почему ты разгневанный сел на свое кресло, хозяин головы моей? — спросила Шатана. — Что случилось с тобой? Кто тебя обидел?

— Никто не обидел меня, — грустно ответил ей Урызмаг. — Но как не сокрушаться мне, когда вижу я, что совсем пала духом наша молодежь! Не пристало им целые дни валяться на нихасе, и не могу видеть я, как наглая сука Сырдона скачет через головы доблестных юношей нартских: кому губы оближет, кому обувь обгрызет, кому перегрызет ремень на пояснице. Все спят, и никто не в силах даже прогнать ее с нихаса. Хозяйка наша, я бы жизни своей не пожалел, только бы досыта накормить нартов, так, чтобы горячая кровь снова заструилась по их жилам и чтобы опять крепки стали их сердца.

— Не печалься, — сказала Шатана, — иди зови всех! Кладовые наши полны еды и напитков, — всех накормлю я, как одного человека!

И повела Шатана Урызмага по своим кладовым. Одна кладовая полна пирогами, в другой от земли до потолка высятся груды вяленого мяса, в третьей хранятся напитки.

— Видишь, когда оказывали мне честь нарты и долю мою присылали с нартских больших пиров, я все сберегала — и вот пригодилось! — сказала Шатана[46].

Сбежали тучи с лица Урызмага, и сказал он Шатане:

— Да здесь столько еды, что всем нартам не съесть ее за неделю. Приготовься к пиру, наша хозяйка!

Позвал Урызмаг глашатая, досыта его накормил и велел ему:

— Иди и прокричи нартам изо всех сил своих: «Кто в силах ходить, тот пусть сам придет, кто не может прийти, того принесите. У кого есть в колыбели ребенок, тот пусть принесет в колыбели ребенка. Будет пир у нарта Урызмага Ахсартаггата, и всех нартов зовет он к себе!»

И повсюду прошел глашатай и громко прокричал:

— О нарты! Кто в силах ходить, тот пусть сам придет, кто сам не может прийти, тому помогите прийти! У кого есть в колыбели ребенок, тот пусть принесет в колыбели ребенка. Торжественный пир будет у нарта Урызмага Ахсартаггата, и всех нартов зовет он к себе!

Услышав эту весть, повалили нарты в дом Урызмага. Все от мала до велика собрались у него. Расставлены были столы в доме Урызмага, и день за днем пировали нарты.

Урызмаг, соблюдая достоинство хозяина, сидит на самом почетном месте. Щедрая хозяйка Шатана ухаживает за гостями, от яств столы гнутся, напитки рекой льются. Урызмаг один за другим произносит тосты.

Когда начал во время пиршества потухать огонь в очаге, встал Урызмаг со своего кресла и вышел во двор, чтобы наколоть дров. Наколол и только хотел он собрать их, как слетел с Черной горы огромный мохнатый черный орел, схватил он Урызмага в свои когти и унес его.

Долго он нес Урызмага над морем и далеко от берегов опустил его на одинокую скалу. Только море вокруг, ни гор, ни деревьев, ничего живого не видно, кроме синих вод. Стал тогда жаловаться на свою судьбу Урызмаг. Увидел он, что верная гибель ждет его здесь, и несчастным называл он себя.

Весь день просидел он на скале, оглядываясь кругом, но пустынно было море. Настал вечер, пришла ночь, и вдруг увидел он, что из-под воды, из-под большой подводной скалы, пробивается свет.

— Будь что будет, но должен я узнать, что там за диво, — сказал Урызмаг.

Сполз в воду, сдвинул скалу — и вот дверь перед ним. Открыл дверь Урызмаг, и три девушки, одна красивее другой и одна другой стройнее, выбежали к нему навстречу.

— Пусть счастье принесет приход твой в наш дом, Урызмаг! Пусть счастье принесешь ты, родич наш! Войди и будь нашим гостем! — радостно говорили девушки.

Вошел в дом Урызмаг и увидел почтенную старую женщину.

— Да будет счастье в вашем доме! — сказал он ей.

— Будь здоров и счастливым прибывай к нам! — ответила ему старая хозяйка и пригласила его сесть в кресло.

Сел Урызмаг, огляделся и видит, что пол под его ногами из голубого стекла, перламутром выложены стены и утренняя звезда горит в потолке.

Дивится Урызмаг: что за чудеса в морских глубинах? И понял он, что попал к родичам своим донбеттырам.

Увидел Урызмаг: бегает по дому маленький мальчик, и так легко и резво бегает, что глаза не успевают следить за ним. Не мог Урызмаг наглядеться на мальчика, и радость наполнила его сердце. «Счастлив тот, чьим сыном являешься ты», — подумал он.

— Солнце или ненастье привело тебя в нашу страну? Давно жаждем мы видеть тебя, — ласково сказала Урызмагу старушка.

Урызмаг туг совсем приободрился и подумал, что не пришел еще ему конец, если и на дне моря нашлись у него родичи, жаждущие видеть его. Стал он рассказывать им, как попал в Страну донбетгыров, а девушки тем временем готовили для него угощение. Привели откормленного барана и просили, чтобы Урызмаг сам зарезал его. Разожгли девушки резвый огонь, и не успел Урызмаг оглянуться, как перед ним был накрыт обильный стол.

Раньше чем приступить к еде, Урызмаг, по обычаю нартов, поднял на мече своем кусок мяса, Богу предназначенный, и вознес молитву. А когда закончил он молитву, то, по обычаю, обратился ласково к мальчику:

— Подойди ко мне, мое солнышко, жертвенного мяса отведай.

И, держа мясо на острие меча, Урызмаг протянул его мальчику. Быстро подбежал малютка и вдруг споткнулся и упал на меч. Острие меча пронзило сердце мальчика. Словно подкошенный цветок, упал он. Содрогнулось несколько раз его маленькое тельце, и улетела прочь младенческая душа.

Печаль охватила Урызмага и всю семью донбеттыров. С плачем унесли девушки тело малютки.

«Что за горе обрушилось на мою голову! Несчастным рожден я на свет!»- в отчаянии подумал Урызмаг.

И, видя, что не притрагивается он к угощению, сказала ему старая женщина:

— Тебе нужно поесть, Урызмаг. Того, что случилось, теперь не поправишь. Все свершилось по воле Бога.

Но не до еды было Урызмагу. Встал он печальный и ушел тем же путем, каким пришел сюда. Уходя, он долго слышал, как оплакивали женщины безвременно погибшее дитя.

Только вышел Урызмаг из воды и очутился снова на той же одинокой скале, как огромный черный орел опять появился в небе. Снова схватил он Урызмага в свои когти, долго носил его и опустил там, откуда унес.

Собрал Урызмаг наколотые им дрова и, печальный, принес их в хадзар. Увидел он, что продолжается пиршество и никто не заметил его отсутствия. Сел Урызмаг на свое место и обратился к пирующим:

— Какую быль хотите вы услышать от меня? Старую или новую?

— Много слышали мы о старине, — ответили пирующие. — Что-нибудь новое хотим мы услышать.

И Урызмаг рассказал о том, что с ним случилось. В соседней комнате, среди женщин, была в то время Шатана. Услышала она рассказ Урызмага, схватила себя за волосы и в горе расцарапала щеки свои. И стала она причитать:

— Славные мужи, из лучших лучшие, и почтенные старые люди, не осуждайте меня, простите, что в голос плачу я перед вами. Хранился у меня в родительском доме Донбеттыра тайный клад, — в походе был в то время хозяин наш, когда родился сын у меня. Отдала я сына нашего на воспитание в свой родительский дом. Но и там отыскал его Урызмаг, и, жизни еще не видавшего, послал он нашего сына в Страну мертвых[47]. Как будем жить мы теперь? Кто позаботится о нас под старость?

Опечалились люди, слушая ее причитания, и тихо разошлись по домам.

С тех пор не находил себе места Урызмаг. Опустив голову и подняв плечи, ходил он среди людей, не отвечая улыбкой на улыбку, и тот, кто заговаривал с ним, не получал от него ответа.

Был серый камень на нартском нихасе — камень забвения. Тот, кто ложился на этот камень, забывал о своем горе. На этот камень лицом вниз ложился Урызмаг и подолгу, не вставая, лежал на нем. И не раз говорили Урызмагу старые нарты:

— Нарт Урызмаг, славный среди славных! Не надо так убиваться! С каждым из нас может случиться такая беда.

Помогли Урызмагу эти мудрые слова. Глазами других людей посмотрел он на себя, и стал он смешон себе. Повеселел Урызмаг, и, долгое ли, короткое ли время прошло, снова стал он скликать нартов на веселые пиры.

***

Земле отдали донбеттыры тело мальчика, а душа его улетела в Страну мертвых, и владыка той страны, Барастыр, посадил мальчика к себе на колени. И беспокоился, и печалился мальчик, если никто на земле не вспоминал о нем.

— Что печалит тебя? — спросил его Барастыр.

И мальчик ответил ему:

— Много лет прошло с того дня, как пришел я в Страну мертвых, а отец мой Урызмаг, который находит время заботиться даже о посторонних людях, совсем забыл обо мне. Не устраивает он по мне поминок, и бесприютен я здесь, среди мертвецов. Прошу тебя, Барастыр, отпусти меня на время из Страны мертвых. Я только добуду все, что необходимо для годовых моих поминок, и даю тебе слово: тотчас вернусь обратно.

— Не хочется мне тебя обидеть, но ты просишь о том, что нельзя исполнить, — ответил Барастыр. — Ведь если другие мертвецы узнают о том, что отпустил я тебя, никто из них не останется здесь. Я и теперь с трудом удерживаю их в Стране мертвых, а как их удержу тогда?

— В этом я тебе помогу, — сказал мальчик. — Задом наперед оберну я подковы на копытах коня своего Аласа, и когда мертвецы кинутся за мной к воротам Страны мертвых, то скажи им: «На следы коня посмотрите. Если уходят они из ворот, то не в моей власти удержать вас: но если следы ведут обратно, нет вам пути из Страны мертвых».

Согласился Барастыр.

Подковал мальчик Аласа своего так, как задумал, и помчался из Страны мертвых. Кинулись вслед за ним все обитатели Страны мертвых.

— Вы куда? — спросил их у ворот Аминон-привратник.

— Если хоть один может уйти отсюда, то никто из нас не останется здесь! — закричали мертвецы.

Аминон сказал:

— Сначала поймите, что произошло. Посмотрите на следы коня, и вы увидите, что никто не ушел отсюда.

Взглянули мертвецы и, увидев, что след подков ведет в Страну мертвых, успокоились, и опустился каждый на свое место.

А мальчик, питомец донбеттыров, сын Урызмага, не получивший имени, прискакал в селение нартов, подъехал к древнему дому Ахсартаггата и громко позвал хозяев. Вышла на зов сама Шатана.

— Ищу Урызмага, — сказал маленький всадник. — Не отправится ли он со мной в поход? Скажи ему, что буду я ждать его на Памятном кургане.

Вернулась Шатана в дом и сказала:

— Стар ты стал, хозяин. Глумиться стали над седой твоей головой. Прискакал сейчас дерзкий мальчишка, которого из-за луки седла не видно, и велел тебе передать, что зовет тебя вместе с ним в поход: буду, мол, ждать Урызмага на Памятном кургане.

А Урызмаг дал клятву участвовать в любом походе, в который его пригласят.

— Торопись, хозяйка нашего дома! Снаряжай скорее меня в поход. Конечно, если кто увидит меня, отправляющегося в поход с этим мальчишкой, тот посмеется надо мной. Но не могу я нарушить свою клятву. Стар я, чтоб себя переделывать. Пока глаза мои светят из-под бровей, буду поступать я по чести. За всю жизнь Урызмаг никогда не отказывал тому, кто звал его товарищем в поход. Не откажу и теперь.

Не хотелось Шатане отпускать Урызмага с этим дерзким мальчишкой. И когда настал вечер, испекла она три заветные медовые лепешки и помолилась над ними:

— Бог богов, мой Бог! Если ты для чего-то создал меня, то прошу тебя, окажи мне милость! Пошли сегодня ночью на землю все те снега и дожди, которые предназначены тобой на будущие семь лет, подыми вихри и ураганы. И надеюсь я, что этот дерзкий мальчишка, достойный гибели, найдет ее в эту ночь, а старик наш останется дома.

Только помолилась она, как небо заволокло, опустились тучи, пошел дождь, всю ночь валил снег — такого снега никогда не видели люди. Вековые льды двинулись с гор, вихрь закружился над землей, ослепляя всякого, кто пытался пройти из дома в соседний дом.

Но все же Урызмаг чуть свет оседлал своего пегого Арфана и двинулся в путь, пробиваясь сквозь льды и сугробы. Издали увидел он сквозь мятущийся снег: черной горой высится Памятный курган, и снега на нем нет. Подъехал Урызмаг и видит: мальчик лежит на холме, расстелил попону, под головой седло, накрыт он буркой, а вокруг него зеленая поляна — семь гумен можно поставить на ней. По пояс поднялась трава на этой поляне, и пасется на ней конь мальчика — Аласа.

— Небесный ли это дух или земной, все равно это чудо, — тихо сказал Урызмаг.

На верном своем Арфане поднялся он на холм и обратился к спящему:

— Эй, мальчик, вставай! Дорога длинна, короток зимний день. Надо отправляться.

Вскочил мальчик, быстро снарядился, сел на коня, и они тронулись. Впереди Урызмаг на пегом своем Арфане, а следом за ним мальчик на своем Аласа. Едут они, а снежный ураган что ни час, то злее. Конь Урызмага, пегий Арфан, разбрасывает тучи летящего снега своей могучей грудью, прикрытой нагрудником, но все труднее ему идти, спотыкается он, и снег забивает его ноздри. А конь мальчика идет за ним следом, и там, где — проходит он, тает снег и черная земля выступает. Задыхаться стал конь Урызмага, и сказал тогда мальчик:

— Я поеду вперед. Пусть с сегодняшнего дня не будет позором, если младший поедет впереди старшего.

Только он опередил Урызмага, как от горячего дыхания его коня стал таять снег, и широкая черная дорога легла перед ними — семь гумен можно было поставить на ней.

Долго ли, коротко ли ехали они, но вот сказал Урызмаг:

— Теперь, юноша, надо нам посоветоваться: на каких врагов наших напасть нам?

— Поведи меня в такую страну, в которой ты ни разу еще не воевал.

— Не нашел я пути через море, потому только и осталась там, за морем, одна страна — Терк-Турк называется она, — ответил Урызмаг. — Нет на свете богаче ее. Там столько овец, скотины, столько лошадей, что когда они идут по дороге, то пастухи не могут повернуть их на другую дорогу. Но нелегко добраться до той страны. Нужно переплыть бурливое море, а потом одолеть тех, что охраняют стада, табуны и отары терк-турков — железного жеребца, волка, у которого пасть окована железом, и ястреба с железным клювом.

— В ту страну и направимся мы! — сказал мальчик. — Попытаем там наше счастье. Может, что-нибудь и попадет нам в руки.

Достигли они берегов бурливого моря, направили коней своих вплавь. Как рыбы, поплыли их кони и перенесли их к другому берегу. Вышли они на берег. Старательно выкупал мальчик своего Аласа, обмазал его волшебным клеем, что без воды клеит, и заставил вываляться в прибрежном щебне. Затем он снова обмазал его клеем и вывалял его в песке. И стал Аласа ростом с гору. Вот добрались наши всадники до табунов терк-турков, спешились, и вырыл мальчик две ямы — одну для себя, другую для Урызмага с его конем. И сказал мальчик Урызмагу:

— Гляди, Урызмаг: сейчас конь мой будет сражаться с железным жеребцом. Сначала будут они лягать друг друга задними копытами, и когда их булатные подковы ударятся друг о друга, тогда вспыхнет огонь и загорится земля. Берегись и не вздумай выглянуть тогда из ямы, не то несчастье постигнет тебя. Потом они будут кусаться и бить друг друга передними копытами, и такой ветер поднимется от их бурного дыхания, что на целую пядь разнесет он верхний слой земли. Не двигайся с места в это время, не то прах твой развеется по лесам и равнинам. Когда же настанет время действовать, я сам скажу тебе об этом.

Сражаются, не щадя друг друга, железный жеребец и конь юноши — Аласа. От искр их булатных подков такой огонь разгорелся, что вспыхнула земля. Не сдержал Урызмаг любопытства, выглянул из ямы, и запылала длинная его борода. Мальчик ловко потушил ее и сказал:

— С этого времени да будет новый обычай: носить бороды такой длины, какой она стала сейчас у тебя.

Железный жеребец и Аласа пустили в ход зубы и передние копыта. Такой поднялся ветер, что на целую пядь завихрил он верхний слой земли.

И опять не сдержал Урызмаг своего любопытства. Поднял он голову из ямы, и сорвал ветер верхнюю часть его черепа и понес ее прочь.

— Этак, пожалуй, мой старший останется без головы, — сказал мальчик, выпрыгнул из ямы, догнал верхнюю часть черепа Урызмага, которую далеко унес ветер. И, надев ее на голову Урызмага, сказал:

— Пусть с этого времени верхняя часть черепа нартов не снимается больше.

А до этого было так, что любой нарт мог снять верхнюю часть своего черепа (чтобы удобнее было брить голову), а побрив, снова надеть ее.

Еще не закончили кони сражения, а волк с железной пастью кинулся на помощь железному жеребцу. Пустил в него мальчик стрелу — и пусть будет так с каждым, кто тебя проклянет! — волк остался на месте. Отрезал у него мальчик одно ухо и спрятал его у себя. А ястреб с железным клювом летел уже на помощь коню. И снова мальчик показал свою ловкость — пустил стрелу в ястреба, и, только раз взмахнув крылами, распластался ястреб на земле. Срубил ему мальчик голову и тоже спрятал ее.

А кони все не могут одолеть друг друга. Не раз хватал жеребец железными своими зубами шею Аласа, но песком и щебнем наполнялся его рот, и не мог жеребец загрызть Аласа. Стал Аласа брать верх. Упал железный жеребец на колени. Схватил мальчик свое седло, вмиг оседлал жеребца и вскочил ему на спину.

— Эй, Урызмаг, скорее гони прочь стада терк-турков, а я должен известить хозяев о том, что угнаны их стада.

— Пока никто не преследует нас, лучше бы нам отправиться своей дорогой, — сказал Урызмаг.

— Честь не позволяет мне без погони, украдкой угнать такую богатую добычу.

***

Пир был в то время у народа терк-турков. И вдруг видят пирующие, скачет мальчик на железном жеребце. Подскакал он к месту пиршества и крикнул:

— Тревога, народ терк-турки! Все ваши табуны, все ваши богатства прочь угоняют!

Услышали младшие тревожную весть и сообщили ее старшим. Старшие сказали:

— Этот человек ищет, где бы поесть и выпить. Пригласите его, мы примем его как гостя.

Подбежали к мальчику младшие терк-турки и пригласили его в дом, где шло пиршество. Соскочил мальчик с железного жеребца, привязал его к коновязи и прошел туда, где пировали старейшины терк-турков. Окинул он взглядом накрытые столы, достал голову ястреба и ухо волка. Голову бросил он туда, где пировали старшие, ухо бросил он младшим — тех и других угостил тем, чем полагается по обычаю, — и сказал:

— Недоставало вам, старшие, головы, — вот вам голова. Не хватало вам, младшие, уха, — вот вам ухо. А вон у коновязи ваш железный жеребец.

Смятение охватило пирующих: поняли они, что лишились надежных своих сторожей. А мальчик уже вскочил на железного жеребца и поскакал догонять Урызмага.

Выехал он за околицу и видит: сидит между шестью курганами седая старуха и плачет, причитает, обращаясь по очереди к каждому кургану.

«Что за диво такое?» — подумал мальчик.

И тут сказала ему старуха, указывая на эти курганы:

— Было у меня семь сыновей. Шесть из них ушли в Страну мертвых. Когда враги пытались угнать стада терк-турков, погибли они, защищая их достояние. Один только сын остался у меня. Знаю, поскачет он в погоню за вами, угнавшими наши стада. По сноровке и повадкам твоим видно: ты отважен, и сын мой, который будет впереди всех, нападет на тебя. Но пожалей его ради меня, ради вдовы-матери, не убивай. Нанеси ему рану полегче и брось его с краю дороги, чтобы не растоптали его те, кто будет мчаться за вами. Пусть мой единственный сын найдет в тебе покровителя. И чтобы так было, стань мне молочным сыном, а ему молочным братом, — возьми в рот грудь мою.

Соскочил мальчик с железного жеребца, взял в рот грудь старой вдовы и дал ей слово, крепкое слово нартского человека, что не причинит он зла ее единственному сыну. Старуха рассказала мальчику, как выглядит сын ее.

Снова вскочил мальчик на железного жеребца, пустился вскачь и вскоре догнал Урызмага.

Переправили они стада и табуны через море, погнали их дальше и тут услышали: скачет за ними всадник.

— Угоняй, Урызмаг, добычу, а я постараюсь задержать погоню.

Так они и сделали.

— Эй ты, собака, собакой порожденная! — кричит издали всадник и скачет все ближе. — Знаешь ли ты, чьи стада ты угнал? Если ты мужчина, не пытайся бежать от меня.

И как мухи зажужжали стрелы вокруг мальчика.

— Нельзя мне тронуть тебя. Я мать твою назвал своей матерью, я держал ее грудь во рту своем и дал ей слово сберечь тебя. Не мешай же мне следовать своей дорогой! — ответил ему мальчик.

— Клянусь отцом и матерью, не угнать тебе этого табуна! — отвечает ему отчаянный юноша. Запальчиво бранясь и одну за другой пуская стрелы, скачет он все ближе. И пустил тогда мальчик одну-единственную стрелу. Прошла эта стрела, не затронув тела, через одежду преследователя, сорвала его с коня и пригвоздила к земле. Тщетно пытался тот вырвать ее из земли — даже с места сдвинуть ее он не мог.

Подскакали другие преследователи, и все вместе пытались они вытащить стрелу, но не хватило у них сил. Пришлось им мечом разрубить доспехи и разрезать одежду его, и только так удалось им освободить заносчивого сына старухи. Бросились терк-турки на мальчика, и началось сражение. Половину войска терк-турков перебил мальчик, и так много было пролито крови, что потоки ее уносили прочь тела мертвых. И те, кто остался в живых, поняли, что не одолеть им бойца и ни с чем возвратились в свою страну.

Догнал мальчик Урызмага. А тот заклекотал по-орлиному, засвистел по-соколиному и гонит перед собой добычу — стада и табуны терк-турков. И сказал тут мальчик:

— Еще сохранилась у тебя юношеская сила!

Урызмаг и мальчик благополучно пригнали добычу в селение нартов, на Площадь дележа. И сказал мальчик Урызмагу:

— Ты старший, потому тебе надлежит разделить добычу нашу.

— Зачем буду делить я то, что добыто тобой? — ответил Урызмаг.

Тогда мальчик выбрал белого вола и отдельно привязал его шелковой веревкой. Всю остальную добычу разделил он на три части и так сказал Урызмагу:

— Первая доля тебе, как старшему. Вторая, как товарищу по походу, — тоже тебе. А третья часть — моя, ее тоже дарю я тебе. А этого вола возьми и справь по мне годовые поминки. Всем покойникам воздавал ты почет, только меня, безыменного сына твоего, которого в доме донбеттыров сам ты послал в царство мертвых, только меня никогда и ничем ты не помянул.

И вскочил он на коня своего Аласа, махнул на прощанье рукой Урызмагу и поскакал в Страну мертвых.

Покатились слезы по щекам Урызмага, закричал он вслед сыну своему:

— Хоть еще раз оглянись на меня!

Но не оглянулся мальчик, а только крикнул Урызмагу:

— Нет у меня больше времени, надо мне торопиться.

Пригнал Урызмаг домой добычу и сказал Шатане:

— О хозяйка наша! Ведь я был в походе с тем самым мальчиком, который был твоей радостью и на которого ты не нагляделась при жизни.

И, услыхав об этом, погналась Шатана за мальчиком. Долго гналась за ним, и вот начала догонять, и крикнула ему:

— О ты, что был моей радостью, о ты, на которого я не нагляделась при жизни! Хотя бы одного взгляда не пожалей для меня, хоть обернись ко мне!

Не обернулся к ней мальчик.

— Солнце заходит, время мое истекает, тороплюсь я в Страну мертвых! — прокричал он ей.

И Шатана, несчастная мать, поняв, что не может он к ней обернуться, взмолилась:

— О Бог богов, мой Бог! Ведь можешь ты заглянуть в сердце. Сделай так, чтобы сегодня на горных снегах задержался подольше солнечный свет — холодное солнце мертвых.

И по молитве ее на высоких горных снегах долго горело, не погасая, холодное, тусклое солнце мертвых.

Достиг мальчик ворот в Страну мертвых и крикнул привратнику Аминону:

— Эй, ворота открой!

— Ты опоздал, солнце уже закатилось, — ответил привратник.

— Нет, рано еще. Вон на горах светит еще солнце мертвых. — Обернувшись, показал он на горы. Открыл привратник ворота, и в этот миг Шатана увидела своего сына. Мелькнула пола его одежды, на миг увидела она его лицо, и уже закрывались за ним ворота, но бросила Шатана вдогонку свое кольцо, и оно само обвилось вокруг пальца мальчика. С этим кольцом возвратился в Страну мертвых отважный сын Урызмага и занял свое место на коленях Барастыра.

Когда Шатана вернулась домой, зарезали они белого вола и устроили большие поминки по своему мальчику. Весь же остальной скот, добытый им, роздали они нартским беднякам.

СЫН ШАТАНЫ

В дальний поход, на год, уехал однажды нарт Урызмаг. Кто знает, куда он уехал? Долгое ли, короткое ли время прошло после его отъезда, почувствовала Шатана, что скоро будет она рожать. И когда подошло время родов, три медовых пирога испекла Шатана и взмолилась Богу:

— О Бог богов, мой Бог! Пусть туманы и облака, которые предназначены для нашей страны на весь год, упадут сейчас на селение нартов.

И черный туман скрыл селение нартов. Тогда запрягла Шатана в повозку двух быков, родившихся в день, посвященный Тутыру, поехала на берег Терека, и там родился у нее мальчик. Приготовлен был у Шатаны сундук, в него положила она ребенка, в лодку поставила сундук и в реку столкнула лодку. После этого села она опять в повозку и вернулась домой.

Покачиваясь, бежит лодка, и бурливые волны играют ею, из стороны в сторону бросая ее, как мяч. Увидели лодку рыбаки, изловили ее, открыли сундук и очень обрадовались, увидев живого ребенка. А как было не радоваться! «Ведь у нашего алдара нет детей, — говорили они друг другу, — и если мы принесем ему мальчика, он нас щедро одарит и угостит обильно». И они принесли ребенка алдару. Поблагодарил алдар рыбаков и богато их одарил.

Как родное дитя, стал воспитывать алдар ребенка. Подрос мальчик, и обозначился мужественный склад души его. Каждый, кому известны были нарты, узнал бы, что нартская кровь кипит в его жилах. Она сказывалась в том, как он донимал во время игр своих сверстников, мальчиков и девочек: кому шею свернет, кому руку, кому ногу вырвет. Стали на него жаловаться девушки, идущие за водой, и женщины, возвращающиеся с мельницы: кувшины, кадушки, кожаные мешки пробивал он насквозь своими меткими стрелами. Не было такого озорства, в котором бы он не участвовал.

Роптать стали люди алдара. Собравшись толпой, пошли они к нему и сказали:

— Много раз жаловались мы тебе на твоего шалуна-найденыша, но ты, видно, не заботишься о том, чтобы его усмирить, потому что он шалит все пуще. А ведь он уж не ребенок, усы пробиваются на его губе. Пора бы ему образумиться. И вот мы пришли говорить с тобой последний раз, наш алдар. Скажи, кто тебе дороже — мы или этот мальчишка?

Тут призадумался алдар. Впору в отчаяние впасть от такого дела. Долго раздумывал он, так и этак прикидывал и под конец сказал себе: «Видно, тесно воспитаннику моему в нашем селении. Пусть поездит по чужим странам».

Всем самым лучшим одарил алдар, отправляя в путь, своего воспитанника: одеждой, оружием. Послал его алдар в свой табун и сказал:

— Пойди и выбери себе лучшего коня.

Был в табуне алдара жеребенок, который лишь наполовину был обыкновенным конем, — никто не мог с ним совладать. А юноша поймал этого жеребенка за хвост, без уздечки вскочил на него и прискакал к алдару. И тут сильнее, чем прежде, встревожился алдар и подумал: «Если он сейчас такого коня укротил без уздечки, что же он будет вытворять, когда возмужает?!» И стал он опасаться своего воспитанника.

Двенадцать всадников отрядил алдар, чтобы тайком сопровождали его воспитанника.

Перед отъездом позвал он к себе этих двенадцать всадников и вот что сказал им:

— Уезжает воспитанник мой, будто бы на поиски невесты отправляю я его. Проводите его в поход по большой дороге. Доедете вы до железных ворот. Заперты окажутся эти ворота. Попытается мальчик открыть их рукоятью своей плети, но не поддадутся они ему. Тогда приударит он коня своего, и перелетит конь через железные ворота. И если все произойдет так, как я предсказал, вы, не жалея сил своих, скачите обратно ко мне. Но не забудьте, чтоб в одном направлении ни за что не скакало больше одного всадника, во все стороны рассыпайтесь.

Уехал воспитанник алдара, за ним последовали двенадцать всадников. Привела их большая дорога к железным воротам. Мальчик рукоятью своей плети толкнул ворота, но не открылись они. Тогда натянул он удила и плетью пригрозил коню. Подобно зайцу, заплясал конь под ним и перепрыгнул через ворота. И тут же всадники, сопровождавшие его, во все стороны погнали своих коней. С удивлением поглядел им вслед воспитанник алдара, а сам поехал дальше.

Кто знает, долго ли, коротко ли он ехал, но вот задремал, не слезая с коня; продолжает его сонного везти верный конь. Тут попал он на глаза именитым нартам — Урызмагу, Хамыцу и Сослану из славного рода Ахсартаггата.

— Не зря провели мы время в походе, — сказали нарты. — Этот всадник пригодится на что-нибудь. За него хоть купим белья нашим женщинам[48].

Нарт Сослан первый со всей силы налетел на спящего всадника, но хоть бы покачнулся конь юноши, а тот даже и не проснулся. Тут тронул своего коня нарт Хамыц, налетел он на спящего. Какой конь не содрогнулся бы от такого удара! Но не переменил даже шага конь юноши, и по-прежнему несет он своего всадника. И тогда пустил своего знаменитого Арфана нарт Урызмаг. Ударил Арфан коня юноши, Но даже пегому коню Урызмага не поддался гордый конь, а только повернул свою голову к нартам и сказал:

— Отстали бы вы от нас и ехали бы своей дорогой. А то, если проснется мой хозяин, раскаетесь вы в ваших забавах.

Не послушались нарты, не оставили в покое коня, и тогда тот со всей силой тряхнул своего хозяина. Проснулся юноша, потер глаза и увидел нартских задир. Повернул он коня — и вот уже нарты Урызмаг и Хамыц привязаны сзади к седлу его, как переметные сумы, а Сослана он копьем своим поддел под пояс, поднял с коня и высоко понес его на своем копье. Коней нартских он погнал впереди себя.

— Верно, вы не думали, что вас ждет, когда нападали на меня. Но сейчас увидите, что с вами сделаю. Вот возьму я да в этом достойном смеха виде привезу вас в вашу страну и положу у ног ваших жен, — сказал юноша.

Во скольких походах побывали именитые нарты, кому только не показывали они силу свою, но с таким человеком им еще не приходилось встречаться. Долго молчали они в тревоге, но потом, видя, что ничего не придумаешь, развязали свои языки и стали льстить своему победителю:

— Неужто ты, наш победитель, посчитаешь возможным так нас осрамить? Просим тебя, прости нам нашу ошибку. Лучше убей нас здесь, но только не позорь.

— Я вижу, пожилые вы люди, и потому прощаю вас. Но вы должны дать мне слово, что никогда больше не будете обижать путников, — ответил юноша.

Что оставалось делать нартам? Дали они слово. Юноша освободил их, и поехали они своей дорогой, а он поехал своей. Долго ли, коротко ли ехал, но вдруг осадил он своего коня.

«Уж не мертвецы ли наслали на меня забвение свое? Ведь не знаю я, куда еду, неизвестно мне, в какой стране нахожусь, и не ведаю того, где буду жениться. Так как же я отпустил тех трех людей, ведь обо всем я мог узнать от них? Наверно, видали они виды, повсюду погостили и много чего испытали. Догоню-ка я их, может, укажут они мне подходящую невесту».

Но нарты, когда увидели, что догоняет их юноша, испугались и пустились вскачь.

— Эй, остановитесь! Даю слово, что не причиню вам вреда! — кричит им юноша. — Вы мне по делу нужны.

Придержали нарты своих коней, юноша догнал их и сказал:

— Я оставил дом, чтобы найти себе жену, но в этой стране никого не знаю, а вы, видно, люди бывалые. Будьте ко мне милостивы, укажите мне подходящую невесту.

— Там, где сливаются две реки, на междуречье, живет в своей крепости Адыл. И такой красоты дочь выросла у него, что нигде под небом не найдешь ты равной ей по красоте и обхождению. Кто только не сватался за нее из лучших людей нашего мира, но ни за кого не соглашается она идти. Если она захочет тебе показаться, значит, выйдет она за тебя.

Повернул тут коня юноша, и прямо на междуречье, к крепости Адыла, направил он свой путь. Сколько был он в пути, кто знает? Но вот перед ним крепость Адыла. А красавица дочь Адыла со своими подругами сидела у себя в башне: рукоделием занимались девушки. Вдруг одна из подруг говорит:

— А ведь к нам едет какой-то всадник. Никогда еще подобный ему красавец не приезжал в нашу страну.

— Следите за ним, — сказала дочь Адыла. — Если он будет искать брода через стремнину нашей широкой реки, искать места помельче, то мы позабавимся над ним. Если же он переправится, не ища брода, то значит, он годен мне в мужья.

— Гляди, он переправился в самом глубоком месте, — сказала одна из подруг. — Даже рыба не проплывает так ловко, как проплыл он на коне своем. Хоть бы раз споткнулся конь его. Стрелой пересек он широкую реку.

Въехал юноша в крепость Адыла, толкнул рукоятью плети дверь в покои, где жила красавица дочь Адыла, и дверь упала внутрь.

— Пусть добрым будет этот день, негостеприимная хозяйка, — сказал юноша.

— Всю жизнь будь счастливым и добрым, сын нартской Шатаны, — ответила девушка.

Быстро они сговорились, мужем и женой стали жить в крепости Адыла, где меж двух больших рек образовалось междуречье, кабаньему рылу подобное. Всего у них было в достатке, и жили они хорошо.

Но вот однажды сказала молодая жена своему молодому мужу:

— Как только появляется жена у молодого человека, ноги не выносят его больше из дому. Дивлюсь я на тебя: насколько велика твоя грубая сила, а ведь ума ты еще себе не нажил. Если же ум не направляет грубую силу, то в беду попадает человек. Поезжай-ка ты в Таркские тернистые степи, излови там черную лису. Три белых волоска растут у нее на лбу. Выдерни у нее эти три волоска. Один волос будет тебе советчиком, другой превратится в пояс, а третий — в застежки из серебра и золота. Пояс и застежки эти подаришь ты мне. Но знай, нелегко тебе будет поймать черную лису. Когда ты будешь гонять ее по Таркским тернистым степям, вся одежда твоя клочьями повиснет на колючках терновника, подобно тому как шерсть овечья остается на них, и кровью истекать будет все твое тело. Не догнать тебе в Таркских тернистых степях черную лисицу, но удастся тебе выгнать ее из колючих зарослей, и будешь ты гнать ее по острым камням. Сдерут они подошвы с твоих чувяков, кровавый след будешь ты оставлять на камнях, но не прекращай погони, пока не устанет лисица и, камню подобная, встанет среди камней. Живьем бери ее тогда, выдерни заветных три волоса, а после отпусти ее.

Так он и сделал. Поймал живьем черную лисицу в колючих степях Таркских, схватил ее за загривок, три белых волоса вырвал у нее со лба, бережно спрятал, а лисицу отпустил на волю.

Вернулся юноша домой и опять стал жить да поживать с молодой женой.

Долго ли, коротко ли прожили они, но вот опять сказала ему жена:

— О хозяин головы моей, в эти два дня должен ты совершить одно большое дело. Взяли нарты крепость Гор. Станут они делить добычу, там захваченную. Надо, чтобы и тебе досталась доля в этой добыче. Нетрудно будет получить эту долю, если только умело взяться. Перед тем как напасть на крепость, посадили нарты на дороге ворожею, чтобы она своим зорким глазом приметила, кто из нартских воинов первым ворвется в крепость. Кто был первым в бою, тот первым получит первую долю добычи. Я сошью для ворожеи одежду, чтобы с ног до головы могла одеться она. Ты проедешь мимо нее и подаришь ей эту одежду и попросишь ее, чтобы, когда ее спросят, кто из нартов первым ворвался в крепость Гур, указала б она на тебя.

Собрались нарты для дележа сокровищ, взятых в крепости Гур. Прибыл к ним и наш юноша, зять Адыла, — а как же иначе! Посоветовался он с белым волосом лисицы, и предложил белый волос лисицы, раньше чем делиться, вырыть яму в двадцать вытянутых рук глубиной и спустить в ту яму коварного Сырдона, чтобы не смог он перехитрить всех при дележе.

А потом нарты спросили у ворожеи:

— Кто же тот счастливец, который первым ворвался в крепость Гур?

— Да возрадуется зять Адыла, он первым ворвался в крепость Гур, — ответила ворожея.

— Выбирай первую долю, зять Адыла, — сказали нартские старейшины. — Остальное мы поделим поровну.

Рассмотрел сокровища зять Адыла и сделал так, как шепнул ему белый волосок черной лисицы, ставший его советчиком: полоску кожи, фынг и шапку-невидимку взял он себе.

После того как выбрал себе долю зять Адыла, из ямы подняли Сырдона. Быстро оглядел он сокровища крепости Гур и спросил нартских старейшин, кто взял первую долю.

— Зять Адыла, — ответили нартские старейшины.

— Издавна были вы простоваты, никчемные нарты, — сказал Сырдон, — и сейчас позволили опять, чтобы над вами посмеялись. Самые лучшие из ваших сокровищ забрал неизвестный вам сын Шатаны, а он даже не был в бою. То, что осталось теперь от этих сокровищ, не стоит даже чаши воды.

Смущенно посмотрели друг на друга нарты Урызмаг, Хамыц и Сослан, выслушав насмешливые слова Сырдона. Догадались они, кто был этот юноша.

А зять Адыла со своими сокровищами вернулся домой. Обрадовалась дочь Адыла:

— Теперь нам и работать не нужно, будем жить себе на радость. Этот кусок кожи имеет такое свойство: сядь на него — и очутишься там, где захочешь; а если повернуть ножку фынга, то на нем сразу появятся еда и напитки; надень эту шапку — и станешь невидим.

Решили Урызмаг, Хамыц и Сослан навестить зятя Адыла и пригласить его к нартам. Не напрасно поездили по свету мужи Ахсартаггата! Быстро нашли они крепость Адыла и, как полагалось, сошли с коней у гостевой. Зять Адыла вышел к ним, и они приветствовали друг друга.

— Простите меня, дорогие гости, — сказал им хозяин, — но если еще сохранилась у меня память, то кажется мне, что я уже с вами встречался.

— Ты не ошибся, — ответил ему нарт Хамыц. — В эту крепость мы направили тебя жениться. И вот что еще мы скажем тебе, чтобы знал ты, зачем мы приехали сюда: недавно только узнали мы, что родила тебя наша Шатана, а вот твой отец — Урызмаг из рода Ахсартаггата, хозяин головы Шатаны. А мы братья отца твоего — Хамыц и Сослан. Стыдно нарту жить в доме тестя, а богатому Адылу мы выкуп за тебя заплатим сполна.

— Адылу я выкуп уже заплатил, — сказал юноша.

И тут сын нартской хозяйки Шатаны и его молодая жена собрались в дорогу. Взяли они с собой все свое богатство.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: