Зачал татаров с краю бить

Тою палицею тяжкою.

Он бьется, дерется целый день

Не пиваючи, не едаючи.”[237]

 

С поселением кочевников по реке Роси был создан крепкий заслон половецким нападениям на Русь, известно, что многие половецкие наезды заканчивались именно в этом месте. Богатыри с нерусскими именами, которые умирают за Русь – может быть это именно черные клобуки. А то, что победитель половцев (или татар) не нашел общего языка с соотечественниками- жителями города Углича, - возможно, это отражение непонимания и противоречий между русским и тюркским населением.

Былина о Сукмане еще ярче, чем предыдущая рассказывает о событиях конца ХII в.[238] Она отразила реальные события, которые произошли в Южной Руси. Записана она была от беломорской сказительницы Аграфены Матвеевны Крюковой. Разные мнения выссказывали ученые по поводу этой былины. Одни (М.Е. Халанский, С.Я. Якуб, П.П. Миндалев и др.) связывали ее с летописным сообщением про Демьяна Куденевича, который погиб в борьбе с половцами под Переяславцем.[239] Другие ( С.К. Шамбинаго, Б.М. Соколов и др.) выссказывали предположение, что прообразом Сукмана был Михаил Воротынский, который победил крымских татар, но погиб от подозрения в измене от рук Ивана Грозного.[240]

По нашему мнению, справедливо полагает Б.А. Рыбаков, который связывает эту былину со случаем, произошедшим с черноклобуцким ханом Контувдеем.[241] Хан долго и верно служил Руси, но Святослав Всеволодич, подозревая его в измене (или так было удобно объяснить взятие под стражу), арестовал хана. По просьбе своего соправителя Рюрика Ростиславича, он, в конце концов, отпускает хана. Но, чувствуя горькую обиду, Контувдей ушел к половцам и даже несколько раз наводил их на приграничные земли.[242] В былине это настоящий богатырь. Симпатии народа явно на его стороне. Как известно, во времена Киевской Руси понятие чести было очень весомым.[243] Даже в Русской Правде есть статьи, карающие за бесчестье.[244] Поэтому неудивительно, что черный клобук, который вырос на Руси и верно служил ей, признал это бесчестьем. По данным летописи, Рюрик дает Контувдею Дверен.[245] Былинный Владимир, признавая свою вину, говорит:

” Я ведь буду-то его теперь миловать,

 Буду миловать его да буду жаловать,

 Надарю я ему города да все с посилками.”[246]

Не удивительно, что именно эта былина сохранилась так хорошо, взможно, существовали и другие.

Проникновение этой былины на русский север Б.А. Рыбаков связывает с новгородским князем южнорусского происхождения Ярославом Владимировичем. Родовое владение Ярослава и его братьев – город Треполь – в районе размещения черных клобуков. Еще его отец был связан с торческой знатью.[247]

 

ВИЗАНТИЙСКИЕ ИСТОЧНИКИ

Важным дополнением наших знаний о средневековых кочевниках являются иностранные источники. Они раскрывают, другие, не освещенные отечественными летописями стороны жизни степных племен. Среди иностранных источников наиболее важными являются работы византийских авторов.

Византия на протяжении всего времени существования Древнерусского государства была постоянной и наиболее активной участницей системы международных отношений. Она влияла на многие события, которые происходили в это время в Европе и Азии. Стремясь передать великие деяние правителей, византийцы составляли много исторических, философских, публицистических произведений. Это дает возможность исследователям лучше понять причины тех или иных событий, разобраться в общей геополитической ситуации и ее динамике.

Византийские источники занимают значительное место в источниковом материале, который освещает историю кочевых племен, вошедших в состав союза черных клобуков. Такие произведения византийских авторов, как «История» Льва Диакона, «Алексиада» Анны Комниной и другие отображают последовательное развитие отношений с этими народами, и ту роль, которую отводили им представители империи.

Безусловно, работы венценосных особ являются наиболее важными, потому, что именно они отражают «государственное» отношение к другим народам в Византии. Одной из важнейших из них является работа императора Византии Константина Багрянородного (908-959 г.г.) «Об управлении империей».[248] Она была составлена в форме поучения – инструкции для сына Романа, которому тогда исполнялось 14 лет, и отразила существующие в то время представления о тех или иных народах. Как справедливо отмечают исследователи, в Византии утвердилось представление о том, что Византия - это «мировой корабль», Константинополь – «царица городов и всего мира».[249] “Византийские идеологи, - пишет А.Б. Головко,- проповедовали идею неограниченной власти монархов – василевсов, требовали подчинения ему во всех вопросах светской и духовной жизни церковных иерархов и всего христианского мира, настаивали на гегемонии “Роменской bмперии (как они называли свою страну) по отношению к соседним странам.”[250] «Вся государственная пропаганда и официальная историография ХУШ-ХII наполнена глубокой уверенностью в «превосходстве» ромеев над всеми другими народами, в идеальности их общественного устройства, в могуществе армии, чистоте и величии культуры».[251]

И это наложило отпечаток на все произведения византийских авторов и тем более правителей. Н.М. Золотухина справедливо отмечает, что подобная теория находит противоречия с реально существующей ситуацией, и представители других стран не только не разделяют эти взгляды, а и осуждают.[252] Так, например, Илларион в «Слове о законе и благодати» осуждает притязания Византии на гегемонию во всем православном мире.[253] С. Франклин указывает, что на Руси отбирали из византийских источников только то, что отвечало политическим интересам самой Руси.[254] Византия была заинтересована в формировании под своею эгидой содружества, стремилась втянуть в сферу своего влияния соседние страны и народы. П.П. Толочко отмечает, что эти народы не всегда были равнодушными к этим намерениям империи.[255] Это является очень важным для понимания не только этого произведения, но и других византийских источников. Константин Багрянородный подчиняет свой рассказ этой великодержавной схеме, согласно которой, все народы существуют только для того, чтобы служить ромеям. Именно поэтому он использует странную на первый взгляд формулу «о том, какой иноплеменный народ и в чем может быть полезным, а в чем вреден, какой и каким образом каждый из них может быть подчинен».[256]

По мнению Р. Дженкинза, главы 1-13 были разработаны позднее остальных, и именно им царственный автор уделял больше всего внимания.[257] .Г.Литаврин считает, что император поставил на первое место главы о печенегах (1-8), а также про венгров (гл. 3, 4), росов (гл. 2.), болгар (гл. 5), хазаров, алан, узов и черных болгар (гл. 10-12), то есть народов, которые проживали вблизи северных границ империи, потому, что для времени написания работы считал особенно важными отношения империи именно с этими народами.[258]

То обстоятельство, что отношения с печенегами поставлены на первое место и то, что им посвящено 8 глав с первых же страниц произведения, значит многое и прежде всего указывает на ту значительную роль и своеобразную универсальность использования, какую придавали константинопольские правители этому народу.

Отношение к разным народам у империи является различным. Болгарию они считают едва ли не подвластной себе. Русов явно боятся и уделяют большое значение урегулированию отношений с ними. Печенегов же и узов понимают, как своеобразное оружие против других народов. Император обращает внимание на то, что печенеги все делают за плату, и считает, что, посылая ежегодно с богатыми дарами василиков к печенегам, можно держать их в боевой готовности. «Вот как нужно договариваться с ними, чтоб когда у василевса появится в них потребность, они бы исполняли службу, будь-то против росов, или против болгар, либо же против турок, ибо они моуг воевать с со всеми ними, и многократно нападая на них, стали им страшными».[259] «Знай, что и болгарам более страшным казался бы василевс ромеев, и мог бы побуждать их к спокойствию, находясь в мире с пачинакитами, поскольку и с теми болгарами соседствуют названные пачинакиты».[260]

Данное произведение царственного автора отличается крайней практичностью. Все, что он рассматривает, подчинено одной теме – полезно ли это для империи? По вопросам, которые, по мнению Константина, являются наиболее важными с точки зрения императора, собраны глубокие, добротные сведения. Так 37 –я глава включает интересный исторический обзор, посвященный печенегам. Он является очень подробным, и рассматривает печенегов в динамике. Рисуя современное положение их, он, в то же время, рассказывает, где они жили раньше, с какими народами граничили, какие имели с ними отношения. Мы узнаем, что во времена Константина Багрянородного печенеги были разделены на 8 фем, которые также разделялись на 40 частей, которыми управляли архонты. Печенеги, по словам Константина Багрянородного «не имеют наследственной власти.[261] Константин Багрянородный приводит важные ориентиры географического положения печенегов в то время (середина Х века). «Пачинакия отстоит от Узии и Хазарии на пять дней пути, от Алании – на шесть дней, от Мордии – на десять дней, от Росии – на один день, от Туркии – на четыре дня, от Болгарии – на полдня, к Херсону она очень близка, а к Боспору еще ближе».[262]

Когда же империи нужно справиться с печенегами, она использует узов. «Знай, что узы могут воевать с пачинакитами», - пишет император.[263]

Дальнейшее развитие отношений Византии с печенегами и узами можно проследить в работе Льва Диакона.[264]

«История» составлена Львом Диаконом во время царствования императоров Василия и Константина, является очень важным источником, который дополняет наши знания о международных отношениях средневековья. Эта работа охватывает значительный отрезок времени – с 959 по 1095 годы; со времени правления Романа II, сына Константина Багрянородного, до деятельности Василия Болгаробойцы (976-1025 г.г.), при котором Лев служил диаконом, о чем он сам сообщает.[265] Вместе с императором он принимал участие в болгарском походе. Но в своей «Истории» Лев старается отобразить события значительно более широкого времени. Лев подробно описывает приход к власти Никифора Фоки, его шаги во внутренней и внешней политике. Для нас важным является то, что именно Никифор стал инициатором приглашения русов в Болгарию.[266] Во внешней политике Византии прослеживается преемственность разных правящих поколений. Когда Константин Багрянородный руководил империей (945-959 г.г.), он придерживался государственной теории, которую еще его предшественники ставили в центре своей деятельности. Согласно ей, империя есть центр Вселенной, Константинополь – ядро государства, которое излучает богоданный свет. Та же самая теория прослеживается в произведении Льва Диакона. Хоть он не пишет об этом открыто, но, передавая деятельность современных ему правителей, и бывши очевидцем многих описанных событий, он отражает государственные взгляды своих заказчиков.[267]

Странно выглядит факт уплаты 15 кентинариев византийского золота росам за действия против болгар. Византия же имела соглашение с Русью, согласно с которой существовал пункт взаимной помощи в случаях необходимости. Но если присмотреться лучше, этот факт имел односторонний характер, потому, что зафикстрованы были только действия Руси в случае необходимости, а не Византии. Неужели за мир с империей Русь должна была помогать ей в решении ее актуальных вопросов? «А о сихъ, оже то приходять чернии болгаре и воюють въ стране Корсуньстей, и велим князю рускому, да ихъ не пущаеть: пакостять стране его».[268] О Великой Болгарии в этом месте нет и речи. Возможно именно поэтому, расчитывая на помощь Руси, Византия должна была платить. Н.Ф. Котляр рассматривает наличие этого пункта в договоре, как менее выгодные условия сравнительно с предыдущим договором 911 г.[269] Дейстительность существующего договора подтверждает Лев Диакон словами Ионна Цимисхия, который в обращении к Святославу говорит: «Мы считаем, что не должны сами разрушать доставшийся нам от отцов неоскверненным и, благодаря споспешествованию Бога, непоколебимый мир».[270] По мнению П.П.Толочко, среди причин такого шага Никифора Фоки было стремление столкнуть двух сильных соседей – Русь и Болгарию и ослабить обоих.[271]

Во всем рассказе Льва Диакона прослеживается своеобразная несоразмерность. Византия действует против большого количества народов, и все они изображены автором как отсталые неспособные жить без имперского присмотра. В этом рассказе не выссказывается открыто, но красной нитью проходит все тот же имперский принцип, провозглашенный еще Константином Багрянородным: «какой иноплеменный народ и в чем может быть полезным, а в чем вреден».[272] Именно его придерживался Никифор Фока, когда покупал русскую помощь против Болгарии.

Интересным для данной темы является то, что указывается на выделение земельных участков другим племенам. Лев Диакон рассказывает о поселении

 

 болгар в Македонии, когда они перешли Дунай.[273]

Из работ Льва Диакона и Скилицы становится известным, что печенеги действовали с обеих сторон. Отдельные печенежские отряды были союзниками Святослава,[274] но и Византия имела дружественные отношения с печенегами.[275]

Видно, что печенеги в это время сохраняли свою активность, но они не обитали, возможно, поблизости от Руси – только в порогах. То, что Святослав на такой длительный срок оставил землю предков говорит в пользу этого. Князь понимал ту опасность, которая существовала от печенегов, он немедленно вернулся в Киев, узнав о нападении. Основной ареал обитания печенегов в это время сосредотачивался в Причерноморье а не в Поднепровье, куда они передвинулись несколько позднее, и то не все, а только отдельные племена.

Вместе с русами, по Льву Диакону, действовали гуны. Возможно так называли гузов, потому, что позднее в своей работе Анна Комнина отмечает это отдельно. Они упомянуты только несколько раз, и каждый раз, как русские союзники. Незадолго перед балканской войной Святослав вернулся из восточного похода. Как свидетельствуют восточные авторы, гузы обитали во время этого похода около Хазарии, и даже жили в хазарских городах.[276] Вместе с печенегами они принимали участие в этой войне против хазар. Они могли найти общий язык со Святославом еще на востоке. Н.Ф. Котляр допускает, что гузы принимали участие в войне против Хазарии вместе со Святославом.[277]

Важным документом, рассказывающим о развитии геополитической обстановки в средневековом мире является еще одно «царственное» произведение – «Алексиада», написанная дочерью византийского императора Алексея I Комнина Анной.[278] Это очень интересный рассказ о событиях, которые происходили в империи во время правления императоров Михаила Дуки, Никифора Вотаниата и Алексея Комнина. Хоть это произведение разделено с предыдущими указанными работами значительным хронологическим отрезком, можно заметить все те же «имперские» веяния, было бы странно, если бы их не было. Анна – дочка царственных родителей, она впитала с молоком матери великодержавные взгляды. «Для принципов и методов византийской дипломатии, - отмечает М.В. Бибиков, - был характерен определенный дуализм: это было всегда сочетание консерватизма мышления и чуткой гибкости в практике, агрессивного империализма, и политического благородства».[279]

В рассказе о государственной деятельности Алексея постоянно фигурируют разные политические си лы, как внутренние, так и внешние. По словам писательницы, представители тюркских народов так же жили в византийских городах.[280] При знакомстве с произведением сразу становится понятным, что государственная доктрина во второй половине ХI в. в Византии ненамного изменилась. Константинополь, как и раньше, «царица мира». «По своей природе, пишет Анна, - империя- владычица других народов, поэтому ее рабы враждебны ей».[281]

Среди государственных деятелей, находящихся на имперской службе во времена Алексея Комнина, Анна упоминает представителей разных народов, на что она открыто указывает. Это кельты, турки, болгары. Среди них названы несколько мужей, бывших, по словам Анны, родом из восточных племен – Уза, Манастра, Караца.[282] Сами имена военачальников указывают на то, что это, скорее всего, были тюрки. Их военный опыт использовался на важнейших участках.

В работе много страниц посвящено «тюркскому» вопросу. Нам становится известно, что во время царствования Алексея Комнина произошло нашествие кочевников на Византию. Анна называет этих врагов империи то «кифами», то «печенегами». В описании разных земель в Х-ХШ в.в., по мнению историков, очень сильным является влияние античной традиции.[283] Этноним «скифы» является очень распространенным в византийской литературе Х-ХШ в.в. Он имеет своеобразное смысловое значение. Его использовали, главным образом, по отношению к народам, которые не были ромеями. Писатели разного времени называли «скифами» разные окружающие народы. Лев Диакон, описывая русско-болгарскую войну, называл «скифами» то гузов, то росов.[284] Анна же называет этим именем печенегов. Она очень подробно рассказывает о событиях этой войны.[285] Среди причин, вызвавших эту войну, она называет непонимание между печенегами и соседними с ними народами: «Одно из скифских племен, которое подвергалось постоянным грабежам со стороны савроматов, снялось со своих мест и пустилось к Данувию».[286] Повесть временных лет рассказывает о постоянном противостоянии между печенегами, Русью, торками и половцами.[287] По словам Анны, император пригласил в союзники куманов. [288] Известно, что куманы – это самоназвание половцев.[289] Даже русский летописец отмечает: «кумани, рекше половци».[290] Среди куманских или половецких вождей Анна называет Тугортака и Маниака.[291] Первое имя по звучанию и по времени хорошо согласовывается с летописным половецким ханом, зятем Святополока Изяславича Тугорханом.[292] Маниака В.П. Шушарин справедливо отождествил с летописным ханом Боняком, так же известным из русских летописей.[293]

Интересны известия об участии куманов не только в печенежско-византийской войне, но и в восстании Лжедиогена. Во главе куманского войска опять же названы Тугортак и Маниак.[294]

О том, что кочевники предлагали свои услуги не только в Византии мы так же узнаем из этого произведения. Они были и в войсках турецкого султана во время войны с Византией, [295] и в войсках Боэмунда во время протиостояния Византии и франков.[296]

Важными являются сообщения о постоянных нападениях куманов на Придунайские земли. Поэтому византийскому правительству приходилось уделять постоянное внимание охране этой области.[297]

Упоминает она и «гунов, которых на протонародном языке называют узами».[298] В работе Анны Комниной имеются и топографические ориентиры, что указывает на пребывание гузов в Византии. Она рассказывает что озеро Озолимна происходит названием от имени узов, которые останавливались около него.[299]

Интересны сведения о том, что куманы приходили в Херсон торговать и покупать необходимые товары.[300]

Таким образом, свидетельства византийских авторов о племенах, составивших союз черных клобуков, являются важными и необходимыми для понимания той геополитической ситуации, которая способствовала возникновению союза. Черных клобуков нельзя рассматривать в отрыве от общетюркского массива и международной политики того времени. Они были частью ее, возникли как результат этой политики.

 

 

12345678910Следующая ⇒

Поделиться: