Суэцкий кризис и отставка Британской империи

 

В 1875 году британский премьер Бенджамин Дизраэли, обеспечивший приобретение акций компании Суэцкого канала, проинформировал королеву Викторию запиской: «Вы владеете им, мадам». Канал стал основной магистралью Британской империи, соединяющей Англию с Индией и Дальним Востоком. Его военное значение ярко подтвердилось во время Второй мировой, когда англичанам удалось, заняв позиции под Эль-Аламейном, остановить наступление Роммеля. Свое традиционное значение канал потерял после обретения Индией независимости в 1948 году, однако именно в это время он обретает новую функцию — стратегической нефтяной магистрали. К 1955 году две трети потребляемой Европой нефти проходило через канал.

Радикально освободившись от связей с Израилем, СССР получил возможность делать ставку на арабский национализм. Это открыло Советскому Союзу грандиозные перспективы в важнейшем регионе, где до этого у нас вообще не было никаких позиций. Первый успех — Суэцкий кризис — ставка на Гамаля Абделя Насера.

 

В 1954 году в Египте группа офицеров-националистов во главе с полковником Насером свергла короля Фарука. Гамаль Абдель Насер участвовал в подпольной деятельности еще со времен Второй мировой войны, когда офицеры-националисты прямо сотрудничали с нацистами в борьбе против Британии. Программа Насера включала создание нового арабского мира от Марокко до Персидского залива и исправление «величайшего международного преступления в истории», коим он считал создание Израиля. Придя к власти, Насер практически сразу установил тесные взаимоотношения с СССР и начал закупать у него оружие.

 

Нефти у Египта, как известно, не было. Но зато была важнейшая транспортная артерия — нефтяная — Суэцкий канал. Для начала Насер устроил что-то вроде тендера между Советским Союзом и американцами. Условием была помощь развитию Египта, в первую очередь — строительство гигантской Асуанской плотины.

 

«Египет — государство, которое получало значительную помощь от обеих сторон. Можно утверждать, что ни одна из развивающихся стран не играла свою партию так умно, как это делали египтяне. Вначале они получали помощь от Советского Союза, потом от Америки. Причем до сих пор Египет остается одной из держав, которые получают от Соединенных Штатов значительную помощь»[252].

                               Нил Фергюссон

 

Это все было потом. А пока — апрель 1956 года. В Лондон прибывают Хрущев и Булганин. Накануне встречи с ними британский премьер Антони Иден получает инструкции от президента США Эйзенхауэра.

 

«Мы ни в коей мере не должны молчаливо соглашаться на присутствие СССР на Ближнем Востоке. Это может привести только к тому, что медведь схватит когтями производство и транспортировку нефти, а эти моменты жизненно важны для защиты экономики Запада»[253].

                           Дуайт Эйзенхауэр

 

Иден действует в четком соответствии с согласованной с американцами позицией.

 

«Любое жесткое вмешательство вашей страны в дела Среднего Востока, которое может помешать добыче или транспортировке нефти, жизненно необходимой для безопасности и экономики Запада, заставит нас отреагировать и, при необходимости, применить силу… Мы не сможем жить без нефти, и мы не позволим нас удушить»[254].

                               Антони Иден

 

«Акт Лугара» об энергетической дипломатии и безопасности

 

Январь 2007 года. В сенат США вносится «Акт об энергетической дипломатии и безопасности», подготовленный сенатором-республикан-цем Ричардом Лугаром — бывшим главой комитета по международным делам — и поддержанный новым председателем того же комитета демократом Джозефом Байденом. Основная идея: энергетическая безопасность должна стать одним из основных приоритетов внешней политики США, поскольку страны — экспортеры нефти резко увеличили свои доходы за счет возросших цен, что усилило угрозу глобальной безопасности, а доступ к ресурсам все чаще зависит от политической воли стран-производителей. Законопроект прямо увязывает использование энергоресурсов с задачей распространения демократии, декларируя необходимость поддержки энергонезависимости молодых демократий — Украины и Грузии.

Как ни странно, эта поддержка не подразумевает обязательств США по снабжению молодых демократий энергоресурсами. Декларируемая задача — обеспечить молодые демократии чужими энергоресурсами — проще говоря российскими — по ценам, удобным для молодых демократий.

Во исполнение этой цели конгресс уже в апреле 2007 года инициирует новый законопроект, направленный против создания нефтяных и газовых картелей, то есть как раз тех соглашений и инструментов, которые способны стабилизировать и поддерживать цены на энергоносители на мировом рынке. Этот закон должен позволить Дик (Ричард) Лугар Соединенным Штатам привлекать к ответственности страны-производители «за сговор с целью повышения цен на топливо» — по законам Соединенных Штатов. Ранее международное право таких прецедентов еще не видело.

 

26 июля 1956 года Насер национализирует Суэцкий канал. Накануне, находясь в самолете (летел в Каир вместе с Неру), он получил сообщение об отказе американцев строить Асуанскую плотину. В своем выступлении перед митингом Насер дал шифрованный сигнал к захвату канала, сказав: «Эти господа, которые выступают в роли Фердинанда Лессепса…». В ответ Израиль, а затем Британия и Франция вторглись в зону канала. Однако Насер успел затопить на фарватере десятки судов, заполненных щебнем, цементом и мусором, прекратив поставки нефти, безопасность которых была непосредственным поводом для атаки. Понятно, что на помощь Насеру немедленно пришел Советский Союз, предъявивший по сути ультиматум участникам интервенции. В телеграмме, разосланной министром иностранных дел Шепиловым, утверждалось, что СССР готов немедленно предоставить жертве агрессии помощь путем посылки военно-морских и военно-воздушных сил, воинских частей, добровольцев, инструкторов и военной техники. Там же разъяснялось, что война с Египтом может перекинуться на третьи страны и перерасти в Третью мировую.

 

Однако и Соединенные Штаты не только не поддержали своих союзников. Они отказывались помогать им в преодолении энергетического кризиса, который начался в Западной Европе, до тех пор, пока англо-французские войска не были выведены из Египта.

 

«Должен признаться, мои американские друзья вели себя чрезвычайно двусмысленно. Они требовали от нас сдерживать проникновение Советов на Ближний Восток, полностью отказываясь вмешиваться в войну, которую они и развязали»[255].

                                  Антони Иден

 

«Он был последним премьер-министром, который верил, что Британия является великой державой, и он первым стал противодействовать кризису, который доказал, что она уже не была таковой».

«Таймс», 14 октября 1998 года, об Антони Идене

 

 

«Ближневосточная политика очень непопулярна в Британии. Может быть, и период премьер-министра Тони Блэра закончится из-за иракского кризиса, так же как закончился период правления Антони Идена после Суэцкого кризиса»[256].

                              Стюарт Крофт

 

 

«После Суэца Британская империя фактически перестала существовать, потому что утратила престиж. Американцы в своей ближневосточной политике очень напоминают англичан, потому что в первую очередь они думают о престиже. Они хотят, чтобы арабы воспринимали их как грозного непобедимого соперника»[257].

                              Джеймс Лоуренс

 

Ну не только о престиже они думают, скажем прямо. Есть предположение, что, помимо престижа, они думают о нефти, потому как нефть — это контроль, это власть, а стало быть, — и тот же престиж. В качестве бесплатного приложения.

 

СССР.

На пике нефтяной эйфории

 

К середине 1970-х годов Советский Союз пришел на пике. Стратегический паритет между сверхдержавами уже не оспаривал никто. Более того, периодически на Западе раздавались панические заявления о советском превосходстве. Пик советского геополитического могущества — 1975 год: позорное бегство американцев из Сайгона, Африка, Латинская Америка — помните «пылающий континент»?.. В Чили вот не получилось. Однако это никак не отменяло факта, что даже в своей вотчине под американцами буквально земля горела. Советская инициатива — Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе: признание нерушимости послевоенных границ… Вот все эти ОБСЕ, хельсинкские группы — побочные продукты разрядки — это обломки былого советского величия, которые до сих пор хрустят у нас под ногами. То есть именно Советский Союз, и именно с позиции силы породил и возглавил чудовищную кампанию борьбы за мир, опираясь на «людей доброй воли», на, как это называлось, «всё прогрессивное человечество». Итогом всего этого и стала пресловутая разрядка — detente.

 

И все это обломалось об Афганистан.

В книге Егора Тимуровича Гайдара «Гибель империи», на фактуру которой мы во многом и будем опираться дальше, приводится график мировых цен на нефть под характерным названием: «История болезни, 1967–1991».

 

«История краха Советского Союза короче всего изложена в графике, демонстрирующем помесячную динамику цен на нефть между 79 и 81 годом. Собственно, в то время, когда цены на нефть упали примерно в шесть раз в месячном исчислении, дальнейшее развитие событий было практически предопределено»[258].

                                 Егор Гайдар

 

На самом деле материальной экономической основой советского успеха были сверхвысокие цены на нефть. Даже точнее, Советский Союз сумел конвертировать свои политические успехи — в первую очередь на Ближнем Востоке — или американские неудачи, если хотите, — в материальное преимущество. Это все та же Большая Игра, в которой мы выиграли очень важный раунд.

17 октября 1973 года, в ответ на тотальную поддержку Соединенными Штатами Израиля в войне против арабов, арабские страны — экспортеры нефти договорились о сокращении объемов добычи и экспорта. Саудовская Аравия — крупнейший экспортер — объявила о снижении добычи на 10 % и ввела эмбарго на поставки нефти в Соединенные Штаты. Через месяц саудовские власти объявили, что, если США не откажутся от поддержки Израиля, они сократят добычу на 80 %, а при попытке американцев применить военную силу — а разговоры об этом в США велись открыто — месторождения будут взорваны.

Обратите внимание, насколько теплыми были тогда у США отношения с их будущим стратегическим союзником.

На самом деле арабо-израильская война была лишь поводом. Спусковым крючком в давно заряженном ружье. В течение многих лет западные нефтяные корпорации, будучи основными продавцами нефтепродуктов, соревновались в снижении цен на сырую нефть. В 1960-х годах Советский Союз, вышедший на рынок нефти и готовый ее продавать по любым, практически, ценам, оказывал им в том немалую помощь. В сентябре 1960 года была создана ОПЕК. В 1968 году ОПЕК приняла «Направляющие принципы нефтяной политики», которые и были реализованы в годы нефтяного кризиса.

Вот как раз на пике могущества максимально и проявилась слабость системы, даже не столько самой экономики, сколько системы управления. Именно геополитические успехи и конкретно связанная с ними нефтяная конъюнктура позволяют сохранять стабильность. Геополитический успех и конъюнктура — экономическая база застоя. СССР попал в ловушку, которую сам себе расставил. Вместо модернизации экономики — нефтяная эйфория.

Здесь стоит отметить, что и геополитические успехи, даже весьма впечатляющие, были и оставались весьма иллюзорными. По итогам Второй мировой — еще раз повторю, безусловным победителем в которой оказались меньше всех для этого пожертвовавшие Соединенные Штаты. Американцы решили свою главную задачу, подчинив себе основных конкурентов — Японию и большую часть Германии. Как заметил бывший шеф американского агентства по национальной безопасности генерал Уилл Одом, в этих условиях Москва имела очень малые шансы выиграть холодную войну.

 

«Теперь, оглядываясь назад, мы видим, насколько сложным было положение Москвы: Запад должен был действительно играть бездарно, чтобы с такими картами не выиграть»[259].

                              Уилл Одом

 

Вот в том-то и дело, что, проиграв в середине 1970-х годов одну партию, наши партнеры по Большой Игре собрались и взялись за ум. Бездарно продолжали играть как раз наши.

 

«Я всегда цитирую — очень интересную статью, которую написал Кеннан, по-моему, в 51-м году, где он предвидит конец советской системы и где он говорит, что если она рухнет — это будет внутренний процесс»[260].

                          Родрик Брейтвейт

 

1960-е годы. Открыты колоссальные месторождения нефти в Западной Сибири. Забил фонтан Самотлора. Масштабы наращивания объемов добычи нефти в эти годы беспрецедентны для истории отрасли. К этому прибавилось беспрецедентное повышение мировых цен на нефть — двумя скачками, в 1973 и 1979 годах. Валютная выручка СССР росла неудержимо. Одновременно именно с 1960-х годов в стране нарастает дефицит зерна и других продовольственных товаров. Валютные доходы становятся универсальным средством решения продовольственной проблемы. С середины 1970-х годов, на пике своего геополитического могущества, Советский Союз становится нетто-должником.

 

Афганская ловушка.

Наркоз отходит

 

 

«Соединенные Штаты пока могут спокойно обходиться без нас, а вот наша проклятая зависимость от них по зерну сделала нас — Советский Союз… — заложниками этих отношений»[261].

Владимир Крючков, председатель КГБ СССР

 

И именно в этот момент наши советские товарищи не нашли ничего лучшего, чем влезть в афганскую авантюру. Никогда за всю историю Большой Игры никакое российское руководство не позволяло себе ничего подобного. Нужна была коллективная и полная амнезия, чтобы начисто забыть весь огромный афганский опыт. От такого подарка наши потенциальные партнеры по Игре уж точно не могли отказаться.

 

«Еще 3 июля 1979 года президент Картер подписал первое распоряжение о секретной поддержке сил, оппозиционных просоветскому кабульскому правительству. В тот самый день я направил президенту первую записку, в которой объяснял, что направляемая помощь неминуемо спровоцирует советское военное вмешательство… Это была прекрасная идея. Проведенная секретная операция имела своим результатом втягивание русских в афганскую ловушку… В день, когда советские войска перешли границу, я написал президенту Картеру, что у нас появилась возможность устроить Советскому Союзу свой Вьетнам… Этот конфликт привел к деморализации и, в конце концов, к развалу Советской империи»[262].

                            Збигнев Бжезинский

 

Аналогичный случай произойдет, правда, позднее, с нашим американским товарищем Бушем, и, нельзя исключить, с соответствующими же последствиями для его отечества.

 

«Чтобы поставить экономику мировой сверхдержавы в зависимость от решений, которые может принять твой потенциальный противник и твой главный конкурент на рынке важнейших для тебя ресурсов в Саудовской Аравии, стране, в которой к тому же ваххабизм, религия, которая предполагает, что священная война против неверных является долгом мусульманина, и ждать, когда же они между собой, наконец, договорятся, — надо было потратить огромные усилия, для того чтобы вырастить когорту поразительных по своей некомпетентности руководителей»[263]

                                 Егор Гайдар

 

 

«В общем-то, ничего удивительного нет в том, что в один из самых драматических моментов развития Советского Союза на вершине власти оказались личности недостаточно высокого уровня. Может быть, в то время, когда нужны были люди масштаба Петра Великого, пришла к власти малообразованная и мало отдающая себе отчет в своих действиях группа товарищей»[264].

                             Владислав Сурков

 

Наше вторжение в Афганистан, воспринятое государствами Персидского залива, в первую очередь Саудовской Аравией, как прямая угроза, радикально изменило их отношение к США. Им понадобилась американская военная поддержка. А Америке нужны были низкие цены на нефть. Советское вторжение в Афганистан стало для Саудовской Аравии крайне своевременным подарком.

В ноябре 1979 года, за месяц до ввода советских войск в Афганистан, ваххабитская группировка под руководством Джуаймана аль-Утэйби захватила храм Аль-Маджид аль-Харам в Мекке. Восстание было с трудом подавлено с помощью французских парашютистов. И тут возникла реальная возможность канализировать накопившуюся энергию исламского радикализма против настоящих неверных — русских коммунистов, угрожающих исламу. Из Саудовской Аравии через Пакистан пошли деньги, оружие и добровольцы. Саудиты приняли предложение Соединенных Штатов о паритетном финансировании моджахедов: на каждый саудовский доллар приходился один американский. Через арабский экспедиционный корпус моджахедов в Афганистане, по данным британского журнала «Джейнз», прошло не менее 15 тысяч человек. Больше всего саудовцев — не менее 5 тысяч.

 

Вопрос: И вы также не сожалеете о поддержке… будущих террористов?

Бжезинский: Что важнее для мировой истории? Талибы или развал Советской империи? Несколько подогретых мусульман или освобождение Восточной Европы и конец холодной войны?

В.: Несколько подогретых мусульман? Но ведь сейчас все время повторяют: исламский фундаментализм — угроза для всего мира.

Б.: Чепуха! Говорят, что у Запада есть всемирная политика по отношению к исламу. Глупость. Всемирного ислама не существует[265].

Из интервью Збигнева Бжезинского газете «Нувель Обсерватер», 1998 год

 

Прав на самом деле наш заклятый друг Збигнев Бжезинский. Всемирный исламистский заговор — это универсальное пугало. А реальность — это нефть и газ.

Автором записки, суть которой — рекомендация использовать зависимость советской экономики от нефтяных цен для дестабилизации советского режима, был небезызвестный Ричард Пайпс. В ноябре 1982 года президент Рональд Рейган подписал директиву по национальной безопасности. Задача сформулирована с особым изяществом: «США не будут участвовать в улучшении состояния советской экономики и в то же время сделают все, чтобы ограничить пути, ведущие к этой цели».

 

Со стороны США переговоры с саудитами вел директор ЦРУ Уильям Кейси. Именно он ознакомил руководителя саудовской разведки шейха аль-Турки с секретными документами о зависимости экономики СССР от продаж нефти.

В сентябре 1984 года Уильям Кейси прибыл в Саудовскую Аравию. В королевском дворце Кейси и король Фахд обсудили ситуацию в регионе. Афганская война складывалась удачно. Кейси затронул проблему цен на нефть. «Цена слишком высока, — сказал он Фахд, — если ее не снизить, может наступить конец хозяйственному оживлению в США. Королевская семья также теряет на уменьшении добычи. Этим пользуются враги саудовцев Иран, Ливия и Советский Союз, которые добывают сколько удастся. Финансовые результаты этой операции позволяют Советам присутствовать в Южном Йемене, Сирии, Эфиопии и Афганистане». Фахд выслушал Кейси, время от времени кивая головой…

 

12 сентября 1985 года министр нефтяной промышленности Саудовской Аравии шейх Ямани объявляет, что Саудовская Аравия радикально меняет свою нефтяную политику. За следующие полгода саудиты увеличивают добычу примерно в три раза. И во столько же упали цены на нефть: с 28 до 10 долларов за баррель в низшей точке.

Всего за два года цены на ресурсы, от которых зависела способность СССР финансировать армию, ВПК, мировую коммунистическую систему и поддерживать стабильность в стране — в первую очередь, закупать десятки миллионов тонн зерна в год, — сократились в несколько раз.

К тому же в самом конце 80-х годов на все это накладывается еще одна беда — низкий урожай зерновых в мире. Особенно выросли цены на пшеницу.

Собирались покупать дешевое зерно за дорогую нефть. А вынуждены были — вынудили — покупать дорогое зерно за дешевую нефть. Вот это и называется, если кто помнит известную шуточку тех лет, — «вырезка из продовольственной программы».

 

«Новое мышление».

Патогенез

 

«Новое мышление» Горбачева многие склонны объяснять пониманием того, что продолжения гонки вооружений, навязанной рейгановской администрацией, Советский Союз не выдержит. Так-то оно так, но не совсем.

«Вы думаете, что находитесь впереди нас в технологии и сможете воспользоваться своим превосходством против Советского Союза? Это иллюзии…» — заявлял американцам Горбачев. «Я обеспокоен, насколько невежественны или дезинформированы Горбачев и Шеварднадзе…» — это из мемуаров Джорджа Шульца, госсекретаря США при Рейгане. Поучения на тему о военно-промышленном комплексе США и дискриминации женщин и чернокожих, о чем Горбачев толковал американцам на переговорах, сдержанный Шульц называет чушью.

 

«Он складывал подарки у наших ног — уступка за уступкой… Эти уступки — результат нашего пятилетнего давления на них»[266].

                            Джордж Шульц

 

Шульц, кстати, так в горбачевское «новое мышление» и не поверил. Очевидно, такие формы и масштабы мышления выходили за рамки его воображения. Его преемнику при старшем Буше Джеймсу Бейкеру уже деваться было некуда.

Бейкер вспоминает, что Горбачев поразил его неистребимой любовью к метафорам — то он рисовал ледокол, то яблоко, которое скоро упадет (СССР глазами американцев), то «заглядывал за горизонт».

 

«Временами такая манера , — пишет Бейкер, — выводила меня из себя »[267].

Но самое большое удивление у Бейкера вызвало сделанное как бы между прочим заявление о том, что СССР выводит из Восточной Европы 500 единиц ядерного оружия. Внезапно. Чтобы поразить. Чтобы видели русскую щедрость без мелочного обсуждения и жалкого торга. Американцы немедленно зафиксировали уступку и тут же, не сходя с места, начали самый жесткий торг.

История краха… Вот, кстати, когда у нас сейчас модно стало петь дифирамбы застою — надо понять, что застой — он застой и есть. Это полная закупорка социальной мобильности. Революция, а затем и сталинский режим обеспечивали мощнейшую социальную ротацию. Известно, какими способами и с какими издержками. Постсталинская советская элита сделала все, чтобы эту ротацию прекратить. Сначала добившись личной физической безопасности, а затем и полной неприкосновенности и безответственности, когда поводом к отставке могла быть только естественная смерть. В результате на смену застойным лидерам пришли люди с интеллектом и кругозором бригадира скотоводческой бригады.

Пока главной проблемой было сдерживание гонки вооружений, а стороны обладали военно-политическим паритетом, это были переговоры равных. В середине 1980-х годов Советский Союз набирает дикое количество кредитов. Кредиты давали охотно, давали коммерческие банки. Советский Союз все еще считался первоклассным заемщиком. Теперь, к концу 80-х годов, положение меняется. Задолженность катастрофически растет, возможности обслуживания долга улетучиваются. Коммерческие банки отказываются кредитовать советскую экономику. Советскому руководству нужны кредиты. Такие кредиты могут предоставить только государства, и только под политические условия.

 

«Это совершенно другая история. Это то, что в кошмарном сне не могло присниться советскому руководству в 85 году. Идея, что мы там через 3–4 года будем готовы вести переговоры о том, какие политические уступки мы сделаем за то, что там Германия, Соединенные Штаты предоставят нам государственные кредиты, там никому из советского руководства 85 года и в голову не приходила, а к 89 году, после того как произошла одна простая вещь, после того как саудиты в несколько раз увеличили добычу, они больше ни о чем и не думают»[268]

                              Егор Гайдар

 

Гайдар констатирует абсолютно принципиальную вещь. Момент, с которого советские руководители начали брать политически мотивированные кредиты . То есть сдавать политические позиции за деньги. В долг.

 

«Новое мышление».

Агония

 

Декабрь 1988 года. Горбачев выступает в ООН с инициативой о сокращении вооружений. Суть: согласие на несимметричное сокращение войск в Европе, на соглашение по ракетам средней дальности на условиях НАТО. Изменение ситуации хорошо видно в ходе переговоров Горбачева и Буша на Мальте (ноябрь 1989 года). О разоружении уже никто не думает. Критическое значение для советской страны имеет другое: содействие США в предоставлении СССР государственных кредитов и займов международных валютных организаций. Горбачев дает неформальные гарантии, что СССР не будет применять силу для сохранения своего политического контроля в Восточной Европе. После этого ситуация в советском блоке начинает развиваться обвально. 9 ноября 1989 года — падение Берлинской стены…

 

«Взамен вступления, которое было выбрано, в котором ГДР была подчинена ведомственным структурам ФРГ, было бы правильнее осуществить настоящее объединение, с новой конституцией, как это предусматривалось основным законом. Данная конституция должна была быть принята решением народа, который постепенно шел бы навстречу друг другу и осуществлял двухсторонний обмен знаниями. Ведь в ГДР были вещи более прогрессивные, чем в ФРГ. Они были сразу упразднены после объединения. Их нужно было использовать по всей Германии»[269].

                                  Грегор Гизи

 

Это говорит наследник восточногерманского социализма — Гизи… для которого объединенная, гармонизированная и, возможно, нейтральная Германия — безусловное благо. Какое это благо для России, говорить излишне. Для Соединенных Штатов это безусловно неприемлемо. Вспомните генерала Одома — удержание своих главных конкурентов — Японии и Германии под своим контролем было главной целью и главным достижением всей американской политики после Второй мировой войны. Под диктовку американцев и при согласии Горбачева канцлер Гельмут Коль покупает одномоментное объединение, по сути поглощение, аншлюс ГДР ценой обмена: одна западная марка на одну восточную.

 

«Объединение валют было неверным. Народное хозяйство ГДР не осилило объединения. Индустриальная основа Восточной Германии была разрушена. Я могу сказать, что решающим является тот вопрос, как происходит объединение, и в меньшей, в каком темпе… И конечно, было бы разумнее сделать из этого обдуманный процесс. Федеральное правительство и Гельмут Коль всегда заявляли, что имелся очень короткий временной отрезок, в который можно было осуществить объединение. Это, конечно, полная глупость. Михаил Горбачев не собирался препятствовать процессу объединения Германии, а после него уж тем более никто не собирался препятствовать»[270].

                                 Грегор Гизи

 

О чем вообще, о каких таких препятствиях могла идти речь?!

 

«М.С. просит Коля срочно помочь — заставить банки открыть кредит, а также дать деньги вперед под заклад военного имущества, оставляемого нашими уходящими из Германии войсками»[271].

А. Черняев, помощник М. С. Горбачева

 

 

«Когда и если тебе нужны… государственные политически мотивированные кредиты, ты должен понимать, что речь идет о политике. По тем временам такие кредиты можно было получить только у западных демократий. У них есть свои представления о нормах поведения стран, которые нуждаются в их финансовой поддержке. Советская империя в Восточной Европе базировалась на общем убеждении в том, что мы можем применить и готовы применить столько силы, сколько нужно, чтобы сохранить у власти действующий коммунистический режим… А, собственно, что это значит? А это значит для режима, который весь основан на вере в то, что власти способны и готовы применить столько насилия, сколько надо для того, чтобы сохранить контрольное положение в стране, это значит одно, это требование того, чтобы режим сам себя распустил»[272].

                                Егор Гайдар

 

30 мая президент Горбачев прибыл в Вашингтон с государственным визитом, вспоминает Джеймс Бейкер. Президент Буш произнес почти дежурные слова: «Соединенные Штаты выступают за членство Германии в НАТО. Однако, если Германия предпочтет другой выбор, мы будем его уважать». «Я согласен», — сказал Горбачев. Это было прямое согласие на вступление объединенной Германии в НАТО. Что бы там Горбачев ни говорил позднее о якобы данных ему обещаниях.

 

«Экономическая цена, которую заплатил Запад за отказ СССР от контроля над Восточной Европой, оказалась невысокой. Кредиты и гранты ФРГ за согласие на объединение Германии, итальянские связанные кредиты, американские зерновые кредиты — это, если вспомнить о цене вопроса, немного»[273]

                                Егор Гайдар

 

Действительно немного. Не больше 30 сребреников, если учесть еще, что эта цена включает и развал собственной страны.

 

«Если бы холодная война не прекратилась, случилась бы Третья мировая… Мы спасли мир. Не скажу, что я сделал это в одиночку, но моя роль была одной из самых важных…

…Я был одним из самых горячих сторонников американской политики. Когда им была нужна моя поддержка в Ираке, я дал им ее. А что случилось здесь — для меня необъяснимо»[274]

                            Эдуард Шеварднадзе

 

1989 год. Уход из Афганистана… Уход с Ближнего Востока, 1991 год. Первая война в заливе и открытое согласие Советского Союза на нее. За те же самые невеликие кредиты. По сути капитуляция в Большой Игре. Уже ничто не могло помочь.

Ситуация в стране — и экономическая, и политическая, — сложившаяся к 1991 году, делает невозможным теперь уже привлечение даже «политически мотивированных» кредитов. Последняя надежда: совещание «Большой семерки» летом 1991 года. Горбачев умоляет, чтобы его туда пригласили. Отказать ему в приглашении лидеры Запада не могут, но денег не обещают. Нет денег — нет предмета для разговора. Кто девушку платит, тот ее и танцует.

 

 

«Я считаю, что развал Советского Союза не был предопределен. Я ожидал распада Советского блока, глобальной советской системы, а то, что развалилась страна, не считал предопределенным»[275].

                         Генри Киссинджер

 

«Я был убежден, что Советский блок распадется и, в конечном счете, коммунизм приведет к краху Советского Союза. Я и писал об этом, и, будучи в составе правительства, старался способствовать этому. Таким образом, моя позиция очень отличается от позиции Генри — и экзистенциально, и нормативно. Я рад, что это прояснилось»[276].

                          Збигнев Бжезинский

 

А мы-то как рады. Даже этот уникальный заочный диалог показывает, что всяко могло случиться. На самом деле крах советской системы был неминуем. Системный кризис называется. Кризис элиты советской, как уже говорилось, — его составная часть. В нашем случае этот кризис перешел в стадию дегенерации и предательства. Чего стоит энтузиазм по поводу выхода РСФСР из состава СССР… То есть мало было иметь хорошего заказчика, нужны были и соответствующие исполнители.

 

«Анализ причин развала Советского Союза вне контекста американской политики напоминает расследование по делу о внезапной, неожиданной и таинственной смерти, где не берется во внимание возможность убийства и даже не делается попытка изучить обстоятельства данной смерти. Но даже если жертва была больна неизлечимой болезнью, следователь обязан изучить все возможное»[277]

П.Швейцер, политический аналитик и историк американских спецслужб

 

VIII. Все еще живы

 

«Наступает время, когда капля нефти значит для государства и народа столько же, сколько катя крови»[278].

 

Французский премьер Жорж Клемансо, заявивший это после Первой мировой войны, в которой Франция буквально истекла кровью, цену крови знал. К сожалению, он не мог предполагать цену нефти. Оказалось — нефть дороже. И если первую половину XX века в основном дешевела кровь, то с началом ядерного сдерживания и связанными с ним ограничениями текущего кровопролития разницу отыгрывала нефть. Мы в предыдущей главе, собственно, и показали, какую роль играла нефть в холодной войне. Именно ценами на нефть «замочили» Советский Союз, именно тогда, когда «мочить» силой было никак невозможно.

 

Сквош,

или Большая Игра об стенку

 

Крах СССР оставил американцев в одиночестве. Ничем, никакими силами, никакой конкуренцией не сдерживаемыми. Последствия этого сказались довольно быстро. У единственной сверхдержавы «поехала крыша». Как заметил бывший глава нашей президентской Администрации Александр Волошин, « американцы так погуляли на похоронах СССР, что никак не могут опохмелиться».

 

«Коллапс коммунизма делает необходимым и коллапс всех прочих границ и препятствий на пути глобализации, революционизирующей мир. И во главе этой системы стоит Америка»[279].

Колин Пауэлл в выступлении по поводу своего назначения

 

 

«Противостояния синих и красных… больше нет. Той карты, что мучила меня много лет, больше не существует. Трудно избежать вхождения в состояние постоянного оптимизма и восторга»[280].

Колин Пауэлл, выступление на конференции в Вашингтоне, 7 мая 2001 года

 

С приходом в Белый дом Буша-младшего американскую политику и стратегию диктуют так называемые неоконсерваторы.

 

«Я думаю, нас ждет система государств, зависящих главным образом от американского руководства и организаций, которые будут способствовать миру, свободе и демократии в различных странах… Да, я думаю, что Америка играет центральную роль. Более стабильный мировой порядок не может существовать без американского вмешательства. В противном случае имел бы место хаос»[281]

                           Уильям Кристалл

 

«Американская гегемония является единственной защитой против распада мира и крушения международного порядка»[282].

             Уильям Кристалл и Роберт Кэген

 

Этой чеканной формулой Кристалл и Кэген, гуру американского неоконсерватизма, обозначили суть нынешней американской доктрины. Стоит обратить внимание, что международный порядок в этом контексте понимается строго как альтернатива традиционному международному праву, смысл которого — в признании суверенных прав отдельных государств. Перефразируя товарища Ленина, это признание права — не наций, конечно, — но хотя бы государств на самоопределение.

 

«Никогда со времен Древнего Рима отдельно взятая держава не возвышалась над международным порядком, имея столь решительное превосходство»[283].

                                Ч. Мэйнз

 

Как заметил все тот же Кристалл, «если кто-то желает сказать, что мы имперская держава, ну что ж, очень хорошо — мы имперская держава».

 

«Американская империя обладает сетью военных баз по всему миру. Она превосходит другие державы в военном отношении. Она является мировым жандармом. У нее есть государства-клиенты, такие как Израиль, Тайвань, Корея. Эти государства готовы оказывать ей поддержку при любых обстоятельствах, как в свое время индийские принцы — Британии. Империя стремится владеть территориями. Недавно Америка оккупировала Ирак»[284].

                            Джеймс Лоуренс

 

На самом деле США, оставшись одни, оказались лицом к лицу со своим единственным противником. С самими собой. Сегодня у Америки нет, во всяком случае до сих пор не было, никаких врагов, кроме ее собственных амбиций, самонадеянности и нечеловеческой гордыни. Америка сегодня напоминает барана, который с разбегу бодает каменную стену: чем сильнее баран, тем больше у него проблем.

 

«Конец холодной войны стал началом конца американского господства, а не открытием новой американской эры. Потому что, если вы взглянете на расположение американских военных сил в мире — все это благодаря Советскому Союзу»[285]

                                 Чарльз Катан

 

Благодаря Советскому Союзу американцы не просто усовершенствовали свои экономическую и социальную системы. Самое главное, они создали эффективную систему управления миром — той его частью, где «советская угроза» была универсальным, сверхэффективным инструментом, позволявшим американцам навязывать своим союзникам любые свои интересы и решения. Когда американцам понадобилось отказаться от золотого стандарта, который в послевоенной, так называемой Бреттон-Вуд-ской системе обеспечивал обращение доллара как основной мировой валюты, они просто «послали» пытавшихся настаивать на Бреттон-Вудских принципах французов. Проще говоря, когда американцы столкнулись с неспособностью обеспечить свою валюту, они обвинили остальные страны в несправедливости курсов национальных валют и ультимативно потребовали привести их в соответствие с американскими интересами. На этом Бреггон-Вудская система приказала долго жить, а американцы получили возможность практически неограниченной эмиссии доллара в мировом масштабе, чем до сих пор и пользуются.

 

«МВФ, ВТО, до некоторой степени даже и ООН. Это империалистическая инфраструктура, которая была создана после Второй мировой войны. В конце концов, говоря о правительственных учреждениях американской империи, — это они и есть: МВФ, ВТО, ООН, НАТО, Ассоциация государств Восточной Азии»[286].

                                   Уилл Одом

 

«Вне зависимости от того, насколько бескорыстно воспринимает Америка свои цели, даже подспудное стремление к преобладанию постепенно приведет к тому, что окружающие страны начнут объединяться против Соединенных Штатов и постепенно доведут дело до того, что эта страна окажется изолированной и исчерпавшей свои ресурсы»[287].

                        Генри Киссинджер

 

 

«Никакой гегемон не может доминировать в мире сам по себе. Это или физически невозможно, или очень трудно. И психологически это тоже невозможно. Каждая проблема для этого народа становится внутренней проблемой»[288].

                       Генри Киссинджер

 

Современным певцам глобализма такое сращивание внутренней и внешней политики даже нравится. Новый глава британского МИДа провозглашает новую британскую доктрину:

 

«Старое различие между внешней политикой и внутренней рухнуло. Каждый министр цитирует лорда Пальмерстона, его крылатое выражение о том, что у нас нет постоянных союзников и постоянных врагов, а есть постоянные интересы. Но верно ли это? Отношения с США являются уникальными и наиболее важными двусторонними отношениями… Мое видение Британии заключается в превращении ее в глобальный узел (hub) точно так же, как лондонский Сити выступает в роли глобального узла финансового рынка»[289].

                           Дэвид Милибенд

 

Наконец-то молодой британский министр Милибенд, кстати выходец из левых, истинно социалистических лейбористов, нашел место для неприкаянной бывшей Британской империи. Теперь он предлагает услуги Британии в качестве глобального идеолога, коллективного Суслова при вашингтонском генсеке.

 

«А потом я познакомился с большевиками в Вашингтоне. К счастью, они не имели возможности никого расстреливать — американская система этого абсолютно не позволяет, к огромной чести Америки. Но вот по своим инстинктам это были непримиримые, крайне убежденные люди, абсолютисты, не терпящие никаких возражений, не принимающие возможность, что с ними можно не соглашаться и при этом быть разумным, порядочным человеком. И вот эти необольшевики, некоторые из них, кстати, были троцкистами, если вы посмотрите на истоки неоконсервативного движения в Соединенных Штатах, — вы, наверное, знаете, что несколько ведущих неоконсерваторов — эти люди были американскими троцкистами»[290].

                            Дмитрий Саймс

 

 

«Неоконсерваторы — это неоякобинцы. Как и лидеры Французской революции, они не доверяют идеям, если им не следует весь мир. Они глубоко нетерпимы. И они могут причинить этой стране массу неприятностей, перед тем как будут вынуждены уйти. Сейчас они в глухой обороне, потому что Ирак оказался имперским мероприятием, которое не удалось. Их следующий проект — это втянуть Соединенные Штаты в войну с Ираном. Только за счет эскалации они могут найти оправдание»[291].

                               Пэт Бьюкенен

 

Эскалация как самоцель? В отличие от холодной войны, от Большой Игры, где оправдание эскалации — угроза со стороны равного. Это же и предел эскалации, инструмент сдерживания. Теперь нет никакого сдерживания. И тем более — соблазн обеспечить полную, абсолютную неуязвимость для Америки. Отсюда идея СОИ — создания универсального непроницаемого ядерного зонтика над Америкой, односторонний разрыв договора по ПРО и всей системы сдерживания гонки вооружений. Очень странно слушать нынешние американские разговоры о том, что элементы ПРО в Европе направлены, мол, исключительно против иранцев и корейцев, в то время как идея абсолютного космического зонтика объявлена, разрекламирована и мощно финансируется.

 

Одинокий гегемон.

Упоение силой

 

«Мы должны обладать такой системой, чтобы не дать шантажировать Соединенные Штаты и их союзников, это средство гарантии от шантажа и сохранения свободы распоряжаться силой»[292].

 

 

«Больше того, отдельные нормы, да, по сути, чуть ли не вся система права одного государства, прежде всего, конечно, Соединенных Штатов, перешагнула свои национальные границы во всех сферах: и в экономике, и в политике, и в гуманитарной сфере — и навязывается другим государствам. Ну кому это понравится? Кому это понравится?»[293]

                            Владимир Путин

 

Никому это не понравится. Стремление к полной неуязвимости для себя автоматически означает абсолютную уязвимость всех остальных. Никому это не понравится. Хотя бы поэтому эта цель недостижима. Отказываясь от всех норм права, кроме права силы, невозможно остановиться.

 

«В Афганистане и Ираке Америка провела эксперимент, в ходе которого она пыталась трансформироваться из косвенной империи, осуществляющей контроль посредством других людей или государств-сателлитов, посредством союзников в этом регионе… в прямую империю, которая осуществляет контроль непосредственно сама. Но эксперимент оказался таким ужасным, что они поспешили все вернуть на прежнее место, поспешили вернуться к своей косвенной империи, к положению, когда дерутся только после того, как на тебя нападут»[294].

                              Анатоль Ливен

 

Если бы… На самом деле способность извлекать уроки и адекватно воспринимать угрозы и вызовы — это очень важный индикатор состояния системы. Именно дальнейшее развитие ситуации вокруг Ирака и Ирана, в первую очередь, покажет, больна ли Америка тем же системным кризисом, что разрушил Советский Союз. Пока же, встав во главе мирового революционного процесса, по всем признакам они продолжают наше безнадежное дело.

 

«Милитаризация американской политики — это отчасти реакция на чувство уязвимости, на осознание того, что ситуация выходит из-под контроля»[295].

                              Чарльз Капчан

 

 

Иран.

Утраченный союзник

 

Прямым объектом американской проекции силы стал Ближний Восток, точнее — Персидский залив — главная площадка Большой Игры нефтяной эпохи. И здесь американцы прямо, хотя и не всегда гладко, наследуют британские интересы.

В американских геополитических концепциях конца 40-х годов Иран вместе с Грецией, Турцией, Афганистаном и Пакистаном образовывали так называемый «северный пояс» на пути попыток СССР прорваться к Индийскому океану. При этом Иран являлся зоной особых британских интересов, поскольку вся его нефть была отдана в концессию британским компаниям. При этом шах Ирана Мохаммед Реза Пехлеви разделял традиционный для иранской монархии патологический страх перед британскими интригами. Именно на волне борьбы Ирана за право распоряжаться собственной нефтью во главе правительства становится Мохаммед Мосаддык.

 

Моссадык назначается премьером 1 мая 1951 года. Уже через 3 дня парламент — меджлис — принимает подготовленный им закон о национализации нефтяной отрасли и обращается за помощью к СССР. Англичане запросили помощи у Вашингтона. Но там посоветовали не нервничать. Американцы предложили создать новую компанию с трехсторонним участием — иранским, британским и американским, утверждая, что американским участием можно погасить сильные антибританские настроения в Иране. Британцы объявили Тегерану эмбарго: запрет на вывоз нефти, импорт товаров и получение кредитов. Нефтедобыча снизилась почти в сорок раз. В ответ Мосаддык, опиравшийся на радикальное духовенство во главе с аятоллой Кашани и компартию Ирана, получавшую директивы из Москвы, провел ряд социалистических законов и начал аграрную реформу, разорвал дипломатические отношения с Лондоном, распустил парламент, провел референдум, на котором 99% населения проголосовало за наделение его чрезвычайными полномочиями. С приходом к власти администрации Эйзенхауэра англичанам удалось убедить американцев начать действовать. Разработка оперативного плана — так называемого проекта TRAJAX — началась в ноябре 1952 года. ЦРУ и британская разведка СИС открыли совместное финансирование своего ставленника генерала Фейзаллаха Захеди. Заручившись, наконец, поддержкой шаха, которого удалось убедить в реальности перехода Ирана в советскую зону влияния, 4 апреля 1953 года директор ЦРУ Аллен Даллес дал старт операции по свержению Мосаддыка. В итоге 19 августа 1953 года в результате в значительной степени оплаченных деньгами Даллеса массовых демонстраций и действий генерала Захеди правительство Моссадыка было свергнуто.

 

На официальном приеме по случаю своего возвращения в страну шах обращается к руководителю ближневосточного отдела ЦРУ: «Я владею этим троном благодаря Аллаху, народу, армии и тебе».

Уже в 1974 году в Иране была создана Организация по атомной энергии, которая разработала план строительства 23 ядерных энергоблоков. На его реализацию намечалось выделить 30 млрд долларов в течение 25 лет. Причем изначально программа основывалась на американской и западноевропейской помощи. В том же году Иран закупил по два атомных реактора во Франции и ФРГ. Еще четыре реактора Иран приобрел в Западной Германии в 1977 году. Тут же ФРГ приступила к строительству двух энергоблоков АЭС в Бушере. Спустя год США поставили Ирану исследовательский реактор мощностью 5 МВт. Тогда ни Америку, ни союзников Вашингтона в Европе не обеспокоило публичное высказывание шаха Пехлеви о том, что «Иран будет обладать ядерным оружием, без сомнения, быстрее, чем некоторые думают».

 

«Шах Ирана стал проявлять интерес к ядерной энергии в 70-е годы, и можно не сомневаться, что его целью было получение атомной бомбы»[296]

Томас Грэм, бывший американский посол в Иране

 

В свое время нынешние ярые критики «ядерных амбиций иранских мулл» — вице-президент США Дик Чейни, бывшие глава Пентагона Дональд Рамсфелд и его заместитель Пол Вулфовиц — являлись инициаторами ядерной программы Ирана. Они, занимая в администрации Джералда Форда важные государственные посты, участвовали в подготовке меморандума 292 «О сотрудничестве между США и Ираном в области ядерных исследований», подписанного в 1975 году тогдашним госсекретарем США Генри Киссинджером[297].

 

Апрель 22, 1975

* Меморандум по национальной безопасности США NSDM-292

* Ядерное сотрудничество США и Ирана

* Президент рассмотрел результаты анализа, сделанного на основании меморандума NSSM-219, и принял во внимание комментарии и рекомендации, сделанные агентствами. Президент принял решение, что в ходе обсуждения «Соглашения о сотрудничестве в мирном использовании атомной энергии с правительством Ирана» Соединенные Штаты должны сделать следующее.

* Разрешить производство ядерного топлива из американских материалов в Иране для использования в иранских реакторах и для передачи в третьи страны, с которыми США имеют соглашения.

* Согласиться установить предел производства ядерного топлива на уровне, отражающем примерное количество ядерных реакторов, планируемых к закупке у американских поставщиков. В качестве запасного варианта США должны быть готовы к увеличению данного предела для удовлетворения потребностей Ирана в ядерном топливе на условиях, что дополнительное топливо является дивидендом от предлагаемых Ираном инвестиций в обогатительный завод в США. Дополнительные дивиденды могут быть получены Ираном без ввоза ядерных материалов на территорию Ирана путём продажи от США в соответствующие третьи страны, с которыми США имеют двусторонние соглашения о сотрудничестве.

* Продолжать настаивать на одобрении со стороны США переработки поставленного из Соединенных Штатов облученного ядерного топлива. Дать понять, что создание многонационального комбината по переработке ядерного топлива станет важным фактором для получения подобного одобрения. В качестве запасного варианта можно проинформировать правительство Ирана, что США должны быть готовы выдать одобрение на переработку американских материалов на многонациональном комбинате в Иране, если государство, поставляющее технологии или оборудование для переработки, будет полномасштабным и активным участником в функционировании комбината…

 

В 2005 году, когда газета «Вашингтон пост» попросила Киссинджера объяснить, почему он переменил точку зрения на ядерную программу Ирана, он «после длительной паузы» сказал:

 

«Они были нашим союзником, а это была коммерческая сделка»[298].

                            Генри Киссинджер

 

Исламская революция в Иране резко смешала карты американцам.

Из главного стратегического союзника в регионе Иран превращается в заклятого врага. Драма с захватом заложников в американском посольстве, закончившаяся крахом спасательной операции, осталась непроходящей ссадиной в отношениях с исламской республикой. Но именно колоссальный провал в Иране надолго отвадил американцев от попыток силового вмешательства. Как выразился тогдашний президент Джимми Картер после известия о провале операции в апреле 1980 года: «Пошло все к черту!» Некоторое время это и было лейтмотивом американской политики в отношении Ирана.

 

Мощные претензии иранских революционеров на лидерство в исламском мире и, напомним, крайне своевременно подоспевшее советское вторжение в Афганистан подвигли так называемые умеренные исламские режимы к более плотному сотрудничеству с Соединенными Штатами. Тогда же в качестве конкурента иранцам, в том числе и в борьбе с мировым сионизмом, выдвинулся Саддам Хусейн, немедленно получивший американскую поддержку. Именно американцы толкнули Саддама на дикую войну с Ираном, длившуюся 8 лет и стоившую обеим странам около миллиона жизней. Именно эта поддержка спровоцировала его впоследствии на захват Кувейта. И все эти события так или иначе всегда были для американцев удобным поводом для прямого военного проникновения в залив.

 

 

«Иран присматривал за тем, куда и откуда движутся нефтяные потоки. Такие события, как иранская революция и нападение СССР на Афганистан, сыграли свою роль в желании США войти в залив. В противном случае все шло бы прежним чередом»[299]

                           Чарльз Капчан

 

Ну, давайте посмотрим, как оно этим своим чередом шло. А шло оно так, что Саддам Хусейн с момента своего появления на политической арене был не просто ставленником США, а конкретно креатурой ЦРУ.

 

Ирак.

Американо-советское соперничество за любовь к Саддаму

 

В июле 1958 года в Ираке бригадный генерал Касем, руководитель организации «Свободные офицеры», совершил государственный переворот. Король Фейсал II был убит. Кстати, в перевороте активно участвовал обученный в СССР курдский отряд. В начале 1959 года Касем вывел Ирак из СЕНТО (это так называемый Багдадский пакт — проамериканский военный альянс в Центральной Азии), начал закупать оружие у СССР и посадил на министерские посты просоветски настроенных политиков. В результате Аллен Даллес, директор ЦРУ, объявил Ирак «самым опасным в мире местом». Устранять опасность ЦРУ доверило небезызвестному Саддаму Хусейну, но по первости неудачно. В 1960 году ЦРУ попыталось уничтожить Касема самостоятельно: спецотдел под очаровательным названием «Комитет по изменению состояния здоровья» послал в дар иракскому премьеру пропитанный ядом носовой платок. Но Касем ни разу не взял его в руки. 8 февраля 1963 года Саддаму и его партии Баас все-таки удается путч. Касем убит. Советник по национальной безопасности Роберт Комер мгновенно информирует президента Кеннеди: «Наша взяла!»

 

«Так же, как и в 1953 году в Иране, за этим переворотом стояли американские деньги, разведка и воля президента США»[300].

Роджер Моррис, до 1970 года член совета по национальной безопасности США

 

В 1963 году баасисты продержались у власти не долго: в ноябре их сбросил генерал Абдель Салям Ареф, за которым стоял Советский Союз. Роджер Моррис подтверждает: ЦРУ участвовало в свержении Арефа в июле 1968 года. Таким образом, партия Баас, в которой Саддам на тот момент был вторым человеком, закрепилась у власти. В 1979 году, после отстранения президента Аль-Бакра, Саддам, которому к этому времени уже принадлежала вся реальная власть, стал уже и формальным лидером Ирака.

 

«Будучи членом совета по национальной безопасности, я часто слышал, как руководители ЦРУ открыто обсуждают общие дела с баасистами»[301].

                            Роджер Моррис

 

Летом 1990 года, когда Саддам вторгся в Кувейт, Ирак переживал тяжелейший кризис, вызванный огромными долгами, в которые он вынужден был залезть во время изнурительной войны с Ираном. Ситуация осложнялась падением цен на нефть, вызванным действиями Кувейта и Саудовской Аравии. «Я не мог молчать, когда Кувейт по договоренности с Саудовской Аравией и под нажимом Соединенных Штатов решил резко понизить цены на нефть», — оправдывался Саддам позднее.

Стоит напомнить, что все современные государственные конструкции и границы в районе залива являются плодом британского конструирования по реорганизации поверженной Османской империи после Первой мировой войны. Собственно, претензии Ирака на Кувейт связаны с тем, что этими «конструкторами» Ираку был оставлен крайне узкий проход к заливу с единственным портом Умм-Каср. Накануне вторжения Саддам зондировал реакцию США. 25 июля, за неделю до вторжения, посол США Эйприл Гиллеспи по поводу концентрации иракских войск на границе с Кувейтом заявила следующее:

 

«Нам особенно нечего сказать по поводу арабо-арабских разногласий, таких как ваши разногласия с Кувейтом по поводу границ»[302].

 

31 июля, за два дня до нападения, помощник госсекретаря США по Ближнему Востоку Джеймс Келли заявил:

 

«Мы не имеем отношений, основывающихся на договорах об обороне, ни с одним из государств залива. Исторически мы воздерживаемся занимать позицию по пограничным спорам или разногласиям внутри ОПЕК»[303]

 

Господин Келли лгал. Сознательно. Это была штатная ситуация, предусмотренная секретным планом «90—1002». Он был разработан еще администрацией Картера на случай вмешательства для защиты Саудовской Аравии. Именно этот план был положен в основу так называемой «Бури в пустыне».

Представители американской администрации публично подчеркивали отсутствие обязательств по защите Кувейта даже на фоне бурной риторики Саддама, потребовавшего вывести американский флот из залива и обещавшего сжечь пол-Израиля в случае его атаки на любую арабскую страну. Надо иметь в виду, что отношения Ирака с США складывались к тому времени весьма благоприятно, приближаясь в период ирано-иракской войны к прямому военному партнерству. Как пишет принц Халед, саудовский генерал:

 

«Иракско-американские отношения были столь близкими, что, когда 17 мая 1987 года иракская управляемая ракета „экзосет“ по ошибке поразила американский военный корабль „Старк“, убив 37 американских моряков, инцидент быстро замяли, а Ирак уплатил США 27 миллионов долларов компенсации»[304]

 

Кстати, ракета эта была французская. Значительная часть военного потенциала Саддама была создана при участии не только Советского Союза, но и западноевропейских фирм. И пресловутое химическое оружие, применение которого, собственно, и послужило формальной основой для смертного приговора Хуссейну, появилось у Саддама именно от западных партнеров и с ведома Соединенных Штатов. Соединенные Штаты использовали Саддама. Кстати, не в первый раз и не в последний. Сознательно провоцируя его на войну.

 

«Классическая ситуация, когда требуется найти стратегическую и политическую точку опоры на Ближнем Востоке, благодаря которой можно было бы развернуть проект в отношении других стран Востока. С помощью этой базы, не только военной, но и политической, можно распространять влияние на Саудовскую Аравию, Египет, Иорданию, Сирию».

                         Стюарт Крофт

 

Тогда люди Буша-старшего остановились на границе Ирака. Свою главную задачу — массированное военное присутствие в заливе — они обеспечили. Через 10 лет люди Буша-младшего уже не смогут остановиться. Такие глобальные цели, как «борьба с международным терроризмом», не предусматривают никаких границ и никаких остановок.

 

Мир после 11 сентября.

Ничего нового

 

 

«Мы помогли Аль-Каиде своей реакцией на события 11 сентября. Я описал бы нашу внешнюю политику как затянувшуюся истерику. Это бесполезно. 11 сентября — трагедия нескольких тысяч человек. Но здесь есть не только человеческий, но и государственный уровень. На государственном уровне не должно было быть истерии. Следует сказать: „Это не причинило нам вреда, вы ровным счетом ничего не добились“»[305]

                                    Уилл Одом

 

Помните, опять же, нашего Бжезинского? «Никакого всемирного ислама не существует… Надо прекратить истерику…» Критики младшего Буша, критики неоконсерваторов того, на самом деле, не хотят понимать, что именно истерика и нужна, именно истерику и заказывали. Реакция маленького Буша, в отличие от большого, была не реакцией на угрозу американским интересам. Это была реакция на кризис. Обыкновенный кризис американской системы управления миром.

 

«11 сентября ассоциируется с событиями в Австрии 1914 года. Сербская террористическая организация, член которой убил эрцгерцога Фердинанда, не хотела войны. У сербов не было армии, и единственной их целью был распад Австро-Венгерской империи. Австрийцы, напротив, хотели войны. Однако в итоге сербы получили то, чего они так добивались. Соединенные Штаты сделали то же самое, что Австрия, начав войну в Ираке. Сделав это, мы усилили позиции Аль-Каиды в Ираке. Я не думаю, конечно, что это абсолютная аналогия, и Соединенные Штаты, как тогда Австрию, ждет падение»[306]

                                   Уилл Одом

 

Можно понять ветерана американской разведки. Есть вещи, в которые верить не хочется. На самом деле для понимания американского системного кризиса лучше подходит сравнение с Советским Союзом, чем с Австро-Венгрией. Что касается 11 сентября, то здесь синдром Гаврилы Принципа, обнаруженный Одомом, как раз очень точен. Аль-Каида и бушевская администрация преследовали совершенно симбиотические цели. Бен Ладен и не думал сокрушать Америку. Ему нужно было втянуть исламский мир в войну с дьяволом. Ровно такой же дьявол в виде международного терроризма нужен был Бушу для того, чтобы оправдать ничем не ограниченное применение силы — единственного безусловного аргумента Соединенных Штатов в однополярном мире.

 

«Администрация Буша после событий 11 сентября почувствовала опасность и стала очень амбициозной. Ив 2004 году эти амбиции потерпели поражение в Ираке»[307].

                            Стюарт Крофт

 

 

«Я разговаривал с людьми, занимающими очень высокое положение в Вашингтоне, и они сказали: „У нас есть две действительно серьезные проблемы на Ближнем Востоке — одна из них Саудовская Аравия, а вторая — Израиль. Обе эти проблемы не решены. Поэтому мы взялись за третью, не очень важную проблему — Ирак“»[308].

                                Квентин Пил

 

 

Новый Ближний Восток.

Запрограммированный хаос

 

В июле 2006 года в США вышла книга Ральфа Петерса под названием «Никогда не выходи из борьбы», посвященная конфигурации «нового Ближнего Востока». Ральф Петерс — офицер разведки, видный аналитик и колумнист по военно-стратегической тематике. Представленная карта этого «нового Ближнего Востока» потрясает. И в первую очередь тем, что расчлененными и перерезанными оказываются, в первую очередь, страны, считающиеся традиционными союзниками Соединенных Штатов. При этом полностью уничтожены Саудовская Аравия и Пакистан, урезана Турция; что касается Ирака, то его территория поделена между тремя государствами — курдским, суннитским и шиитским, плюс город-государство Багдад.

 

 

«Вполне возможно, что Ирак не будет унитарным государством. Меня не беспокоит, если он превратится в три государства: шиитское, курдское и суннитское. Единственная вещь, которую, я думаю, мы не сможем сделать, так это уйти. Для США это будет бедой»[309].

                           Мортимер Цукерман

 

Добрый дяденька Цукерман. Кровавый раздел Ирака, и не только Ирака, это не беда. Вот уход Соединенных Штатов — это действительно беда.

 

«Развал иракского государства — это будет наихудший исход военной кампании. Турки очень беспокоятся по поводу курдов и что произойдет, если появится независимый Курдистан. Существует проблема на юге Ирака в шиитском районе на границе с Ираном, который является самым большим шиитским государством в мире. Если они объединятся, тогда возникнет угроза для Кувейта и Саудовской Аравии, потому что шиитское население живет на побережье залива»[310]

                             Брент Скоукрофт

 

Нетрудно заметить, что старина Скоукрофт воспринимает как наихудший вариант то, что нынешними воспринимается как искомый результат. Такая перекройка региона на основе религиозных и этнических принципов означает войну, кровь и хаос. Похоже, что это единственный вариант, при котором американцы рассчитывают не уйти, или, точнее, уйти, чтобы остаться, управляя хаосом с безопасного расстояния.

Идея управлять хаосом в таком регионе — это безусловно авантюра. Так вот, именно поведение США в иранском вопросе может быть главным индикатором американского авантюризма и, в конечном счете, индикатором системного кризиса Америки.

 

«В отношении Ирана политика США остается все такой же радикальной и по-прежнему направлена на то, чтобы попросту оказывать давление на страну, заставляя ее делать то, что нужно Америке»[311]

                           Анатоль Ливен

 

В том-то и вопрос, что заставлять Иран действовать в американских интересах особенно и не надо. Парадоксально, что в регионе, в очевидных горячих американских точках — и в Афганистане, и в Ираке — Иран по факту является американским партнером, даже несмотря на все американские усилия это партнерство подорвать. Если бы американцы стремились реально «договориться» с Ираном, у них было почти двадцать лет, чтобы отреагировать на позитивные иранские сигналы. Иран, переживший исламскую революцию четверть века назад, — это сугубо консервативная сила. Естественный стабилизатор в регионе. Есть подозрения, что американская политика в отношении Ирана именно «радикальна». То есть это политика намеренной дестабилизации. А пресловутая «демократизация Ближнего Востока» есть беспроигрышное средство такой дестабилизации. Еще раз — Пэт Бьюкенен, настоящий консерватор:

 

«Они — вильсонианцы. Это вильсонианская идея, что Америка должна сделать мир безопаснее, что она не может чувствовать себя безопасно в недемократическом мире. Это идеи, которыми они руководствуются, но это совсем не консервативные идеи. Они — неоякобинцы… Их следующий проект — это втянуть Соединенные Штаты в войну с Ираном. Только за счет эскалации они могут найти оправдание. Задачей традиционных консерваторов является остановить эту авантюру в Ираке, вывести войска, убрать оттуда флот, и пусть решают свои проблемы сами»[312].

 

Вот если убедить не удастся, и Соединенные Штаты уходить откажутся и по-прежнему будут стремиться возглавлять мировой революционный процесс, это в первую очередь действительно проявится на Иране. Новая большая война на Ближнем Востоке ставит на кон всю американскую систему, даже не столько в военном плане, сколько в экономическом.

 

«Будущее американской модели капитализма зависит, прежде всего, от того, что случится на Ближнем Востоке. Если, боже сохрани, по всему Ближнему Востоку распространится революция, то это может оказать такое влияние на движение нефти, что это коренным образом изменит отношение к индивидуальному потреблению… Это коснется не только американцев, но и людей других стран мира, и особенно, наверно, китайцев. Но, в принципе, это затронет все страны…»[313]

                                 Анатоль Ливен

 

Проблема в том, что американцы одни. И остановить их, спасти могут только они сами.

 

«Чего вы хотите? Чтобы мы создали биполярный мир? Это академическая критика… а) мы бы не смогли сделать этого, даже если бы захотели; б) мы не должны делать этого, мы не собираемся делать это ценой возвращения советского коммунистического режима в России и, соответственно, биполярного мира»[314].

                               Уильям Кристалл

 

Это весьма характерная реакция одного из столпов бушевского неоконсерватизма Билла Кристалла на замечание о том, что биполярный мир был стабильнее и безопаснее однополярного.

 

«Америка хуже Англии, Англия хуже Советского Союза, а Советы хуже обеих! Но сейчас Америка является воплощением всей мерзости»[315].

Аятолла Хомейни, на собрании духовенства в Куме

 

Это аятолла Хомейни. Чувствуется — большой друг Советского Союза. Так вот именно от Ирана, и конкретно от вождя исламской революции, который не мог не приветствовать развал советской системы, исходил один из первых сигналов тревоги. В январе 1986 года он пишет письмо молодому реформатору Михаилу Горбачеву.

 

«Надеюсь, что СССР, в связи с начинающимися реформами, не окажется пленником Запада»[316].

Письмо аятоллы Хомейни М.С.Горбачеву, 11 января 1986 года

 

 

«Последствия холодной войны ставят перед Западом повестку дня, которая ошеломляет. Ее суть: обеспечить, чтобы коллапс Советского Союза стал и прочным концом Российской империи»[317].

    Збигнев Бжезинский, 17 августа 1994 года

 

 

Открытая Россия.

Нормальные герои всегда идут в обход.

 

 

«Если бы русские знали свою силу, никто бы не мог соперничать с ними, а их соседи не имели бы покоя от них. Но я думаю, что не такова Божья воля: я могу сравнить русских с молодым конем, который не знает своей силы и позволяет малому ребенку управлять собою и вести себя на уздечке, несмотря на свою великую силу; а ведь если бы этот конь сознавал ее, то с ним не справился бы ни ребенок, ни взрослый человек»[318].

Новое плавание и открытие царства Московии по северо-западному пути в 1553 году, предпринятое рыцарем сэром X. Уиллоуби и выполненное Ричардом Ченслером, старшим кормчим плавания. Написано на латинском языке Климентом Адамсом

 

Это отчет об экспедиции Ричарда Ченслера. Это 1553 год. Ченслер открыл Россию для Британии ровно так же, как Колумб Америку для испанцев. И ровно с той же целью. Англичане тогда искали альтернативу транспортных путей на Восток, в Индию, — именно потому, что известный путь уже был занят испанцами и португальцами. Тогда открытие России по сути не состоялось. Его просто отменили. Англичане открыли дверь, посмотрели, ахнули, ужаснулись и постарались ее быстренько закрыть. А ужаснулись они именно тому, о чем говорил Ченслер.

 

То есть, совсем грубо говоря, Россия, в отличие от Америки, оказалась непригодной для колонизации. Так вот, в этом смысле Россия была закрыта все эти пятьсот с лишним лет. «Окно возможностей» два раза приоткрывалось — во время Смут в начале XVII и в начале XX века, — но быстро закрывалось, так что воспользоваться им не удалось. И вот теперь, после краха Союза, это окно возможностей открылось нараспашку.

 

«Я всегда помню выражение Витте о том, что России после Петра Первого нет, а есть Российская империя. И разрушение Российской империи — это уничтожение своего собственного государства. Я не знаю ни одного случая в истории, чтобы ведущая нация почувствовала себя жертвой в своей империи и стала разрушать ее своими собственными руками, причем без всякой на то исторической необходимости, без каких-либо национально-освободительных движений, которые бы делали это неизбежным»[319]

                             Дмитрий Саймс

 

Помните знаменитое определение Бжезинского: «Россия с Украиной — всегда великая держава, а без Украины — всегда нет» ? Именно Бжезинскому принадлежит величественная идея строительства обходных путей транспортировки, в первую очередь, стратегических углеводородов вокруг России. Идея, которая до последнего времени неуклонно воплощалась в жизнь.

В древние времена Великий шелковый путь проходил через Китай и Индию в Среднюю Азию, затем через Каспий по реке Кура в Колхиду и через Черное море, где располагались греческие города-государства.

Нынешний Великий шелковый путь имени товарища Бжезинского — это в первую очередь маршрут транзита углеводородов. И это путь в обход России, что стало потенциально возможным в связи с отделением Закавказья и Средней Азии. Соответственно, он и делится на два отрезка: кавказский и среднеазиатский. Кавказский отрезок уже реализован. Это трубопровод Баку — Тбилиси — Джейхан. Но настоящий смысл он обретает только при запуске среднеазиатского отрезка.

Баку — Тбилиси — Джейхан — нефтепровод, который президент Турции Ахмед Неджед Сезэр назвал Шелковым путем XXI века, был открыт в 2005 году.

 

Инициатором проекта трансазиатского нефтепровода стала американская компания «Экссон». Он должен был пройти от Туркмении через Узбекистан и Казахстан, китайский Синь-Цзянь, к восточному побережью Желтого моря и далее Карта нефтепровода Баку-Тбилиси-Джейхан

Стоимость этого «великого энергетического пути», по предварительной оценке, превышает 10 млрд долларов. Пустить его предполагалось уже к 2010 году.

Пик оптимизма по поводу нового Шелкового пути приходится на конец 90-х годов, когда основные операторы проекта считали, что Россию можно просто списать в утиль.

 

«Я лично считаю, что Россия окончательно потеряла свое империалистическое лицо и больше не является сверхдержавой со столицей в Москве. Украина, Грузия и другие республики больше не вернутся в состав России и окажут яростное сопротивление всякой попытке восстановления России в прежнем виде»[320].

                       Збигнев Бжезинский

 

 

«Со строго геополитической точки зрения распад Советского Союза явился концом продолжавшегося триста лет стратегического территориального продвижения Санкт-Петербурга и Москвы. Современная Россия отодвинулась на север и восток и стала более отдаленной от Западной Европы и Ближнего Востока, чем это было в XVIII веке»[321]

Томас Пикеринг, бывший посол США в СССР, 1995 год

 

«Сможет ли Россия выжить, если Украина и Белоруссия окажутся в Европейском союзе, а Россия — нет? Я считаю, что это очень важный вопрос, и отношусь очень скептически к такой возможности. Потому что это оттолкнет Россию назад к Азии, оттолкнет от Европы»[322].

                            Анатоль Ливен

 

«Россия отодвинулась на северо-восток… От Европы и Ближнего Востока… В XIX век». Вот основной геополитический смысл происходящего. В чем разница позиций подавляющего большинства англосаксонской элиты и нашего профессора Ливена? Чей прапрадедушка граф фон Пален все-таки душил нашего императора Павла шарфиком. Все-таки ему не все равно, выживет ли она — Россия — или нет. Вот он бы шарфиком уже не мог, а они запросто.

 

«Я не считаю и думаю, что российская администрация так не считает, что реконструкция Советского Союза или усиление российских имперских интересов желательны или возможны. Я не считаю, что это невозможно, потому что Россия сейчас достаточно сильна, чтобы справиться с этим. Я думаю, что это нежелательно»[323]

                             Анатоль Ливен

 

Нежелательно не потому, что интересы, собственно, имперские. Соединенные Штаты, например, по поводу своих имперских интересов не сильно комплексуют. А потому, что это может вызвать крайне болезненную реакцию у единственной ныне существующей империи.

 

«Я думаю, любое укрепление российских позиций на постсоветском пространстве вызовет в Америке серьезную озабоченность, а в определенных кругах крайнюю нервозность»[324].

                           Дмитрий Саймс

 

«Одной из отличительных черт американской дипломатии после окончания холодной войны, и в особенности после того, как к власти пришла администрация Буша, является то, что Америка чувствует себя неудобно, если не является главным игроком. Когда американцы видят, что вокруг России происходит какое-то объединение, они боятся, что ситуация выйдет из-под контроля»[325].

                             Чарльз Капчан

 

Большая Игра.

Перезагрузка

Помните: «Мир изменился после 11 сентября»… Ни хрена он не изменился. Некоторые даже считают, что он полностью вернулся на старую наезженную колею Большой Игры.

 

«Мир все больше и больше руководствуется традиционными представлениями времен Большой Игры XIX века»[326].

                                 Джон Грей

 

«Соревнование между Америкой и Россией в Центральной Азии — это устаревшая и глупая геополитическая игра, которую затеяли глупые люди в Москве и Вашингтоне. Обе стороны сражаются в Центральной Азии с тенью»[327]

                                 Анатоль Ливен

 

И с чьей же это они тенью сражаются? Чьи же это базы расположились в этой самой Центральной Азии, не говоря уже о Польше и Чехии? При этом, заметьте, никаких русских десантников пока не обнаружено ни в Мексике, ни, тем более, в Техасе и Луизиане. И даже с Кубы наша база электронной разведки выведена зачем-то. Пацифистское сознание обычно игнорирует тот факт, что в любом конфликте наличествуют как минимум две стороны. Глупую Игру не мы выдумали. Как заметил родной брат Ана-толя Ливена Доминик, если помните, описывая Большую

Игру XIX века, прежде чем говорить об угрозе британским интересам, надо посмотреть, где находится Кент, а где Ташкент.

 

«Россия имеет жизненно важные интересы на постсоветском пространстве. Так же как и США в Центральной Америке и на Карибах. Любая страна, обладающая периферией, должна обладать жизненно важными интересами в этих регионах. В случае с Россией эти интересы играют даже более важное значение. Потому что Россия находится в еще более сложном положении, чем Америка. Одним из таких интересов является сохранение мира и предотвращение переворота, революций, возникновения враждебных государств, в первую очередь в мусульманских странах»[328].

                                 Анатоль Ливен

 

Собственно, к этому можно было бы ничего и не добавлять. Однако добавить придется.

 

«Некоторые люди говорят о величии России, о Прибалтике. Для меня они не реалисты. Они романтики. Они говорят о России, которой уже больше не будет, по-моему. Другой вопрос — расширять, усиливать влияние в Центральной Азии и на Кавказе — это понятно, это естественно. Я это понимаю»[329].

                            Родрик Брейтвейт

 

И это позиция самых взвешенных, самых, можно сказать, пророссийских западных аналитиков. Вообще, для того, чтобы понять механизм деятельности американских структур на постсоветском пространстве, надо меньше внимания уделять симпатиям и ориентациям конкретных политических операторов.

 

«Следует сказать, что мы не совсем правильно понимаем себе организацию работы внешнеполитических ведомств Соединенных Штатов Америки. Они устроены по принципу бизнес-корпорации, аналогичной „Кока-Кола“ или „Дженерал Моторс“. То есть люди, которые там работают, они воспринимают это как обычный бизнес-проект по продвижению в данном случае товара особого рода, на то, что называется „emerging markets". Это огромный бизнес. Он состоит, наверное, общая оценка его исчисляется в десятках миллиардов долларов. В основном, естественно, связанные, обслуживаемые бюджетом США. И на него работают, я думаю, сотни тысяч человек по всему земному шару. Остановить этот бизнес в одночасье так же невозможно, как и невозможно остановить работу крупной корпорации.

Говорить, что они к нам относятся хорошо или плохо, совершенно бессмысленно. Они относятся к нам так же, как „Кока-Кола“ относится к „Пепси-Коле“. Она с ней борется, но сказать, что сотрудники „Кока-Колы" любят или не любят „Пепси-Колу это абсурд. Скорей всего, они и сами, может быть, и не пьют ни того ни другого»[330]

Алексей Ситнин, заместитель начальника Управления внешней политики Администрации президента в 2002–2005 годах

 

То есть Буш может сколько угодно заглядывать в глаза Путину, а Путин первым звонить Бушу со словами поддержки после 11 сентября — это ничего не изменит в деятельности огромной бизнес-машины. Понимаете: люди «пилят» деньги. И очень серьезные. Остановить эту машину может только какой-то глобальный катаклизм.

 

«Вот это, на мой взгляд, момент, который в значительной степени недопонимается. Мы имеем дело не с какой-то такой централизованной системой, с которой можно о чем-то договариваться, а имеем дело с такой своеобразной матрицей, которая работает, в общем-то, вне зависимости от того, какой уровень существует между первыми лицами»[331].

                                  Алексей Ситнин

 

Это огромные деньги, очень большая часть которых в силу особенностей операторов процесса вряд ли попадает по назначению. Но это — проблема американских налогоплательщиков. Тем не менее значительная часть их распределяется в виде грантов, подачек и разных всяких других форм поощрения среди туземного населения, создавая колоссальную и самодвижущуюся агентуру влияния. И вот после крушения Союза выяснилось, что вся эта машина рассматривает полем своей деятельности уже не только окраины империи, но и собственно саму Россию. Выяснилось, что Сибирь — слишком большая территория, чтобы Россия могла распоряжаться ею самостоятельно.

Идея обобществить Сибирь вполне в духе современной американской геополитической доктрины. Когда сейчас начали делить арктический шельф (а это, кстати, еще одна неосвоенная территория Большой Игры), выяснилось, что американская доля, примыкающая к Аляске, слишком ничтожна, чтобы соответствовать их глобальным амбициям, Соединенные Штаты немедленно выступили с инициативой интернационализации Арктики, включая и шельф, и морские пути, и даже российский ледокольный флот. Принцип прост. Все должно принадлежать Америке, а если что-то по каким-то причинам не может ей принадлежать, то оно должно быть «общее». Под международным, т.е. американским контролем.

 

«Для европейцев Сибирь могла бы обернуться тем, чем Аляска и Калифорния вместе взятые стали в свое время для американцев: источником огромных богатств… Чтобы удержать Сибирь, России понадобится помощь, ей не под силу одолеть эту задачу самостоятельно в условиях переживаемого ею демографического спада и новых тенденций в соседнем Китае. Благодаря масштабному европейскому присутствию Сибирь могла бы со временем превратиться в общеевразийское достояние, использование которого происходило бы на многосторонней основе»[332].

Збигнев Бжезинский

 

Трагическое отличие нынешнего этапа Большой Игры от прежних заключается в том, что она практически уже перекинулась с традиционных Центральной Азии и Закавказья на саму внутреннюю Россию. Что и следовало ожидать: потеряв подбрюшье, не удивляйтесь, что вам залезли в брюхо.

 

СРП.

Соглашения о разделке пострадавшего

 

Первой в истории сделкой на условиях соглашения о разделе продукции была упомянутая нами нефтяная персидская концессия Уильяма Д’Арси от 1901 года. Условия, естественно, были предельно грабительскими, как тогда было принято, и как раз на заработанные там фунты Д’Арси основал нынешнюю «Бритиш Петролеум».

Сам по себе принцип СРП, когда иностранный инвестор получает возможность окупить свои затраты за счет самостоятельной реализации части продукции, в общем-то, вполне приемлем.

Хотя, как правило, он применяется в странах, где либо отсутствуют навыки самостоятельной добычи, либо политический климат исключает иные гарантии.

Однако наши сахалинские СРП по своим условиям больше напоминали колониальную концессию Д’Арси, нежели взаимовыгодные соглашения.

 

«Вы знаете, это колониальный договор, не имеющий абсолютно ничего общего с интересами Российской Федерации. Мне остается только сожалеть, что в начале 90-х годов российские чиновники позволяли себе такие выходки, за которые их, вообще-то, нужно было бы посадить в тюрьму. Исполнение этого договора вело к тому, что Россия в течение длительного периода времени позволяла эксплуатировать свои природные ресурсы и ничего не получала взамен. Просто практически ноль»[333]

                               Владимир Путин

 

Мы знаем, какую реакцию вызвало восстановление российского контроля над нефтегазовым сектором. Собственно, здесь и кроется основное материальное содержание претензий наших западных партнеров к нынешней российской власти.

В 90-х годах в американской печати появляется серия публикаций ведущего консультанта Института мировой политики США Уолтера Рассела Мида под общим названием «Не купить ли нам Сибирь?».

Уолтер Мид предполагал, что вся покупка Сибири обойдется (при цене 1 тысяча долларов за акр) в 3 трлн долларов с выплатой в течение двадцати лет. Ежегодная выплата составит приблизительно 200 миллиардов, при этом 100 миллиардов будет использовано на покупку товаров и услуг, произведенных в Соединенных Штатах.

Расходы на создание инфраструктуры, администрации и экологической службы добавят еще 100 миллиардов ежегодно к этой сумме. Однако предполагается, что со временем эти расходы уменьшатся за счет собственного развития новых штатов…

 

Кстати, автаркический Советский Союз обладал многими недостатками. Что не мешало ему, между прочим, довольно бойко торговать нефтью. Собственно, это его и сгубило, как вы помните.

 

«Если Россия заявит, что хочет быть суверенным государством, контролировать свою страну, не стоит воспринимать это всерьез. Россия не может управлять своей судьбой. И если ей это удастся, то это будет несчастная судьба замкнутой страны, а не открытого государства… Советский Союз был автаркией, закрытой и замкнутой. Это несвойственно современному миру»[334].

                             Квентин Пил

 

⇐ Предыдущая10111213141516171819Следующая ⇒

Поделиться: