СУМЕРЕЧНОЕ ПРАВОСЛАВИЕ LIGHT

 

Начиталась на всяких православных сайтах о Православии light и заела грусть-тоска, как добра молодца перед Царевной-Лебедью. Вокруг ведь тоже не hard. Вот просто ни разу.

Не так давно горела у нас Екатерининская церковь. Мы удручались, возмущались, плакали, праведным гневом (если есть такой) кипели, потихоньку созидали, кто во что горазд. Теперь стоит архитектурная свеча Богу лучше прежней. Святой оплот веры на зависть супостату. Аллилуйя.

Где-то года за три до этого «часа Ч», спускаясь ежевоскресно с горочки к церкви, я стала ловить себя на мысли, что нечто подобное произойдёт. Ну не может быть так, что тебе — райские кущи, а внутри тебя цемент, который это не трогает. Т. е. тут тебе и литургия, и проповеди — ни слова мимо, и духовная литература, и люстра светит, и печка греет, и вешалка при входе, и свечница вежливая, и бабуси не огрызаются, и хор поёт, как в ангельской консерватории. Спокойно себе зашел, спокойно вышел. Перед дверью руки не заломили, в кутузку не отгрузили, с работы не выгнали, общественному остракизму не подвергли, а вокруг… Сбрендивший спортклуб. Дети орут, визжат, дерутся, ругаются, папаши с мамашами дружелюбно общаются «об урожае, о покосе» или поклоны бьют «внутрях». Отец настоятель один раз вышел: «Дорогие прихожане! Так нельзя!» Ну и как Златоуст, четко, понятно, доступно с яркими примерами и любовью рассказал о воспитании детей. Мол, дети должны воспитываться в уважении к святыням, с благоговением входить в храм, подражая родителям, причащаться лучше вместе и т. д.

 Через неделю — всё тот же спортивный праздник, та же речь. И так далее, и тому подобное, в русле милой сердцу докучной сказки про мочало, которое на колу. Ладно. Не поняли тихих слов совести, научили скорбными воплями пожарища. Восстановили храм. Нарадовались, напоздравлялись, опять тот же кошмарный сон. Визги, драки, рёв, увещевания отца настоятеля.

Из свежеиспеченного. «Зачем, — говорит, — детей причащаете, когда вам до Причастия всё равно?!» Ну а как иначе выразиться? Только Царские Врата после «Святая», простите, «святым» закрываются, ситуация, как на съемочной площадке после слов «Всем спасиБо! Все свободны!». Разве что не курит никто. Настоятель взывает: «Если вы себя так ведете, неужели вы думаете, что ваши дети вырастут христианами?» Не дает Русь ответа.

А я дам. Дети — это не только дар Божий, но еще и нехилый урок родителям. Когда моей дочери еще и полгода не сравнялось, мне абсолютно без нужды были всякие книжки про исповедь и исследование своих грехов. Зачем они, когда мои гордость и всегдашняя поперечность ползали в подгузнике по ковру? Приглядись — и всё про себя узнаешь. Даже о чем боялся подумать. Я уж не говорю о более сознательном возрасте, когда через день рот открываешь. Приходит дочка, «цветочек аленький», и заявляет, как на Октябрьском проспекте чью-то старую машину разобрала или в Соломенном осваивала руины разрушенного здания. Мама ж на работе. «Кто тебя этому учил?» — «Да ничего страшного, мамочка! Прежде чем туда с друзьями залезть, я прочла «Царю Небесный» и «Символ веры», а когда мы уже залезли, я читала молитву Животворящему Кресту. Разве Богу неугодно сохранить того, кто обращается к Нему от чистого сердца?» Прямо «яко по суху пешешествовав Израиль». Яблоко упало от яблони.

Судя по всему, нам надо ждать камнепада, дождя из серы или других небесных «педагогических приемов». И бить будут не за «плохое поведение», а за неблагодарность. Мы привыкли пользоваться микроволновкой, поликлиникой, айфоном, друзьями, вузом… Чем церковь хуже? Она нам тоже должна духовного здоровья и благополучия отмерить, тоже ведь «лечебница»! Воспринимаем это как должное, и не задаемся вопросом: а на каком основании? Сплошное light-мыслие, где свет оказался тьмой.

В ЦЕРКВИ

 

Да, я нашёлся, Господи, и стараюсь не потеряться

В ереси каждого дня авторства самоличного,

Кухонных междоусобицах с ножевым угрожающим бряцанием

По актуальному поводу вкусовых кулинарных различий.

Столько соринок вынуто из глаз незадачливых ближних,

Что городская свалка — это так, песочная горка.

Я хожу с GPS навигатором, потому что себя не вижу,

Не то что дороги наверх в текстурной 3D развёртке.

Я уже не боюсь — всё ненужное отзвенело:

Постоянные нестроения, размещенье себя на иконе,

Неурядицы, ссоры, фантазии, игры остервенелые…

Главное — это моя ладонь в Твоей постоянной ладони.

«ВАСИЛЬЕВ» ДЕНЬ

В храм сегодня было не войти — пришлось встать с дитём «при дверех», но совсем не «близ». И поэтому когда до меня издали доносилось «Иерусалим… ветви… осанна…Царь…народ…», я вспомнила о том, что перед мученической кончиной иеромонах Василий (Росляков) произнёс свою последнюю проповедь на тему «Се восходим во Иерусалим, и Сын Человеческий предан будет» (Мк. 10, 33). Это, конечно, глубочайшие слова, которые надо читать, перечитывать, ну и исполнять по мере сил своих. Потому что когда такое мимо свистит, это уже преступление.

«И сегодня для нас с вами Господь восходит в Иерусалим. Идет так же впереди нас, но мы с вами сегодня представляем собою ту же самую картину, как некогда представляли ученики Его. То же самое несовершенство владеет нами, те же самые страсти нас обуревают, и мы с вами и ужасаемся, и мятемся, а иногда друг другу завидуем, иные просят себе каких-то несуществующих почестей… и все это несмотря на то, что Господь ежедневно проливает за нас с вами Свою святую Кровь. Не хотим посмотреть на Него, идущего ради нас с вами распяться. Не хотим посмотреть на Него и принять ту силу, которую Он нам дарует каждый день, ибо мы становимся христианами не для того, чтобы чем-то величаться или кичиться, нет! Не для того, чтобы выделиться друг от друга или от остального мира, нет! Мы приходим ко Христу для того, чтобы испросить и получить у Него силу служить другим. Быть последними, быть рабами среди этого мира, для того, чтобы некоторые спаслись, — вот для чего мы с вами идем ко Христу».

Я под Пасху всегда читаю про Оптинских новомучеников, причем безотчетно, глаза сами ищут и находят. Голгофа и Воскресение — понятия ближайшие, и хорошо бы это как-то в сердце укоренить, потому что хочется-то, конечно, «тепла, абажура и литерного пайка», т. е. комфорта беспредельного и плесенью покрыться, а потом проснуться, яички покрасить и заливаться там шарахнутым соловьем на все голоса «Христос Воскресе!». С новым счастьем, иначе говоря. Ага. Сплошное торжество внешнего благочестия над внутренней пустотой. А жизнь и мысли убиенных монахов очень хорошо профилактику проводят гнили этой болотной. Лучшее лекарство от сытости. Там за каждой строчкой текста полыхает, как это страшно, когда о Боге можно узнать всё, а Самого Бога так и не узнать. И для меня лично, просто потрясающе, что об этом свидетельствуют люди до 40, в то время как мы массово сбираемся вещими Олегами после 60 лет повзрослеть наконец-то. Дети бородатые, безумно доверяющие времени… Да и вообще — много там всего, как бы сказал Карлсон, «душевытирающего». Всякий раз книжки в руки берешь — как сызнова читаешь. Бездонно по смыслу.

Но вернемся в день сегодняшний. По выходе из храма получила очередную утешительную sms-ку от любимого Васи Полушкина. Её комментировать не буду, ибо совершенно.

Город, ты брал меня измором —

Вот и удрал я в тишину,

Выбежал, выпрыгнул в весну,

В синь, в разноцветные просторы.

 

Радостно смотрит в небосвод

Рыжий весёлый мех проталин.

Ждут меня солнечные дали,

Вербы, звенящий хрупкий лёд.

 

Время щебечет и журчит,

Плачут сосульки на карнизе.

С тучки в небесно-синей ризе

Веером падают лучи.

 

Солнце, слепящее до слёз,

В лужах прозрачная водица.

Блики и круглый след копытца —

Едет на ослике Христос.

ГЛАС БОЖИЙ

Был мне тут как-то Божий глас. Ну и поскольку не только мне одной, то можно и публичности придать. Сразу оговорюсь, что под гласом я подразумеваю не громоподобный вопль из облака или какие-нибудь мистические трюки, а назидание евангельское, которое происходит как бы между делом, без поднятия указательного пальца вверх и восклицательных знаков. Но пробирает до сердца.

Итак, одного батюшку прихожане поздравляют с именинами. Надарили ему пакетов, свертков, открыток — еле удерживает. Он их сердечно поблагодарил, а потом сложил всё в кучку, встал на краю амвона и просто-просто говорит:

 — Дорогие мои, спасиБо вам, но если честно, то не пакеты мне необходимы, за которые низкий вам всем поклон, а более всего молитвы ваши. Ведь чем дальше по духовному пути продираешься, тем… Ну что, радость, что ли, от себя испытываешь? Да нет, кончено. Всякую мерзость, всякую внутреннюю пакость видишь. Ходишь, улыбаешься. Мы ведь православные, мы должны улыбаться, приветливо с людьми говорить, дружелюбно отвечать. Ведь кто, если не мы? Поэтому улыбаешься, в внутри-то совсем другое. Дрянь вот эта. Мы, священники, от вас не отделимы, и все мы вместе Церковь, Тело Христово. А в теле может быть по-разному. Когда рука болит, то ноги несут её в лечебницу, ищут врача, чтоб исцелил руку. Так и мы. Если мы не правы, ведем себя не так, как вы ожидаете, не бросайте нас, а вверьте в лечебницу духовную, Самому Христу, чтоб исцелил нас по вашим молитвам. Спаси всех Господь!

Слов мало. Зато мудрости сколько! И любви.

МОИ УНИВЕРСИТЕТЫ

 В ПРЕДЕЛАХ КЛАДБИЩЕНСКОЙ ОГРАДЫ

О смерти буду писать. Об отпевании. О конечности и бесконечности жизни. Так что кто «кладбищенской лирики» опасается, может пропустить и погрезить о птичках. Тоже смертных, кстати.

…В тот день мне было страшно как никогда от осознания того, что берегов больше нет, границ никто не очертит, носом не ткнёт, не пристыдит, по рукам не даст. Зверь выходит на свободу, потому что похоронил свою совесть на городском кладбище. Дальше жить невозможно, невыносимо и не за чем, посему напоследок мир вздрогнет. Зверь — это я, Валя, 20 лет отроду, сбрендившая от горя. Совесть — это ближайший учитель и друг, который возьми да умри раз и навсегда. Единственный, кто имел на меня влияние в плане «нельзя» и за кого я держалась, как утопающий в «лихих 90-х» за соломинку.

Нельзя игнорировать пьяную мать — она тебя любит. Нельзя писать всё, что хочешь, — можешь многих ранить. Нельзя пить — твоё здоровье совсем не твоё, а твоего будущего ребенка. Нельзя по ночам шляться — родня от переживаний вешается, родню надо жалеть. Нельзя огрызаться на слабого — низко. И на сильного тоже нельзя — глупо. Нельзя драки искать, нельзя жить с кем попало, нельзя, нельзя, нельзя… Вот другие в принципе того же благо-желали, но вызывали одну стабильную реакцию — «да пошёл ты…» А при нём стыдно было бродячим цирком бесноваться. Вот невозможно было и всё. Хотя он не орал, не увещевал, не давил. Пару слов бросит, посмотрит — и достаточно. Дальше уже себя скорее измордуешь, чем против его «нельзя» мяукнешь. Удивительно. Наверное, потому что он сам так жил — чисто, искренне, с любовью. Красивый человек. Был. И это «был» башню снесло. Смерть впервые обозначилась во всей своей неумолимости и власти, и вызвала бунт — «да пошла ты!»

Дело было на Пасху. Нехилый зачин для мрачного анекдота.

Ладно, что было, то было. Бродячий цирк пофонтанировал опасными фейерверками год-другой-третий и успокоился на трёх простых, как колхозные грабли, выводах: «Жить больно. Болеть муторно. Умирать страшно. Всем». Никакие «бери от жизни всё», «расслабься и получай удовольствия» не срабатывали. Тем более, что по ходу пьесы меня добила прочитанная в газете фраза, по-моему, исламского пророка Али про то, что мир — это падаль, и кто пожелал хотя бы части этого мира, тому место среди собак. Всегдашняя гордость неожиданно сыграла положительную роль :))), не позволив уравнять свою участь с участью дворового Тузика. Но смысл смерти раскрыт не был и чего с ней делать-то вообще, было не понятно. А делать нужно. Вкуса ж жизни не поймешь, пока со смертью не определишься.

И вот сегодня я вдруг почувствовала, что такое смерть в евангельском смысле. Ясно, что за спиной и тренировка «памяти смертной», и груды книг на эту тему, и святоотеческая мудрость, и аскетические упражнения, и опыт переживания умирания, и одр гробом был, и отпевать приходилось, и хоронить, и ни дня без мысли о своей конечности не проходит, и всё это жизненно, но… не слишком живо. Не хватает чего-то, чтоб при очередном подходе к краю не дёргаться, а чётко делать необходимое и должное, не суетиться перед великим. Как?! 

И тут, значит, отец Григорий из Екатерининской церкви коллегу отпевает и говорит без лишних слов и пафоса о том, что отпевание — это не мероприятие, чтоб поплакать всласть, это торжество! Это новая ступенька в наших отношениях с ближним, возможность проявления к нему своей жертвенной любви не столько венками, цветами и оградками, сколько благочестивой жизнью во Христе и молитвой, которая только тогда будет иметь силу, когда мы перестанем врать, т. е. жить не так, как того просим. Я как услышала, так, прости, Господи, забыла на минуту, зачем пришла, потому что метанойя чистой воды приключилась: зашла с одним образом мыслей, вышла с другим. А если еще и внимательно вслушаться в отрывки Священного Писания, которые читаются на отпевании, там сплошь надежда, вера и радость. Торжество!

Первое послание к Фессалоникийцам, зачало 270

Братья, мы не хотим, чтобы вы оставались в неведении об умерших, дабы вы не были в печали, как прочие, не имеющие надежды. Ибо, если мы верим, что Иисус умер и воскрес, то таким же образом и усопших Бог приведет чрез Иисуса с Ним. Ибо это мы вам говорим словом Господним, что мы живые, остающиеся до пришествия Господа, отнюдь не опередим усопших, потому что Сам Господь при слове повеления, при гласе Архангела и трубе Божией сойдет с неба, и мёртвые во Христе воскреснут прежде; затем мы, живые, оставшиеся, вместе с ними восхищены будем на облаках для встречи с Господом в воздух, и так всегда с Господом будем (1 Фес. 4:13 –17).

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: