Фешенебельный курорт на верхней палубе

Вот она, плещущая через край радость бытия!

Третий день мы загораем. Нет, вы только представьте себе: мы загораем! Мы!

Пять дней назад мы сняли каэшки. Спустя сутки сбросили с себя куртки и свитеры. А на следующее утро, выйдя на палубу, увидели, что она залита щедрым южным солнцем.

— Загораем, братцы!

И началась вакханалия, на которую экипаж «Оби» не может смотреть без улыбки пятнадцать рейсов подряд.

В мгновение ока верхняя палуба превратилась в цыганский табор: это обитатели твиндека устлали её матрасами, ковриками, завесили тентами из простынь и гамаками. Через час на палубе не осталось свободным и квадратного дециметра «жилой площади». Горе тому, кто проспал! Долго он будет ходить и канючить, судьбу свою кляня. Помни одиннадцатую заповедь — не зевай!

Хитроумнее всех оказались лётчики: они превратили в благоустроенную дачу ИЛ-14, обеспечив себя и солнцем, и свежим воздухом, и надёжным укрытием на случай дождя.

Тут же, на палубе, был оборудован душ. Вода, правда, морская, но зато плескайся сколько хочешь.

За такие вольности и любят полярники «Обь»!

Жарко! Наши врачи поначалу со строгими лицами ходили по табору и взывали: «Остерегайтесь ожогов! Лучше жить белыми, как сметана, чем откинуть копыта шоколадными! », а потом не выдержали искушения и целыми часами преступно поджаривались, бормоча про себя клятву Гиппократа.

Лениво и безмятежно, ни о чём не думая, подставлять солнцу свои бока — занятие, из которого никто не извлекает столько самозабвенной радости, как полярник. Полгода он вообще не видит солнца; затем на долгие месяцы солнце повисает над ним, словно огромная электрическая лампочка. Конечно, и в Антарктиде отдельные отчаянные ребята загорают, но в этом больше «игры на публику», вроде нашего ныряния в прорубь (даю голову на отсечение, что ни один «морж» не сунется в ледяную воду, если на него в это время никто не будет смотреть). Загорать же на палубе, когда корабль входит в тропики, — первое настоящее удовольствие отзимовавшего полярника, увертюра перед подъёмом занавеса, скрывающего за собой настоящую, полноценную жизнь. В отличие от большинства своих товарищей я не успел соскучиться по солнцу. Полгода назад, когда «Визе» пересекал тропики, я ухитрился впитать в себя столько ультрафиолетовых лучей, что несколько дней не мог ни сидеть, ни лежать. Помня тогдашние муки, я на сей раз не лез на солнцепёк и передвигался по палубе вместе с тенью, принимая главным образом воздушные ванны.

Начал я с вертолётной палубы, где собралось небольшое, но изысканное общество радистов: Николай Ильич Мосалов, Пётр Иванович Матюхов и Олег Левандовский, мастера высокого класса, работающие на ключе, как говорят радисты, «со скоростью поросячьего визга». Затем к нам поднялся радиотехник Сева Сахаров, и разговор пошёл о детях. Невысокий, но непомерно широкий и могучий Сева вздыхал по трём своим девчонкам, которые растут так быстро («тьфу-тьфу, не сглазить! »), что только успевай их наряжать. Когда Сева излил душу, попросил внимания Пётр Иванович, чтобы рассказать занятную историю рождения своей дочки.

— Познакомились мы с Галей в эфире двадцать четыре года назад, — начал он. — Галя зимовала на Диксоне, а я на Челюскине. Каждую вахту мы встречались и разговаривали морзянкой. Точка-тире, точка-тире, и завязалась дружба. С цветами на Челюскине, сами понимаете, были перебои, так что я посылал ей с оказией шоколад. Встречи мы ждали с нетерпением, но увидеться довелось только через два года. Приехал я на Диксон, познакомился с Галей очно, сыграли мы свадьбу и стали работать на Челюскине вместе… И там родилась у нас Леночка. Когда дочке исполнилось десять месяцев, Галя повезла её домой, в Москву, регистрировать. В загсе пришли в ужас: «Как так? Вы нарушили закон! Почему не зарегистрировали при рождении? За такое предусмотрено…» И так далее. Галя испугалась — всё-таки впервые в жизни стала преступницей, и объяснила, что на Челюскине нет загса. Кают-компания есть, радиостанция и метеоплощадка тоже имеются, и медведей вокруг тьма-тьмущая, а вот с загсом получилась неувязка. Как-то забыли предусмотреть на Челюскине постройку загса. «Не может такого быть! — возмутились. — Пусть местные власти подтвердят, что дочь ваша! » Выслал я заверенную начальником станции радиограмму, что так, мол, и так, извините, что родили человека в неположенном месте. Не верят! Не может быть, чтобы в населённом пункте не было загса! Решили поставить вопрос о Лене на райсовете. И приняли постановление: в порядке исключения зарегистрировать, но местом рождения указать не пресловутый Челюскин, не имеющий даже загса, а Москву. Так и сделали, к всеобщему удовлетворению…

С Петром Ивановичем Матюховым я познакомился ещё на Востоке, куда он пришёл в составе санно-гусеничного поезда. Мы тогда разговорились, и я узнал, что Пётр Иванович, как и Василий Коваленко, тонул на торпедированной фашистами «Марине Расковой», вместе с двадцатый шестью товарищами спасался на кунгасе — небольшой неуправляемой барже — и через сутки их подобрал тральщик.

Но об этом Пётр Иванович не очень любит вспоминать. Зато он с удовольствием рассказывает, как приручил в Мирном пингвина. Как правило, пингвины никогда не берут пищу из рук человека. Исключением стал император по имени Пенька. Море у Мирного богато рыбой, тёмной и неграмотной, не имеющей никакого представления о крючке, и выудить её из воды запросто может даже начинающий рыболов. Пётр Иванович как-то стал искушать Пеньку, без особой надежды на успех, и вдруг его императорское величество клюнуло! Пенька съел одну за другой шестьдесят три рыбины и так раздулся, что долго не мог сдвинуться с места. Этот лёгкий хлеб так ему понравился, что с тех пор пингвин ходил за людьми как собака — требовал даровую рыбу.

Вслед за тенью я спустился с вертолётной палубы вниз. На корме обсуждался исключительно животрепещущий вопрос: куда мы идём? В Монтевидео, Рио-де-Жанейро или на Канарские острова, в Лас-Пальмас? Окончательного решения капитан вроде ещё не принял, но, по слухам, склоняется к Рио. Вопрос был не праздный: у каждого имелось немного валюты, истратить которую хотелось по возможности более целесообразно.

— Только бы не в Рио, — вздыхал один, — там все в три раза подорожало…

— На Канары бы, — мечтал другой, — открытый порт, дешевизна…

— А в Рио ты был? — спрашивал третий.

— Нет, а что?

— Тогда представь себе такую картину. Возвращаешься ты домой, собираются друзья, спрашивают, где был и что видел, а ты с этакой расстроенной мордой лепечешь: «Не повезло нам, братцы. Вместо Лас-Пальмаса зашли в Рио-де-Жанейро…» — «Как не повезло? Ведь это мечта Бендера, Рио, где все мулаты в белых штанах! »

— Лас-Пальмас! — засмеялся четвёртый. — Будешь бегать с высунутым языком по магазинам. В Рио, может, Пеле увидим. Или, на худой конец, на Копакабане искупаемся!

Благодатную тишь огласили гиканье и свист: из трюма вывалилась буйная толпа болельщиков и волейболистов. Те, кто половчее, первыми стали под душ, остальных Валера Фисенко начал поливать водой из шланга. При этом пострадали лётчики, которые мирно загорали у своего ИЛа. Женя Славнов дёрнул Валеру за ногу, Валера, потеряв равновесие, выпустил из рук шланг, и тот, запрыгав, как лягушка, окатил струями воды наслаждающихся солнцем и покоем «адских водителей» Зимина. В одну минуту разгорелась весёлая свалка, которую погасило грозное предупреждение боцмана:

— Всех удалю с палубы в твиндек!

Капитан, наблюдавший с Олимпа эту сцену, что-то сказал старпому, старпом подозвал боцмана, боцман поманил пальцем двух матросов — и через несколько минут на палубе появились ведра, кисти, скребки, а по трансляции разнеслось:

— Товарищи, желающие принять участие…

Полярники, как я уже не раз говорил, любили свою «Обь» и пожелали принять участие. Несколько дней мы, разбившись на бригады, скребли, чистили, красили палубу и всевозможные надстройки, загорали и бегали под душ, прочищали свои организмы нежно подсоленным воздухом — словом, пользовались всеми благами лучшего в мире морского курорта.

И наступил вечер, когда в прачечную потянулась очередь, утюги брались с бою, а вакса изводилась килограммами, потому что завтра все хотели быть элегантными и красивыми в городе, мысль о котором приводила в экстаз незабвенного Остапа, в Рио-де-Жанейро.

⇐ Предыдущая23242526272829303132Следующая ⇒

Поделиться: