Глава V. Мистер Пикквик упражняется в кучерском искусстве. Мистер Винкель показывает удивительные опыты верховой езды

 

Яркие лучи утреннего солнца озарили всю природу; воздух наполнился благоуханием; птицы стройным хором запели свой утренний концерт. Мистер Пикквик, воспрянувший от сна вместе с восходом великолепного светила, стоял на рочестерском мосту, облокотившись о перила. Он созерцал природу, вдумывался в мирскую суету и дожидался завтрака. Окружающие предметы в самом деле представляли очаровательный вид, способный вызвать на размышление даже не такую великую душу, как у президента знаменитого клуба.

По левую сторону глубокомысленного наблюдателя лежала развалившаяся стена, пробитая во многих местах и упадавшая грубыми и тяжелыми массами на тесный морской берег. Огромные наросты морской травы, трепетавшей при каждом колыхании ветра, висели на острых зазубренных камнях, и зеленый плющ печально обвивался вокруг темных и мрачных бойниц. За этой руиной возвышался древний замок со своими лишенными кровли башнями и массивными стенами, готовыми, по-видимому, рухнуть от первого прикосновения; но все это тем не менее громко говорило о силе и могуществе старинного здания, где, за семьсот лет от нашего времени, раздавался шум веселых гостей, сверкали блестящие оружия, и время сокращалось в продолжительных попойках. По обеим сторонам расстилались на необозримое пространство берега широкой реки Медуэй, покрытые нивами и пастбищами, пересекаемыми по местам ветряными мельницами. Богатый и разнообразный ландшафт становился еще прекраснее от мимолетных теней, быстро пробегавших по этому пространству, по мере того как тонкие облака исчезали перед светом утреннего солнца. Река, отражавшая небесную лазурь, струилась тихо и спокойно, изредка пересекаемая веслами рыбаков, спешивших вдаль на добычу на своих живописных лодках.

Мистер Пикквик стоял и смотрел, погруженный в приятную задумчивость. Глубокий вздох и легкий удар по плечу неожиданно прервали нить его поэтических размышлений. Он обернулся: перед ним стоял горемычный джентльмен.

— Созерцаете поэтическую сцену? — спросил горемычный джентльмен.

— Да, — сказал мистер Пикквик.

— И, конечно, поздравляете себя с утренней прогулкой?

Мистер Пикквик улыбнулся в знак согласия.

— О, да! — человеку нужно вставать рано, чтоб видеть солнце во всем блеске, потому что редко, слишком редко сияние его продолжается во весь день. Увы! Утро дня и утро человеческой жизни имеют множество общих сторон.

— Истинная правда! — воскликнул мистер Пикквик.

— Как справедлива пословица: «Заря быстро всходит и быстрее исчезает!» — продолжал горемычный джентльмен. — Эфемерная жизнь человека — увы! — мелькает как заря. О, боже! — чего бы я ни сделал, чтоб воротить дни своего промелькнувшего детства! Или уж лучше бы забыть мне их раз и навсегда.

— Вы много страдали, сэр? — сказал мистер Пикквик тоном истинного соболезнования.

— Страдал, да, очень много, — поспешно подтвердил горемычный джентльмен. — Моим знакомым теперь и в голову не приходит, что испытал я на своем веку.

Он приостановился, перевел дух и потом, делая крутой поворот, прибавил энергичным тоном:

— Случалось ли вам думать, что утопиться в такое утро было бы истинным счастьем человека?

— О, нет, как это можно! — возразил мистер Пикквик, стремительно отступая от перил из опасения, как бы горемычный джентльмен в виде опыта не вздумал вдруг подтвердить на нем свою теорию счастливого погружения в волны.

— Я так, напротив, часто об этом думал, — продолжал горемычный джентльмен, не обращая внимания на энергичный прыжок президента. — В журчаньи тихой и прозрачной воды слышится мне таинственный голос, призывающий к вечному покою. Прыжок — падение — кратковременная борьба: нырнули, погрузились опять, — и тихие волны сокрыли вашу голову, — и мир исчез из ваших глаз со всеми бедствиями и треволнениями. Прекрасно, прекрасно!

И впалые глаза страдальца сверкали ярким блеском, когда он говорил. Скоро, однако ж, волнение его прошло: он бросил спокойный взгляд на мистера Пикквика и сказал:

— Довольно об этом. Сытый голодного не понимает. Мне бы хотелось обратить ваше внимание на другой предмет. Вечером третьего дня, по вашей просьбе, читал я вам свою повесть, и, кажется, вы слушали ее с большим вниманием.

— Да, повесть во всех отношениях…

— Я не спрашиваю вашего мнения и вовсе не желаю знать, что вы можете думать о ней. Вы путешествуете для собственного удовольствия — этого довольно. Предположите, что я вручил вам свою любопытную рукопись… то есть вы понимаете, что она любопытна не в художественном смысле, а единственно в том отношении, что ею представляется очерк из действительной жизни. Согласитесь ли вы сообщить ее вашему клубу, который, сколько я мог заметить, беспрестанно вертится у вас на языке?

— С большим удовольствием, если вам угодно, — отвечал мистер Пикквик. — Рукопись ваша будет внесена в деловые бумаги нашего клуба.

— В таком случае, вы ее получите, — сказал горемычный джентльмен. — Ваш адрес?

Ученый путешественник поспешил сообщить свой вероятный маршрут, поступивший таким образом во владение горемычного джентльмена. Перед гостиницей Золотого Быка они раскланялись, и каждый пошел своей дорогой.

Товарищи мистера Пикквика уже встали и давно дожидались своего президента. Завтрак был готов, и лакомые блюда в стройном порядке стояли на подносе. Вся компания уселась за стол. Чай, кофе, сухари, яйца всмятку, ветчина, масло и другие принадлежности английского завтрака начали исчезать с удивительной быстротой, приносившей особенную честь превосходным желудкам почтенных сочленов.

— Ну, теперь в Менор-Фарм, — сказал мистер Пикквик, доедая последнее яйцо. — Как мы поедем?

— Всего лучше спросить об этом буфетчика, — заметил мистер Топман.

С общего согласия буфетчик был призван на совет.

— Дингли-Делль, джентльмены, пятнадцать миль отсюда. Дорога проселочная. Ездят в двуколесном кабриолете. Хотите?

— Но в нем могут сидеть только двое, — возразил мистер Пикквик.

— Так точно, прошу извинить, сэр. Не угодно ли в тележке о четырех колесах? — Двое сядут сзади; один спереди будет править… О, прошу извинить, сэр, это будет только для троих.

— Что ж нам делать? — сказал Снодграс.

— Может быть, кто-нибудь из вас любит ездить верхом, — заметил буфетчик, посматривая на мистера Винкеля. — Верховые лошади здесь очень хороши. Прикажете привести?

— Очень хорошо, — сказал мистер Пикквик. — Винкель, хочешь ехать верхом?

Мистер Винкель питал в глубине души весьма значительные сомнения относительно своего всаднического искусства, но, не желая помрачить свою репутацию в каком бы то ни было отношении, поспешил ответить скрепя сердце:

— Пожалуй, я согласен.

— Стало быть, все затруднения уладились, — сказал мистер Пикквик. — Приготовить лошадей к одиннадцати часам!

— Будут готовы, сэр, — отвечал буфетчик.

Оставалось теперь переодеться, запастись бельем и собраться в добрый путь. Путешественники разошлись по своим комнатам.

Кончив предварительные распоряжения, мистер Пикквик вышел в кофейную комнату и смотрел в окно на проходящих. Через несколько минут буфетчик доложил, что экипаж готов, и тут же мистер Пикквик перед самым окном увидел колесницу, снабженную всеми необходимыми принадлежностями для веселой прогулки.

Это была весьма интересная зеленая тележка на четырех колесах, с просторным местом вроде винного ящика сзади для двух особ и с возвышенным сиденьем спереди. Гнедой конь огромного размера величаво красовался между длинными оглоблями. Конюх, стоявший подле тележки, держал за узду другого огромного коня, взнузданного и оседланного для верховой езды.

— Ах, боже мой! — воскликнул мистер Пикквик, когда он и его товарищи вышли за ворота в дорожных платьях. — Кто же будет править? Об этом мы и не думали.

— Разумеется, вы, — сказал мистер Топман.

— Конечно, вы, — подтвердил мистер Снодграс.

— Я! — воскликнул мистер Пикквик.

— Не бойтесь, сэр, — перебил конюх. — Лошадь смирная — ребенок управится с ней. Не беспокойтесь.

— Она не разобьет? — спросил мистер Пикквик.

— Помилуйте, как это можно! — Она смирнее всякого теленка.

Последняя рекомендация совершенно успокоила взволнованную душу президента. Топман и Снодграс залезли в ящик; мистер Пикквик взобрался на свое возвышенное сиденье и с большим комфортом упер свои ноги в деревянную полочку, утвержденную внизу нарочно для этой цели.

— Эй Лощеный Виллиам, — закричал конюх своему товарищу, — подай вожжи джентльмену.

«Лощеный Виллиам», прозванный так, вероятно, от своих лоснящихся волос и масляного лица, поспешил вложить вожжи в левую руку мистера Пикквика, тогда как главный конюх вооружил бичом его правую руку.

— Ну! — вскрикнул мистер Пикквик, когда высокий конь обнаружил решительное намерение заглянуть в окно гостиницы.

— Нууу! — заголосили мистер Топман и мистер Снодграс с высоты своего джентльменского седалища.

— Ничего, джентльмены, лошадка вздумала поиграть, это пройдет, — сказал главный конюх ободрительным тоном. — Пришпандорь ее, Лощеный, пришпандорь; вот так.

Благодаря усилиям Лощеного, игривый конь отдернул морду от окна и стал в смиренную позицию. Надлежало теперь мистеру Винкелю показать свое искусство в верховой езде.

— Сюда пожалуйте, сэр, вот с этой стороны, — сказал первый конюх.

— Черт меня побери, если этот джентльмен не сломит себе шеи, — шепнул трактирный мальчишка на ухо буфетчику.

Мистер Винкель, покорный своей горемычной судьбе, поспешил взобраться на седло при деятельной помощи двух конюхов, из которых один держал за узду борзого коня, другой подсаживал самого всадника.

— Ну, кажется, все хорошо? — спросил мистер Пикквик, томимый, однако ж, сильным подозрением, что все было дурно.

— Все хорошо, — отвечал мистер Винкель отчаянным голосом.

— Прихлестните ее, сэр; вот так, — сказал конюх в виде напутственного утешения мистеру Пикквику. — Держите крепче вожжи.

Всадник и зеленая тележка в одну минуту сдвинулись с места, к общей потехе мальчишек трактирного двора. Мистер Пикквик заседал на козлах; мистер Винкель красовался на седле.

— А чего она так идет боком? — воскликнул мистер Снодграс с высоты своего ящика, обращаясь к мистеру Винкелю, начинавшему, казалось, терять присутствие духа.

— Не знаю, — отвечал мистер Винкель. — Вероятно, так приучили ее.

Так или нет, но упрямый конь продолжал двигаться самым таинственным образом, обращая хвост к одной стороне дороги, а голову к другой.

Мистер Пикквик не имел досуга обратить внимание на всадника, поставленного в затруднительное положение. Его собственный конь в скором времени обнаружил весьма замечательные свойства, забавные для уличной толпы, но нисколько не утешительные для пассажиров зеленой тележки. Чувствуя, вероятно, веселое расположение духа, бодрый конь постоянно вздергивал голову самым неучтивым образом, размахивал во все стороны хвостом и натягивал вожжи до того, что мистер Пикквик с трудом удерживал их в своих руках. К тому же обнаружилась у него странная наклонность беспрестанно сворачивать с дороги, останавливаться без всякой видимой причины и потом без достаточного основания порываться вперед с такой поспешностью, которая вовсе не согласовалась с желанием возницы.

— Что все это значит? — спросил мистер Снодграс, когда лошадь в двадцатый раз выполнила один из этих маневров.

— Не знаю; вероятно, она испугалась чего-нибудь, — сказал мистер Топман.

Мистер Снодграс был, по-видимому, не согласен с этой гипотезой и уже приготовился предложить свое собственное замечание, как вдруг раздался пронзительный крик мистера Пикквика:

— Стой! Стой! Я уронил кнут.

— Винкель! — вскричал мистер Снодграс, когда всадник, живописно перетряхиваясь на своем коне, поскакал к зеленой тележке. — Подыми кнут, сделай милость.

Затянув удила могучей рукой, мистер Винкель остановил свою лошадь, спустился на землю, подал кнут мистеру Пикквику и, схватив поводья, приготовился опять подняться на седло.

Теперь вздумал ли высокий конь поиграть со своим искусным всадником, или, может быть, пришло ему в голову совершить путешествие одному, без всякого всадника, — это, разумеется, такие пункты, относительно которых наши заключения не могут иметь определенного и решительного характера. Как бы то ни было, лишь только мистер Винкель притронулся к поводьям, лошадь перекинула их через голову и быстро отступила назад.

 

— Добрая лошадка, — сказал Винкель ласковым тоном, — добрая лошадка!

Но, вероятно, «добрая лошадка» терпеть не могла незаслуженной лести. Чем ближе мистер Винкель подходил к ней, тем дальше отступала она назад. Минут десять конь и всадник кружились посреди дороги и под конец были в таком же расстоянии друг от друга, как при начале этой игры: обстоятельство не совсем удобное для мистера Винкеля, оставленного без всякой помощи в безлюдном месте.

— Что мне делать? — закричал в отчаянии мистер Винкель. — С ней сам черт не сладит.

— Проведи ее до шоссейной заставы: там авось пособят тебе, — сказал мистер Пикквик.

— Да ведь нейдет, черт бы ее побрал! — проревел мистер Винкель. — Слезьте, пожалуйста, и подержите ее.

Мистер Пикквик готов был для истинного друга на все возможные услуги. Забросив вожжи на спину своей лошади, он осторожно спустился с козел, свернул экипаж с дороги, чтоб не помешать какому-нибудь проезжему, и поспешил на помощь к своему несчастному товарищу. Топман и Снодграс остались одни в зеленой тележке.

Лишь только добрая лошадка завидела мистера Пикквика с длинным кнутом в правой руке, как вдруг решилась изменить свой круговой маневр на движение отступательное и выполнила это решение с таким твердым и непреклонным характером, что мгновенно вырвала поводья из рук своего всадника и быстро помчалась в ту самую сторону, откуда только что выехали наши путешественники. Мистер Пикквик полетел на выручку своего друга; но чем скорее бежал он вперед, тем быстрее отступал непокорный конь. Пыль из-под его копыт столбом взвивалась по дороге, залепляя рот и глаза бегущим пикквикистам. Наконец лошадь приостановилась, встряхнула ушами, обернулась, фыркнула и спокойно, мелкой рысцой, побежала в Рочестер, оставив ученых мужей на произвол судьбы. Истощенные приятели, задыхаясь от надсады, с недоумением смотрели друг на друга, но скоро их внимание обратилось на сильный шум в недалеком расстоянии от них.

— Боже мой! Что это такое! — воскликнул мистер Пикквик, пораженный страшным отчаянием. — И другая лошадь бесится!

Именно так. Благодаря распорядительности мистера Пикквика, гнедой конь, приставленный к живому забору, получил полную свободу располагать своими поступками, потому что вожжи были на его спине. Завидев товарища, бегущего в Рочестер на свою спокойную квартиру, он решился последовать его примеру. Последствия угадать нетрудно. Животное рванулось изо всей силы, не думая повиноваться бедным пассажирам, которые напрасно делали ей энергичные знаки своими платками. К счастью, мистер Топман и мистер Снодграс вовремя уцепились за живой забор и успели повиснуть на воздухе между небом и землею. Лошадка, между тем, освобожденная от своей тяжести, наскочила на деревянный мост, разбила вдребезги зеленую тележку и, отскочив вперед с одними оглоблями, остановилась как вкопанная, любуясь произведенным опустошением и любопытствуя знать, что из всего этого выйдет.

При таком неожиданном обороте дела, первой заботой двух приятелей было — выручить своих разбитых товарищей из колючей засады: процесс довольно затруднительный, кончившийся, однако ж, счастливым открытием, что благородные кости Топмана и Снодграса не потерпели значительного ущерба и вся неприятность ограничилась только тем, что платье их было разорвано во многих местах. Второй заботой президента и его товарищей было — освободить лошадь от упряжи. Окончив эту многосложную операцию, путешественники медленно пошли вперед, ведя лошадь за узду и оставив посреди дороги изломанную тележку.

Через час благополучного странствования путешественники подошли к трактиру, уединенно стоявшему на большой дороге. Перед трактиром торчали копны сена, мильный столб, исписанный со всех четырех сторон, и колодезь с водопоем для лошадей. Сзади виднелся сарай, а за сараем — огород, где копался между грядами рыжеватый детина исполинского размера. К нему-то мистер Пикквик обратился с громким восклицанием:

— Эй, кто там!

Рыжеватый детина выпрямился во весь рост, разгладил волосы, протер глаза и обратил лениво-холодный взгляд на мистера Пикквика и его друзей.

— Эй, добрый человек! — повторил мистер Пикквик.

— Чего надобно? — был ответ.

— Далеко ли до хутора Дингли-Делль?

— Миль семь или около того.

— Хороша дорога?

— Не так чтобы очень.

Отделавшись этим лаконическим ответом, рыжеватый детина хладнокровно принялся за свою прерванную работу.

— Нельзя ли нам оставить здесь вот эту лошадь? — сказал мистер Пикквик. — Можно, я думаю, а?

— Можно ли вам оставить здесь свою лошадь: так, что ли? — сказал рыжий детина, опираясь на свой заступ.

— Так, именно так, — ласково говорил мистер Пикквик, подводя своего коня к плетню огорода.

— Эй, миссис! — заревел рыжий детина, бросая пытливый взгляд на чужую лошадь и выходя из огорода. — Миссис!

Высокая дородная женщина в голубом платье откликнулась на этот призыв.

— Нельзя ли нам поставить у вас свою лошадь, милая женщина? — спросил мистер Топман самым обворожительным тоном.

Милая женщина окинула пытливым взглядом незнакомых джентльменов; рыжий детина шепнул ей что-то на ухо.

— Нет, — сказала она наконец решительным тоном. — Я боюсь.

— Боитесь! — воскликнул мистер Пикквик. — Чего ж вы боитесь?

— Было нам довольно хлопот в последний раз, — отвечала она, собираясь идти домой. — Нет, уж лучше поезжайте своей дорогой.

— Во всю жизнь мою я не встречал такой странной женщины, — сказал ошеломленный мистер Пикквик.

— Мне сдается, — шепнул мистер Винкель, — они воображают, что мы приобрели лошадь какими-нибудь бесчестными средствами.

— Как! — воскликнул мистер Пикквик в порыве сильнейшего негодования.

Мистер Винкель скромным образом повторил свою гипотезу.

— Эй, вы! — закричал мистер Пикквик сердитым тоном. — Неужели вы думаете, что мы украли эту лошадь?

— Нечего тут думать, я уверен в этом, — проговорил рыжий детина, почесывая затылок и оскаливая зубы.

Затем он и его спутница отправились в трактир и заперли за собою дверь.

— Сон, просто сон, ужасный, гадкий сон! — воскликнул мистер Пикквик. — Идти восемь миль пешком, с мерзкой лошадью, от которой никак не отделаешься! — Хороша прогулка!

Делать нечего, однако ж, против судьбы не устоишь. Бросив презрительный взгляд на негостеприимный трактир, несчастные пикквикисты медленно продолжали свой путь, ведя поочередно высокого гнедого коня, которого теперь они все ненавидели от чистого сердца.

Поздно вечером четыре путешественника, сопровождаемые своим четвероногим товарищем, повернули на тропинку, которая должна была привести их в гостеприимный хутор; но и теперь, приближаясь к цели своего путешествия, они далеко не могли испытывать большой радости при мысли о своем нелепом положении. Изорванное платье, запачканные лица, грязные сапоги, унылые физиономии и вдобавок неразлучный конь — нехорошо, очень нехорошо. О, как проклинал мистер Пикквик эту гадкую лошадь! Сколько раз смотрел он на нее с выражением ненависти и мщения, сколько раз даже собирался пырнуть ее ножом — да и пырнул бы, если б кто-нибудь снабдил его этим полезным орудием!

Когда таким образом путешественники наши были заняты мыслями более или менее мрачными, внимание их вдруг остановилось на двух фигурах, появившихся из-за рощи. То были мистер Уардль и верный его слуга, жирный парень.

— Здравствуйте, господа! — начал гостеприимный джентльмен. — Где вы так долго пропадали? Я ждал вас целый день. Ба, с вами что-то такое случилось! Царапина! Кровь! Изорванные платья! Вы разбиты! Что делать, что делать, дороги прескверные, и такие случаи здесь не редки. Хорошо, по крайней мере, что никто из вас не ранен. Я очень рад. Джо — ах, пострел, он опять заснул, — Джо, отведи лошадь в конюшню. — Милости просим, господа!

Жирный толстяк, перекачиваясь с боку на бок, поковылял в конюшню, а статный джентльмен повел своих гостей, разговаривая дорогой о приключениях этого дня.

— Пожалуйте наперед в кухню, господа, — сказал статный джентльмен, — мы вас как раз приведем в порядок: вымоем, вычистим, выхолим, и потом я представлю вас дамам. Эмма! Принесите вишневки джентльменам. Дженни! Иголок и ниток! Мери! Воды и полотенце. Живее, девочки, живее!

Три или четыре румяные девушки бросились в разные стороны, исполняя полученные приказания, в то же время запылал приятный огонь в камине, пришли лакеи с ваксой и щетками, чтобы показать свое искусство, приведя в порядок джентльменское платье и сапоги.

— Живее! — закричал еще раз статный джентльмен.

Но это увещание оказалось совершенно излишним, потому что одна девушка уже наливала вишневку, другая окачивала ключевой водой поэтическую голову мистера Снодграса, третья возилась с изорванным сюртуком мистера Топмана, четвертая стояла с полотенцами в руках. Один из лакеев нечаянно схватил за ногу мистера Пикквика, так что этот джентльмен чуть не упал навзничь, между тем как другой колотил изо всей мочи байковый сюртук мистера Винкеля, производя при этом весьма странный шипящий звук, как будто он был конюхом, который чистит скребницей своего коня.

Окончив свое омовение, мистер Снодграс выпил рюмку вишневки, прислонился спиной к камину и бросил вокруг себя наблюдательный взор. Из его путевых заметок оказалось, что кухня, где он стоял, имела кирпичный пол и огромную печь. На веревках, привязанных к потолку, висели стройными рядами окорока, лук и сушеные грибы. Стены были украшены охотничьими хлыстиками, двумя или тремя уздами, седлом и старинной винтовкой с надписью: «Заряжено». Судя по старинному почерку, надпись эта была, вероятно, сделана лет за пятьдесят. Старинные восьмидневные стенные часы огромного размера били в отдаленном углу свой торжественный такт, между тем как серебряные карманные часы, повешенные на гвоздике перед буфетом, тиликали им в ответ почтительно и скромно.

— Готовы, господа? — спросил статный джентльмен, когда его гости были вымыты, вычищены, выхолены и угощены вишневкой.

— К вашим услугам, — отвечал мистер Пикквик.

— Так пойдемте же в гостиную.

Пошли все, кроме мистера Топмана, оставшегося в кухне на несколько минут поиграть с черноглазой Эммой, которая, однако ж, чуть не вьщарапала ему глаз, когда он хотел приступить к решительному намерению влепить поцелуй в ее розовую щечку. Бросив неприступную девушку, он побежал за своими товарищами и явился вместе с ними в общую гостиную.

— Милости просим, господа, — сказал гостеприимный хозяин, отворяя дверь и выступая вперед для представления своих гостей. — Милости просим в Менор-Фарм.

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: