Глава 7. Пропажа у путешественника

 

Следующая ночь прошла спокойно. Зная, что мисс Трелони не была настороже, мы с доктором Винчестером удвоили внимание. Миссис Грант дежурила вместе с сиделками, и каждые четверть часа наведывались детективы. Больной всю ночь пребывал в трансе. Выглядел он здоровым, дышал легко, как ребёнок, его грудь равномерно вздымалась и опускалась. Но он ни разу не пошевелился, если бы не дыхание, его можно было бы принять за мраморного. На нас с доктором были респираторы, но в ту невыносимо жаркую ночь они нам очень досаждали. Между полночью и тремя часам и ночи я был охвачен тревогой, и снова возникло то неприятное ощущение, которое за последние несколько ночей стало для меня привычным; но, увидев серую зарю, пробиравшуюся через края затемнений, я испытал неожиданное облегчение. В прохладном, обнадёживающем рассвете, когда восток начал постепенно бледнеть, задышалось свободнее; такое же облегчение, сменившееся суетливостью, чувствовалось во всем доме. В течение жаркой ночи мои уши, напрягавшиеся при каждом звуке, уже почти болели от этого, как будто бы мой мозг или другие органы чувств находились с ними в болезненной связи. Каждый вздох сиделки или шорох её платья, каждый шаг ноги в мягкой туфле, когда вокруг ходили полицейские, каждый момент пребывания настороже прибавлял, казалось, новый импульс чувству самосохранения. Все в доме, должно быть, испытывали то же самое: то и дело я слышал беспокойные шаги наверху, а внизу то и дело открывали окна. Однако с наступлением утра все это прекратилось, и дом, казалось, умиротворился. Доктор Винчестер пошёл домой после того, как сиделка Дорис сменила миссис Грант. Мне казалось, что он был слегка разочарован из-за того, что за всю эту долгую ночь бодрствования не случилось ничего необычного.

В восемь часов к нам присоединилась мисс Трелони, и я был поражён, увидев, какую пользу ей принёс сон. Она просто лучилась здоровьем, точно так же, как тогда, когда я впервые увидел её на пикнике. На её щеках, которые казались поразительно белыми по сравнению с чёрными бровями и алыми губами, возник какой-то намёк на румянец. Когда она освежила свои силы, ей, казалось, стала присуща нежность, превосходившая даже ту, которую она поначалу выказала по отношению к своему больному отцу. Меня не могли не тронуть её любящие прикосновения, когда она поправляла его подушки и расчёсывала ему волосы, убирая их со лба.

Я и сам был утомлён от того, что бодрствовал всю ночь, и теперь, когда Маргарет была на страже, сразу же ощутил всю усталость бессонной ночи и отправился спать.

Я хорошо выспался и после завтрака собирался пойти на Джермин-стрит, но у двери в холл заметил какого-то назойливого человека. Из слуг тогда дежурил некий Моррис, которого раньше считали «чудаковатым», но после побега остальных слуг повысили в звании до дворецкого. Незнакомец говорил очень громко, так что понять его проблему было нетрудно. Слуга с полным уважением отнёсся и к его словам, и к поведению, но ни на шаг не отходил от больших двойных дверей, так что гостю никак невозможно было войти. Первые же слова, которые произнёс посетитель, вполне объяснили ситуацию:

– Это все очень хорошо, но я должен видеть мистера Трелони! Что толку с того, что вы говорите мне, что я не могу, если я говорю вам, что я должен. Вы все время откладываете! Я пришёл в девять часов; вы сказали, что он ещё не встал, что ему нездоровится и его нельзя тревожить. Я пришёл в двенадцать, и вы снова мне сказали, что он ещё не вставал. Я тогда спросил, что мисс Трелони ещё не вставала. Сейчас три часа, и вы снова мне говорите, что он в постели и ещё не проснулся. Где мисс Трелони? «Она занята и её нельзя беспокоить!» Что же, кто-то же должен её побеспокоить! Я здесь по особому делу, касающемуся мистера Трелони, и я приехал из таких мест, где слуги всегда начинают с «нет». Я уже три года жду у дверей зданий и шатров, где начинает казаться, что легче достучаться в могилу, и где вы уже думаете, что люди внутри не живее, чем мумии. Я говорю вам, что с меня этого хватит. Когда я прихожу в дом человека, на которого работал, и нахожу его дверь закрытой, а слуги встречают меня точно такими же словами, этого я не понимаю. Разве мистер Трелони отдал вам распоряжение, что меня не следует впускать и он не станет со мной встречаться, когда я приду?

Он прервался и возбуждённо вытер лоб. Слуга отвечал ему очень вежливо.

– Мне очень жаль, сэр, если, выполняя свои обязанности, я каким-то образом задел вас. Но у меня есть приказы, и я должен им подчиняться. Если вы пожелаете оставить записку, я передам её мисс Трелони; если же оставите адрес, она сможет связаться с вами, – ответ прозвучал таким добросердечно, но не более того.

– Приятель, к вам лично я ничего не имею, и мне жаль, если я потревожил ваши чувства. Мне нужно быть справедливым, даже когда я зол. Но кто угодно разозлится, оказавшись в таком положении. Время не ждёт. Нельзя терять ни часа – ни минуты! И все же я торчу здесь, уже шесть часов обивая порог и все это время зная, что ваш хозяин рассердится в сто раз больше, когда узнает, как бесцельно пропало столько времени. Его можно разбудить хоть тысячу раз, чтобы он смог поговорить со мной прямо сейчас, и пока ещё не поздно. Бог ты мой, это просто ужасно после всего того, через что я прошёл, – видеть, как твои труды пропадают в последнюю секунду: когда ты уже у самой двери, тебя отпихивает тупой лакей! Хоть у кого-нибудь в этом доме есть здравый смысл или хоть авторитет, если здравым смыслом он не обладает? Я очень быстро смогу его убедить, что вашего хозяина надо будить, даже если он спит, как Семь Красавиц…

В искренности этого человека нельзя было усомниться, так же как и в том, что дело срочное, по крайней мере, с его точки зрения.

Я выступил вперёд.

– Моррис, – сказал я, – вам бы следовало известить мисс Трелони, что этот джентльмен хотел бы увидеться именно с ней. Если она занята, попросите миссис Грант передать ей.

– Очень хорошо, сэр, – с облегчением ответил он и исчез.

Я провёл незнакомца в небольшую гостиную. По дороге он меня спросил:

– Вы секретарь?

– Нет! Я друг мисс Трелони. Меня зовут Росс.

– Огромное вам спасибо, мистер Росс, за вашу доброту! – сказал он. – Меня зовут Корбек. Я дал бы вам свою карточку, но в тех местах, откуда я приехал, визитных карточек нет. А если бы они у меня и были, то, я полагаю, прошлой ночью они тоже бы исчезли…

Он внезапно остановился, как бы поняв, что сказал слишком много. Мы оба молчали; пока мы ждали, я его рассматривал. Невысокий, плотный человек, загорелый до цвета кофе; вероятно склонный к полноте, но сейчас крайне исхудавший. Глубокие морщины на него лице и шее происходили не от времени и солнца; они безошибочно указывали на то, что мышцы ввалились и кожа потеряла свою упругость. Шея представляла собой сложную сеть рубцов и морщин, как бы иссушенная жаром пустыни. Такой цвет кожи можно было заработать, побывав на Среднем Востоке, в тропиках или в пустыне, но в каждом случае оттенок загара был свой. Эти оттенки различались, и однажды их увидев, можно было легко заметить смуглое свечение в одном случае, яркий красно-коричневый цвет в другом, а в третьем – тёмный въевшийся ожог, ставший постоянным оттенком. У мистера Корбека была массивная голова, с косматой тёмной красно-коричневой гривой волос, но лысая с висков. Он обладал красивым, высоким и широким лбом, с чётко обозначенными лобными пазухами, если использовать термины физиогномики. Их квадратный вид свидетельствовал о логическом мышлении, а полнота под глазами – о склонности к языкам. Короткий широкий нос, выдающийся вперёд подбородок и мощная челюсть говорили об энергичности и решительности.

«Весьма подходящий для пустыни тип», – думал я, глядя на него.

Мисс Трелони пришла очень быстро. Увидев её, мистер Корбек, казалось, был удивлён. Его раздражение и возбуждение ещё не прошли, так что такое вторичное и чисто внутреннее ощущение, как удивление, могло бы и не проявиться. Но, когда она заговорила, он уже не отводил от неё глаз, и я напомнил себе, что надо побыстрее найти возможность исследовать причину его удивления. Она начала с извинений, чем быстро свела на нет его возмущение:

– Конечно, если бы отец хорошо себя чувствовал и я не дежурила бы в комнате больного, когда вы приходили в первый раз, вас не заставили бы ждать. Теперь не будете ли вы так любезны сказать, что у вас за срочная причина? – Взглянув на меня, он заколебался, но мисс Трелони сразу же добавила: – У меня нет никаких секретов от мистера Росса. Я ему полностью доверяю, и он помогает мне в моих несчастьях. Думаю, что вы не совсем понимаете, в каком состоянии находиться мой отец. Уже три дня он не просыпается и не приходит в сознание; я очень встревожена. К несчастью, я очень мало знаю как об отце, так и о его жизни. Я стала жить с ним только год назад и не имею представления о его занятиях. Я даже не знаю, кто вы и какое у вас может быть дело к нему, – она говорила это с лёгкой, извиняющейся улыбкой, в то же время изящной, как бы вежливо выражая абсурдность своего незнания.

Секунд пятнадцать он внимательно смотрел на неё, затем заговорил, сразу же приступив к делу, будто бы он принял решение и к нему вернулась прежняя уверенность.

– Меня зовут Юджин Корбек. Я Магистр Гуманитарных Наук, Доктор Юриспруденции и Магистр Хирургии в Кембридже; Доктор Литературы в Оксфорде; Доктор Естественных Наук и Доктор Филологии в Лондонском университете; Доктор Философии в Берлине; Доктор Восточных языков в Париже. У меня есть и другие степени, титулы и прочее, но не стоит вас тревожить их перечислением. Перечисленные мною степени говорят вам о том, что я достаточно «оперён» дипломами, чтобы влететь даже в комнату, где лежит больной. В молодости – в соответствии со своим и интересами и желаниями, но во вред для своего кармана – я заинтересовался египтологией. Меня, должно быть, укусил какой-то ядовитый скарабей, потому что мне плохо после этого пришлось. Я разыскивал захоронения и ухитрялся как-то жить и учился такому, чего нельзя прочитать в книгах. Я был на мели, когда встретил вашего отца, который проводил кое-какие собственные исследования. И с тех пор я понял, что у меня оставалось не так уж много неудовлетворённых желаний. Он был настоящим мастером в этой науке, свихнувшийся египтолог и мечтать не станет о лучшем шефе!

Гость говорил с чувством; я был рад видеть, что мисс Трелони порозовела от удовольствия, слушая, как восхваляют её отца. Однако же я не мог не думать, что мистер Корбек в какой-то мере теряет время впустую. Я предположил, что он хочет разведать обстановку и посмотреть, до каких пределов ему следует доверяться двум незнакомым людям. Я видел, что по мере того, как он говорил, его уверенность росла. Размышляя об этом позже и вспоминая, что он говорил, я понял, что тот объём информации, который он нам представил, говорил о растущим доверии к нам.

– Несколько раз я возглавлял для вашего отца экспедиции в Египет и всегда был в восторге от того, что работаю с ним. Многие из своих сокровищ, – а у него есть некоторые редкости, скажу я вам, – он получил с моей помощью, или из моих экспедиций, или путём приобретения, или… или иначе. Ваш отец, мисс Трелони, обладает редкостными познаниями. Иногда он принимает решение разыскать какую-либо вещь, о существовании которой, – если она вообще ещё существует, – ему стало известно, и он может проехать ради этого весь мир, пока её не добудет. Этим я сейчас занимался.

Он резко остановился, как будто бы рот его захлопнулся при помощи резинки. Мы ждали. Он продолжал с какой-то новой для него степенью осторожности, как бы стремясь предупредить любые наши вопросы.

– Я не имею возможность упоминать о своём поручении – где я был, с какой целью и так далее. Подобные вопросы я могу обсуждать только с мистером Трелони. Я обязан хранить абсолютную тайну.

Он сделал паузу, затем на его лице отразилось замешательство. Внезапно он спросил

– Вы уверены, мисс Трелони, что ваш отец не в состоянии со мной сегодня увидеться?

В свою очередь удивление выразилось на её лице. Но оно сразу же исчезло. Встав, она сказала голосом, в котором присутствовало как достоинство, так и любезность.

– Идите и смотрите сами!

Она пошла к комнате отца; он последовал за ней, а я шёл сзади.

Мистер Корбек вошёл в комнату больного, как будто бы был знаком с нею. По подсознательному поведению людей всегда можно безошибочно определить, когда они находятся в новой для них обстановке. Даже стремясь поскорее увидеть своего могущественного друга, он взглядом окинул комнату, как будто она ему знакома. Затем сосредоточил своё внимание на постели. Я внимательно за ним наблюдал, потому что чувствовал, что от этого человека в значительной степени зависит возможность решения вопроса, которым мы занимались.

Не то чтобы я ему не доверял. Этот человек обладал кристальной честностью, и именно этого качества нам следовало опасаться. Его действиям была присуща смелая простота, но если бы он счёл своей обязанностью хранить тайну, он держался бы до последнего. У нас на руках был случай по меньшей мере необычный, следовательно, рамки сохранения тайны можно трактовать более либерально. Невежество для нас означало беспомощность. Если бы мы узнали что-нибудь из прошлого, нам стали бы понятны условия, предшествовавшие нападению, и, возможно, мы смогли бы каким– то образом помочь пациенту выздороветь.

Мои мысли снова начинали кружиться: резко собравшись, я стал смотреть. На загорелом, обветренном лице отражалось бесконечное сожаление, когда он смотрел на своего друга, лежавшего так беспомощно. Суровое выражение лица мистера Трелони не разглаживалось и во сне; но из-за этого он выглядел ещё более беспомощным. Было бы неудивительно в таких условиях увидеть слабое или обычное выражение лица; но этот решительный, могучий человек, охваченный непроницаемым сном, выражал собой всю патетику великого поражения. Для нас его вид стал уже привычным, но я видел, что мисс Трелони, как и я снова ощутила это в присутствии незнакомца. Лицо мистера Корбека стало жестоким. Всякая жалость исчезла, вместо неё возник жёсткий мрачный взгляд, обещавший горе тому, кто оказался причиной этого мощного поражения. Затем его выражения стало решительным, вулканическая энергия человека нацелилась на какую-то определённую цель. Он обернулся к нам; когда его глаза остановились на сиделке Кеннеди, брови его слегка поднялись. Заметив этот взгляд, она вопросительно посмотрела на мисс Трелони, которая ответила ей тоже взглядом. Сиделка тихо вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Мистер Корбек посмотрел сначала на меня, с естественным импульсом мужчины говорить скорее с мужчиной чем с женщиной; затем, вспомнив о приличиях, обратился к мисс Трелони и сказал:

– Расскажите мне об этом. Как и когда это началось! – мисс Трелони взглянула на меня, и я рассказал ему обо всем, что знал. Пока я рассказал, он сидел неподвижно, но его бронзовое лицо незаметно приобретало стальное выражение. Когда же под конец я рассказал ему о визите мистера Марвина и о власти поверенного, его взгляд просветлел. Заметив его интерес к этому вопросу, я остановился на деталях договора, он сказал:

– Отлично! Теперь я знаю, что я должен делать!

Сердце у меня упало. Эта фраза, произнесённая в такое время, казалось, закрыла дверь моим надеждам на догадку.

– Что вы имеете в виду? – спросил я, ощущая слабость своего вопроса.

Его ответ усилил мои страхи:

– Трелони знает, чего хочет. Во всем он делал, у него была определённая цель, и мы не должны вмешиваться. Он, очевидно, ожидал, что-то должно произойти, и обезопасился со всех сторон.

– Не со всех! – энергично возразил я. – Где-нибудь, очевидно, было слабое место, иначе он не лежал бы здесь просто так! – Спокойствие мистера Корбека меня удивило. Я ожидал, что он сочтёт мою реплику серьёзным аргументом, но она его не тронула – по крайней мере не так, как я думал. Что-то похожее на улыбку промелькнуло на его смуглом лице, когда он отвечал:

– Это ещё не конец! Трелони не зря обезопасил себя. Несомненно, он предусмотрел и это тоже или такую возможность, во всяком случае.

– Вы знаете, чего он ждал или с какой стороны? – спросила мисс Трелони. Ответ последовал незамедлительно.

– Нет! Не знаю ни того, ни другого. Могу предположить… – он резко остановился.

– Что предположить? – возбуждение в голосе девушки было невыразимое. Стальное выражение снова возникло у него на лице, но когда он ответил, его голос звучал и вежливо и нежно.

– Поверьте, я сделал бы все возможное, чтобы успокоить вас. Но здесь у меня обязательства более высокие.

– Какие обязательства?

– Молчания! – и его рот захлопнулся как капкан.

Некоторое время никто не произносил ни слова. Мы все думали настолько интенсивно, что тишина была нам помощницей, даже незначительные звуки снаружи мешали. Первой тишину нарушила мисс Трелони. Я видел, как в её взгляде появилась надежда, но перед тем, как заговорить, она взяла себя в руки.

– Каково же было то срочное дело, по которому вы хотели меня видеть, зная, что отец… не может с вами встретиться? – пауза показала точность её мыслей.

Мистер Корбек мгновенно переменился так, что это показалось почти смешным. Его удивление, сменившее железное спокойствие, было похоже на пантомиму. Но вся юмористичность ситуации пропала, сменившись трагической серьёзностью, когда он вспомнил об этом.

– Бог ты мой! – воскликнул он и, подняв руку со стула, на котором она лежала, хлопнул по нему с яростью, которая и сама бы по себе могла бы привлечь внимание. Сдвинув брови, он продолжал. – Совсем забыл! Какая потеря! И именно сейчас! Прямо в момент успеха! Он лежит здесь беспомощный, а я должен держать язык за зубами! Не могу двинуть ни рукой, ни ногой, не зная его желаний!

– В чем же дело? Пожалуйста, скажите нам! Я так тревожусь о своём дорогом отец! Неужели новая беда? Надеюсь, нет? Я так тревожусь и в таком горе! Не могли бы вы сказать хоть что-нибудь, что могло бы уменьшить эту ужасную тревогу и неуверенность?

Он поднялся и встал во весь рост.

– Увы! Не могу не имею права вам что-то говорить. Это его тайна – Он указал на кровать. – И тем не менее… тем не менее я пришёл сюда за его советом. А он лежит здесь беспомощный… И время летит! Может быть, скоро будет слишком поздно!

– Что же это? Что же это – перебила его мисс» Трелони в страсти своей горечи, с болезненной гримасой на лице. – Ох, говорите! Скажите что-нибудь! Такая беда, такой ужас, эта таинственность убивает меня!

Мистер Корбек с усилием взял себе в руки.

– Я не могу говорить с вами о деталях, но у меня огромная потеря. Моя работа, на которую у меня ушло три года, привела к успеху Я нашёл все, что искал – и более того, я успешно довёз их сюда. Сокровища, сами по себе бесценны, но вдвойне драгоценные для него, по чьему желанию и указаниям я их искал Я прибыл в Лондон только вчера вечером, и когда я проснулся сегодня утром, обнаружил, что мой драгоценный груз украден. Украден каким-то таинственным образом. Ни одна душа в Лондоне не знала о моем приезде. Никто кроме меня, не знал, что было в моей потёртой сумке. В моей комнате только один выход, дверь была заперта на замок и защёлку. Комната находится на пятом этаже, так что никто не мог влезть через окно. Кроме того, я сам закрыл окно и запер его на защёлку, потому что стремился обезопасить себя со всех сторон. Утром оказалось, что к защёлке никто не прикасался… И тем не менее моя сумка была пуста. Светильников там не оказалось!.. Ну вот, проболтался. Я поехал в Египет, чтобы отыскать набор античных светильников, которые хотел выследить мистер Трелони. С неимоверным трудом, пройдя через множество опасностей, я их выследил. Я успешно довёз их… А теперь! – он отвернулся в огорчении. Даже для его железной натуры это ощущение потери казалось невыносимым.

Мисс Трелони, подойдя к нему, положила свою руку на его. Я смотрел на неё в изумлении. Вся страсть и боль, которые, казалось, так её трогали, превратились в решимость. Она выпрямилась, глаза её горели, все её существо излучало энергию. Было очевидно, что она на удивление сильная женщина, что её сила придёт ей на помощь, когда потребуется.

– Мы должны действовать немедленно! Желание моего отца должно быть выполнение, если мы сможем это сделать. Мистер Росс, вы юрист. У нас в доме человек, которого вы считаете лучшим сыщиком Лондона. Мы несомненно сможем что-нибудь сделать. Мы можем начать прямо сейчас!

Её энтузиазм заразил и мистера Корбека.

– Отлично! Вы достойны своего отца! – только и сказал он. Но его восхищение её энергией выразилось в том, что он оживлённо схватил её за руку. Я двинулся к двери, собираясь пригласить сержанта Доу, и, уловив её одобрительный взгляд, я понял, что Маргарет – мисс Трелони – поняла меня. Я был уже у двери, когда мистер Корбек окликнул меня.

– Минуту, – сказал он, – пока мы не ввели в ситуацию новое лицо. Вы должны себе уяснить, что он не должен знать того, что вы знаете сейчас, что эти светильники – предмет длительного, трудного и опасного поиска. Все, что я могу ему сказать, и все, что он должен узнать из любого другого источника, это то что украдена моя собственность. Я должен буду описать лампы, особенно одну из них, сделанную из золота, и я боюсь, что вор, не подозревая о её исторической ценности, расплавит её, чтобы скрыть следы. Я с удовольствием бы заплатил в десять, двадцать, в тысячу раз больше, чем стоит это золото, лишь бы светильник не оказался расплавленным. Я расскажу детективу только самое необходимое. Так что, пожалуйста, позвольте мне отвечать на все его вопросы, если, конечно, я не попрошу вас ответить.

Мы кивнули. Но затем у меня возникла одна идея, и я сказал:

– Кстати, если необходимо держать язык за зубами, лучше обратиться к частному детективу. Если что-то станет известно Скотленд-Ярду, держать язык за зубами будет не в нашей власти и сохранение тайны станет невозможным. Я по пути прощупаю сержанта Доу. Если я промолчу, это будет означать, что он возьмёт на себя эту задачу и будет держать язык за зубами.

Мистер Корбек сразу же ответил.

– Тайна – это главное. Единственное, чего я боюсь, это того, что светильники, все три или не все, будут уничтожены сразу же.

К моему крайнему удивлению мисс Трелони мгновенно отреагировала на это, сказав тихим, но решительным голосом:

– Они не будут уничтожены, ни один из них!

Мистер Корбек чуть не улыбнулся от изумления.

– Откуда же вы можете это знать? – спросил он.

Её ответ был ещё менее вразумительным:

– Не знаю, откуда я это знаю; но знаю, что знаю. Я чувствую это в себе; как будто бы это какое-то убеждение, которое было со мной всю мою жизнь.

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: