ЭКСКЛЮЗИВНОЕ ИНТЕРВЬЮ С ЛЮБАВИЧСКИМ РЕБЕ

Геула Коэн

Много раз я бывала в обществе мудрых людей, людей очень образованных и умных, превосходных художников. Но совсем другое дело сидеть напротив истинно верующего человека. После встречи с мудрецом остаешься таким же, каким и был, не становишься ни глупее, ни мудрее. Образованность человека ученого к тебе не переходит, да и художник не может передать тебе ни своего таланта, ни вдохновения. С верующим все иначе. Повстречавшись с ним, ты не останешься прежним. Ты можешь не принять его веру, но уже охвачен ею, потому что истинно верующий человек верит и в тебя. Любавичский Ребе, раввин Менахем-Мендл Шнеерсон из Бруклина, духовный лидер Любавичского движения - человек и мудрый, и образованный, но прежде всего он человек веры. И если считать веру искусством истины, он еще и художник, творение которого — армия верующих, которую он возглавляет, армия еврейской веры, Б-га Израиля и народа Израиля. Как в Израиле обстоят дела с верой? Чтобы задать Ребе этот вопрос, мне надо было сначала к нему попасть. В еврейском предании ничего не говорится о том, как ангелы получали аудиенцию у Г-спода, но если бы стоял вопрос, как это лучше сделать, можно было бы взять за образец тот способ, при помощи которого мне удалось попасть на прием к Любавичскому Ребе.

Бруклинские встречи

Начну с того, что у Ребе, как у обычного смертного, имеется секретарь, который назначает время аудиенции и ведет список желающих попасть к Ребе. Только здесь секретарь не спрашивает, о чем вы намереваетесь беседовать с его «начальником». Это касается только вас и Ребе. Здесь, даже если приходится ждать много дней, примут всех и каждого. Прием ведется не днем, а с позднего вечера и почти всю ночь. День - для учения, а для бесед - ночь.

- В одиннадцать вечера? — переспросила я, когда раввин Ходаков, секретарь Любавичского Ребе, назвал время моей аудиенции. Мне показалось, что я неправильно расслышала.

Израильская газета «Маарив», 18 декабря 1964 года. Автор - Геула Коэн - израильский общественный деятель, бывший депутат кнесета, писательница.

— Завтра в одиннадцать вечера, — последовал лаконичный ответ.

— А почему не днем? — Когда я задала этот вопрос, один из последователей Ребе посмотрел на меня так, словно я свалилась с Луны.

— Днем Ребе занимается, — ответили мне тоном, исключающим дальнейшие расспросы.

Я подумала о том, что так, наверное, и должно быть: ночью, возможно, Небеса и сердца людей распахнуты шире, более расположены к тому, чтобы слушать; ночью, когда преграды исчезают, человек ближе к истине...

Возможно, мои мысли потекли в этом направлении благодаря тому, что таинственные силы, хочешь ты этого или нет, начинают действовать задолго до того, как ты встретишься с Ребе; быть может, с того самого мгновения, как ты решишь, что хочешь его увидеть. Каким бы ты ни был рационалистом, тебе вдруг становится стыдно за все твои скептические вопросы...

В результате я пришла туда к одиннадцати часам вечера, естественно, не одна, потому что ночью женщины по улицам Бруклина без сопровождающих не ходят. Здесь ночной кошмар особенный, и не только из-за рассказов, которые ты слышал или читал про мужчин или женщин, убитых на том или на этом перекрестке. Людей убивают во многих уголках мира и не только ночью, случается, и днем. Наверное, в Бруклине ночью по-особенному страшно потому, что никто не знает, за что именно здесь убивают; не только убийца, но зачастую и жертва так и остается скрытой под покровом анонимности. И ты не знаешь, убивают ли тебя за то, что ты еврей, или несмотря на то, что ты еврей; за то, что ты неф, или несмотря на то, что ты негр; сделал ли ты это потому, что хотел жить или же умереть. Кроме страха, ничего определенного нет. И вот, я через кошмар ночного Бруклина должна прийти на встречу с Ребе, а чтобы по дороге не встретиться еще с кем-то, я пошла не одна.

В книгах я предисловие обычно пропускаю. Но по событиям, которые предшествовали моей встрече с Ребе, я поняла: порой без преамбул никак не обойтись, потому что на самом деле они - уже начало истории. Крайне важно то, что говорит Ребе, но еще важнее — и для самого Ребе, и для той ветви хасидского учения, которая называется Хабад, - когда и где он это сказал. Атмосфера, возникавшая вокруг него, не менее значима, чем собственно его слова. Иногда «как» не менее, а может, и более важно, чем «что». Ребе начинается со своей резиденции. И кабинет Ребе начинается на крыльце. Его последователи - такая же часть его личности, как, по убеждению хасидов, все люди составляют часть Г-спода. Поэтому мое интервью началось, когда я пришла в резиденцию Ребе и увидела его учеников.

Впрочем, молодых людей, которые изучали Гемору, вряд ли можно назвать студентами или учениками. Хотя они сидели перед открытыми книгами, они не были похожи на людей, изучающих нечто им неизвестное. Скорее они походили на ученых в лаборатории, проводящих опыты с духом и его проявлениями, как другие проводят опыты с материей, — смешивая и выделяя различные вещества, синтезируя и создавая новые. При этом они все что-то напевали. О хасидских напевах написано много, и много еще напишут. У этих мелодий нет ни конца, ни начала. Они привносят в песню, которую ты поешь, нечто вечное — чтобы кто-то мог продолжить ее за тобой. Когда я услышала этот напев, то вдруг подумала, что Десять заповедей, основа жизни человека, не могли бы быть написаны и произнесены на хасидский мотив. Но подумала я и о том, что человечество не смогло бы выполнять эти суровые законы, не будь у него этих умиротворяющих напевов...

Те, кто не был занят чтением, стояли и беседовали друг с другом. Возможно, обсуждали свои повседневные дела, но выражением лиц они напоминали солдат, которые, обменявшись напоследок парой слов, идут в атаку. Командира их там не было, но присутствие его ощущалось. Приказ мог поступить в любую минуту, и каждый был готов выслушать его и исполнить.

Корпус мира

Я тоже ждала приказа - приказа предстать перед Ребе. Четверть двенадцатого, половина... ну когда же подойдет моя очередь? Я собралась было спросить об этом у одного из молодых людей, но тут в приемную вошла хорошо одетая молодая женщина, блондинка в платке. Лица я ее разглядеть не успела, но услышала ее сдавленный голос: «Ответа еще нет?». Молодой человек, к которому она обратилась, подошел к пачке писем, нашел написанное ей и сказал, что ответ Ребе написан прямо на нем. Женщина схватила письмо, развернула и тут же прочла. Взгляд у нее остановился. В глазах стояли слезы - но радости или печали, кто знает? Она вышла, даже не попрощавшись, но тут же вернулась.

— У меня есть еще вопрос. Могу я задать его Ребе?

— Конечно, — ответили ей. — В любое время.

Лицо ее озарилось радостью.

— Бедная женщина, — сказал мне какой-то мужчина, когда она ушла. — Всю жизнь ходила по психиатрам, но они не могли ей помочь. Да и как они помогут — знания ведь у них есть, а веры нет. Они не любят ее, а любят только свои книги. Как можно помогать не любя?

Этот молодой человек очень меня заинтересовал.

Ему было лет двадцать пять, и он, как выяснилось, совсем недавно вернулся из Австралии, куда ездил по поручению Ребе. «Хотите знать, что я здесь делаю? У меня есть жена и дети, но однажды Ребе предложил мне уехать, и я не стал спрашивать, куда и зачем. Ребе вопросов не задают. Каждое его слово - приказ. Поэтому я взял семью и отправился в путь. Что я делал в Австралии? Да что приходилось. Есть люди, которые ездят по миру и раздают евреям продукты и деньги, но на самом деле евреям нужна духовная пища, немного любви и идишкайта. Ребе велел мне поехать и дать им любовь, подбодрить их, подарить их душам немного еврейства. Есть социальная помощь, есть первая медицинская помощь больным и немощным телом, но нас заботит первая помощь тем, кто болен духом. Естественно, нас заботит и физическое здоровье людей. Вы слыхали про «макавеев», которые во время волнений взяли на себя защиту бруклинских евреев? Мужчина, который это организовал, — один из наших, раввин Шрага... Для меня было большой честью поехать по поручению Ребе, но я — один из сотен, даже тысяч. У нас есть целая армия, «Корпус мира».

А это — наша штаб-квартира. Отсюда Ребе посылает своих солдат на самые разные фронты. Где есть хотя бы один еврей, там для нас еще один фронт, и мы готовы биться со Священным Писанием в руках и любовью к Израилю в сердце. Это — наше оружие. Если есть в мире такой еврейский уголок, куда не добраться на машине, мы едем на ослах. Ничто не может нас остановить. Все мы твердо знаем, что приказы Ребе надо исполнять до конца, что мы должны вернуться к нему и отрапортовать: «Миссия выполнена»».

Как мне сказал секретарь Ребе, «Корпус мира» — всего лишь одно из многих подразделений Любавичской общины.

⇐ Предыдущая10111213141516171819Следующая ⇒

Поделиться: