Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
Возвращение Александра из Орды.
Вновь берег Волги. Церковь и образ Богородицы. Натура. Вечер. Декорация.
Сцена «16»: «Голос Богородицы» Князь Александр и его дружина подъезжают к той самой маленькой деревянной церковке, которую он видел с холма. Все крестятся, но входит, низко пригнувшись, только князь – чудом уцелевшая среди разорённого села церковь мала и пуста. Образа на иконостасе потемнели.
Перекрестившись, Александр прикладывается к обездоленным иконам, шепчет молитву. Потом медленно садится прямо на пол, обхватив руками голову. У него вырывается то ли вздох, то ли стон:
- Господи! Что ж это такое?! Храмы Твои не должны быть пусты и разорены… Доколе ж всё это длиться будет, а мы терпеть? Доколе, Господи?!
Он поднимает голову, в глазах стоят слёзы. И вдруг князь видит: только что тёмный, едва различимый на доске образ Богородицы просветлел. Словно только что написанный, он сияет свежими яркими красками. Огромные глаза Божией Матери полны слезами, как и его глаза, но отчего-то не скорбью, а надеждой исполнено прекрасное иконное лицо.
Александр вдруг слышит звучащий ниоткуда, негромкий женский голос:
- Храм не пуст, раз ты в него вошёл! И Русь не опустеет, покуда есть, кому за неё молиться, и кому за неё сражаться… Ты просил заступиться за неё перед Господом. Но Он и так её не оставит. Русь – мой дом, моя обитель. Какой же добрый сын отдаст на вечное поругание дом своей матери? Не плачь, князь – не напрасна твоя молитва и твоя жертва! Как не напрасен пепел городов русских и гибель воина Евпатия… Любовь не бывает напрасной, Александр!
Потрясённый Александр, понимая, Кто говорил с ним, порывается подняться, но замертво падает на пол.
Сквозь темноту раздаются голоса дружинников:
- Князь! А, князь!
- Други, сюда! Что с князем-то!
- Княже, ты что?! Очнись!
Он приходит в себя и видит, что сидит, прислонившись к стене церковки, укрытый плащом. Дружинники сгрудились вокруг него, испуганно заглядывая ему в лицо.
- Княже! Ты как?
- Всё хорошо… Что-то со мной поделалось. Лик Богородицин, видали, как светится?
Все смущённо переглядываются:
- Ничего там не светится, княже! Темно всё…
Он закрывает глаза. Шепчет:
- Не напрасен пепел городов русских и гибель воина Евпатия… Любовь не бывает напрасной! Не бывает… Сколь ни велика рать вражеская, сколько не страшно и не опустошительно было её нашествие, сколь ни жестока расправа, не сломилась Русь и не пала… И никогда перед врагами не падёт!
103 Объект 1237 год. Нашествие Батыя на Русь. Натура. Зима.
Безграничное пространство степи. Но всё оно заполнено гигантской и грозной массой наступающей орды. Она идёт как будто не быстро, но и не медленно, поглощая, словно бы пожирая пространство перед собой. Гул катится по земле впереди этого невиданного войска.
От множества воинов земля стонала; от громады войска обезумившие дикие звери и ночные птицы в панике выскакивают из своих нор.
С ордой идёт большое количество военнопленных, которые расчищают путь и несут подручные грузы. Монголы гонят пленных побеждённых стран, держа их в цепях и гоня с брёвнами впереди монгольского войска, используя их одновременно и вместо тарана и вместо щитов.
- Здесь же двигается, под руководством пленных китайцев, военная техника тюркского и китайского производства, в том числе:
- штурмовые башни, штурмовые щиты,
- катапульты, камнемёты, шереджиры, стрелявшие зажигательными снарядами, штурмовые лестницы;
- пленные несут камни, фашины, которыми забрасываются рвы крепостей при штурме, и многое другое…
- И вот эта орда движется на Русь со всеми кочевьями, обозами, с женами и детьми, составляющими тыл орды и одновременно её обеспечение.
Гул и дрожь земли проникают под сени мощного дубового леса, на который накатывает нашествие. Между мощными стволами древних деревьев, окружённых белизной едва выпавшего снега, тучами проносятся птицы, до смерти напуганные идущей на лес ордой. Следом мчатся обезумевшие от страха лани, кабаны, волки, которым уже не до охоты. Из землянки, укрытой между широких корней старого дуба, выбираются немолодой мужчина и юноша. Оба светловолосые, крепкие. Одеты в русские домотканые рубахи и штаны, но поверх рубах на них - меховые кафтаны, подпоясанные кожаными ремнями, а на ногах – не лапти, но кожаные шнурованные сапоги. У обоих за плечами – саадаки – вытянутые плоские сумки с луками и стрелами, на поясе – ножи и кожаные фляги. Типичные лесные жители, охотники из местных племён.
Младший, видя неистовый бег зверья через рощу, привычно тянется к саадаку, но старший его останавливает:
- Охолонись, Никита! Не видишь разве: не до охоты ныне?
Младший и сам это понимает. Смущённо говорит:
- Вижу, батяня… Но в толк не возьму: что творится-то? Птицы, звери лесные – все бегут, как от пожара великого. А дыма нет! И земля дрожью дрожит… Что это?
Старший находит на груди крест, вынимает, целует его. Потом крестится.
- Это, Никита, сыроедцы-татарва идут. И тот их поход – хуже всякого пожара. Нельзя быть на их пути! Вот и птицы со зверьми в бег обратились! И нам оставаться нельзя…
Юноша тревожно смотрит на отца:
- Но нам-то отчего, батя? Мы ж не воины какие… Охотничий род, люди лесные! С чего этим «сыроедцам-таратарам» нас трогать? Мы им не помеха!
Но старший только машет рукой:
- Им весь мир – помеха, Никитка! Они на пути своём всё сметают и всех бьют. А кого в живых оставляют, того рабами делают!
- Я рабом не буду! – Запальчиво восклицает юноша и вновь тянется к саадаку.
Но отец берёт его за руку:
А что толку гибнуть без толку? Помощи Божией проси, вот и жив будешь! - А как? – Недоумевает Никита.
- А как Господь за сотни лет сии дубы взрастил? Это наш лес, нам Богом даденный! Он нам и поможет. Лезь за мной!
С завидной ловкостью оба взбираются на огромный дуби вскоре скрываются в необъятной кроне, густой и почти непроницаемой даже и без летней листвы. Тем более, что в декабре ветра далеко не до конца сорвали старую засохшую листву с ветвей могучего дерева.
Гул земли нарастает, меж стволов мелькают стайки уже мелкого зверья, тоже бегущего от орды.
- Батя! – С трепетом в голосе спрашивает Никита, усаживаясь меж толстых сучьев. – А они лес-то не подожгут?
- И сквозь огонь пойдут? – Усмехается охотник. – Нет, сыне: они – звери, а зверь не глуп и свой же путь поджигать не станет! Сиди только тихо… Сверху они наблюдают, как движется перед мощными стволами несметная масса людей, конных и пеших. Впереди и по флангам тащатся сотни пленных разных национальностей. Они несут оружие и провиант, тащат метательные машины, штурмовые щиты и штурмовые башни. Перед каждым татарским отрядом идут несколько десятков пленников, прикованных друг к другу цепями. Многие несут длинные брёвна. С трепетом наблюдающий всё это Никита шепчет отцу:
Гляди, бать, гляди! Сколь людей-то с ними связанных да скованных! Это те, кого они в рабство забрали?
- Те самые! - Отвечает отец. – Мне сказывали: «сыроедцы» эти уж несметное множество земель захватили… Юноша в ожесточении шепчет:
- Эх, стрельнуть бы! С высоты-то я б их не один десяток уложил!
Но старший лишь грозно сдвигает брови:
- Сиди, не шелохнись! Десяток убьёшь, а тьмы и тьмы далее пойдут.
И охотник осеняется крестом, едва сдерживая дрожь в руке и в голосе: - На Рязань ведь они идут, сыне… И идти им всего-ничего…
Никита с той же дрожью пытается возразить:
- У града Рязани стены надёжные!
Отец качает головой:
- Говорят, у тех городов, что они взяли, стены-то не хуже были… Господи Иисусе Христе! Спаси и сохрани землю Русскую, Православную!
На фоне продолжающей своё движение орды – возникает титр:
|
Последнее изменение этой страницы: 2019-03-29; Просмотров: 235; Нарушение авторского права страницы