У женских жертв сексуального насилия и насильников

(по данным городского отделения Архангельского обл. бюро СМЭ), %

Локализация повреждений	Жертвы насилия (n = 204)		Подозреваемые (обвиняемые) (n = 54)
	Повреждения с локализацией на одной части тела (n = 86)	Повреждения с локализацией на нескольких частях тела (n = 118)	Повреждения с локализацией на одной части тела (n = 28)	Повреждения с локализацией на нескольких частях тела (n = 26)
Лицо	43,0	70,3	21,4	65,4
Волосистая часть головы	1,2	2,5	0	0
Шея	15,1	11,9	3,6	15,4
Туловище	7,0	38,1	3,6	53,9
Руки	20,9	75,4	64,3	92,3
Ноги	12,8	78,0	7,1	34,6

 

Для сравнения, по данным О.А. Дмитриевой [3], экстрагенитальные повреждения у жертв изнасило­ваний чаще располагались на голове (имеется ввиду и лицо) – 47,1%, из сочетанных – на голове и бёдрах – 50,5%. По данным Н.Г. Шалаева [8], у насильников в 42,6% телесные повреждения располагались на лице, в 60% - на руках. Анализ поврежде­ний по способу их причинения показал, что в 52% случаев повреждения воз­никли от воздейст­вия ногтей жертвы, в 21% они были причинены зубами. Эти сведения в определённой степени созвучны с нашими, что может указывать на некоторую закономерность локализации экстрагенитальных повреждений у жертв и виновников при сексуальном насилии.

Сперма в содержимом влагалища обнаруживалась у 20,8% жертв насилия; в со­держимом прямой кишки – у 1,4% женщин; во рту – у 0,7% лиц женского пола; на кожных покровах изнасилованных – в 0,4% случаев. В смывах с полового члена насильни­ков биологические объекты (сперма, слюна, клетки эпителия, элементы кала) обнаружены в 18,9% случаев (от количества всех подозреваемых в насилии). К сожалению, такие доказательства, как наложения на одежде и теле потерпевших и подозреваемых грунта, частиц растений и т.д., экспертами, как правило игнорировались. Описывая половые органы подозреваемых, эксперты не обращали внимание на состояние препуциального мешка, отсутствие или наличие в нем смегмы, ее характер и количество.

Многое зависело от времени осмотра потерпевших и подозреваемых после происшествия. Так, при осмотре в течение нескольких часов после изнасилования сперма во влагалищном содержимом потерпевших обнаруживалась в 36,4% случаев, в дальнейшем до двух суток - у 21,7% жертв, на третьи сутки сперма выявлена у 6,7% потерпевших. В смывах с половых членов подозреваемых биологические доказательства обнаруживались в первые часы после преступления в 46,9% случаев, в срок до двух суток - у 10,0%. В более поздние сроки биологические доказательства у потерпевших и подозре­ваемых отсутствовали. Для сравнения, в Ганноверском институте судебной медицины (ФРГ) в течение 36 часов после происшествия сперма во влагалище заявивших об изнасиловании женщин обнаружена в 44% случаев [13].

При анализе заключений обратил на себя внимание тот факт, что лишь в 455 (92,1%) случаев из до­кументов было ясно, какой срок про­шёл от пре­ступного события до осмотра жертвы (n = 307) или ви­новно­го (n = 148) вра­чом, в дру­гих слу­чаях из-за неполноценного оформления документации устано­вить время происшествия не представилось возможным. В пер­вые су­тки после со­вершения пре­ступ­лений к судебным медикам были дос­тавлены 53,4% жертв и 48,0% подозре­ваемых; на вторые сутки, соот­ветст­венно – 10,4% и 8,8%; ос­тальные осматрива­лись позже. Около трети потер­певших и не ме­нее половины подозревае­мых осматривались врачом после совер­шения поло­вых преступлений в срок, исключающий вероят­ность об­нару­жения до­каза­тельств биологического происхождения.

Виновные, в целом, осматривались значительно позже жертв (p<0,001). По нашему мнению, это объясняется не только временем, необходимым для поиска преступника, но и встре­чающейся практикой назначения экс­пертизы только лишь для разрешения вопроса о спо­собности к соверше­нию поло­вых актов. Такая экс­пертиза нередко на­значалась непо­средст­венно перед судебным заседанием и проводи­лась в следст­венном изо­ля­торе обла­стного цен­тра спустя не только дни, но и не­дели после престу­п­ления, осо­бенно при совершении преступлений в от­далён­ной сель­ской местности. Понятно, что доказатель­ства биологиче­ского происхождения к этому времени утрачивались безвозвратно.

Экспертиза способности к совершению половых актов в исследуемых нами случаях была весьма упрощена и поэтому недостоверна. Во-первых, сексологический анамнез выяснялся крайне неквалифицированно, поверхно­стно (54,7% случаев) или вовсе не выяснялся (18,2%). Во-вторых, эксперты, как правило, ограничивались лишь обмерами неэрегированного полового члена без учёта соматотипов, не обращая внимания на общее физическое развитие, наличие или отсутствие признаков гипогонадизма, состоя­ние органов мошонки. Предстательная железа не исследовалась в 77,7% случаев (при первичной андрогенной недостаточности она имеет форму "серпа" [9], кроме того, важно исключение иной её патологии), семенные пузырьки не пальпировались экспертами и не были описаны в 100% случаев, кремастерные рефлексы не проверялись в 33,3%, кавернозные рефлексы не исследовались в 100% случаев (!).

Половой член до состояния эрекции никогда не доводился, лишь в единичных случаях в исследовательской части заключений отмечалось изменение длины и объёма полового члена подэкспертного в процессе проведения экспертизы. Не обращалось внимания на индивидуальные особенности половых органов, имеющие криминалистическое значение (форма члена, татуировки, папилломы, инородные тела в крайней плоти, рубцы, наличие смегмы в препуциальном мешке и пр.). Использование преступником презерватива не влекло за собой никакой судебно-медицинской оценки этого вещественного доказательства.

При ответе на вопрос следствия о наличии венерического заболевания судебные медики во всех случаях придерживались принятого по всей стране консультативного подхода, при котором венеролог, не инфор­ми­ро­ванный достаточно полно о целях кон­сультации и не осознающий всю меру своей ответственности, давал фор­мальный ответ об от­сутствии гонококков на дан­ный момент на основании однократного (!) ис­следования мазка содержи­мого уретры или цервикаль­ного канала.

Подобным формальным подходом является и отрицание сифилиса на основе серологиче­ских реакций, проведённых в предполагаемом серонегативном периоде. Такие консультации эксперта с венерологом в новых правовых условиях не могут быть приемлемы, способны приводить к ошибочным заключениям, что иногда и наблюдалось. К сожалению, Приказом МЗ РФ № 161 от 24.04.2003 г. вновь утвержден консультативный подход. По нашим данным, жертвы оконченных изнасилований в своей общей массе, ввиду некоторых их психосоциальных особенностей, изначально имеют высокий фон сексуально передаваемых инфекций: 41,5% перенесли трихомоноз, хламидиоз, гонорею, сифилис и т.д. [2].

В случаях уже диагностированных венерических заболеваний экспертизы выполнялись всегда лишь по записям в амбулаторных картах, причём ни в одном случае не было подробного описания диагностических мероприятий, качест­венного описания состояния половых органов, не всегда проводилась уретроскопия. В результате клиническая картина всегда оставалась неясной, но эксперты, как правило, не делали попыток запросить до­полнительные материалы по делу, показывая тем самым поверхност­ный подход к разрешению поставленных перед ними вопросов и наличие стереотипного взгляда на преступника как на наиболее вероятного источника инфекции.

По нашему мнению, для разрешения вопроса о наличии венерического заболевания и его источ­нике необходимо проведение комплексной судебной медико-венерологической экспертизы или же надо идти по пути назначения отдельной судебно-венерологической экспертизы без участия судебного медика. Сведения о половых контактах объекта и субъекта преступления должны быть должным образом задокументированы следователем и предоставлены им эксперту, так как последний не вправе самостоятельно собирать материалы для производства судебной экспертизы (ст. 16 Закона о государственной судебно-экспертной деятельности в РФ).

В 9,7% случаев про­ведения экспертиз судебно-медицинские эксперты формально подходили к разрешению вопросов следствия, «забывая» своё право указать в выводах на об­стоятель­ства, относительно которых следствием не были поставлены вопросы, но кото­рые, по мнению эксперта, пред­ставляют важность для дела. Тем самым следствие нередко лиша­лось существенных доказательств.

Ярким примером сказанному может служить наблюдение, в котором экспертиза подозреваемого проводилась через несколько часов после изнаси­лования, при этом следова­тель вынес на разрешение эксперта лишь один во­прос – о наличии телесных повреждений. Эксперт, зная из постановления, что осматривает подозреваемого в изнасиловании, ответил лишь на по­ставленный вопрос, половые органы не осмотрел, смыв с них не сделал. Поло­вые органы винов­ного этот же экс­перт осмотрел через 5 дней при дополнительной экс­пер­тизе, но смыв с полового члена уже не делался ввиду давности проис­шедшего. Столь важные доказательства были утрачены.

Подобные случаи имели место частично из-за отсутст­вия адекват­ных вопросов следователей в постановле­ниях, частично по вине экспертов. Это может свидетельствовать о недостаточ­ной подготовке юристов и врачей по вопросам су­деб­но-медицинской сексологии, о низком уровне их взаимодействия при расследовании эпизодов сексуального насилия. Подтверждением сказанному может служить анализ дефектов постановлений о назначении экспертизы (табл.4).

Таблица 4

⇐ Предыдущая1234Следующая ⇒

Поделиться: