Больше никаких проблемных детей

Комната опустела. Кто-то отправился выпить воды, другие стояли в коридоре и разговаривали. Я села за стол и изучила свои записи, чтобы понять, о чем нужно говорить дальше. Мы уже обсудили все основные проблемы и даже больше. Я даже подумывала, не отпустить ли всех пораньше.

Неожиданно я поняла, что не одна в классе. Перед моим столом стояла женщина и ждала, когда я подниму глаза. Она казалась возбужденной.

— Могу я поговорить с вами наедине? — прошептала она.

Я указала ей на стул.

— Наш разговор меня очень встревожил, — быстро заговорила она. — Вы считаете, что любого ребенка можно освободить от любой роли. Но все не так просто… А что делать с ребенком, у которого серьезная проблема или инвалидность? Инвалидность сама по себе — особая роль, и никто не может освободить от нее ребенка.

Я не была уверена, что точно ее понимаю.

— В этом нет ничьей вины, — голос женщины дрогнул. — Родители в этом не виноваты. Я не наделяла сына умственной отсталостью. Братья и сестры тоже в этом не виноваты. И он сам в этом не виноват. Тем не менее он привык к этой роли, и никто не может этого изменить!

Это была серьезная проблема. Судя по всему, разойтись пораньше нам не удастся.

— Дорогая, — сказала я, — вы затронули очень важную тему, о которой нужно подумать всем. Не хотите ли поделиться своими мыслями с группой?

— Не думаю, что им будет интересно… Наверное, это только у меня одной… Что ж, если вы так считаете…

Когда мы собрались после перерыва, она повторила все, только что сказанное мне.

Все слушали крайне внимательно, а потом стали доброжелательно ее расспрашивать.

— Понимаете, — рассказала женщина, — когда Нил чего-то не понимает, он начинает лягаться, ругаться, пинаться, а потом твердит, что он дурак. Он считает себя умственно отсталым. Такова его роль, и он играет ее целый день.

Люди почувствовали себя некомфортно. Мне тоже стало неуютно. Я должна была довериться этой женщине и не заставлять ее рассказывать о болезненной ситуации людям, которые просто не могут ее понять. Здесь у всех были нормальные дети с нормальными проблемами.

Но тут подняла руку другая женщина.

— Ваша проблема мне хорошо знакома, — сказала она. — У моего сына, Джонатана, церебральный паралич. Как мы ни старались ему помочь, он ужасно подавлен тем, что не может ничего делать. Сын постоянно злится — на меня, на отца, на сестру, но больше всего на самого себя. Я бы сказала, что паралич определяет всю его личность.

Группа забурлила. Проблемы этих матерей казались слишком серьезными, чтобы их можно было решить с помощью тех приемов, о которых мы говорили.

Кто-то очень осторожно спросил у матери Джонатана, как реагирует на это ее дочь.

— О, Дженнифер — просто прелесть! Она ничего от меня не требует.

Все вздохнули с облегчением. Кроме одного мужчины. Он сурово нахмурился.

— Уверен, что она «просто прелесть», — проворчал он, — но девочка не должна так стараться. Это несправедливо по отношению к ней. Она — ребенок и должна чего-то требовать. Нельзя позволить ей загубить свое детство, чтобы справиться с проблемой брата.

Кое-кто взглянул на него неодобрительно. Резкость его тона нас поразила. Мужчина не обратил на это никакого внимания и продолжал разговаривать с матерью Джонатана.

— Я знаю это по личному опыту, — сказал он. — Мой младший брат был тяжело болен. В семь у него началась астма, а в тринадцать лет он заработал язву желудка. Мои родители думали и говорили только о болезнях Дональда. «Сегодня Дональд чувствует себя лучше…», «Сегодня у Дональда обострилась язва». Мои потребности никого не интересовали. Никогда не забуду, как в 14 лет попросил у отца денег на кино. Он разозлился: «Как ты можешь думать о кино, когда твой брат так болен! »

Мать Джонатана была явно расстроена.

— Послушайте, — продолжал мужчина. — Я не пытаюсь приуменьшить ваших страданий, но примите совет от человека, которому пришлось быть таким «чудесным» ребенком. Это ужасная роль. Быть хорошим постоянно — тяжкое испытание. Дети заслуживают права быть обыкновенными — и иметь обыкновенные потребности, которые не менее важны, чем потребности ребенка с проблемами.

— У меня тоже была сестра-инвалид, — с горечью сказала другая женщина. — Я отлично понимаю, о чем вы говорите.

Ее слова меня удивили. Оказалось, многие столкнулись с подобными проблемами.

— Мои родители, — продолжала та женщина, — заставили меня поверить, что если я «нормальная», то не заслуживаю внимания. А сестра получала все внимание, потому что была прикована к инвалидному креслу. Мне всегда казалось, что она прикидывается более беспомощной, чем на самом деле. Если я о чем-то просила, мама и бабушка твердили: «Тебе должно быть стыдно! Твоей сестре нужно гораздо больше, чем тебе». А потом они удивлялись, почему я ее не люблю!

— Итак, — медленно сказала я, пытаясь осмыслить услышанное, — похоже, что, когда одного ребенка по какой-то причине считают «проблемным», в действие вступает следующая схема:

• проблемный ребенок становится еще более проблемным;

• перегруженные родители начинают требовать от «нормальных» детей слишком многого, чтобы компенсировать трудности «проблемного» ребенка;

• потребностями «нормальных» детей пренебрегают;

• «нормальные» дети начинают обижаться на «проблемного» ребенка.

 

— Как же построить нормальные отношения с братом или сестрой, на которых вы обижаетесь, одновременно терзаясь чувством вины?

— Это невозможно, — ответил мужчина. — В этом-то все и дело.

Я не знала, что сказать.

— Каково же решение этой проблемы?

— Именно такое, как мы и говорили, — твердо ответил мужчина. — Не нужно навязывать детям роли. Зачем относиться к инвалиду или больному ребенку по-другому? Мой брат Дональд — это не только «астма и язва».

Женщина, сестра которой была прикована к инвалидному креслу, заговорила столь же решительно:

— Ко всем детям нужно относиться как к «нормальным». Даже к тем, у кого есть серьезные проблемы. Если вести себя именно так, они добьются больших успехов.

Эти люди говорили очень убежденно, и их теория была прекрасной. Но применима ли она на практике? Можно ли относиться к больным детям как к нормальным и здоровым, особенно когда они изо всех сил демонстрируют свое «проблемное» поведение? Это крайне сложная задача.

— Давайте подумаем, как можно поступить, — сказала я. — Рассмотрим те же ситуации, что и раньше: девочка с церебральным параличом на всех злится, умственно отсталый ребенок страдает из-за своей неполноценности, инвалид-опорник изображает из себя более беспомощного, чем он есть на самом деле. Давайте подумаем, можно ли в таких ситуациях относиться к этим детям как к обычным, нормальным и здоровым.

Вот что у нас получилось.

 

БОЛЬШЕ НИКАКИХ ПРОБЛЕМНЫХ ДЕТЕЙ!

ВМЕСТО ТОГО ЧТОБЫ СОСРЕДОТОЧИВАТЬСЯ НА ПРОБЛЕМАХ ДЕТЕЙ, СКОНЦЕНТРИРУЙТЕСЬ НА ИХ СПОСОБНОСТЯХ

Вместо…

 

 

…поощряйте способности:

 

 

После наших бесед мы пришли к разным выводам. Несколько человек попытались облечь их в слова, опираясь на мысли остальных участников группы.

— Родители должны сразу установить такой порядок, при котором всем ясно, что в семье нет «проблемных» детей.

— У отдельных членов семьи могут быть более серьезные потребности или большие сложности, но всех нас нужно принимать такими, каковы мы есть.

— Каждый из нас способен расти и меняться.

— Но это не означает, что у нас нет проблем, просто мы решаем их по мере поступления. Самое главное — поверить в себя.

— И друг в друга…

— Важно поддерживать друг друга, как в команде, в этом и заключается смысл семьи.

Я оглядела класс. Я почти видела, как люди преисполняются решимости. На этом семинаре были посеяны весьма ценные семена, и мне очень хотелось увидеть всходы.

Памятка

 

ДЕТЕЙ С ПРОБЛЕМАМИ НЕ СЛЕДУЕТ ВОСПРИНИМАТЬ КАК ПРОБЛЕМНЫХ ДЕТЕЙ

 

Им необходимо:

 

Чтобы их подавленность понимали:

«Это нелегко. Тебе, наверное, приходится очень тяжело».

 

Чтобы их достижения, пусть даже несовершенные, ценили:

«На этот раз ты добился большего».

 

Чтобы им помогали найти решение:

«Это сложно. Что ты делаешь в таких случаях? »

Истории

И семена взошли. Мысль о том, что мы, родители, можем освободить наших детей из темницы навязанных ролей, пробудила воображение участников семинара. Неожиданно оказалось, что дети могут быть кем угодно. Члены группы рассказывали, что с того момента, как они приняли внутреннее решение взглянуть на своих детей свежим взглядом, в их семьях начали происходить невероятные события.

С самого детства Клаудия была очень «организованной». Она без лишних напоминаний собирала свои кубики и складывала их в коробку — в идеальном порядке. Гретхен же, наоборот, была абсолютной неряхой. Она никогда ничего не убирала на место и никогда не знала, что и где лежит. В эти выходные я заметила, что в кухонном шкафу царит полный беспорядок. Я чуть было автоматически не сказала:

— Клаудия, иди-ка сюда. Ты — мой главный организатор. Это работа для тебя.

Но я этого не сделала, а обратилась к Гретхен:

— Гретхен, я не могу этого выносить. В шкафу такой беспорядок. Нам нужно что-то сделать. Ты можешь мне помочь?

Она с радостью согласилась и тут же разложила все по своим местам: коробочки, мешочки, банки, кухонные принадлежности. Я ужасно нервничала. Мне казалось, что ей никогда не навести порядка, и мне придется все переделывать.

Но Гретхен проявила поразительное упорство. Она не ушла с кухни, пока не вычистила каждую полку и не расставила все в идеальном порядке. Она даже нашла место для моих припасов, занимавших отдельный ящик, так что у меня появилось дополнительное пространство. Я не могла в это поверить. Моя неорганизованная неряха (шутка, конечно! ) великолепно справилась со сложной задачей.

 

* * *

Мы считали, что оказываем Майклу услугу, называя его взрослым. Наша семья состояла из мамочки, папочки, нашего большого мальчика и малышки. Но после последнего занятия мы с Кэй серьезно поговорили и решили, что лишаем Майкла детства. Когда малышка начинала плакать, мы говорили: «Ой, с ней что-то не так! » — и начинали суетиться вокруг нее. Когда же хныкал Майкл, мы останавливали его и говорили, что большие мальчики так себя не ведут.

Решив все изменить, для начала мы отказались от привычных ярлыков. Теперь не было ни «большого мальчика», ни «малышки» — остались лишь Майкл и Джулия. Как мне кажется, это помогло. Вчера я посадил Джулию на одно колено, а Майкл забрался на другое. Он начал раскачиваться и сказал:

— Я — Супермалыш!

А потом посмотрел на меня, чтобы понять, как я реагирую. Я улыбнулся и ответил:

— Привет, Супермалыш!

Теперь его любимая игра — сидеть у меня на коленях и изображать Супермалыша, который вернулся домой из больницы умеющим ходить, говорить, бегать и плавать.

* * *

Я впервые попыталась помочь Хэлу («агрессору») и Тимми («жертве») увидеть себя в новом свете.

Услышав не понравившийся мне шум в спальне, я заглянула в комнату и увидела, что усмехающийся Хэл сидит верхом на Тимми. Я чуть было не закричала:

— Хэл, немедленно слезь с него! Ты не успокоишься, пока не убьешь его!

Но потом вспомнила наше последнее занятие.

Я (пытаясь быть абсолютно спокойной): Тимми, тебе повезло, ведь у тебя есть брат, который может научить тебя мальчишеской возне, не переходящей в жестокую драку. (Хэл был изумлен.)

Я: Тимми, это хорошо, что ты — сильный мальчик и со всем справляешься. (Теперь изумился уже Тимми.)

Я вышла из комнаты и стала молиться, чтобы это помогло. В течение нескольких минут я слышала глухую возню, но криков не было. Потом Тимми прибежал на кухню в слезах. За ним шел Хэл.

Тимми: Он меня ударил.

Я (я не была уверена, что справлюсь): Скажи об этом Хэлу. Он должен соразмерять свои силы.

Тимми: Я говорил…

Я: Скажи еще раз! Скажи, что не можешь бороться с ним, если он тебя не слушает. Он должен согласиться отпускать тебя, когда тебе будет больно. Хэл не дурак. Он способен это понять.

Братья посмотрели друг на друга и снова отправились в спальню. Через несколько секунд я услышала пронзительный крик и бросилась в спальню. Но прежде чем успела открыть дверь, услышала…

Хэл: Извини. Я же сказал, извини! Ударь меня сам! О! Не так сильно. Давай я покажу тебе новый прием.

Глухая возня, потом сильный грохот. Я открыла дверь. Книжный шкаф опрокинулся. Игры и книги валялись на полу.

Я: Ну теперь уж вы вывели меня из себя! У вас обоих серьезные неприятности! Не показывайтесь мне на глаза, пока не наведете порядок в комнате!

Мальчишки с виноватым видом хихикали и начали собирать книжки. Они впервые что-то делали вместе — сообщники в преступлении. Я вышла из комнаты с сердитым видом, но в глубине души просто ликовала.

 

Как только родители осознают, как их слова и отношения навязывают детям роли, они начинают с большим вниманием относиться к тому, что братья и сестры говорят о себе и друг о друге. До нашего занятия они просто не обращали внимания на эти стереотипы, теперь же подобные выражения не ускользали от их внимания. Вот несколько диалогов из записанных родителями историй.

 

Билли (мне, в присутствии брата Роя): Я не похож на Роя. Он стеснительный, а я смело общаюсь с людьми.

Мать: Похоже, тебе нравится общаться с людьми. Когда Рою захочется пообщаться, он тоже это сможет.

 

Алекс: Мама, Закари такой разборчивый в еде… Ему не нравится даже тунец.

Мать: Зак знает, что ему нравится. Он попробует тунца, когда будет к этому готов.

 

Филипп (своей младшей сестре): Плохая девочка!

Отец: Мне не нравится, когда моих детей называют плохими. Если ты не хочешь, чтобы Кэти жевала твоего медвежонка, дай ей ее собственную игрушку.

 

Карен: Ма, я потеряла деньги на завтраки.

Сестра: Опять?

Карен: Я не виновата. У меня дырка в кармане.

Сестра: Ты просто легкомысленная и невнимательная!

Мать: Я не считаю тебя такой, Карен. Мне кажется, тебе нужно найти более безопасное место для своих денег.

 

Когда родители убедились, что восприятие ребенка в негативной роли оказывает пагубное влияние на отношения между всеми детьми, они стали изо всех сил искать хорошее в своих детях и в семье в целом.

 

Моя младшая дочь Рэчел всегда была сложным ребенком, а теперь, когда я развелся с ее матерью, характер девочки стал еще хуже. Сестры лишь подливали масла в огонь, называя ее «испорченной девчонкой» и своей «головной болью».

Я не знал, что делать, но тут вспомнил упражнение, которое мы выполняли на занятиях по психологии в колледже, оно называлось «силовая бомбардировка». Мы должны были записать по три качества, которые нравились нам в каждом однокашнике. Никогда не забуду, как приятно мне было читать то, что другие студенты написали обо мне.

Когда в следующие выходные девочки приехали ко мне, я велел им взять подушки и сесть на полу в гостиной. Потом объяснил, что мы сделаем нечто особенное. Каждый из нас должен будет назвать три качества, которые нравятся ему в других, а я запишу все сказанное на разных листках бумаги. Объявил, что мы начнем с Рэчел.

— Рэчел — милая, — сказала Эми.

— Мы должны сказать о каждом из нас что-то особенное, — объяснил я. — Скажи, что тебе нравится в Рэчел.

Эми задумалась, а потом добавила:

— Мне нравится, как Рэчел входит в комнату, смеется и рассказывает мне о веселом шоу, которое она смотрела.

Рэчел начала улыбаться.

— Еще что-нибудь, — напомнил я.

— Мне нравится, как Рэчел просит почитать ей.

Я собрал еще шесть замечаний о Рэчел. Потом мы перешли к другим девочкам. Высказывания становились все более и более конкретными. Сестры вспоминали, что им нравилось друг в друге.

Эмили: Мне нравится, как Эми играет с куклами и разговаривает с ними. У нее отличное воображение.

Эми: Мне нравятся манеры Эмили, то, как она говорит: «Пожалуйста, передай мне картофель».

Рэчел: Мне нравится, что Эмили приходит ко мне, когда я расстроена, и спрашивает: «Что случилось, Рэчел? » Она обнимает меня.

Чем больше мы разговаривали, тем с большим энтузиазмом девочки вспоминали хорошее друг о друге. Потом Эми спросила:

— А мы можем сказать, что нам нравится в самих себе?

— Конечно, — согласился я и добавил новую графу в листочек каждой из девочек.

Эми: Когда наша кошка напугана, я всегда ласкаю и успокаиваю ее.

Эмили: Мне нравится учить Рэчел играть в игры.

Рэчел: Мне нравится, как я причесываюсь.

Все выходные никто не упрекал Рэчел. Я заметил, что перед отьездом каждая из девочек забрала свой листочек с собой.

* * *

Когда Джонатан, которому сейчас четыре с половиной года, был еще грудным, мы узнали, что у него атаксия. Мы знали, что нам придется нелегко. Но, к нашему удивлению, самым сложным для нас стало сохранение свойственного нам образа жизни. Раньше мы были очень спортивной семьей. Мы с Биллом любили походы. Восьмилетняя Дженнифер считалась превосходной спортсменкой. У нее была прекрасная координация движений и чувство равновесия. Она каталась на коньках, играла в теннис, плавала и была чемпионкой по бегу в своей школе.

Дженнифер умоляла нас возить ее по выходным на каток. Обычно кто-то отвозил ее, но другому приходилось оставаться дома с Джонатаном. Мы пытались объяснить Джен, что брат не может регулярно заниматься спортом, но девочка постоянно твердила, что он «все портит».

После нашего последнего занятия стало ясно, что я неправильно поступаю и с Джен, и с Джоном. Я постоянно подчеркиваю то, чего он не может, и заставляю сестру привыкнуть к мысли о том, что ее брат — ненормальный. В субботу утром мы собрались всей семьей, и я объявил, что с этого дня мы переходим на новый образ жизни, который будет отличаться от жизни других семей, но при этом станет совершенно нормальным для нас. Мы будем спокойно и с уважением относиться ко всем членам семьи. Каждый имеет право принимать или не принимать участие в семейных проектах, вылазках, спортивных занятиях. Все зависит от желания и физических способностей. Потом мы оделись и отправились на каток.

Дженнифер первой выскочила на лед. Она каталась стремительно и грациозно. Потом на лед вышел Джонатан — неуклюжий, в коньках, взятых напрокат, шлеме, с подушками на животе и на спине, примотанными отцовским ремнем. Двое взрослых поддерживали его с обеих сторон.

Мы катались с Джонатаном пятнадцать минут, и он был в восторге. Дженнифер раз двадцать пронеслась мимо нас, подбадривая брата. Когда мы уходили с катка, мальчик сиял улыбкой. Он сказал:

— Клянусь, ведь вы не думали, что я так хорошо катаюсь!

Глава 6

Когда дети дерутся

⇐ Предыдущая3456789101112Следующая ⇒

Поделиться: