Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


Краткая историография педагогической диагностики



История развития педагогической диагностики насчитывает столько же лет, сколько вся педагогическая деятельность. Любой педагог, строивший свою профессиональную деятельность пла­номерно и целенаправленно, всегда пытался определить мотива­цию своих усилий и их результаты. Это делалось на протяжении нескольких тысячелетий педагогической деятельности с помощью методов, которые по нашим нынешним понятиям являются до­научными.

Если педагогическая диагностика в кратком ее изложении, в сущности, является процессом и конечным итогом изучения ре­зультативности учебно-воспитательного процесса на основе из­менений в уровне воспитанности и образованности учащихся и роста педагогического мастерства, то ее предыстория уходит в глубину веков. Она связана с испытаниями различных способно­стей, знаний и навыков учащихся. Сообщается, что уже в сере­дине III тысячелетия до н.э. в Древнем Вавилоне проводились испытания выпускников в школах, где готовились писцы. Про­фессионально подготовленный писец был центральной фигурой месопотамской цивилизации благодаря обширным по тем време­нам знаниям. Он был обязан знать все четыре арифметических действия, уметь измерять поля, распределять рационы, делить иму­щество, владеть искусством пения и игры на музыкальных инст­рументах. Кроме того, проверялось умение разбираться в тканях, металлах, растениях и т.п. (М.А.Дандамаев, 1983).

В Древнем Египте только тот допускался к обучению искусству жреца, кто был способен выдержать систему определенных испы­таний. Вначале кандидат в жрецы проходил собеседование, в про­цессе которого выяснялись его биографические данные, уровень образованности; кроме того, оценивались внешность и умение вести беседу. Затем следовали проверки умения трудиться, слу­шать и молчать, испытания огнем, водой, страхом — преодоле­ние мрачных подземелий в полном одиночестве — и многое дру­гое (В.А.Аванесов, 1982). Все эти жестокие испытания дополнялись угрозой смерти для тех, кто не был уверен в своих способно­стях к учению и в том, что сумеет выдержать все тяготы длитель­ного периода образования. Поэтому каждому предлагалось еще раз подумать и, тщательно взвесив, решить, с какой стороны закрыть за собой дверь в храм — с внутренней или с внешней. Эту суровую систему испытаний успешно преодолел знаменитый ученый древ­ности Пифагор. Вернувшись позже в Грецию, он основал школу, в которую допускал только тех, кто был способен преодолеть се­рию различных испытаний, похожих на те, которые он выдержал сам. Как свидетельствуют источники[1], Пифагор подчеркивал важ­ную роль интеллектуальных способностей, утверждая, что «не из каждого дерева можно выточить Меркурия», и потому, вероятно, придавал большое значение диагностике именно этих способно­стей. Для этого каждому давалась сравнительно трудная математи­ческая задача. В случае ее решения претендента принимали сразу. Однако чаще всего задача не решалась, после чего неудачника вводили в зал, где ученики по правилам испытаний должны были беспощадно поднимать его на смех, давая ему обидные прозвища. Если поведение новичка в этой критической ситуации характери­зовалось умением отвечать на выпады, хорошо и достойно держать себя, его принимали в школу[2].

Особенное значение Пифагор придавал смеху и походке мо­лодых людей, утверждая, что манера смеяться является самым хорошим показателем характера человека. Он внимательно отно­сился к рекомендациям родителей и учителей, тщательно вел наблюдение за каждым новичком после того, как последнего приглашали свободно высказываться и, не стесняясь, смело оспаривать мнения собеседников.

В Древнем Китае за 2200 лет до н. э. уже существовала система проверки способностей лиц, желавших занять должности прави­тельственных чиновников. Каждые три года чиновники повторно экзаменовались лично у императора по шести «искусствам»: му­зыке, стрельбе из лука, верховой езде, умению писать, считать, знанию ритуалов и церемоний. Для государства система экзаме­нов была важным средством отбора достаточно способных, в меру эрудированных и, главное, лояльных по отношению к власти людей для последующего их использования на административной служ­бе (P.Dubois, 1970).

Нередко результаты испытания интеллектуальных способно­стей становились предметом гордости того или иного народа, а иногда служили даже для извлечения доходов. Известно, напри­мер, что индийский царь Девсарм, желая испытать мудрость иранцев, прислал им шахматы. Предполагалось, что иранцы вряд ли сумеют разгадать суть этой игры и потому они должны были по условию отослать в Индию подать. Однако визирь Хосрова Важургмихр понял правила игры и, в свою очередь, изобрел игру, на­зываемую сейчас «нарды». Он послал с новой игрой визиря в Индию, где ее, как выяснилось, разгадать не смогли (И.А.Орбели, 1936).

Другим свидетельством использования испытаний тестового характера являются материалы, излагающие основы религиозно­го учения чаньбуддизма. Учителя чаньбуддизма использовали загадки, вопросы-парадоксы с одновременным созданием ситуа­ции психологического стресса. Отвечать на них необходимо было сразу, на раздумывание не отводилось ни секунды. Как отмечает Н. В. Абаев, в чаньских поединках-диалогах сама парадоксальность постановки вопросов (например, была ли борода у бородатого варвара или имеет ли собака природу Будды) создавала драма­тическое напряжение, которое усиливалось всем образом действий наставника. Хватая своего оппонента и крича на него: «Говори! Го­вори! Отвечай немедленно!», он создавал ситуацию психического напряжения. Чаньские парадоксальные загадки использовались, по мнению этого же автора, в качестве тестов на определенный «чаньский» ход мышления. В зависимости оттого, как тестируемый нео­фит отвечал на эти загадки, опытный наставник определял, на каком уровне «просветленности» он находится и какие меры нуж­но принять для углубления его «чаньского опыта», а также выяв­лял симулянтов, скрывавших за внешней грубостью и странностью манер свою некомпетентность (Н. В. Абаев, 1980).

В созданном чжурчжэнями государстве Цзинь результаты экза­менов применялись для распределения выпускников медицинского училища. Из числа выдержавших экзамены лучшие поступали на государственную службу в качестве практикующих врачей, пре­подавателей или исследователей, худшие получали разрешение заниматься частной практикой. Не выдержавшим экзамен реко­мендовалось либо продолжить подготовку, либо сменить профес­сию (М.В.Воробьев, 1983).

Различные конкурсы и экзамены устраивались и в средневеко­вом Вьетнамском государстве. Всего за два года в период с 1370 по 1372 г. удалось провести переаттестацию всех военных и граждан­ских чиновников, что позволило организовать проверку государ­ственного аппарата по всей стране. В результате этого Вьетнам стал сильным и жизнеспособным феодальным государством; особое внимание было уделено созданию боеспособного офицерского корпуса. В XV в. конкурсные испытания были упорядочены. Они проводились по этапам и турам. Присвоение высших степеней на экзаменах сопровождалось большими почестями. Лауреаты полу­чали подарки от короля, их имена вносились в «золотой список», который вывешивался у Восточных ворот столицы, об их победах на конкурсе сообщалось в родную общину. Имена наиболее отли­чившихся высекались на специальных каменных стенах, установ­ленных в Храме литературы (Э.О.Берзин, 1982).

Интересные данные об обучении шаманов приводит В. Н. Басилов. У некоторых народов, например у эскимосов, чуть ли не каждый взрослый мужчина считал себя способным к шаманству, но эти претензии отвергались в процессе испытаний. Проверка и ее результат — признание были непременными условиями ша­манской деятельности. У разных народов проверка шамана при­нимала различные формы. В частности, когда у казахов кто-либо объявлял себя шаманом, то он по требованию народа должен был в трескучий мороз ходить по снегу босиком и с обнаженной голо­вой, лизать языком раскаленные докрасна железные предметы. У народности ханты неудачного претендента считали сумасшедшим. Ульчи подвергали шаманов испытаниям во время поминок, та­кой же обычай был у нанайцев (В. Н. Басилов, 1984).

Приведенный здесь краткий исторический экскурс позволяет сделать вывод о необходимости рассматривать испытания инди­видуальных способностей как важную и неотъемлемую часть об­щественной жизни многих (если не всех) народов мира со времен древнейших цивилизаций и до наших дней. Этот исторический опыт доказывает, что стремление людей познать сущность чело­веческих проявлений в каких-то измеряемых качествах и свой­ствах всегда существовало и существует. Однако методы познания долгое время были примитивными.

К началу XX в. практические потребности изучения преоблада­ющих способностей были сформулированы в виде научной про­блемы исследования индивидуальных различий. Эта проблема и дала импульс к появлению первых тестов. Ф. Гальтон, известный английский ученый, в течение 1884—1885 гг. провел серию испы­таний, в которых посетители лаборатории в возрасте от 5 до 80 лет могли за небольшую плату проверить свои физические ка­чества (сила, быстрота реакции и др.), ряд физиологических воз­можностей организма и психических свойств — всего по семнад­цати показателям. В число последних вошли показатели роста, массы, жизненной емкости легких, становой силы, силы кисти и удара кулаком, запоминания букв, остроты зрения, различения цвета и др. По полной программе было обследовано 9337 человек. Ф. Гальтон писал, что практика вдумчивого и методичного тести­рования — не фантазия, она требует рассмотрения и эксперимен­та (F.Galton, 1884).

Это был первый существенный отход от тысячелетней практи­ки испытаний и проверок, основанной на интуиции. Примени­тельно к тестам значение деятельности Ф. Гальтона можно срав­нить с тем, что сделал Г. Галилей для физической науки своими

остроумными экспериментами. Набиравший силу радикальный эмпиризм рассматривался рядом ученых конца XIX в. как вполне приемлемая альтернатива идеализму, а эксперимент — как насто­ящий фундамент науки. Американский психолог Дж. Кеттел пи­сал, что психология только тогда сможет стать действительной и точной наукой, когда она будет иметь своей основой экспери­мент и измерения (D.Cattel, 1890).

Дж. Кеттел первым увидел в тестах средство измерения, каза­лось бы, неизмеряемых свойств человеческой психики. В работе, опубликованной в 1890 г., он дал список 50 лабораторных тестов, которые мы бы теперь назвали не тестами, а контрольными зада­ниями. Эти задания обладали только двумя из известных сейчас требований к тестам — имелась инструкция по их применению и подчеркивался лабораторный (т. е. научный) характер испытаний. В частности, указывалось, что лабораторию следует хорошо обо­рудовать, в нее не допускаются зрители во время тестирования; все испытуемые одинаково инструктируются, они должны хоро­шо усвоить, что и как нужно им делать.

В то же время идея измерения человеческих свойств и качеств считалась весьма непривычной. Измерение этих свойств с помо­щью тестов казалось тогда, а многим кажется и по сей день делом если не странным, то претенциозным. Обыденное сознание исходило при этом из аналогии с физическими измерениями и рас­сматривало эти попытки математизации как чуждый для гумани­тарной психологии уклон. Примерно с такими же трудностями сталкивается и современная педагогическая диагностика.

Тем не менее к концу 20-х годов XX столетия все больше стала ощущаться потребность в создании специфического направления, связанного с особенностями использования числа и меры. В пси­хологии эту роль выполняла психометрия, в биологии — биомет­рия, в экономике — эконометрия, в науке в целом — наукомет­рия. К ним следовало бы добавить и социометрию, но последнюю Дж. Морено и Г. Гурвич свели к элементарным методам оценки взаимодействий индивидов в малых группах.

С момента публикаций Ф. Гальтона и Дж. Кеттела идея тесто­вого метода сразу же привлекла к себе внимание ученых разных стран мира. Появились первые сторонники тестов и первые их противники. В числе сторонников были: в Германии — Г. Мюнстерберг, С.Крепелин, В.Орни, во Франции — А. Бине, в США — Дж. Гилберт и др. Это были исследователи нового типа, стремив­шиеся связать психологию тех лет с запросами практики. Науч­ный статус тестов стал в какой-то мере определяться, однако воз­можность измерений особенностей человеческих проявлений под­вергалась сомнению.

Появление в этой ситуации прикладной психологии под на­званием «психодиагностика» не было случайностью. Само понятие психодиагностика появилось впервые после публикации в 1921 г. работы Г. Роршаха «Психодиагностика» в Берне на немецком языке. Прикладное направление возникло и в педагогике под названием «педология» (в буквальном смысле — наука о детях). Хотя педоло­гия претендовала на звание науки о комплексном развитии ре­бенка, в тот период она была в основном прикладной педагоги­кой, в недрах которой закладывались основы современной педа­гогической диагностики.

В условиях становления новой советской школы педагогиче­ский процесс нуждался в педагогической диагностике, сравне­нии эффективности методов обучения, в соответствующей ин­формации о ходе и результатах выполнения учебных программ. Директорам школ, консультантам, учителям, осуществляющим руководство учебным процессом, такая информация была необ­ходима. Разработка стандартизированных способов сравнения ус­певаемости учащихся была важной задачей, над решением кото­рой должны были работать педологи совместно с преподавателя­ми и методистами (Н.А.Бухгольц, 1930).

Уровень обученности и воспитанности школьников под влия­нием деятельности учителя определял результативность учебно-воспитательного процесса. Педагогическая диагностика должна была отвечать на следующие вопросы: что и зачем изучать в ду­ховном мире воспитателей и воспитанников; по каким показа­телям это делать; какими методами пользоваться; где и как ис­пользовать результаты информации о качестве педдиагностической деятельности; при каких условиях диагностика органически включается в целостный учебно-воспитательный процесс; каким образом научить учителей самоконтролю, учащихся — самопо­знанию (П. П. Блонский, 1936).

В начале 20-х годов предмет педагогической диагностики в си­стеме педологии традиционно ограничивался применением раз­личных диагностических методов исследований ребенка с целью выявления его психолого-физиологического своеобразия, благо­даря чему были выработаны педагогические стандарты. К концу 20-х годов стало ясно, что если применять все имеющиеся (около 15 тысяч тестов) к отдельному ребенку, то вряд ли удастся полу­чить удовлетворительную оценку психофизических свойств лич­ности, обеспечивающих каждому ученику достижение наивысших результатов в учебно-воспитательном процессе.

Исходя из определения предмета педологии, педагогическая диагностическая практика 20—30-х годов имела отношение к ре­шению двух типов задач — оценке педагогического метода и оценке личности ученика. Целью оценки метода, по определению Л. С. Вы­готского, являлось выявление эффективности воздействия одно­типных методов на однотипные личности. Оценка же личности сводилась к выявлению наличного уровня и процесса развития личности. Оценки использовались с целью оптимизации учебно-воспитательного процесса.

Взгляд на предмет педагогической диагностики эволюциони­ровал, и к 30-м годам он определяется из посылки, что в системе педагогических отношений ребенок должен изучаться в опреде­ленной социальной, идейной и воспитательной ситуациях. Такой новый подход определял и новый предмет педологии: кого вос­питывать в соответствии с поставленными целями и задачами со­ветского периода воспитания; при каких условиях, кто и что при этом должен делать; какими средствами, путями, методами воз­действовать на воспитателей и воспитанников. Реализация такого подхода должна была обеспечить социально заданную форму — «стандарт» школьника. Утверждалось, что личность способна не только адаптироваться к среде, но и, активно воздействуя на нее, сознательно изменять себя и обстоятельства. Изменяя на новых началах окружающий мир, человек одновременно изменяет свою собственную сущность (В. Н. Шульгин, 1925).

В связи с этим ставились вопросы и разрабатывались проблемы диагностики воспитанности личности. Диагностика воспитанности личности основывалась на комплексном анализе ее деятельности. Так, определялись основные объекты педагогической диагностики:

а) воспитанность и сформированность интегративных качеств личности;

б) поведение и деятельность воспитуемых;

в) воспитательное влияние в зоне социального окружения;

г) возможности и особенности семейного, общешкольного, группового коллективов, их педагогическая характеристика;

д) содержание и эффективность школьной деятельности. Исходя из того, что целью школьного воспитания являлось

развитие ребенка, П. П. Блонский предлагал рассматривать объекты педагогической диагностики тоже в развитии. Необходимость и значимость последнего объекта — содержания и эффективности школьной деятельности — продиктована объективной закономер­ностью: через педагогическую диагностику качественно улучшить управление, ликвидировать второгодничество и выйти на новые рубежи руководства педагогическим процессом, обучением и вос­питанием.

На этом историческом этапе педагогическая диагностика рас­сматривалась только в системе педологической службы. Основны­ми методами исследования были методы психодиагностики и ме­дицинской диагностики, а методы собственно педагогической диагностики еще не были определены.

Становление педагогической диагностики и педологии полу­чило свое дальнейшее развитие в решении коллегии Наркомпро-са РСФСР «О состоянии и задачах педологической работы» от 7 мая 1933 г. В этом постановлении определились две основные проблемы в связи с деятельностью педологической службы в школе, особо важные для педагогики. Одной из них являлась природа научения, ее структура, механизмы и факторы, посред­ством управления которыми возможно построение оптимальных режимов научения различным действиям. Другой проблемой ста­ло формирование индивида: выявление закономерностей онтоге­неза человека, объединяющих природу и историю под совокуп­ным влиянием наследственности, обстоятельств жизни, воспита­ния и человеческой деятельности.

Этим постановлением были определены следующие задачи:

1) изучение учащихся в целях поднятия качества образова­ния и воспитательной работы, укрепления сознательной дисци­плины;

2) работа с трудными детьми и работа по профилактике дет­ской трудновоспитуемости;

3) работа по ознакомлению педагогов, вожатых, родителей с основами педологии:

4) профориентационная работа.

Необходимо было более тесно увязать диагностическую дея­тельность с практическим участием педологов в организации учеб­но-воспитательного процесса в условиях всеобщего начального обучения.

При решении проблемы «изучения», педологи должны были обосновать такой метод обучения, который успешно действовал бы даже в «малоопытных руках», и передать его учителю. Другие проблемы педологии состояли в обеспечении комплектования на­чальных классов на основе изучения учебной подготовленности и уровня умственного развития детей, участии в практических ме­роприятиях по рационализации занятий, общего режима школы и правил внутреннего распорядка, выявлении причины неуспе­ваемости учащихся и разработке рекомендаций по борьбе с ней, анализе учебной работы в соответствии с возрастными особенно­стями учащихся.

Постановление ЦК ВКП(б) «Об учебных программах и режи­ме начальной и средней школы» от 25 августа 1932 г., с одной стороны, требовало от школьных работников изучать каждого уче­ника, с другой — запрещало всякие сложные схемы и формы учета и отчетности. Так или иначе это ограничивало участие педо­логов в учебно-воспитательном процессе до эпизодической диаг-ностико-коррекционной работы по обследованию трудных детей по заявкам учебно-воспитательных учреждений.

Итак, Наркомпрос, направляя усилия педологических служб по обеспечению реального участия педологов в учебном процес­се, совершенствовал структуру педологических служб, усиливая централизацию руководства ими. Трехуровневая структура управ­ления педологической службы приобрела следующий вид:

• головной институт в виде межведомственной педологиче­ской комиссии и педологической группы при Наркомпросе РСФСР;

• педологические кабинеты и лаборатории в качестве научно-методических центров педологической помощи при облоно, гор-оно, роно;

• работа педолога или школьной комиссии, ячейки, бригады непосредственно в педологическом пункте школы.

Важно, что, осуществляя общее руководство, координацию деятельности головных научно-исследовательских институтов, местные педологические службы получали новинки литературы по педологии, рекомендации, тесты по изучению школьной ус­певаемости, методики изучения личности ребенка. Педологиче­ские кабинеты сосредоточивали свою деятельность, главным об­разом, в районах, городах, сельских кустовых объединениях и яв­лялись основными научно-методическими и консультационными центрами оказания помощи дошкольным учреждениям, школам, учителям, родителям и детям.

Работа педологического кабинета строилась в основном по трем направлениям:

профилактическая, направленная на обследование разных сто­рон развития ребенка в тесной связи с обучением и воспитанием, с целью своевременного предупреждения нарушений интеллек­та, формирования у учителей и родителей педологической куль­туры;

диагностическая, направленная на изучение особенностей (ум­ственных, физических) развития детей, возможных отклонений, выявление их причин;

коррекционная работа вытекала из диагностической и предпо­лагала педагогическую коррекцию выявленных отклонений.

Важным направлением в деятельности районных педологиче­ских кабинетов было выявление уровня готовности детей к обуче­нию в школе.

Временные рабочие группы, создаваемые по основным направ­лениям педологической деятельности в школе, испытывали труд­ности из-за отсутствия специалистов. В 1924/25 учебном году в учебные планы ряда вузов были включены курсы эксперимен­тальной педагогики и психологии, рефлексологии, а с 1927/28 учебного года педология вошла в учебные планы всех педагоги­ческих учебных заведений.

Был проведен педологический съезд, издавался журнал «Педо­логия», серьезно решалась проблема подготовки штатов школьных педологов, способных проводить конкретную исследовательскую работу по детям. Специальность педолога получали в четырех пед­вузах, десяти педтехникумах, двух наркоматах и научно-исследова­тельских центрах.

Централизация и дифференциация педологической службы, подготовка кадров педологов предопределили успех в совершен­ствовании управления школой, в обучении и воспитании.

Начало 30-х годов характеризуется широким использованием тестов во многих странах. Во Франции они стали применяться для дефектологических целей и для профориентации, в США тесты использовались при приеме на работу, в вузы, для оценки знаний школьников и студентов, в социально-психологических исследо­ваниях. В СССР тесты применялись в основном в двух сферах: в народном образовании и в сфере профотбора — профориентации. Затронутые тестами столь важные сферы жизни и прямое влияние результатов тестового контроля на судьбы миллионов людей по­родили широкую гамму мнений в пользу и против тестов. Боль­шой энтузиазм тех, кто их применял, и не меньший пессимизм тех, кто видел несовершенство этого метода или пострадал в ре­зультате его использования, породили во многих странах, в том числе и в СССР, письма в правительственные органы и в газеты с требованием запрета тестов.

В отечественной истории начало 30-х годов характеризуется интенсивным и неконтролируемым использованием тестов в сис­теме народного образования и в промышленности. Практика, как это часто бывает, опережала теорию. Массовые тестовые обследо­вания не подкреплялись серьезной проверкой качества инстру­ментария, решения о переводе некоторых учащихся в классы для умственно отсталых детей принимались на основе коротких тес­тов без учета других факторов, влияющих на результаты проверки. В промышленности на основе таких же тестов делались попытки классификации работников по различным профессиям, без вни­мательного учета личных склонностей и интересов. Ввиду надви­гавшейся тестомании и ряда причин субъективного характера было принято известное постановление «О педологических извращениях в системе наркомпросов» (1936), наложившее запрет на примене­ние бессмысленных (как там отмечалось) тестов и анкет. Это по­становление, по мнению А. Н.Леонтьева, А. Р.Лурия и А.А. Смир­нова (1968), получило в последующие годы неправомерно расши­рительное толкование и привело к отказу от разработки научно обоснованных методов психологической диагностики личности. В те годы были, однако, и другие выступления — в пользу те­стов. Так, известный отечественной психолог М.Я.Басов писал: «Я думаю все же, что эта долгая, подчас острая критика тестовой методики... в конце концов приведет не к ниспровержению, не к упразднению этой методики, а, напротив, к ее упрочнению и к ее утверждению в определенных границах, в которых она, оче­видно, имеет полное право на применение и существование»[3].

После Второй мировой войны в течение первых полутора деся­тилетий в теории и практике педагогической диагностики почти не происходило изменений, не считая появления отдельных тестов, составление которых поощрялось военной администрацией США и которые, тем не менее, не получили широкого применения. Лишь с появлением тестов, определяющих уровень физического и умст­венного развития ребенка, необходимый для начала школьного образования (из них в 1960 г. в США существовало уже девять груп­повых тестов), последовало их более активное внедрение. В 1960 г. школе было предложено всего 74 индивидуальных и групповых теста, однако в большинстве своем они не удовлетворяли методи­ческим требованиям.

Важную роль в этот период сыграло создание первого после войны руководства по разработке тестов Бельзера, классического труда Дж.А.Линерта «Построение и анализ тестов» и две публи­кации о школьных тестах (А. Керна и Р. Мюллера).

Международная конференция, проходившая в 1967 г. в Берли­не, дала новый толчок развитию прежде всего неформальных те­стов и тестов, ориентированных на определенный критерий. При­мерно в это же время официально в педагогической литературе появляется термин педагогическая диагностика с полным его обо­снованием. Данное понятие было предложено в 1968 г. немецким педагогом К. Ингенкампом по аналогии с медицинской диагно­стикой в рамках одного научного проекта. Это произошло не­случайно. В 1970 г. вся немецкоязычная территория обладала 122 тестами и анкетами, определяющими школьную успеваемость, подготовленность детей к занятиям в школе, умственное разви­тие, пригодность к профессиональному обучению, способность сконцентрироваться. Это довольно мало, если учесть, что они об­служивали все 13 школьных классов, все учебные предметы и про­чие учебные курсы. Использование, достойное упоминания, эти тесты получили лишь в названных выше сферах, а также в экспе­риментальных школах. На занятиях в школах второй ступени, преж­де всего в гимназиях, тесты применялись крайне редко. В то же время объективные методы нашли применение в работах по изуче­нию процесса преподавания, и в последующее десятилетие не было ни одного сколько-нибудь значительного исследования, позволив­шего себе отказаться от них.

К 1980 г. количество тестов и анкет, предназначенных для шко­лы, возросло до 222, однако частотность их применения стреми­тельно падала, прежде всего из-за критики системы тестирования и сокращения числа учащихся в начальной школе. В 70-е годы в общих школах и на ориентационной ступени в качестве методов, сочетающих преимущества объективного инструментария с тра­диционными формами оценки, были созданы диагностические анкеты, которые, правда, не удалось широко применять. Отчеты об успеваемости, заменившие в последние годы, главным обра­зом в начальных классах, табель с отметками, свидетельствуют об отсутствии усилий, направленных на поиск более точных измери­тельных методов, и рассчитаны на действенность мер поощрения и энтузиазм педагогов.

В отечественной педагогической литературе понятие «педаго­гическая диагностика» в полной мере стало предметом исследо­вания таких авторов, как А. С. Белкин (1970), А.И.Кочетов (1987), Н. К. Голубев (1988), В.П.Беспалько (1989), Б.П.Битинас и Л.И.Катаева (1993), В.Г.Максимов (1993) и др.

В последние годы появились теоретические и методологические работы, посвященные диагностике и прогнозированию учебно-вос­питательного процесса в школе, подготовке учителей к профессио­нально-диагностической деятельности, созданию школьных инфор­мационно-диагностических центров, особенностям диагностической деятельности учителей разных специальностей и т.д. Появление разработанной автором настоящего пособия программы подготов­ки будущих учителей к диагностической деятельности дало воз­можность школьным педагогам строить учебно-воспитательный процесс на основе педагогической диагностики. Сегодня существен­но расширился круг объектов диагностики в школе, ведущими на­правлениями становятся диагностика управления, самодиагности­ка. Впервые, характеризуя теоретическую функцию педагогики, В. А. Сластении указал на ее второй уровень — диагностический (1997). И. П. Подласый в учебном пособии «Педагогика» предоста­вил студентам учебный материал диагностики развития, обуче­ния, обученное™, воспитанности и т.д. (2000).

Педагогическая диагностика как новое направление педагоги­ческой науки требует серьезного и тщательного изучения. Выяв­ление ее сущности, содержания, методов, особенностей и усло­вий на современном этапе является одним из важнейших направ­лений совершенствования учебно-воспитательной работы за счет построения деятельности всего коллектива школы на основе пе­дагогической диагностики.

Среди задач современной педагогической диагностики разли­чаются задачи и более выраженной дидактической ориентации, направленные на оптимизацию учебно-воспитательного процесса в школах, и задачи с более отчетливой общественной ориентиро­ванностью, имеющие целью регулировать процесс подготовки пе­дагогических кадров и выдачи квалификационных удостоверений.

 


Поделиться:



Последнее изменение этой страницы: 2019-04-10; Просмотров: 237; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.056 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь