Луций Анней Сенека (старший)

 

(ок. 55 до н.э. – 40 гг. н.э.)

ритор, историк, отец Сенеки Младшего родился в Кордубе (Испания)

 

Бесчеловечно не протянуть руку помощи падающему.[2163]

 

Любовь легче умертвить, чем умерить.[2164]

 

Друзья попросили Овидия исключить из его книги три стиха, на которые они укажут. Он согласился, при условии сохранить три, на которые укажет он. Стихи, которые они предложили для исключения, а Овидий для сохранения, оказались одни и те же.[2165]

 

Женщина может сохранить лишь ту тайну, которой она не знает.[2166]

 

Уметь говорить [для оратора] менее важное достоинство, нежели уметь остановиться.[2167]

 

Молчание равносильно признанию.[2168]

 

Изучи лишь красноречие, от него легко перейти к любой науке.[2169]

 

Никогда подражателю не сравниться со своим образцом. (…) Копия всегда ниже оригинала.[2170]

 

Марку Антонию Цицерон не враг, а угрызение совести.[2171]

 

Пусть мы молчим, однако дела наши говорят.

 

Ошибаться – человеческое свойство.

 

В остальном пусть судьба решает, как ей угодно.

 

Всякое благо делает счастливым того, кто им обладает.

 

Стаций Публий Папиний

 

(ок. 40 – ок. 96 гг.)

поэт, продолжатель Вергилия

 

Первых на свете богов создал страх.

 

Публий Корнелий Тацит

 

(ок. 55 – ок. 120 гг.)

государственный деятель, историк

 

Деяния Тиберия и Гая [Калигулы], а также Клавдия и Нерона, покуда они были всесильны, из страха перед ними были излагаемы лживо, а когда их не стало – под воздействием оставленной ими по себе еще свежей ненависти.[2172]

 

Без гнева и пристрастия. (Девиз историка).[2173]

 

Со временем [дурные] толки теряют свою остроту, а побороть свежую ненависть чаще всего не под силу и людям, ни в чем не повинным.[2174]

 

Громче всех оплакивают смерть Германика те, кто наиболее обрадован ею.[2175]

 

Превознося старину, мы недостаточно любопытны к недавнему прошлому.[2176]

 

Правители смертны – государство вечно.[2177]

 

Большие события всегда остаются загадочными, ибо одни, что бы им ни довелось слышать, принимают это за достоверное, тогда как другие считают истину вымыслом, а потомство еще больше преувеличивает и то и другое.[2178]

 

Больше всего законов было издано в дни наибольшей смуты в республике.[2179]

 

Я считаю главнейшей обязанностью анналов сохранить память о проявлениях добродетели и противопоставить бесчестным словам и делам устрашение позором в потомстве.[2180]

 

Медленно, но зато верно.[2181]

 

Страх ослабляет даже искушенное красноречие.[2182]

 

Во главе погребальной процессии несли изображения двенадцати знатнейших родов (…). Но ярче всех блистали Кассий и Брут – именно потому, что их изображений не было видно.[2183]

 

В век порчи нравов чрезмерно льстить и совсем не льстить одинаково опасно.[2184]

 

Благодеяния приятны лишь до тех пор, пока кажется, что за них можно воздать равным; когда же они намного превышают такую возможность, то вызывают вместо признательности ненависть.[2185]

 

Оставленное без внимания забывается, тогда как навлекшее гнев [правителя] кажется справедливым.[2186]

 

Потомство воздаст каждому по заслугам. (…) Тем больше оснований посмеяться над недомыслием тех, которые, располагая властью в настоящем, рассчитывают, что можно отнять, память даже у будущих поколений.[2187]

 

Толпе свойственно приписывать всякую случайность чьей-либо вине.[2188]

 

Непреклонными были требования закона вначале, [но], как это почти всегда бывает (…), под конец никто не заботился об их соблюдении.[2189]

 

Все, (…) что почитается очень старым, было когда-то новым. (…) И то, что мы сегодня подкрепляем примерами, также когда-нибудь станет примером.[2190]

 

Единственное средство против нависших опасностей – сами опасности.[2191]

 

Тем, кто ни в чем не повинен, благоразумие не во вред, но явные бесчинства могут найти опору лишь в дерзости.[2192]

 

Мысль о браке [при живом муже] (…) привлекла ее [Мессалину] своей непомерной наглостью, в которой находят для себя последнее наслаждение растратившие все остальное.[2193]

 

[Об Агриппине, матери Нерона:] Она желала доставить сыну верховную власть, но терпеть его властвования она не могла.[2194]

 

Все запретное слаще.[2195]

 

[К Аникету, убийце его матери, Нерон] проявлял мало расположения, а в дальнейшем проникся глубокою ненавистью, ибо пославшие на преступления видят в их исполнителях живой укор для себя.[2196]

 

Добытая домогательствами хвала должна преследоваться с не меньшей решительностью, чем злокозненность, чем жестокость.[2197]

 

Наше старание нравиться часто влечет за собой более пагубные последствия, нежели возбуждение нами неудовольствия.[2198]

 

Жажда господства (…) берет верх над всеми остальными страстями.[2199]

 

Ожидание несметных богатств стало одной из причин обнищания государства.[2200]

 

[Одни и] те же люди (…) любят безделье и (…) ненавидят покой.[2201]

 

Добрые нравы имеют (…) большую силу, чем хорошие законы.[2202]

 

Женщинам приличествует оплакивать, мужчинам – помнить.[2203]

 

От поспешности недалеко и до страха, тогда как медлительность ближе к подлинной стойкости.[2204]

 

Одобрение и громкая слава (…) более благосклонны к ораторам, чем к поэтам; ведь посредственные поэты никому не известны, а хороших знают лишь очень немногие.[2205]

 

[Об ораторах времен империи:] Обреченные льстить, они никогда не кажутся властителям в достаточной мере рабами, а нам – достаточно независимыми.[2206]

 

Мало не быть больным; я хочу, чтобы человек был смел, полнокровен, бодр; и в ком хвалят только его здоровье, тому рукой подать до болезни.[2207]

 

Люди устроены природою таким образом, что, находясь в безопасности, они любят следить за опасностями, угрожающими другому.[2208]

 

Великое и яркое красноречие – дитя своеволия, которое неразумные называют свободой; оно неизменно сопутствует мятежам, подстрекает предающийся буйству народ, безрассудно, самоуверенно; в благоустроенных государствах оно вообще не рождается. Слышали ли мы хоть об одном ораторе у лакедемонян, хоть об одном у критян? А об отличавших эти государства строжайшем порядке и строжайших законах толкуют и посейчас. Не знаем мы и красноречия македонян и персов и любого другого народа, который удерживался в повиновении твердой рукою.[2209]

 

Пусть каждый пользуется благами своего века, не порицая чужого.[2210]

 

Мы (…) явили поистине великий пример терпения; и если былые поколения видели, что представляет собой ничем не ограниченная свобода, то мы – такое же порабощение, ибо нескончаемые преследования отняли у нас возможность общаться, высказывать свои мысли и слушать других. И вместе с голосом мы бы утратили также самую память, если бы забывать было бы столько же в нашей власти, как безмолвствовать.[2211]

 

Лишь в малом числе пережили мы их [казненных] и, я бы сказал, даже самих себя, изъятые из жизни на протяжении стольких, и притом лучших, лет.[2212]

 

Не всегда молва заблуждается, порой и она делает правильный выбор.[2213]

 

Для подчиненных одинаково пагубны как раздоры между начальниками, так и единодушие их.[2214]

 

Во всякой войне (…) удачу каждый приписывает себе, а вину за несчастья возлагают на одного.[2215]

 

Все неведомое кажется особенно драгоценным.[2216]

 

Создав пустыню, они говорят, что принесли мир. (Британцы о римлянах.)[2217]

 

Боязнь и устрашение – слабые скрепы любви: устранить их – и те, кто перестанет бояться, начнут ненавидеть.[2218]

 

Честная смерть лучше позорной жизни.[2219]

 

Человеческой душе свойственно питать ненависть к тем, кому мы нанесли оскорбление.[2220]

 

Если историк льстит, чтобы преуспеть, то лесть его противна каждому, к наветам же и клевете все прислушиваются охотно; оно и понятно: льстец мерзок и подобен рабу, тогда как коварство выступает под личиной любви к правде.[2221]

 

Я думаю (…) рассказать о принципате Нервы и о владычестве Траяна, о годах редкого счастья, когда каждый может думать, что хочет, и говорить, что думает.[2222]

 

У кого нет врагов, того губят друзья.[2223]

 

Дурные люди всегда будут сожалеть о Нероне; нам с тобой следует позаботиться, чтобы не стали жалеть о нем и хорошие. (Император Гальба – своему преемнику Пизону.)[2224]

 

Тебе (…) предстоит править людьми, неспособными выносить ни настоящее рабство, ни настоящую свободу. (Император Гальба – Пизону.)[2225]

 

Правители всегда подозревают и ненавидят тех, кто может прийти им на смену.[2226]

 

Смерть равняет всех, таков закон природы, но с ней приходит либо забвение, либо слава в потомстве. Если же один конец ждет и правого и виноватого, то достойнее настоящего человека погибнуть не даром.[2227]

 

На преступление [государственный переворот] шли лишь немногие, сочувствовали ему многие, а готовились и выжидали все.[2228]

 

Власть, добытую преступлением, еще никто никогда не сумел использовать во благо.[2229]

 

Преступлению (…) нужна внезапность, доброму делу – время.[2230]

 

В позоре спасения нет.[2231]

 

Трудно сказать, был ли Пизон в самом деле врагом Виния или враги Виния хотели в это верить: всегда легче считать, что человеком движет ненависть.[2232]

 

Стремясь стать владыкой, он вел себя, как раб. (О заискиваниях будущего императора Отона перед толпой.)[2233]

 

Как бывает обычно, (…) лучшими казались те меры, время для которых было безвозвратно упущено.[2234]

 

Частным человеком казался он [Гальба] выше частного и, по общему мнению, мог бы править, если бы не был правителем.[2235]

 

[О междоусобной войне:] Победитель все равно будет хуже побежденного.[2236]

 

Человек всегда спешит примкнуть к другим, но медлит быть первым.[2237]

 

Во время гражданских смут самое безопасное – действовать и идти вперед, а не рассуждать.[2238]

 

Подлость – более короткий путь к должностям, которые даются обычно в награду за доблесть.[2239]

 

Преступно захваченную власть не удержать, внезапно вернувшись к умеренности и древней суровости нравов.[2240]

 

В гражданской войне (…) победители и побежденные никогда не примиряются надолго.[2241]

 

Погибнут оба – один оттого, что проиграл войну, другой – оттого, что ее выиграл.[2242]

 

Лучших вела любовь к отечеству, многих подталкивала надежда пограбить, иные рассчитывали поправить расстроенное состояние. И хорошие люди, и дурные – по разным причинам, но с равным пылом – жаждали войны.[2243]

 

Так уж устроены люди: с неодобрением смотрят они на каждого, кто внезапно возвысился, и больше всего скромности требуют от человека, который недавно был им равен.[2244]

 

В веселии чернь столь же необузданна, как и в ярости.[2245]

 

Во время гражданской войны солдатам позволено больше, чем полководцам.[2246]

 

Много говорит о смерти лишь тот, кто ее боится.[2247]

 

Легче увлечь за собой целую толпу, чем спастись от коварства одного человека.[2248]

 

Когда человек задумал какое-то дело, близкие обычно предсказывают ему успех.[2249]

 

Каждому, кто попадает на вершину могущества, в первую минуту глаза как бы застит туманом.[2250]

 

Армия, которую еще никто не видел, всегда кажется опаснее.[2251]

 

Деньги – становая жила войны.[2252]

 

Неограниченная власть никому не внушает доверия.[2253]

 

Дело воина – стремиться в бой, дело командира – не торопиться.[2254]

 

Самое худшее, что можно выбрать в беде, – средняя линия.[2255]

 

Как часто бывает в минуты смертельной опасности, все командовали, и никто не выполнял команд.[2256]

 

[Вителлий] думал, что дружбу приобретают не верностью, а богатыми подарками, и поэтому окружали его не друзья, а скорее наемники.[2257]

 

Во время смут и беспорядков чем хуже человек, тем легче ему взять верх; править же в мирное время способны лишь люди честные и порядочные.[2258]

 

Единственное благо – честность, единственное зло – подлость; власть же, знатность и все прочее, постороннее душе человеческой, – не благо и не зло.[2259]

 

Плохим императорам нравится неограниченная власть, хорошим – умеренная свобода.[2260]

 

У победителей никто объяснений не требует.[2261]

 

Особенно трусят те, кто кричат больше всех.[2262]

 

Война привлекала его больше, нежели ее исход. (Об одном из полководцев Вителлин.)[2263]

 

Люди уходят, примеры остаются.[2264]

 

Лучший день после смерти дурного государя – первый день.[2265]

 

Молва всегда раздувает до невиданных размеров и правду и ложь.[2266]

 

Развязать войну могут и трусы, а бороться с ее опасностями приходится смелым.[2267]

 

Чем ближе люди по родству, тем более острое чувство вражды питают друг к другу.[2268]

 

[О гражданской войне:] Война всех со всеми. [2269]

 

Арабы были особенно опасны для иудеев, ибо эти два народа питали один к другому ненависть, обычную между соседями.[2270]

 

Все неизвестное представляется величественным.

 

Отдаленность увеличивает обаяние.

 

Земля удивительно плодородна.

 

Каждому свою честь воздает потомство.

 

Создают пустыню и называют это миром.

 

На редкость счастливое время, когда можно думать то, что хочешь, и говорить, что думаешь.

 

Людям свойственно смотреть сердитыми глазами на новых счастливцев и ни от кого не требовать столько умеренности в пользовании фортуной, как от тех, кого они видели равными себе.

 

Насмешки оставляют в душе смертельные уколы, когда они основаны на правде.

 

Истина подкрепляется зрением и временем, а ложь поспешностью и неопределенностью.

 

Упражнения рождают мастерство.

 

Выставляют свою скорбь напоказ больше всего те, кто меньше скорбит.

 

Не всегда молва ошибается, иногда и правильно разберется.

 

Умы, пораженные однажды, склонны к суеверию.

 

Хорошие законы порождены дурными нравами.

 

Лишь глупцы называют своеволие свободой.

 

Чем ближе государство к падению, тем многочисленнее его законы.

 

Добрые нравы имеют большее значение, чем хорошие законы.

 

В военных делах наибольшую силу имеет случайность.

 

Поспешность близка к страху.

 

Великая общая ненависть создает крепкую дружбу.

 

Вражда между близкими бывает особенно непримирима.

 

Обеспечить нормальное течение своих семейных дел часто не легче, чем управлять провинцией.

 

Воспитывать детей для потомства.

 

Пренебреги клеветой – и она зачахнет.

 

Предателей презирают даже те, кому они сослужили службу.

 

Льстецы – худшие из врагов.

 

Кто славу презирает, тот легко пренебрегать будет и добродетелью.

 

Окружить мир ореолом славы.

 

Даже мудрецов жажда славы покидает в самую последнюю очередь.

 

Кто же столько самонадеян, чтобы рассчитывать на бессмертную славу?

 

Лекарства действуют медленнее, чем болезнь.

 

Теренций Публий

 

(ок. 195 – 159 гг. до н.э.)

комедиограф

 

Я человек и считаю, что ничто человеческое мне не чуждо.

 

Вся моя надежда – на себя самого.

 

Не покупаю надежду за деньги.

 

Одна ложь родит другую.

 

Воздавайте равным за равное.

 

Сколько людей, столько и мнений.

 

Лесть порождает друзей, правда – ненавистников.

 

Так как вы не можете делать все, что хотите, то желайте только того, что можете сделать.

 

Когда двое делают одно и то же, это уже не одно и то же.

 

Дурное начало – дурной конец.

 

С умного хватит и намека.

 

Быть мудрым – значит видеть не только то, что под ногами, но и предвидеть будущее.

 

Мудрому все дела следует решать словами, а не оружием.

 

Ничего нельзя сказать такого, что не было бы сказано раньше.

 

Нет ничего такого, что нельзя было бы извратить плохим пересказом.

 

Крайнее соблюдение законности может оказаться крайним беззаконием.

 

Когда двое делают одно и то же, то одному это можно делать безнаказанно, а другому – нельзя.

 

Высшее право часто есть высшее зло.

 

Глубоко заблуждается тот, кто считает более прочной и твердой власть, покоящуюся на силе, чем ту, которая основана на любви.

 

Рабство – тюрьма души.

 

Главное правило в жизни – ничего сверх меры.

 

Благоразумному подобает все испробовать, прежде чем прибегать к оружию.

 

Смелым помогает судьба.

 

Женщина женщину скорее поймет.

 

Ссора влюбленных – возобновление любви.

 

Любовь может изменить человека до неузнаваемости.

 

Это замысел безумных, а не влюбленных.

 

Когда дух колеблется, можно любой малостью склонить его в ту или иную сторону.

 

У всякого свой нрав.

 

Никто не хочет быть в родстве с нищим.

 

Все мы, когда здоровы, легко даем хорошие советы больным.

 

С годами мы умнеем.

 

Старость – сама по себе болезнь.

 

Тибулл Альбий

 

(50—19 гг. до н.э.)

поэт

 

В одиночестве будь сам себе толпой.

 

Надежда всегда твердит, что в будущем будет легче.

 

Для нас достаточно того, что у нас было желание.

 

Надо дерзать: смелым помогает сама Венера.

 

Твое нежное сердце – не из камня.

 

Хотя ты меня уже больше не любишь, будь счастлива и да будет светлой твоя судьба.

 

Из года в год земля сбрасывает свой багряный наряд.

 

Что за безумие бросать вызов мрачной смерти?

 

Тит Ливий

 

(59—17 гг. до н.э.)

историк

 

[Римское] государство, начав с малого, так разрослось, что страдает уже от своей громадности.[2271]

 

Мы ни пороков наших, ни лекарства от них переносить не в силах.[2272]

 

Без силы гнев тщетен.[2273]

 

Меж царями товарищество ненадежно.[2274]

 

Ратная служба ожесточает сердца.[2275]

 

Страх перед богами – действеннейшее средство для непросвещенной и (…) грубой толпы.[2276]

 

… Подвиг, стяжавший в потомках больше славы, чем веры.[2277]

 

Ненавидя жестокость, вы сами выказываете жестокость и, не обретя еще свободы, уже хотите господствовать над противником. (Сенаторы Луций Валерий и Марк Гораций – восставшим плебеям.)[2278]

 

Люди пугают других, чтобы не бояться самим.[2279]

 

Лучше поздно воспротивиться наглости и безрассудству, чем никогда.[2280]

 

Из врагов не осталось никого, кто мог бы сообщить о поражении.[2281]

 

Несчастье наставляло нас в благочестии.[2282]

 

Войны существуют для молодых.[2283]

 

Мир надежен там, где его условия приняты добровольно, а там, где хотите иметь рабов, нечего рассчитывать на верность.[2284]

 

Убегая от судьбы он, как это обычно бывает, мчится ей навстречу.[2285]

 

Оружие благочестиво в руках у тех, у кого уже ни на что не осталось надежды.[2286]

 

[Об Александре Македонском:] Каким бы громадным ни казалось нам величие этого человека, оно остается величием всего лишь одного человека, которому чуть больше десяти лет сопутствовала удача.[2287]

 

Как это обыкновенно бывает, большая часть восторжествовала над лучшей.[2288]

 

На первом месте стоит человек, который сам может подать дельный совет; на втором – тот, кто этого совета послушается; а тот, кто сам совета не даст и не подчинится другому; тот – последний дурак. (Перефразированная цитата из Гесиода).[2289]

 

Чем меньше страха, тем меньше опасности.[2290]

 

Как больной человек ничтожное заболевание переносит труднее, чем здоровый тяжелую болезнь, так и больное потрясенное государство не перенесет никакой беды, и не потому, что эта так тяжела, а потому, что нету сил поднять еще какое-то бремя.[2291]

 

Доверие обязывает к доверию.[2292]

 

Легче всего терпеть знакомое зло.[2293]

 

В больном теле одна застарелая немощь порождает другую.[2294]

 

В обстоятельствах трудных, когда надеяться почти не на что, отчаяннейшие решения всего правильнее.[2295]

 

Пылкие и дерзостные замыслы хороши лишь на первый взгляд: осуществление их мучительно, а результаты печальны.[2296]

 

Суеверие в мелочах видит волю богов.[2297]

 

Страх все истолковывает в худшую сторону.[2298]

 

Добавленное напоследок всегда кажется самым важным.[2299]

 

Люди, оправдывая себя, бывают удивительно красноречивы.[2300]

 

Всякая толпа (…) похожа на море: (…) его могут всколыхнуть и легкий ветерок, и ураган.[2301]

 

Всякое преступление безрасчетно.[2302]

 

У нападающего всегда больше воодушевления, чем у обороняющегося.[2303]

 

Неизвестное больше страшит.[2304]

 

Муж и вождь не упускает счастливого случая и подчиняет его своим замыслам.[2305]

 

Люди к благу менее чувствительны, чем к беде.[2306]

 

Прошлое легче порицать, чем исправить.[2307]

 

Счастью следует доверять всего меньше, когда оно всего больше.[2308]

 

Лучше (…) вечный мир, чем мечты о победе.[2309]

 

Условия мира предписывает не тот, кто просит о нем, а тот, кто его дает.[2310]

 

Редко даруются людям сразу и счастье, и здравый смысл.[2311]

 

Римляне расширили свою державу не столько победами, сколько милостивым отношением к побежденным.[2312]

 

Долго пребывать в покое ни одно большое государство не может, и если нет внешнего врага, оно найдет внутреннего: так очень сильным людям бояться, кажется, некого, но собственная сила их тяготит.[2313]

 

Завершив рассказ о Пунической войне, я испытываю такое же облегчение, как если бы сам разделил ее труды и опасности.[2314]

 

С вооруженным врагом надобно быть безжалостным, но с побежденным важнее всего великодушие.[2315]

 

Часто, а на войне особенно, видимость имеет такую же силу, что и самое действие; кто поверил, что помощь будет, все равно что получил ее.[2316]

 

Сципион [Старший] уже десятый год был постоянно у всех на глазах, а пресыщаясь великим человеком, люди уже не так чтят его.[2317]

 

Стратег не участвует в голосовании по вопросу о предстоящей войне.[2318]

 

Ни один отдельный гражданин не должен стоять так высоко, чтобы его нельзя было, согласно законам, призвать к ответу. Ничто так не отвечает равенству и свободе, как возможность привлекать к суду любого, и даже самое могущественное лицо. Что же (не говоря уж о высшей должности в государстве) можно было б без страха кому бы то ни было поручить, если бы не нужно было отчитываться в своих действиях?[2319]

 

Дерзко начав, и продолжать надобно (…) дерзко, ведь порою дерзость оборачивается в исходе благоразумием.[2320]

 

Нет человека, настолько презирающего молву, чтобы не дрогнуть перед ней душой.[2321]

 

С берега кораблем не правят.[2322]

 

Вообще людские выдумки бывают чаще хороши лишь на словах, а если попробовать их на деле, там, где надобно их применить, а не рассуждать об их применении, то они не оправдывают ожиданий.[2323]

 

Лишь тот сможет зваться мужем, кого попутный ветер не увлечет, а встречный не сломит.[2324]

 

Долгий опыт – единственный поверщик законов.[2325]

 

Самой природой так заведено.

 

Мы становимся непохожими на своих предков.

 

Чем больше счастье, тем меньше следует ему доверяться.

 

Истина может порой быть затемненной, но никогда не гаснет.

 

Хотя труд и наслаждение различны по своей природе, все же между ними имеется какая-то естественная связь.

 

Если нужно сделать, на это нужно решиться.

 

Исход крупных дел часто зависит от мелочей.

 

Промедление опасно.

 

Лучше поздно, чем никогда.

 

Исход дела – наставник неразумных.

 

Все говорят одно и то же.

 

Где не было умысла, там нет и вины.

 

Никакое преступление не может иметь законного основания.

 

Нет такого закона, который бы удовлетворял всех.

 

Законы, которые во время мира изданы, большей частью отменяет война, а которые изданы во время войны, отменяет мир.

 

Поступать по праву, а не действовать силой.

 

Ганнибал, побеждать ты умеешь, но пользоваться победой не умеешь.

 

Ганнибал у ворот!

 

Уничтожать огнем и мечом.

 

Иногда большая часть побеждает лучшую.

Достигнутый мир лучше и надежнее ожидаемой победы.

 

Необходимость является последним и самым мощным оружием.

 

Чем меньше испытываешь страх, тем меньше опасность.

 

Дружба должна быть бессмертной, а вражда смертной.

 

Оказанное доверие обычно вызывает ответную верность.

 

Если не будешь спешить, все будет для тебя ясно и надежно; торопливость опрометчива и слепа.

 

Богатство порождает скупость.

 

Ни один день не проходит без чего-либо.

 

Не в последний же раз закатилось солнце.

 

⇐ Предыдущая78910111213141516Следующая ⇒

Поделиться: