Глава XXIII. Мистер Самуэль Уэллер встречает старого знакомца и старается заплатить свой долг

 

В небольшой каморке подле конюшни «Большого белого коня», поутру на другой день после ночного столкновения ученого мужа с незнакомой леди в желтых папильотках, сидел мистер Уэллер старший, приготовляясь к обратной поездке в Лондон. И сидел он в такой превосходной позе, что художник мог бы снять с него самый верный портрет. Вот он вам с головы до ног.

Могло статься, что в первоначальную эпоху свежей юности профиль мистера Уэллера представлял решительные и смелые контуры; но его лицо с течением времени приняло чересчур обширные размеры под влиянием питательных веществ горячительного свойства. Мясистые изгибы его щек до того переступили за нормальные пределы, назначенные для них природой, что посторонний наблюдатель, рассматривая его в профиль, мог в этой расплывающейся массе отличить не иначе как с большим трудом одну только верхушку его багрового носа. По этой же самой причине, подбородок мистера Уэллера, разделившись весьма резко на две половины, получил с течением времени чрезвычайно важную, сановитую форму, и вся его физиономия представляла такую пеструю смесь цветов, которая может исключительно принадлежать только джентльменам, посвятившим свои физические и моральные способности кучерскому искусству. На шее мистер Уэллер носил малиновую шаль, выплывавшую на его трехэтажный подбородок с такой незаметной постепенностью, что трудно было, по крайней мере, с первого взгляда, отличить складки шали от складок подбородка. Над малиновой шалью воздымался длинный-предлинный пестрый жилет с широкими полосами ярко вишневого цвета. Длиннополый и широкий сюртук мистера Уэллера был украшен спереди и сзади светлыми медными пуговицами огромного размера. Коротеньких волос мистера Уэллера, черных и гладких, почти вовсе не видно было под размашистыми полями его низенькой, серой шляпы. Его ноги, украшенные сверху широкими штанами, закупоривались снизу живописными ботфортами с длинными кисточками вычурной формы. На медной часовой цепочке, украшавшей грудь мистера Уэллера, висели его фамильная печать и медный ключ, употребляемый для завода его часов, красовавшихся в одном из карманов жилета.

Мы сказали, что мистер Уэллер готовился к обратной поездке в Лондон: это значит — он жуировал и прохлаждался. На столе перед ним стояли в: кружка шотландского пива, порция бифштекса и пирог солидной величины. На все эти предметы в равной степени распространялась благосклонность мистера Уэллера, и он уже отрезал огромный кусок от пирога, как вдруг перед дверью послышались чьи-то шаги. Мистер Уэллер оглянулся и увидел своего возлюбленного сына.

— Здравствуй, Сэмми, — сказал отец.

Вместо ответа сын подошел к столу, взял кружку с пивом и, мигнув в сторону отца, втянул в себя несколько продолжительных глотков.

— Хорошо, Сэмми, очень хорошо, — сказал мистер Уэллер старший, заглядывая в кружку, опорожненную его возлюбленным сыном. — Ты потягиваешь на славу, мой милый, лучше всякой устрицы. Да что тут толковать? Между устрицами ты мог бы занять первейшее место.

— Спасибо на добром слове, старичина, — отвечал Самуэль, посылая в рот отрезанный кусок бифштекса.

В это время принесли новую кружку пива.

— Досадно, Сэмми, — сказал старший Уэллер, собираясь утолить свою жажду, — дьявольски досадно, мой друг, что тебя поддедюлил этот широкорожий шаромыжник в светло-серой ливрее. Скажи мне об этом кто-нибудь другой, я бы не поверил, честное слово. До сих пор еще никто из фамилии Уэллеров не позволял водить себя за нос.

— Кроме разве одного случая относительно вдовицы, — сказал Самуэль.

— Ну, брат, это совсем другая статья, — возразил мистер Уэллер старший, полируя оконечность своего носа, — вдовицы, можно сказать, составляют исключение из всякого правила. Было писано где-то, я не помню где, что вдова «в одно ухо влезет, а в другое вылезет как ни в чем не бывало». В деле надувательства, говорят, сам черт не сравнится с бабой, которой нужно завербовать для себя второго мужа.

— Оно, пожалуй, что это так, дедушка, только…

— Притом, любезный, это совсем другая статья, особый артикул, что называется, — продолжал мистер Уэллер старший, не обращая внимания на возражение сына, — помнишь ли ты, друг мой, что сказал в суде один адвокат, защищавший джентльмена, который имел обыкновение под веселую руку колотить кочергой свою жену? — «Это, милостивые государи, — сказал он, — очень милая и оригинальная слабость, вполне достойная снисхождения благомыслящих людей!» Вот это же самое я говорю относительно вдовиц, да и сам ты, любезный, будешь так же рассуждать, когда войдешь в мои лета.

— Жаль, что я этого не знал! — сказал Самуэль.

Мистер Уэллер старший со всего размаха ударил по столу и продолжал энергичным тоном:

— Жаль, что ты этого не знал! Еще бы! Это срам, мой друг, просто срам! Уэллер поддался на обман! Уэллер попал на удочку явного мошенника! Да это, любезный, несмываемое пятно на нашем роде! Знаю я одного прощелыгу, который проведет, надует, поддедюлит всех мошенников на свете, а он еще совсем молодой человек и далеко не получил такого воспитания, как ты. Затем ли я выгонял тебя на улицу и заставлял ночевать на мокрой земле; затем ли, друг мой Сэмми, чтобы ты сыграл из себя олуха в обществе какого-нибудь сорванца?

И в припадке сердечной печали, вызванной такими отчаянными размышлениями, Уэллер старший неистово позвонил в колокольчик и приказал подать новую бутылку шотландского пива.

— Однако ж, нечего нам с тобою переливать из пустого в порожнее, — сказал Самуэль, — что прошло, того не воротишь ни за какие блага, и, стало быть, надобно без ропота сносить свою кручину. Я только что начинаю свою жизнь, и ты знаешь, первую песенку зардевшись поют. Дай мне еще раз наткнуться на этого прощелыгу, я разделаюсь с ним по-свойски.

— Надеюсь, мой друг, ты не посрамишь своего имени в другой раз, — сказал мистер Уэллер старший, — твое здоровье, Сэмми! Крепись, мужайся, преуспевай.

И в ознаменование этого примирительного тоста старик несколькими глотками втянул в себя около трех четвертей вновь принесенной кружки. Остальное немедленно докончил залпом его возлюбленный сын.

— Теперь, друг мой Сэмми, — сказал мистер Уэллер старший, вынимая из кармана серебряные часы, прикрепленную к медной цепи, — пора теперь заглянуть в контору и посмотреть, как заряжают карету; потому что, видишь ты, кареты ведь все то же, что ружья: их надобно заряжать умеючи, с большой осторожностью, не торопясь и не хватаясь навзбалмошь, за что ни попало.

При этой замысловатой сентенции родителя, мистер Уэллер младший нежно улыбнулся сыновней улыбкой. Почтенный родитель поправил шляпу, почесал переносицу и продолжал торжественным тоном:

— Мы должны расстаться, друг мой Сэмми, и никто в мире не может знать, когда еще мне придется увидеть тебя в другой раз. Мачеха твоя, пожалуй, взбесится и прогонит меня с глаз долой или встретятся другие печальные оказии, прежде чем ты получишь какую-нибудь весть о старике Уэллере, знаменитом кучере обширной столицы. Честь фамильного имени главным образом зависит от тебя, любезный сын, и я надеюсь, ты не ударишь лицом в грязь. Относительно маловажных случаев жизни распространяться я не стану, потому что вообще я полагаюсь на тебя, как на самого себя. Один только совет я считаю нужным дать тебе, как отец и как истинный твой друг и благодетель. Не женись никогда и помни мачеху.

При этих словах мистер Уэллер старший еще раз взглянул на своего сынка и, поворотившись к нему спиной, немедленно исчез с его глаз.

Погруженный в созерцательное настроение духа, мистер Уэллер, расставшись со своим почтенным родителем, направил свои шаги из гостиницы «Большого белого коня» к церкви Клемента, стараясь рассеять свою печаль прогулкой по уединенным местам. Долго блуждал он без всякой определенной мысли и наконец, сам не зная как, очутился на каком-то обширном дворе, откуда можно было выбраться не иначе как через ту же самую калитку, в которую он вошел. Уже он поворотил назад, как вдруг внимание его было привлечено внезапным явлением, приковавшим его ноги к одной точке обширного двора. Мы считаем необходимым объяснить сущность этого явления.

Мистер Самуэль Уэллер глазел, от нечего делать, на старинные кирпичные здания, бросая временами пытливый взгляд на хорошенькую девушку-служанку, сидевшую в спальне у открытого окна, полузавешенного сторой. Вдруг отворилась зеленая калитка сада, разведенного в конце двора, и человек, вышедший оттуда, тщательно затворил калитку за собою и круто поворотил к тому самому месту, где стоял мистер Уэллер.

Само собою разумеется, что этот изолированный факт, рассматриваемый сам по себе, без всякого отношения к другим соприкосновенным обстоятельствам, не представляет ничего удивительного: во всех частях света люди могут выходить из сада, затворять за собою зеленые калитки и даже круто поворачивать, куда и как им угодно, не обращая на себя ни малейшего внимания посторонних лиц. Ясно, стало быть, что мистер Уэллер заметил нечто особенное в манерах, осанке и личности незнакомца, вышедшего из сада. То ли, другое ли, пусть читатель судит сам, когда мы расскажем ему о поведении особы, о которой идет речь.

Мы уже докладывали, в какую сторону незнакомец направил свои быстрые шаги; но лишь только он увидел мистера Уэллера, в осанке и походке его произошла очевидная перемена. Он подпрыгнул, приостановился, сделал опять шага два вперед и, по-видимому, оставался в нерешимости, недоумевая, куда направить дальнейший путь. Так как позади зеленая калитка была уже заперта, а впереди был только один исход, то он очень скоро понял, что ему неизбежно пройти мимо мистера Уэллера. Сделав такой расчет, он пошел опять быстрыми шагами, глазея смело на окружающие предметы. Вдруг он скорчил свое лицо наистрашнейшим образом и принялся выделывать самые изумительные гримасы, какие когда-либо видел смертный. В одну минуту физиономия его изменилась совершеннейшим образом, как, может быть, ни один ваятель не в состоянии изменить своим резцом первоначальную форму мрамора или гипса.

— Вот чудеса-то! — говорил мистер Уэллер самому себе по мере приближения незнакомца. — А я готов был биться об заклад, что это он.

Корчи на лице незнакомца сделались еще страшнее.

— Его волосы и его ливрея, готов присягнуть, — сказал мистер Уэллер, — только в жизни не видал я такой страшной рожи.

Между тем как мистер Уэллер произносил эти слова, черты незнакомца искривились и съежились так, что, по-видимому, он чувствовал невыразимую боль. При всем том, когда он поровнялся с мистером Уэллером, испытующий взгляд этого джентльмена открыл в нем такие признаки, которые несомненно могли принадлежать одному только мистеру Иову Троттеру.

— Эй вы, любезнейший! — закричал мистер Уэллер.

Незнакомец остановился.

— Эй куманек! — повторил Самуэль.

Незнакомец, скорчивший рожу, смотрел с величайшим изумлением на двор, на стены и окна зданий, смотрел всюду, не глядя лишь на мистера Уэллера, который между тем не замедлил отвлечь его внимание вторым более громким окриком:

— Эй, голубчик!

Теперь уж было слишком ясно, откуда шел этот громкий голос. Не думая и не надеясь больше увернуться, незнакомец, сделавший еще несколько шагов, принужден был взглянуть прямо в лицо мистера Уэллера.

— Полно кобениться, Иов Троттер, — сказал Самуэль, — видна сова по полету. Что вы повертываете своими буркалами, как мартышка в ситцевой фуфайке? Смотрите на меня прямо, любезный, или на этот раз я повыжму настоящую водицу из ваших глаз. Слышите?

Так как мистер Уэллер оказывал, по-видимому, полную готовность привести в исполнение свою грозную ласку, то мистер Троттер постепенно сообщил своим чертам их естественную форму и, сделав радостный прыжок, воскликнул веселым тоном:

— Что я вижу? Вы ли это, мистер Уокер!

— Вот оно как! — отвечал мистер Уэллер. — Стало быть, вы рады меня видеть?

— Ох, как рад! — воскликнул мистер Иов Троттер. — Если бы вы знали, мистер Уокер, с какой горячностью, с каким нетерпением я добивался этой встречи! Право, я с ума схожу, мистер Уокер.

С этими словами мистер Троттер заплакал, зарыдал и, проникнутый чувством необыкновенного восторга, заключил в объятия своего знакомого.

— Отвяжитесь, проклятый человек! — вскричал раздраженный Самуэль, стараясь освободиться от этих энергичных объятий. — Отвяжитесь, говорю вам. Что вы разревелись, как теленок?

— Я так обрадовался, мистер Уокер, право! — отвечал Иов Троттер, когда прошли первые порывы его восторга. — Ведь это, можно сказать, необыкновенное счастье!

— Право? Что ж вы намерены мне сказать?

Мистер Троттер не отвечал ничего, потому что розовый платочек, приставленный к его глазам, усиленно функционировал в эту минуту.

— Говорите, негодяй, или я сверну вам шею! — повторил мистер Уэллер грозным тоном.

— Ах! — воскликнул мистер Троттер с видом изумленной добродетели.

— Что ж вы хотели мне сказать?

— Я? Мистер Уокер!

— Не называйте меня Уокером. Мое имя — Уэллер: вы это очень хорошо знаете. Ну, что вы хотите сказать?

— Целую историю, мистер Уокер, то есть мистер Уэллер — но ведь посудите сами… на первых порах… если бы вы удостоили пойти в такое место, где нам можно было бы побеседовать без помехи. Если бы вы знали, как я искал вас, мистер Уэллер…

— Старательно искал, могу представить, — сухо проговорил Самуэль.

— Очень, очень старательно, будьте уверены, — отвечал мистер Троттер с выражением детской невинности на своем лице. — Вашу руку, мистер Уэллер.

Самуэль еще раз оглядел своего приятеля с ног до головы и потом, как будто осененный внезапной мыслью, подал ему руку.

— Как поживает ваш добрый, любезный господин? — сказал Иов Троттер, когда они сделали несколько шагов. — О, это, я вам скажу, достойнейший джентльмен, мистер Уэллер. Надеюсь, он не простудился после этой страшной ночи?

При этом вопросе мистер Уэллер почувствовал сильнейшее желание испробовать ловкость и силу своего сжатого кулака на тучных ребрах сердобольного Иова; однако ж, удерживая себя, он отвечал спокойным тоном, что господин его, слава богу, совершенно здоров, благополучен и весел.

— Ах, как я рад! — воскликнул мистер Троттер. — Он здесь?

— A ваш здесь? — спросил Самуэль вместо ответа.

— Да, тут он на мою беду, и мне больно заметить, мистер Уэллер, что господин мой затевает весьма недобрые дела.

— Какие?

— Вымолвить страшно, мистер Уэллер.

— Опять девичий пансион?

— Нет, уж не пансион, — отвечал сердобольный Иов, бросая на своего собеседника косвенный взгляд, — уж не пансион, мистер Уэллер.

— Не в этот ли дом вы запускаете свои лапы?

— Помилуйте, мистер Уэллер! Как вам не грех впутывать меня в злодейские замыслы бесчестных людей! — отвечал Иов Троттер с необыкновенной живостью. — Нет, сэр, господин мой не знает этого дома.

— A вы что здесь делали? — спросил Самуэль, бросая проницательный взгляд. — Уж не случайно ли вы вышли из этой зеленой калитки?

— Послушайте, мистер Уэллер, я, пожалуй, рад открыть вам свои маленькие секреты, потому что, ей-богу, я полюбил вас с первого взгляда. Да и вы, кажется, были ко мне благосклонны. Помните, как весело и дружелюбно провели мы то утро в гостинице «Вестник»?

— О, да, очень помню, — сказал Самуэль тоном негодования, — помню.

— Ну, так вот, изволите видеть, — продолжал Иов Троттер тоном человека, открывающего весьма важную тайну, — в этом доме с зелеными воротами живет очень много служанок.

— Это видно с первого взгляда, — перебил Самуэль.

— Очень хорошо-с. Одна из них, мистер Уэллер, по званию кухарка, сберегла честными трудами небольшой капиталец и желает открыть мелочную лавку, если только, видите ли, судьба ее устроится по желанию сердца.

— Так.

— Именно так-с, мистер Уэллер. Я встретил ее первый раз в здешней городской капелле, куда образованное общество собирается петь гимны, напечатанные в той книжке, которую вы, мистер Уэллер, видели в моих руках — эту книжку я всегда ношу с собой. Здесь я познакомился с этой девушкой, и из этого знакомства, мистер Уэллер, у меня в сердце мало-помалу выросла надежда, что мне авось придется со временем быть содержателем мелочной лавки.

— И вы будете отличным лавочником! — отвечал Самуэль, озирая своего противника с видом совершеннейшего презрения.

— Это еще бог знает, мистер Уэллер: за будущее не может ручаться ни один человек, — продолжал сердобольный Иов со слезами на глазах. — Главная выгода здесь та, что я развяжусь, наконец, с этим нечестивым человеком и буду в состоянии без всякой помехи вести добродетельную жизнь, следуя тем правилам, в которых я воспитан, мистер Уэллер.

— Должно быть, вас чудесно воспитывали.

— О, да, мистер Уэллер, если бы вы только знали!.. — отвечал Иов Троттер, охваченный вдруг воспоминаниями о чистоте и невинности дней своего юношества.

Он немедленно вынул из кармана розовый платочек и горько заплакал.

— И вы были, вероятно, примерным учеником в приходской школе, — заметил мистер Уэллер.

— Вы не ошиблись, сэр, — отвечал Иов, испуская глубокий вздох, — в училище меня все любили, и, сказать правду, я был идолом своих товарищей.

— Ну, конечно. Это меня не удивляет. Каким утешением и отрадой вы служили в ту пору своей счастливой матери!

При этих словах полились обильные потоки слез и рыданий; кончики розового платка совсем закрыли глаза чувствительного юноши.

— Какой черт тебя душит? — сказал раздраженный Самуэль. — Послушай, ты, плакса…

— Ах, извините, мистер Уэллер: ей-богу, я никак не могу обуздать своих чувств, — сказал Иов Троттер. — Кто бы мог подумать, что мой господин пронюхает о моих переговорах с вашим господином? Ведь он все разузнал и немедленно уговорил молодую девушку притвориться, будто она никогда не слыхала о нем. Содержательницу пансиона тоже подкупил он, и в ту же ночь, вы знаете, мы укатили на почтовых. Если бы вы знали, мистер Уэллер, что теперь у него на уме! Меня просто мороз по коже подирает!

— Так вот оно как было, — сказал мистер Уэллер. — И вы не врете, любезный?

— Нет, сэр, честное слово; поверьте моей совести.

В это время они подходили к воротам гостиницы.

— Очень хорошо, это мы увидим, — сказал Самуэль, — а между тем мне надобно кой о чем потолковать с вами, Иов Троттер. Если у вас нет особенных занятий нынешний вечер, то я бы попросил вас прийти в восемь часов в гостиницу «Большого белого коня».

— Извольте, сэр, с большим удовольствием.

— Не надуете?

— Помилуйте!..

— Ну, так смотрите у меня в оба, не то я зайду опять в зеленую калитку, и тогда… понимаете?

— Будьте уверены, сэр, не опоздаю ни одной минутой, — сказал Троттер.

Затем он крепко пожал руку Самуэля, поклонился и ушел.

— Берегись, Иов Троттер, берегись, — говорил Самуэль, провожая его глазами, — на этот раз авось мы порасквитаемся малую толику.

Кончив этот монолог и потеряв, наконец, из вида сердобольного Иова, мистер Уэллер махнул рукой и пошел быстрыми шагами в комнату своего господина.

— Все идет как по маслу, сэр, — сказал Самуэль.

— Что?

— Я отыскал их, сэр.

— Кого?

— Этого шаромыжника и его плаксивого слугу с черными волосами.

— Возможно ли! — воскликнул мистер Пикквик с величайшей энергией. — Где они, Сэм, где они?

— Помалчивайте, сэр, теперь мы все обделаем на славу.

И, помогая одеваться своему господину, мистер Самуэль Уэллер постепенно раскрыл перед ним свои соображения и план будущих действий.

— Когда ж это будет сделано? — спросил мистер Пикквик.

— Все в свое время, — отвечал Самуэль.

Но удалось ли прозорливому слуге осуществить свой план, мы тоже увидим в свое время.

 

⇐ Предыдущая14151617181920212223Следующая ⇒

Поделиться: