VI. Если Манифест - настольная книга

Манифест Унабомбера - гениальное произведение. Вы можете согласиться с нами, а можете и нет, но не признать его силу вы не можете. Это одновременно пропагандистская листовка и эзотерический - более или менее зашифрованный - манускрипт. Какого-нибудь гностика, если проводить параллели с религией.

Хотел Тед того или нет, но его текст нужно воспринимать и как некий религиозный документ (параграф 184, примечание 31)

Понимал Тед это или нет, но его вера тоже требует "истинно верующих" (параграф 222).

Позитивных "истинно верующих".

"Индустриальное общество и его будущее" - манифест в духе Манифеста Розенкрейцеров, расклеенного весной 1623 на улицах Парижа: прочитали все, а поняли единицы. Но вряд ли Качинский на многое и рассчитывал. Полнокровному (правильнее было бы сказать "малокровному") обитателю каменных джунглей очень трудно понять этого героического одиночку, бросившего вызов не какому-то отдельному правительству, но всему мироустройству, всему миропорядку. Оставим все разговоры о его безумии - если человек смог написать такое, то, даже если он действительно болен, ему это простительно, хотя почему это болезнь нужно прощать. Больной - и больной. Это данность.

В конце концов, вперед человеческую расу всегда двигали безумцы. Некоторые менее заметные, другие - более.

Для того, чтобы принять Манифест Унабомбера, нужно быть таким же безумцем.

Безумие Качинского - это то безумие, которое освобождает, а не заключает в скорлупу (клипот), однажды сливающуюся со смирительной рубашкой.

Известно, что после публикации Манифеста Унабомбера, после суда над Теодором Качинским в Америке возникли организации, союзы и просто кружки сторонников единственного члена FC. Драматичность и комичность ситуации заключается в том, что большинство состоящих в них людей - те же представители технократической интеллигенции, которым он слал бомбы (да, не только фермеры и работяги признали его "своим"). Увы, многие "поклонники" Унабомбера также нелепы и нелогичны, как и модничающие в футболках Че Гевары банковские служащие. Мы, конечно, со своими дипломами техника по специальности электронно-вычислительные устройства и инженера по специальности лазерные системы не лучшие "обвинители", но мы, по крайней мере, никогда не работали по своим специальностям и уж тем более не способствовали технологическому прогрессу. (Манифест Унабомбера не может оставлять равнодушным, именно поэтому в ущерб объективности мы частенько переключаемся в этой статье на собственную личность.)

Новые революционеры (так уж и скажем - квазиреволюционеры) чтят Манифест, продолжая при этом трудиться в своих наполненных технологией офисах. Может, эти благородные неофиты верят, что однажды они "взорвут систему изнутри". Но, может, с учением Качинского произошла та же история, что и с "Бойцовским клубом" Чака Паланика - клерки и админы прутся от самой идеи, особенно по пьяне, но толком ничего в своей жизни не меняют. Эту особенность "белых воротничков" (которых, по идее - при соответствующем усердии и осторожности - можно было бы подготовить для революционной элиты) хочется назвать "синдромом FC" - здесь вам и паланиковский "Fight Club", и унабомберовский "Freedom Club", плюс раздражение современных (окомпьтеренных) пролетариев от инструмента своей работы: "Fuck Computers" - а именно так, кстати, одно время думали, что называется организация Унабомбера.

Нонконформизм по уик-эндам - горький удел большинства аутсайдеров современного технологического общества.

"Пластмассовый мир победил".

Быть может, мы ошибаемся. Нам очень хотелось бы ошибаться. Быть может, где-то сейчас бойцы неистребимого FC подкладывают листовку-инструкции потенциальному соратнику (прием из "Дневников Тернера"), в которой написано что-то вроде того, что когда-то писали розенкрейцеры: "Если кто-либо проявит к нам простое любопытство, то он никогда не будет сообщаться с нами; но если он имеет серьезное желание быть вписанным в регистр нашего братства, мы, распознаватели мыслей, объявим такого человека соответствующим нашим ожиданиям, но только не раскрывая места нашего пребывания, поскольку самой мысли в союзе с твердой волей читателя будет достаточно, чтобы сделать нас известными ему, а его нам"…

После долгих размышлений, взвешиваний и сопоставлений - хотя они могли быть и менее продолжительными, просто нам хотелось обдумать все как следует - мы пришли к выводу, что единственный правильный вывод из Манифеста, который должен сделать "истинно верующий" - подобно учителю уйти из цивилизации и поселиться в лесу.

Только тогда нельзя будет сказать, что "пластмассовый мир победил".

Не пытайтесь найти себе место в исключениях из правил.

Любое сопротивление, каким бы сильным они ни было, если оно зародилось в каменных джунглях, а тем более, если оно преследует хотя бы толику какой-то "социально-исправительной" цели (общество исправить в привычном смысле этого слова нельзя, его можно переделать только посредством тяжелого и, может быть, кровавого процесса), любое сопротивление такого рода не будет полностью отвечать идеалу революционера, созданному Унабомбером.

В каждом случае современной протестной или даже антиобщественной деятельности при должном познании Манифеста можно рассмотреть либо сверхсоциализацию (параграфы 24-32), либо процесс власти (параграфы 33-37), либо суррогатную деятельность (параграфы 38-41), либо еще что-то нежелательное. Каждый человек живет и действует в своем мире - Качинский объективно оценил все наши миры и выставил вдоль одной линейки. В итоге получилось, что на этот Манифест не имеет права ни один радикал, маргинал или отщепенец, если только он не живет на природе и не борется за свое выживание в жестокой - но справедливой и равной - схватке с ней.

Все остальные виды деятельности - они, конечно, совершенно не позорны, но как минимум они - полумеры.

Другое немаловажное обстоятельство. Нет-нет, да и предстают ученые в Манифесте эдакими бездушными логическими машинами, закомплексованными умниками, равно как и алчными карьеристами (но это еще не значит, что они заслуживают бомбы в посылке). Несмотря на то, что Качинский строго разделяет деятелей интеллектуального труда на тех, кто работает на технологию, и тех, кто к ней не имеет никакого отношения ("изучающих археологию, историю, литературу или другие безобидные предметы вроде этих", - как он написал редакции "New York Times"), имидж интеллектуала подпорчен. Пострадавший от бомбы профессор мог быть каким угодно человеком, но если в итоге у кого-то поднялась рука отправить ему бомбу ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО из-за его ума, то что есть этот ум? Зачем он нужен?

Этим мы вовсе не хотим сказать, что теперь в ученые никто не пойдет. Даже при минимальных познаниях человеческой психологии можно сделать вывод, что теперь многие ученые из-за такого отношения задушат в себе задатки протеста против прессующих условий. К чему сопротивляться, если иначе я не смогу? - справедливо рассудит молодой деятель науки, - если я такой, какой есть? если мне нужна эта чертова суррогатная деятельность? В итоге элита будущего революционного движения будет сформирована из какого-то более простого, скажем так, материала (наша мысль о формировании революционной элиты из научного состава не так уж и абсурдна - напомним, что сам Качинский обладал докторской степенью).

С другой стороны, нельзя не обратить внимания на следующее обстоятельство. Порицая суррогатную деятельность, Качинский ведет себя так, словно никогда не слышал понятий вроде "творческая деятельность", "творческий зуд", "творческая одержимость" и т. д. (Ведь, в принципе, ту же науку можно классифицировать и как творческую одержимость.) А если и слышал, то и для них у него найдется пара ласковых. Хотя творчество как явление присутствует практически в каждом примитивном обществе, столь обожаемом Качинским.

Хорошо, допустим, творчество действительно преследует искусственную (суррогатную) цель. Но как тогда поступить с одержимостью ИДЕЕЙ? И насколько человек ответственен за то, что та деятельность, которой он только и может, а главное - хочет - заниматься, никак не совместима с добычей "предметов первой материальной необходимости", которая единственно не является суррогатной деятельностью? И что вообще есть ИДЕЯ и ее союз с человеком?

Ведь и сам Теодор Джон Качинский одержим идеей - вне всяких сомнений, - и его террористическую деятельность, равно как и Манифест, можно расценивать именно как суррогатную деятельность. И почему он хочет исправить существующее общество, т. е. - почему он заботится о людях? Что это? Сверхсоциализация? А борьба с технологической системой - не процесс ли это власти? В общем, как и всякого идеолога, Унабомбера можно завалить претензиями, порожденными его идеологией, приложенной к его же действиям.

Вместе с тем, предъявляя своим истинным приверженцам высокие требования, и отбраковывая по тем или иным соображениям претендентов на титул антитехнологического революционера из всевозможных антисистемных формаций, Манифест все же дает им шанс войти в революцию. Каждый из радикалов, так или иначе противостоящих системе, может найти в Манифесте что-то свое. Качинский просто формулирует - может быть, иногда слишком в общих выражениях - их претензии к системе и показывает, что на самом деле стоит за ними. При взвешенном и серьезном подходе каждый маргинал может остаться самим собой и в то же время работать на революцию против технологии.

Фактически Унабомбер в своем Манифесте предлагает программу объединения ВСЕХ радикалов с ЕДИНОЙ целью - борьба с системой. Это не очередная попытка собрать всех леваков под одним знаменем, и даже не попытка создания т. н. "красно-коричневого" фронта. Тед Качинский заложил фундамент, на котором могут объединиться все, не взирая на свои политические, религиозные, расовые, философские и т. д. убеждения. И имя этому фундаменту - СВОБОДА. Свобода от системы, свобода от машин. Машины наступают не только в голливудских блокбастерах - они наступают и в реальности. Точнее, в том, что нам выдают за реальность.

Качинский прогнозирует, что революции против технологии скорее всего предстоит стать революцией аутсайдеров (параграф 194). Это именно то, что надо. Не будучи убежденными в приоритетности цели уничтожения технологии, недовольные системой могут послужить делу тотальной и последней революции.

Но, пожалуй, самое суровое требование антитехнологической революции заключается вовсе не в том, что революционер должен поставить цель уничтожения технологии превыше всего (параграф 222). Проникнуться идеей до мозга костей - вопрос, пожалуй, лишь времени. Другое дело, на что человек пойдет ради идеи.

А революционер должен не только жаждать свободы, он должен не только ненавидеть технологический процесс, он должен быть еще и жестоким (параграф 167). Собравшейся в клубы почитателей Унабомбера интеллигенции, мнящей себя, конечно, "радикальной" и "асоциальной", вместо того, чтобы хлопать в ладоши от нравоучительной притчи Качинского "Корабль дураков", можно порекомендовать внимательно прочитать хронику бомбардировок FC. Это немного отрезвит их - покажет практику, неразрывную с теорией. Нужно быть готовым рвать людей на куски, а не только критиковать перед экраном своего компьютера существующий строй.

Качинский предлагает начать все заново. Жить без телевизора, интернета и макдональдса, без потребительства и обжорства. Но зато без цепей и кандалов. Его идея сродни литературному замыслу некоторых фантастов: однажды утром человек просыпается, а никакая техника не работает. Кто-то выживет, а кто-то нет - хороший шанс оценить, на что ты действительно способен.

Главное препятствие в достижении абсолютной человеческой свободы от любого вида техники будет заключаться не в самой технологии, но в людях - слишком многие предпочитают быть сытыми рабами, слишком немногие готовы стать голодными вольными людьми.

Тед Качинский сделал все, что мог. Все, что было в его силах. Он поставил систему на колени - пускай лишь на один миг, - и он дал человечеству скрижали с начертанными на них заповедями свободы.

Но изменить человеческую природу он не в силах.

Человека можно заставить подчиниться машине, но заставить его сопротивляться ей - невозможно. А сам он что-то не горит желанием бороться.

"Пластмассовый мир победил".

И все же…

⇐ Предыдущая123456

Поделиться: