Со смены возвращаемся среди ночи. Женщины наши жуть как боятся входить в темные подъезды. И правильно, всякое у нас тут

ШЕЛ 4: ПАДЕНИЕ ggEPX

314

случаться стало.. Провожаю самых трусливых, развожу по подъездам, а сама в свой тоже боюсь входить, ужас одолевает. Проводила как-то одну, не успела отойти, глядь— бежит за мной. «Там., в подъезде.. Кто-то..»

Повела. Парочка педерастов там.. Если бы у себя в подъезде их увидала..

В моей жизни есть чудеса, доктор, может быть, вам любопытно будет?.. Когда-то в училище у нас гипнотизер Карич сеанс проводил. Я пожелала заснуть, приняла позу на сон.. Начал он убаюкивать, а сидела я с подружками втроем на двух стульях. На счете «12» засыпать начала, а подружки с обеих сторон локтями в бока: «Ты что?.. Правда хочешь уснуть?!» Разбудили.

Но как в дальнейшем мне пригодилось даже и это мимолетное засыпание! На работу вставать в полчетвертого ночи, вечером скорее надо уснуть. Вот я сама себя и усыпляю словами того гипнотизера, и замечательно получается, сразу глаза уходят под лоб..

Доктор, я научилась сама себе заговаривать зубы! Разорились они у меня на сегодня уже почти все.

Удалять не боюсь, нет, но очень боюсь лечить, пуще боли боюсь бормашины, сверлеж-ки, просто умираю со страху.

Заранее заговариваю дома один зуб, на который решаюсь, только один: сажусь, указательный палец к этому зубу прикладываю, глаза закрываю, дышу спокойно, будто задремываю, как на том сеансе, и бормочу себе:

Сказано— сделано

315

«Грызи, мышка, зернышко, на зубок.. Свети в небе, солнышко, спаси Бог.. Чтоб светло было, чтоб тепло было.. Чтобы зубик зажил и про все забыла..» Сама придумала»

На два зуба душевной силы не хватает, а на один в самый раз. Раздражаю врачей только тем, что не даю пройтись крючочком по всем зубам: «Заговор на один!»

Когда заговариваю на удаление, это совсем легко, обезболивания никакого уже не требуется. Один клык был с загнутым корнем, три раза докторша принималась его крутить, пот у нее выступил, ну никак..

Говорю ей: «Давайте, давайте! Отдохните, соберитесь с силами. Докручивайте его, добивайте!» В изумлении смотрит: «Вы что, водки выпили? Или портвейна?»— «Да нет, трезвая. И вообще не пью». — «Ну и ну. В первым раз в жизни встречаю такое!»

Не выношу толпы, людской тесноты. По этой причине ничего не покупаю в очередях, не получаю зарплату в кассе, приезжаю на другой день, не хожу в мойку, дома купаюсь.

Но тесного автобуса не миновать, на работу ездим за семь километров, битком: страх и дурнота каждый раз. Не единожды оставалась до утра на работе.

Однажды в ночной автобус шагнуть никак не могла, все ждут меня, автобус фырчит, а я стою как овца у открытой дверцы.

Тогда начальник мой, мужик здоровенный, грузный, спиной как всех вдавит— и освободил у двери пространство. Закричал на ме-

ТААЪА 4: ТЩЕАИЕ ЕЕЕРХ

316

ня: «Влезай, горе!я>— тут уж прыгнула как-то, себя не помня.. Вот ведь вояка! А под бомбежкой была в полном порядке..

Работаю мотористкой подъема опасного груза, вожу груз к аппаратчице. Безбожно засыпаю за работой, все мотористки этим страдают, очень уж убаюкивает ровно гудящий цех: груз медленно движется вверх, потом далеко по цеху, а глаза сами собой закрываются.. И хоть бы раз не успела машину выключить— просыпаюсь когда нужно, верю себе, аппаратчицу не боюсь ударить: исключено!.. Если на линии еще кто—то стоит (электрик, контролер, слесарь)— хоть закрыты глаза, все чувствую: палец сам собой выключает двигатель, а уж потом просыпаюсь.

Как-то раз плохо себя чувствовала, температура высокая, грипп, что ли, прямо беда: отключается сознание на ходу! — Но и подъемник с каждой моей отключкой выключается тоже! Очнешься на полпути— стоишь, а когда остановилась и почему— не помнишь.

Хитро мозги устроены, правда?

А вот хитрость наоборот: не умею ничего для себя добиваться. Люди административные действуют по формуле: дитя не плачет, мать не разумеет.. От школы отстранили, сократили, а нельзя было меня сокращать, ни по закону, ни по делу— с младшеклассниками хорошо работала, любила их, а они меня. Друзья возмущались, да толку-то.. Должна была за себя заступиться, а я как парализовалась. В школу больше не смела сунуться.

Сказано— сделано                                            -?%?s

317

Кет у нас ни одного человека на заводе, которым проработал бы больше семи лет и не имел заводской квартиры. Только я одна живу в шахтовой, в общей. Выйду на пенсию— и вовсе не дадут. За квартирой надо ходить, голосить, кулаками стучать.

Не для меня это, нет.. Друзья хоть и жалеют, а осуждают, что без квартиры, так в лицо и говорят: «Жить не умеешь. Столько работаешь и не добилась!» Правы они, признаю, но что делать, если такой дефект?

Ее умею жить за себя, душа отключается. Женихи погибли, заступника нет..

Все мои несчастья, доктор, ничто в сравнении с исключительной, не преувеличиваю, исключительной любовью людей, близко меня знающих. Я живу в сказочном мире влюбленности, и если писать о хороших людях, которые меня окружают, то это будут тома.

Только в учреждениях ко мне глухи, везде отказ. Сына не принимали ни в ясли, ни в детский сад..

Зато не найдете ни одной женщины на свете, чтобы хоть в треть было у нее столько добровольных помощниц, как у меня. И сына все любят. Мне так хорошо жить на свете..

Утомила вас, извините, это я как бы в окошко выглянула из маленькой своей жизни, она уже вся позади почти..

Сколько помню себя, все хотелось в желанное кинуться со всей волей, в главное самое.. Плачу, потому что заряд любви до сих пор чувствую в себе..

ГЛАЗА 4: ПЛЛЕ+1ИЕ &РЕГХ

Вдохновение — это падение вверх

со скоростью смерти —

вся жизнь сжимается в точку.

Скорость плотнит пространство,

и смерть разжимается,

чтобы все твои кривизны

дали свет...

Ты узнаешь меня на последней строке,

мой таинственный Друг...

Все притрутся, приладятся как-то,

зацепятся звуком за звук,

только эта останется непристроеннои,

просто так,

и ее принесет сквозняк...

Слышишь, Друг?..

Я как скрипка в концерте —

проповедую бред наяву

и сегодня со скоростью смерти

лишний раз для тебя оживу...

Станция провожание

Взглад уходящих не мигает.

Пора, пора — разъезд гостей..

Судьба не разожмет когтей

и душу, легкую добычу,

ввысь унесет, за облака,

а кости вниз — таков обычай

и человеческий, и птичий, пришедший к нам издалека...

Г/1 Л Р Л 5

320

Прогулочный дворик

Тот, кто ищет в читаемом только рецепты для себя, эту главу может пропустить. А кому интересно сопоставить свой опыт с моим и вместе поразмышлять — милости прошу. Рецепты, впрочем, есть тоже...

Тексты, собранные здесь, писались в разное время; одни уже публиковались («Разговор в письмах», «Приручение страха»), другие написаны давно, а печатаются впервые, третьи совсем новорожденные.

Так на одну нитку можно нанизать грибы, собранные не за один раз. Все подсохнут...

Бессмертие души врача обычно не занимает, по крайней мере во время работы со смертным телом. И я тоже забыл думать об этом, вступив на медицинское поприще, хотя подростком еще сочинил теорию космической вечности, основанную на математическом представлении о бесконечно малых величинах...

А вспомнил, когда работал в большой московской психиатрической лечебнице... Дежуря, ходил на вызовы и обходы, в том числе в старческие отделения — те, которые назывались «слабые» и откуда не выписывали, а провожали. (Ходил потом и в другом качестве. Провожал.)

Меня встречали моложавые полутени со странно маленькими стрижеными головками; кое-где шевеление, шамканье, бормотание, вялые вскрики...

Удушливо-сладковатый запах стариковской мочи — запах безнадежности... Если о душе позабыть, то все ясно: вы находитесь на складе психометаллолома, среди еще продолжающих тикать и распадаться, полных грез и застывшего удивления биопсихических механизмов.

На прелылушей странице — фотография солнечного затмения.

Станция Пго&ожание                                         -T^Ss

3 Zl

Одни время от времени пластиночно воспроизводят запечатленные некогда куски сознательного существования, отрывки жизни профессиональной, семейной, интимной, общественной; другие являют вскрытый и дешифрованный хаос подсознания, все то банальное и подозрительное, что несет с собой несложный набор основных влечений; третьи обнажают еще более кирпичные элементы — психические гайки и болты, рефлексы хватательные, сосательно-хоботковые и еще какие-то...

Это уже не старики и старухи. Что-то другое, завозра-стное. Что-то зачеловеческос.

Заведовал слабым отделением доктор Медведев Ми-хал Михалыч, огромный, грузный, седой, телом вправду очень медведистый. а лицом вылитый пес сенбернар, глаза с нависшими веками, печально-спокойные.

Вся больница его величала заглазно Пихал Михалычем, или сокращенно Пих Пихычем; кое-кто иногда забывался, называл так и в лицо. Доктор кротко грустнел, поправлял: «Медведев МихаИл Михайлович я. Не обижайте меня, пожалуйста. Я вас очень уважаю, мой друг».

И на самом деле это было совершенно неподходящее для него прозвище, но прилипшее так, что и в памяти не могу отклеить. Единственное, на что этот гигант обижался. Жил холостяком. Девять лет отсидел ни за что, по доносу дворника.

Пих Пихыч был созерцательным оптимистом. Что-то пунктуально записывал в историях болезни. За что-то перед кем-то отчитывался — то ли оборот койко-дней, то ли дневной койко-оборот, статистика диагнозов и т. п.

Но сам не ставил своим больным никаких диагнозов, кроме одного: «Конечное состояние человека»; различиям же в переходных нюансах с несомненной справедливостью придавал познавательное значение.

11 Зак. 1900

Г/1/15/1 5

321

Больных неистощимо любил и называл уменьшительно, как детей: Сашуня, Валюша, Катюша. Некоторые реагировали на свои имена, некоторые на чужие...

И еще ласково-уважительно называл их «мой друг», как и нас, коллег.

— А вот эта койка будет моей, — сказал он однажды мне. застенчиво улыбнувшись и указав на аккуратно застеленную пустую кровать в углу палаты, где из окна виднелся прогулочный дворик с кустами то ли бузины, то ли рябины. — Вот тут будет Миша.

— Ага... Как?.. То есть почему? — тупо спросил я.

— Я намереваюсь дожить до старческого слабоумия и маразма. Ни рак, ни инфаркт, ни инсульт меня не устраивают, это все ошибки... Маразм, знаете ли, мой друг, это очень хорошо. Мечтаю о здоровом маразме. Правильное, нормальное конечное состояние.

Пих Пихыч ничуть не шутил. Но мечта его не сбылась: он был сбит пьяным водителем самосвала возле подъезда своего дома, умер почти мгновенно.

...и этот дождь закончится как жизнь, и наших душ истоптанная местность, усталый мир изломов и кривизн, вернется в изначальную безвестность... все та же там предвечная река, все тот же гул рождений и агоний, и взмахами невидимых ладоней сбиваются в отары облака, и дождь, слепой неумолимый дождь, свергаясь в переполненную сушу, пророчеством становится, как дрожь художника, рождающего душу...

Станция ТТророж/ше

323

и наши голоса уносит ночь...

крик памяти сливается с пространством,

с молчанием, со всем, что превозмочь

нельзя ни мятежом, ни постоянством...

не отнимая руки ото лба,

забудешься в оцепененье смутном,

и сквозь ладони протечет судьба,

как этот дождь, закончившийся утром...

...Я возвращался в дежурку, чтобы пить чай, курить (после этих обходов особенно хотелось курить, пить что-нибудь покрепче и...), болтать с медсестрой, читать и, если удастся, поспать, а если не удастся, поесть. Бывало, что и ничего не хотелось...

Нагота человеческая беспомощна и при самых могучих формах. Патолого-анатомический зал — первое посещение в медицинском студенчестве. (Не последнее...) Хищные холодные ножницы с хрустом режут еще не совсем остывшие позвонки, ребра, кишки, мозги, железы. Помутневшая мякоть... Все видно, как при разборке магнитофона: все склерозы и циррозы скрипят и поблескивают на ладони... Вон сосуд какой-то изъеден, сюда, наверно, и прорвалось...

Прощальная, искаженная красота конструкции, всаженная и в самые захирелые экземпляры...

Я не испытывал ничего, кроме отвлеченной непрактической любознательности. Да, все это ТАК кончается. Сегодня он, завтра она, послезавтра я — что по сравнению с этим какие-то там неуспехи, комплексы, ссоры, болячки и прочие несообразности?..

⇐ Предыдущая32333435363738394041Следующая ⇒

Поделиться: