КОМУ ДОСТАЛАСЬ ЧЕРНАЯ ЛИСИЦА

На охоту отправились нарты Урызмаг, Хамыц и Сослан. Аца приходился им племянником, так как мать его была урожденная Ахсартаггата, и они взяли его с собой загонщиком. Охотники прятались в засаде и на выступах скалы, и Аца гнал на них зверей. С утра до вечера шла охота. Совсем уже вечерело, когда Аца выгнал на них лисицу. Урызмаг, Хамыц и Сослан одновременно послали свои стрелы. Лисица метнулась в сторону и, свернувшись клубком, свалилась замертво.

— Я убил ее, — говорит один.

— Нет, я, — говорит другой.

Сослан сказал:

— Теперь вы говорите, что убили ее, а вы даже в нее не стреляли.

Тогда Урызмаг и Хамыц возразили:

— Как бы не так! Разве по нашим стрелам нельзя узнать, кто их выпустил?

— Ну так скажите, у кого из вас какая стрела. Моя отлита по образцу стрел наших предков, — сказал Сослан.

— Я собственными руками сделал мою стрелу, — сказал Урызмаг, — и отпечаток моих пальцев есть на ней.

— А мне посчастливилось однажды быть возле небожителя Сафа, когда он резал железо, и я попросил его из обрезков сделать мне стрелу.

Поднялись они на гору, к месту, где лежала лисица. Содрали с нее шкуру и нашли свои стрелы: стрела Урызмага пробила ей шею, стрела Хамыца сломала ребро, а стрела Сослана раздробила спинные позвонки.

И сказал тут Хамыц:

— Я Хамыц, дела которого у нартов всегда на языке. И из этой лисьей шкуры, конечно, мне полагается сделать шубу.

— Как бы не так! — сказал Сослан. — А нарту Сослану, значит, ничего не полагается? А я ведь из вас самый молодой. Мне как раз нужно сделать сыну шапку.

Урызмаг же сказал:

— Лисица должна быть моя: я старший. Мне как раз нужны отвороты для шубы.

Спор разгорался, и стали уже сердиться друг на друга братья Ахсартаггата. И тут подумал Аца: «Погубил меня Бог, братья моей матери этак могут дойти до беды». И, боясь за них, набрался он смелости и сказал им:

— Я ваш младший, но все же осмеливаюсь обратиться к вам. Давайте спросим Шатану, и как она скажет, так и сделаете.

Сгорбившись, опустив головы, пришли они к Шатане. Вышла к ним Шатана из своей половины дома, спросила:

— Что с вами, наши свойственники? Из-за чего пришли вы сгорбившись, с опущенными головами? И друг на друга вы не смотрите. Что с вами случилось?

— Случилось с ними нехорошее дело, — сказал Аца. — Убили они черную лисицу и не могут разделить ее шкурку. Посоветуйте им что-нибудь.

— Давайте передадим это дело нартским судьям, — сказала Шатана.

Согласились с решением Шатаны Урызмаг, Хамыц и Сослан. Взяли с собой Аца, как справедливого человека. Разобрали дело судьи и сказали:

— Одному дать шкуру — значит, обидеть других. Разделить на три части — шкура пропадет. Давайте сделаем так: пусть каждый из вас расскажет какую-нибудь быль. И чья быль окажется лучше, пусть тому и достанется шкура лисицы.

Согласились на это братья и спрашивают:

— А с младшего начнем или со старшего?

Судьи сказали:

— Пусть сперва расскажет средний, затем младший, после старший.

И вот что тогда рассказал Хамыц:

— Много разных диковин, много чудес видел я на своем веку, но не стану рассказывать всего. Расскажу лишь о том, что случилось со мной, когда я вместе с моим воспитанником, безусым юношей, купил сушеную рыбу в Ахар-Калаке и возвращался домой.

Мы остановились на привале у родника. Я и сказал моему младшему: «Хочу немного поспать, а ты возьми с повозки одну сушеную рыбу, помочи ее в воде и, когда она размокнет, разбуди меня. Мы поедим и отправимся дальше». Я тут же уснул, но спал недолго, младший мой быстро разбудил меня. «Хамыц! — сказал он испуганно. — Я взял рыбу, положил ее в воду родника, она вильнула хвостом и уплыла». — «Ты съел ее, ну и на здоровье. Но где же это видано, чтобы сушеная рыба могла уплыть?» — сказал я ему. Но юноша клялся небом и клялся землей, будто сушеная рыба воистину уплыла.

Рассердило меня его упрямство. «Как смеешь ты, молокосос, издеваться надо мной?» — крикнул я, ударил его мечом и рассек надвое. Тут же умер юноша. Сижу я над ним, плачу, сам себя проклинаю: «Младшего своего убил из-за своего брюха! С каким лицом вернусь я к нартам? Как взгляну я в глаза народу?»

Долго так причитал я, а потом вдруг подумал: «А что, если испытать, правду ли говорил мой младший?» Опустил я тело его в воду родника, и вдруг он ожил и таким здоровым выскочил из воды, каким матерью был рожден.

И воскликнул я: «Отныне никогда не буду просить у Бога еще чего-либо. То, что случилось, — это на всю жизнь мне благодеяние!»

Вернулись мы домой и всю дорогу пели веселые песни, шутили и смеялись.

Чудеснее этого ничего я не видел, — так кончил Хамыц.

— Ну, Сослан, теперь твой черед, — обратились судьи к Сослану.

— Что и говорить, — начал Сослан, — много дивного, много чудесного случалось со мной, но обо всем я не стану рассказывать. Однажды охотился я на равнине Зилахар, и меня тоже сопровождал мой младший. Убили мы косулю и устроили привал у подножия кургана. Развели огонь, нарезали мясо на шашлык, надели его на вертел, и сказал я юноше:

«Посплю я немного, а ты, когда шашлык будет готов, разбуди меня. Поедим и будем продолжать охоту». Но только уснул я, юноша будит меня. «Едва я сунул шашлык в огонь, — сказал юноша, — ожила наша косуля, и убежала она». — «Эй, юноша! Шашлык ты, конечно, съел, а все остальное мясо кому-нибудь отдал, — немало путников проходит здесь по дорогам. Ну и пусть будет так. Но зачем ты обманываешь меня?» — сказал я ему. «Небо и землю беру я в свидетели, ни кусочка я не съел, никого я не видел и никому ничего не отдал. Убежала она», — клялся юноша.

Рассердила меня эта дерзкая речь, выхватил я меч и сам не успел опомниться, как разрубил его надвое. «Вот тебе, чтобы не насмехался над старшим!» — крикнул я.

Но когда юноша умер, мне стало его жалко. Стал я плакать и каяться в том, что из-за брюха своего убил младшего. «А что, если испытать, правду ли он говорил?» Разжег я огонь посильнее, насадил юношу на вертел, сунул его в огонь, и вдруг он ожил и невредимый и здоровый явился передо мной. Да еще говорит мне с досадой: «Зачем ты оживил меня? Побывал я в Стране мертвых и плясал там симд со своей покойной женой, а ты, вернув меня сюда, помешал нашей веселой пляске».

Узнав об этом, я тут же вонзил себе меч в грудь, выше сердца, и умер. Очнулся я в Стране мертвых. Вижу, пляшут там симд, и жена моя покойная между ними. Тут же я взял ее за руку и пошел с ней в симде, и сам Барастыр смотрел на нашу пляску. А те, что сидят возле Барастыра, спрашивают его: «Ведь это нарт Сослан, как он попал сюда?»

«Он убил себя, чтобы повидаться с женой, — так попал он к нам», — ответил им Барастыр.

Захватил я жену и вместе с ней вернулся домой из Страны мертвых. Вскоре у меня родился сын, и из шкуры этой лисицы, что мы сейчас убили, намерен я сделать шапку для сына моего. Вот какие чудеса случались со мной, дорогой наш племянник Аца, — так кончил рассказ свой Сослан.

— Ну, а теперь рассказывай ты, Урызмаг, за тобой черед, — сказали судьи.

И вот что сказал Урызмаг:

— Я тоже нартский муж, не хуже других. Много совершил я дивных дел, много я видел чудес, но обо всем, конечно, не стану рассказывать. А вот послушайте-ка, что случилось со мной поздней осенью, когда я охотился на равнине Зилахар. Ничего не припас я в дорогу и не добыл ничего на охоте. К вечеру пал вдруг туман, и настала такая черная ночь, что я сразу заблудился. От голода и от жажды на тонком волоске держалась душа моя в теле. Но Бог привел меня в заросли бурьяна — видно, здесь была когда-то стоянка пастухов. «О, если бы здесь сохранился плетнем огороженный загон, в котором я мог бы прилечь и отдохнуть в безопасности!» Только выговорил я эти слова, смотрю — плетень передо мной, а за плетнем показалась дверь. «Войду-ка я внутрь, там мне будет безопаснее», — так подумал я, открыл дверь и вошел. Попал я в чудесно убранное жилище, и тут сердце мое окрепло. «Вот теперь поесть бы чего-нибудь», — вслух сказал я. И только сказал, гляжу — передо мной стоит фынг, заставленный напитками и яствами. Насытился я, и беззаботному сердцу сороки подобно стало мое сердце. «Вот теперь ничего мне не нужно», — подумал я. Сытый, во хмелю, веселый, задул я огонь и прилег. Вдруг в полночь все кругом озарилось светом. «Уж не дом ли загорелся?» — тревожно подумал я, но тут же услышал женский голос: «Не тревожься, нартский муж, то сползло одеяло с ноги моей». — «Что это за диво? — подумал я. — Что за создание живет здесь, у которого так светится кожа?» Не могу больше заснуть. А в комнате стало еще светлее. Поднялся я с ложа. «Право же, чей-то дом горит неподалеку», — подумал я опять. И опять слышу совсем близко женский голос: «Не пугайся, нартский муж, это рука моя светит».

«Это человеческий голос, — подумал я. — Так какова же должна быть та, от которой исходит такой свет!»

Третий раз вспыхнул свет и стал еще ярче. Тут встал я с постели, стою, удивляюсь. А из соседней комнаты сказала она мне: «Не пугайся, нартский муж, это от косы моей свет исходит». — «Эх, умереть бы тебе, Урызмаг! — подумал я и шагнул к двери. — Должен я узнать, что это за диво».

И тут женщина сказала мне: «Что ты хочешь делать, Урызмаг? Ведь все, в чем ты нуждался — вкусные яства и хмельные напитки, — все прошло через твое горло. Почему ты не лежишь спокойно? Зачем ищешь лишнего?» — «А ведь она подманивает меня к себе», — так подумал я, направляясь на ее голос. «Прошу тебя, не подходи ко мне близко, иначе плохо тебе будет», — сказала мне женщина.

Да погибнет пьяница! Много я съел и еще больше выпил, и все это съеденное и выпитое заставило меня все-таки пойти к ней. Но только переступил я через порог, как ударила она меня войлочной плетью, и превратился я в осла. После этого отдала она меня одному человеку, и несколько лет работал я на него. Сединами покрылась спина моя, и бока мои ввалились — так сильно я отощал. Но мой разум человека оставался при мне. Когда вернули меня моей хозяйке, она снова ударила меня войлочной плетью, и я обернулся лошадью и несколько лет ходил в упряжке.

Потом опять ударила она меня, и стал я собакой. Не было лучше меня собаки, и повсюду пошла обо мне хорошая слава. В то время хищные звери повадились резать скот одного алдара. Приехал алдар к моей хозяйке:

«Прошу тебя, дай мне твою собаку, слава о которой везде прошла. Может быть, она убережет мое стадо». — «Не дам я тебе мою собаку. Надо держать в холе эту собаку. Боюсь, не угостишь ты ее как следует! Нет, не дам я ее тебе». — «Да разве ей нужно больше того, что волк истребляет в моем стаде за одну ночь?» — сказал алдар. И тогда хозяйка отдала меня.

Вот привел он меня к своим пастухам. Но он недавно женился, не хотелось ему оставаться на ночь возле стад, и велел он своим пастухам: «Вы как следует накормите эту собаку, а я еду домой». И, вскочив на своего выхоленного коня, умчался алдар.

«Еще недоставало, чтобы мы стали прислужниками у твоей собаки! — сказали пастухи, как только он уехал. — Да если волки и нападут на стадо, ведь не наш скот задерут они».

Не накормили они меня и легли спать. Настала полночь, двенадцать волков подошли к стадам и завыли: «О Урызмаг, Урызмаг! Вот мы идем к тебе…» И тогда я завыл им в ответ: «Вольны вы делать все, что хотите, я даже головы не подыму сегодня».

Напали двенадцать волков на стадо, и до самого рассвета они пировали и столько овец истребили, сколько им захотелось. И я в этом деле стал им товарищем. Истребил я в два раза больше того, что истребили они.

Утром прискакал алдар на своем выхоленном коне. «Ну, как вы тут живете? Хорошо ли охраняла отары моя собака?» — «Вот посмотри, как она охраняла, — половину стада задрали волки», — сказали ему пастухи.

Тут поймали меня и стали избивать, и всякий старался ударить меня побольнее. Потом алдар забрал меня. Он ехал на коне, а я на привязи бежал рядом с конем, и, пока не приехали мы домой, он все время бил меня.

«Ну что, плохо она сторожила?» — спросила алдара моя хозяйка. «Пусть бы пропала твоя собака, — половину стада задрали у меня вчера волки». — «Не простит тебе этого бог, — ответила ему женщина. — Хорошо знаю я, как сильна моя собака, но ты плохо кормил ее».

Прошло немного времени, и другой алдар приехал с просьбой к моей хозяйке: «Одолжи мне свою собаку. Хитрые звери повадились ходить в мои стада». — «Не дам я тебе мою собаку. Недавно один алдар брал ее у меня, и привел обратно жестоко избитую, и жаловался, что она не уберегла его овец». — «Он из одного рода, а я из другого. Он тот алдар, а я этот. Ты меня за него не принимай».

Ничего не ответила ему на это моя хозяйка. Алдар достал из кармана шелковую веревку, надел ее мне на шею и привел к своему стаду. Собрались пастухи, и сказал он им: «Приведите-ка сюда скорее самого большого барана».

Жирного бурого барана притащили пастухи. «Зарежьте-ка его поскорее и сварите». Исполнили пастухи его приказание.

Алдар велел пастухам покормить меня, и они стали, отбирая самые мягкие куски, кормить меня теплым, жирным мясом. «Подоите коз и подбелите его суп молоком», — приказал алдар.

Пастухи так и сделали. Подлили мне в суп молока, и до отвала наелся я и мясом, и супом.

Позади седла алдара был привязан ковер. Он сам разостлал его около загона, в котором стояли овцы, и показал мне на этот ковер.

Прилег я на мягком ковре, одну на другую положил передние свои лапы, а на лапы положил голову.

Сам алдар остался ночевать при стаде. Вот уснул он, уснули пастухи, настала полночь, и снова услышал я голоса тех же двенадцати хитрых волков. «О Урызмаг, Урызмаг, сейчас мы придем к тебе!» — завыли они. «Напрасно вы это задумали, — ответил я им. — Не найдете вы здесь поживы».

Подошли они ближе и еще громче завыли: «Мы идем к тебе, Урызмаг!» — «Напрасно идете, не будет вам здесь поживы», — ответил я им.

Еще ближе подошли они, еще громче завыли: «Пусть падет на нас твоя немилость, Урызмаг. Ты ведь один, а нас двенадцать». — «Что ж, попробуйте, идите!» — ответил я им.

Тут со всех сторон напали они на стадо, но ни одного волка не подпустил я ни к одной из овец. В кучу валил их друг на друга и к рассвету убил всех двенадцать. Проснулись к этому времени алдар и пастухи.

«Бог погибель наслал на нас, — сказали они, — мало уцелело наших овец». А сказали они так потому, что во время нападения волков овцы, испугавшись, сбились в кучу. А когда стали пастухи считать-пересчитывать, все овцы оказались в целости. Даже ухо не было оторвано ни у одного ягненка. Подошли они ко мне, глядят: двенадцать волков сложены друг на друга.

И тут алдар обнял меня. «Ведь не для одного меня были бедой эти волки. Как смогу я отблагодарить такую собаку? Идите, — сказал он пастухам, — да притащите-ка сюда барана побольше».

Взял алдар шелковую веревку, за один конец привязал меня, за другой барана, и привели нас к моей хозяйке. «Ну вот, женщина. Добра, которое ты мне сделала, я не забуду до тех пор, пока свет светит. А этого барана прими в подарок».

А после этого уехал алдар домой, — все было так, как должно было быть.

Опять прошло недолгое время, пришли к моей хозяйке охотники. «Одолжи нам свою собаку, которая прославилась на весь мир. Пришел в наш лес белый медведь. Никак не можем мы выгнать его оттуда, и убить его нам не удается. Не поможет ли нам твоя собака?» — «Хорошенько заботиться надо о моей собаке. Если не позаботитесь вы о ней, не будет вам от нее пользы», — сказала моя хозяйка. «Неужели мы не сможем позаботиться о собаке? Ведь пока мы будем в лесу искать медведя, не пропустим мы и другой дичи. Сами будем сыты и ее накормим, иначе какие же мы охотники?»

Отдала меня хозяйка, и они увели меня.

Вот приблизились мы к тому месту, где ходил медведь. И тут они пустили меня по его следу. Скоро увидел я белого медведя, и бросился он от меня бежать. Я за ним. Устремился медведь к высокой горе, я не отстаю. Добежал он до горы и сел по-человечьи. Когда я подбежал к нему, он сказал мне:

«Садись-ка рядом со мной. Не медведь я, я Афсати. Узнав о твоих горестных делах, принял я облик медведя, чтобы помочь тебе. Я знаю о тех бедствиях, которые ты испытывал, когда превратили тебя в осла и в лошадь. Но тогда я был занят и не мог тебе помочь. А теперь мы сделаем так: пусть охотники занимаются охотой, а ты беги к своей хозяйке и притворись, будто ты болен. Обильной едой будет кормить тебя эта женщина, но ты куска в рот не бери и притворись умирающим. И скажет она: „Ну что ж, подыхай. Для меня ты всего-навсего собака, сын собаки“. Она перешагнет через тебя и уйдет, оставив тебя подыхать. Но как только выйдет она за дверь, ты достань из-под изголовья ее войлочную плеть и, взяв ее в лапу, хлестни себя ею. Ты был Урызмаг — снова станешь Урызмагом. Сядь на ее ложе, держа в руках войлочную плеть, и дождись прихода хозяйки».

Сделал я так, как научил меня Афсати, и вот снова стал я Урызмагом, и с войлочной плетью в руке сел на ложе женщины, и дождался ее возвращения.

«Ну, горе пришло твоей голове, — сказал я, увидев ее. — Прежде чем уйдешь ты в Страну мертвых, ты вознаградишь меня за мои мучения».

Целую ночь провел я с ней, а утром ударил ее войлочной плетью и сказал: «Стань ослицей».

И превратилась она в ослицу. Пригнал я ее в нартское селение, и каждый из вас знает ее: это серая ослица, которая принадлежит Бората. Вот и весь мой сказ.

Ничего более чудесного пока я еще не видел в своей жизни, — так закончил свой рассказ Урызмаг.

Стали тут судьи судить-рассуждать:

— Что и говорить! Удивительна та быль, которая случилась с Хамыцем. Удивительнее то, что рассказал Сослан. Но чудеснее всего дела Урызмага, которому столько времени пришлось пробыть в шкуре осла, лошади и собаки. Потому эта лисья шкура присуждается Урызмагу.

Урызмаг взял шкуру и велел сшить себе из нее отвороты для шубы. Молва об этой шубе жива еще и доселе.

⇐ Предыдущая234567891011Следующая ⇒

Поделиться: