ВНОВЬ СФОРМИРОВАНА КОМАНДА

 

В команде новые интеллигентные преступники, люди солидные, сиженые, в прошлом связаны с печатью: Митёк, Закройщик и кое-кто ещё. Все с хорошими рекомендациями. Закройщик гарантирует качественный гильош и начинает работать в подвале на Блохе. Через два месяца после того, как я получил прикладом по голове, у нас появляется очень важный сотрудник, которого зовут Гвоздь. Он может заменить Андрея. Гвоздь тоже занимался изысканиями в нужной нам области и в своё время попалился. Он знает многое из того, что даже не знаем мы. Задача была зацепить его с какого-то места, чтобы он не мог никого из нашей команды вычислить, и его не пришлось бы потом убивать, чтобы цепочка на нём легко прерывалась.

Гвоздь – прекрасный верстальщик! Но я вижу его только из окна машины. Ему сказано, что есть интерес в отрисованных плёнках! Высокий худой мужик, лет сорока, очень много курит. Гвоздь предъявляет нам половину плёнки — просто без денег чикнул плёнку пополам, чтобы мы могли оценить его работу. Половину морды резанул «Черчиллю» прямо по носу. В гильоше Гвоздя там есть пара неточностей, и он говорит, что это черновой вариант. И отрисованных плёнок нету. Пиздит! Но мы же не идиоты! Мы точно понимаем, что отрисованные плёнки существуют! В черновом варианте точечками были отмечены три ошибки в гильоше. В гильошной сетке и должны быть участки привнесённого брака. Чтобы разобраться, нужно сличать десятки стодолларовых бумажек. Тогда вы сможете понять, происходит ли обрыв линии специально, или в машину Федерального фонда просто забилась песчинка! Но чтобы у нас не было искушения неточности исправить, Гвоздь ограничился половиной и объявил свои требования — пятнашка аванс и 50 вся работа. Это справедливо, но денег пока нет.

«Нет денег – нет второй половины плёнки! » Тем более, что это только морда. Мы просто уверены, что Гвоздь врёт, и морда без помарок у него тоже выполнена и где-то спрятана. А может быть, и все плёнки выведены целиком, если, конечно, у Гвоздя есть доступ к плёнковыводящей машине. Это охуенной стоимости аппарат для полиграфии, который стоит около миллиона баксов. В Питере их всего три штуки. Вова морщится, но время терпит, и мы будем ждать денег. Гвоздь никуда не денется. Качество работы намного выше, чем у Болезненного. Это просто абсолютно другой технический уровень! Гвоздь понимает, что мы это сразу увидим! Думаю, что и Болезненный шёл правильным путём, но у Гвоздя за спиной были сотни эскизов! Серьёзное художественное произведение по-другому создать невозможно! Ты не можешь просто подойти к холсту и написать «Последний день Помпеи». И себя там с ящиком красок на голове!

Теперь я вижу, что всё, что до сегодняшнего дня делал Болезненный, на фоне работы Гвоздя не больше чем первый эскиз. И Черчилль и гильош – это не цельная картинка, а безумное количество разных фрагментов, с совершенно разными глубинами. И Гвоздь прекрасно понимает, что если он отдаст нам целиком всю свою плёнку, то мы можем сами попытаться исправить ошибки и обойтись без него!

Тем более, что это как раз тот угол, на котором нарисована сотка! Но у нас впервые в руках плёнки, пусть даже половинка, и мы можем пока на сухую продолжать свои опыты! Когда Гвоздь создавал свои плёнки, он прекрасно понимал, что это под глубокую печать, что с этих плёнок будут травиться доски.

А Болезненный просто рисовал и копировал изображение. Но глубины-то всюду разные! Повторяю для глухих: одна и та же линия уходит на разные глубины! Мы понимаем, что Гвоздь мог прийти к этому выводу, только сделав несметное количество эскизов. Ведь Федеральный фонд нужных спецификаций (для спокойной работы фармазонов) почему-то не публикует! Это не гуманно! (It’s not human! )

Гвоздь, разумеется, когда-то тоже работал на глубокопечатном производстве «Иван Фёдоров». Он, видимо, уже травил такие доски, смотрел, какие глубины требуются, и либо усаживал линию, либо поднимал её. Сейчас всё, что делалось на «Ваньке», давно стало историей. Там было шумное дело с этими досками, но Гвоздя почему-то по этому делу не сажали. Мог сотрудничать со следствием! Не исключено. Но я говорю о технике!

Раньше ракельная печать нужна была для очень качественного нанесения изображения, а сейчас задачи изменились. Кроме того, это очень вредное производство. Все настоящие мастера давно умерли. По какой причине? По причине толуольных красок и нитротолуольных растворителей. Смерть для печени и почек.

Разумеется, ребята, которые занимались глубокой печатью в пятнадцатом веке, тоже все умерли. Но вот они умерли не от краски! Они умерли оттого, что травили в кислоте! Кто-то надышался этой кислотой, кто-то посадил себе глаза, от этого особенно страдали все три Брейгеля! Кто-то работал со сталью и травил сталюгу серной кислотой, медяху травили кислотой соляной. Брейгелям ничего другого не оставалось: к сожалению, раньше не было принтеров, не было компьютеров, не было другой технологии размножать свои произведения! И качественно это можно было делать только глубокой печатью. Конечно, ваши хвалёные Брейгели не полные идиоты: на каком-то этапе они не сами делали свои гравюры. Они набирали учеников, которые занимались полосканием досок в кюветах с кислотой. А скромные гении подходили, когда кислота была уже смыта. В этот момент они на неё смотрели в лупу, покрывали бараньим жиром, подогревали на угольках, опуская сальце по стенкам, и травили дальше. И такими фантастическими маленькими ступеньками, руками своих учеников, уходили глубже и глубже.

У меня нет учеников. Коляна-дурака ни к чему приспособить нельзя! Отвечать за глубокую печать мне предстоит самому.

 

 

Глава 27.

ШАГАЛ

 

Идёт 2001-ый год. Мы с Грачом работаем в Академии, а потом я сажусь в машину и еду к Детке. Раньше на Ваське, возле моста лейтенанта Шмидта не было всех этих линий: трамваи спокойно поворачивали от Сфинксов наверх, и там были трамвайные пути, мощенные плиткой. И вот я отъезжаю от Академии...

Если вы помните, она находится между второй-третьей и четвертой-пятой линиями! А я еду с четвертой-пятой — она прямо напротив моста, но с неё въезда на мост нет. Тут всегда стоит охуенная пробка, мимо неё я выезжаю на чёрном Range rover’е, на нашем рабочем монстре. И потихонечку начинаю вставлять колесо в двигающиеся ряды, чтобы забраться в третий от меня ряд, поближе к трамваям, и сразу дёрнуть на мост лейтенанта Шмидта, там, где трамваи спускаются на набережную с моста. Строго говоря, разрешенный разворот есть только у Горного института, но ищите дураков, ехать по Ваське в час пик лишних два километра. Я выезжаю на набережную не просто по встречке, но я забираюсь на встречный тротуар. Потому что до моста всего тридцать метров и мне нужно пересечь четыре ряда движения! Не могу же я перпендикулярно таранить несколько рядов: мне нужно сделать угол атаки хоть чуточку поострее. И вот я потихонечку пересекаю двойную сплошную и втираюсь почти поперек потока, пока не залезаю в трамвайные ряды. Уф!! Теперь я готов стрельнуть по сигналу стрелки, и, когда загорается стрелка, я газ в пол и первым улетаю со встречных трамвайных путей. И первым я ухожу на мост, потому что на мосту мне нужно успеть занять правый ряд, а потом с моста уходить направо. Но по ходу дела я смотрю в мои громадные боковые зеркала – у меня два громадных обзорных лопуха, – не увяжется ли за мной какой-нибудь любитель погоняться. И в правое зеркало я вижу удивительную картину! В трёх рядах от меня, над жёлтым жигулёнком, по небу летит фуражка, и ещё отдельно летит мусор, размахивая в воздухе палочкой! До этого я видел летающих мусоров только у Шагала!

А в этом месте, действительно, мусоров всегда тусуется целая куча!

Этот летающий мусор в воздухе пытается развернуться, приземляется где-то за машинами на брусчатке и исчезает из моего бокового зеркала. Чудеса, да и только!

Мусора летают, наверное, к дождю!

Это всё происходит в самом правом ряду, а я еду в самом левом! Я на большой скорости съезжаю с моста лейтенанта Шмидта, и вижу, что другой мусор, попка из будки, срочно натягивает на голову фуражку, хватает палку и пытается выбежать кому-то наперерез. И тоже исчезает из зеркала заднего вида. С Английской набережной, бывшей набережной Красного флота, где я, к счастью, ни с кем не бракосочетался, кстати, записывайте: дом 28 – это бывший дворец великого князя Андрея Владимировича, в 17-м году большевички его турнули, и еще через 4 года он женится в Ницце на своей бывшей любовнице Матильде Феликсовне Кшесинской. Оттуда я съезжаю на набережную Пряжки, где я никогда не лежал, привет Николаю Чудотворцу, Бродскому и Хармсу, и луплю по улице нуднейшего разночинца Писарева, не признававшего Пушкина (редкий дебил), потом еду прямо мимо отделения ГАИ, на углу Грибоедова, где за небольшие деньги можно приобрести водительские права... Я мог бы тут водить экскурсии, я прилично знаю Питер. И тут стоп! Больше ни слова о разночинцах: когда я проезжаю мимо ГАИ, патрульная машина, которая дежурит там, на углу, неожиданно включает мигалки и срывается за мной! А с той стороны Писарева заезжает ещё одна машина ДПС, и тоже с мигалками, и мчится ко мне! И я тихонечко передними колёсами заезжаю на тротуар, а меня окружает пять человек, «выйдите из машины! » и все дела! Я открываю своё тонированное стекло и спрашиваю полушепотом: «Парни, вы что, охуели?! Вы чего творите? » Показываю им израильские права, израильские документы, все права изымают, начинают писать какие-то протоколы, потом приезжает ещё какая-то машина, и туда отдают все бумаги! Дальше мне шьют, что, дескать, я того мента, перед мостом лейтенанта Шмидта, на хрен задавил! Точнее, что дефективный мент бросился меня останавливать, и из-за меня героически попал под машину!

А было вот как: рядов всего было четыре, но тем рядам, которые были ближе к нему, дали зелёный свет ехать прямо, ни на какой мост они не сворачивали, а ехали прямо по набережной, и не подозревали, что им наперерез ринется героический идиот. А я его просто не видел! Я, действительно, должен был ехать прямо, а разворачиваться где-то в далёком далеке возле Горного, но я не мог себе этого позволить, потому что очень торопился. А мусор торопился за мной и попал под гружёную Газель, которая подняла его в воздух. Но должен всех читателей успокоить, что этот исполнительный придурок отделался только синяками! Это всё мне рассказали гаишники из последней машины, которая гналась за мной с Васильевского острова! А уж ей в помощь были даны машины Адмиралтейского района. И они сразу отняли у меня права за «неподчинение властям», и сразу выписали повестку в суд!

 

 

Глава 28.

БРОДВЕЙ В АМСТЕРДАМЕ

 

Мне опять совершенно не до Детки — я весь день добывал бараний жир, забодяживал его с суриком, смазывал этим доски, натягивал кожу на деревянные валики, которые мы сами научились вытачивать.

Рембрандт и Дюрер делали абсолютно то же самое.

Сначала они подбирали нужную жёсткость кожи и обтягивали этой кожей деревянные валики.

Рембрандт советует подбирать такую фактуру кожи, чтобы пупырышки вбирали в себя весь лишний бараний жир.

А теперь вперёд: начинаем многоступенчатое травление. Я сейчас объясню в двух словах, как они (и мы) это многоступенчато делали, и вы можете попробовать сами!

Глубина линии у Рембрандта в два раза превышает толщину, но как это сделать? Ведь существует физика и существует химия, и ты травишь, но ширина у тебя должна улетать, а у Рембрандта она не улетала!

Для этого ты должен укатать форму бараньим жиром, но укатать только до краев, чтобы нисколько жира не провалилось в бороздку!

Сколько баранов извёл Рембрандт, ведь у него, кроме баранов, не было больше никаких технологических новшеств!

 

Потом ты эту доску нагреваешь и под микроскопом рассматриваешь — в бинокулярную лупу ты следишь, чтобы жир встал по стенке каждой бороздки, но при этом не укрыл донышко и ты мог травить ещё глубже! А каждая такая линия толщиной с волос. Потом ты травишь, покрываешь бараньим жиром и снова травишь! Альбрехт Дюрер из Нюрнберга

Всё это описано в книгах, которые я глотаю в Академии. Записано по-фламандски, но там картинки больше, чем в комиксах, и на любом языке всё понятно! Это гигантские учебники с оттисками, по которым они дрочили своих подмастерьев. Эти книги потом продавались, бизнес – покруче, чем продажа их же картинок. Картинки красишь, красишь, а они потом на хуй никому не нужны! А тут ты сделал одну гравюру, и ляпаешь себе эти оттиски, которые у тебя покупают по всему Евросоюзу!

Саския лично ему этих баранов сгоняла со всего Амстердама, сама замораживала бараний жир!

В Амстердаме я жил на той самой улице, по которой она таскала ему баранов: De Jodenbreestraat – Еврейский Бродвей, квартал еврейской бедноты! А Детку хуй заставишь пригнать мне хоть одного барана, вот такая сегодня жизнь у художника! А леди Макбет бы пригнала — вот в чём между ними разница!

 

 

Глава 29.

ДЯДЕНЬКА МАЙОР

 

Повесткой в суд я теперь могу временно пользоваться вместо израильских прав! Очень удобно! До суда я должен ездить с этой портянкой, после суда ехать в государство Израиль за новыми правами, а для начала явиться в Василеостровский ГАИ к замначальнику ГАИ по розыску! Будет сделано!

Я еду туда, захожу к здоровенному дядьке в кабинет, объясняю свою проблему, и дядька просит меня показать свои документы. Дальше просто песня...

Отдаю ему израильский паспорт, в который вложена повестка в суд! Он открывает паспорт и долго его листает. Потом говорит: «Слушай, сколько у тебя печатей! Ты объездил весь мир! Дааа. Кого там сбили-то?! »

Я говорю, что сбили гаишника Сидорова!

Он снова кивает и продолжает рассматривать паспорт, а потом говорит безнадёжно: «Лучше бы его, наконец, задавили, так он меня уже заебал! Ладно! Приезжай ко мне за час до суда, и на твоей машине направимся прямо туда! Договорились? »

Потом смотрит на паспорт и спрашивает: «В Израиле-то хоть хорошо? »

Я отвечаю, что «...сейчас там прекрасно! Но как только я туда приеду, там сразу станет заметно хуже! »

Он засмеялся, и мы расстались. И вот я к нему приезжаю через несколько дней, а это был день, когда умер Горин, а меня это очень расстроило. Я считаю, что Горин сильнее Жванецкого. Жванецкий – это самолёт-штурмовик, он опасный, но летает он низко. А Горин по своему размаху всегда находился где-то в стратосфере!

Ну вот я приезжаю в ГАИ, вызываю замначальника по розыску – звучит солидно, — и он меня спрашивает:

«Говори мне, чего ты такой кислый, что у тебя случилось? »

Тут я рассказываю менту, замначальнику ГАИ по розыску, что умер Горин!

И вот мы садимся с ним в 500-ый и, совершенно по-человечески, обсуждаем с этим дядькой в форме книжки и фильмы Горина. А он майор или даже подполковник (я до сих пор не очень разбираюсь в этих мусорских звёздочках, мне на них настолько насрать, что я даже никогда не смотрю! ), но видно, что он человек значительный.

Потом дядька смотрит на колёса пятисотого и спрашивает: «Что же у тебя за диски-то? 18-ые? А резина 265-я?! У меня тоже был Мерс, но колёса были поменьше! Чего он у тебя так рычит? Гоночный? Какой? Ах, пятилитровый! »

И вот, мы с ним выезжаем на Наличную, а там, на Наличной, есть идеально заасфальтированный кусок, и он говорит: «Давай, топи, покажи класс! » Я давлю в пол, а майор (или подполковник) развалился, закурил сигарету и говорит: «Ну да! Понятно, что если ты так ездишь, то ты этого пидораса Сидорова на двухстах и видеть даже не мог! » А я в это время вижу, что я просто не вписываюсь в поворот. И я жгу колёса до вони, намазываю асфальт густым слоем своей резины и бережно останавливаюсь возле здания суда! Приехали! Воняет горелыми покрышками, красные тормоза светятся в тени, а день солнечный, глаза слепит, а от тормозов пар и задние колёса дымятся! И замначальника ГАИ смотрит на колёса и говорит мне: «Молодец! Достойно ездишь! » А судье он говорит, что «этот человек ни в чем не виновен, а по поводу случившегося мы осуществим служебное расследование! »

Я прям прослезился!

Конечно, я что-то нарушил, а где-то вдали добросовестный Сидоров бросился под колёса! Но я же не могу отвечать за каждого мудака Сидорова, который не щадит своей жизни! От меня к Сидорову ниточку протянуть не удалось! И удача, что попался ценитель: зам. начальника ГАИ по розыску угнанных автомобилей!

Понятно, что у мента у самого дорогой новый Мерс, и, естественно, Мерс ворованный. А каким ещё он может быть? В это время идёт настоящая вакханалия угонов, страховые компании еще не работают, кого и как страховать — никто не знает. И машины в этот момент – это просто очень много ворованных денег на колёсиках.

Страховые компании скоро подтянутся: аферисты и мошенники с размахом, правильно мыслящие и самые дальновидные! Пока они ждут своего часа!

Страховщики — это герои нашего времени! Это Онегины и Печорины! Это люди, которые ни одной секунды не собирались честно зарабатывать! У них не было даже близко такой идеи, а был просто гешефт, большой кидок! А кидали они на том, что они были люди ушлые и очень хорошо прочухивали, где их могу насадить, и сразу такие ситуации перестраховывали!

А остальных лохов разводили.

С начала девяностых была такая установка, как установка Кашпировского: установка «на добро»! На чужое добро! «Ты лох — тебя развели».

Страховой бизнес в этой нашей стране построен по этому единственному принципу!

В общем, отвёз я своего гаишника обратно! У меня была с собой бутылка очень хорошего коньяка из Dutyfree. И я попытался ему коньяк преподнести. Но подполковник мой лениво отнекивался, говорил, что ничего ему не нужно! Потом попросил меня притормозить у кафе, взял для себя и для меня дорогой тройной кофе и доверху долил коньяк в обе чашки. Я говорю своё «я за рулём», а он отвечает «да это хуйня! », дает мне свою визитную карточку и говорит, что тут есть его мобильный телефон. «Если тебя остановят, то скажи гаишнику, что ты пил со мной, и дай ему трубку! » И на этом мы с ним расстались. Прекрасный человек! Более того, серьезный человек! Вопросы решал быстро и широко!

 

 

Глава 30.

БРУНО ПОНТЕКОРВО

Профессоров можно и нужно брать в плен! Держать их на конспиративных квартирах, как Бруно Понтекорво, а дальше перевозить их в надёжные укрытия и там их стеречь. Это теория.

А теперь практика: зимой произошло очень важное событие.

Длинный услышал в своей конторе, что некий «бумажный» профессор должен приехать и его должны встречать большие начальники, очень им недовольные. И умница Длинный сообразил, что это тот самый, наш, нужный нам профессор, хоть профессоров в стране развелось немыслимое количество. Но именно у нашего профессора в Калининграде случилась авария. Собственно, всё произошло не по его вине: на комбинат, которым он управлял, не подвезли мазут. А этот комбинат своими котлами согревал весь город. Зима была зверской, градусов минус 20, и бедный профессор спасает прусский город от холодной смерти, которая грозит городу впервые за последние шестьсот лет, потому что он отапливался не печами, а по трубам, но весь мазут не подвезли или его распиздили. И профессор ограничивался какими-то крохами мазута и гонял по трубам города чуть тёпленькую воду, но под каким-то охуительным давлением, чтобы в городе не лопнули все трубы! Работу комбината пришлось остановить, потому что у самого комбината не было ни топлива, ни сырья! Но комбинат в городе — предприятие градообразующее, и профессор знал, как глава комбината, что если с отоплением случается ЧП, и замерзают системы центрального снабжения, то он попадает под уголовную ответственность! Профессор считал, что его подставили, что эти пидорасы из Питера, его боссы, не подвезли ему мазут, и он всю зиму совершал какие-то героические действия, чтобы Калининград не остыл, терпел до оттепели, но в конце концов послал начальство нахуй и решил вернуться в Питер. Решение, за которое ему сейчас предстояло расплачиваться! Я как-то даже теплее стал к нему относиться: всё-таки он настоящий профессионал, а не вся эта комсомольско-гпушная сволочь, которая отродясь ни хуя не умела, только стучать, но которая подмяла под себя все предприятия этой блядской страны. Но в Питере взбешенные бумажные олигархи, со своими бандосами, собирались с профессором как-то тут разбираться и силой возвращать его обратно. На этом и были построены встречные действия Вовы по кличке Цепь!

Вова с людьми подтянулся к поезду и просто пас всех тех, кто встречал профессора. Думаю, что, в каком-то смысле, Вова оказал профессору очень большую услугу. Работодатели встречали профессора с машинами с милицейскими мигалками. Но в тот момент, когда профессора уже окружали и брали под белы руки, Вовины люди блокировали и схватили под аналогичные руки всех встречающих профессора.

Никто, естественно, не сопротивлялся, настолько всё делалось профессионально и властно. Всем казалось, что действовала это не «частная охранная фирма», а кто-то литейнее и важнее. Взяли и самого профессора и начали усаживать его в машину. Но профессор смекнул, что к чему, и начал ерепениться. Тогда, чтобы прояснить ситуацию, Вова дал со всей дури профессору кулаком в лоб. И сказал: «Почему мы должны за тобой бегать? » Профессор от страха просто-напросто обмочился. Когда он снова смог разговаривать, он спросил: «Что же вы бросили там Щорса! Он нам понадобится». Мамочки мои, с ним был Щорс! Я объясняю Вове, что Щорс не менее важен, чем профессор! Но Вова отвечает, что всё под контролем! Пока ещё никого не отпускали! Учитывая, что Вовина группа косит под ФСБ, всё охранники, которые встречали профессора, вместе со Щорсом находятся в своём джипе на территории какого-то грузового терминала и терпеливо ждут. За Щорсом едет группа прикрытия и быстренько выковыривает его из вражеского джипа и привозит к нам в подвал.

Победа! Весь интеллектуальный потенциал на месте!

 

Глава 31.

ГУЛЬДЕН И 6 ШТЮБЕРОВ

 

Я сидел и искал у Дюрера всё, что связано с офортом. О его первых опытах в технике офорта. Тогда еще не был найден состав кислот, пригодных для травления меди, и Дюрер использовал для офорта железную доску. Но я читал и всё подряд, всякую бытовуху.

 

«Вечером в день св. Варвары [3 декабря] я выехал из Анторфа в Берген и заплатил за лошадей 12 штюберов и истратил на еду 1 гульден и 6 штюберов. В Бергене я купил жене нидерландский тонкий платок на голову, ценою в 1 гульден 7 штюберов. Еще 6 штюберов за три пары башмаков. Один штюбер за зрительные стекла, еще 6 штюберов за пуговицу из слоновой кости. Я дал 2 штюбера на чай. Я изобразил Яна де Хаса, его жену и двух дочерей углем, а служанку и старуху штифтом в моей книжечке». Альбрехт Дюрер из Нюрнберга

Вообще, офорт — это горячее каландрирование влажной бумаги. Не то что с неё должна литься вода, но бумага должна быть подвяленной, как хорошая вобла! Не сухая и не мокрая. Каландрирование – это обработка целлюлозы гладким валом под давлением. Пропускание между двух валов. Еще раз повторяю для старшеклассников: вот этот стол с бумагой, который едет между двух валов, называется талер. На нём, в основном, занимались или литографией, или гравюрой. Смешанную технику использовали мало, потому что она не давала устойчивых результатов. И цвет немного менялся. Сейчас это считается высшим шиком. А тогда, с 15-го века и до середины 19-го века, это было нормой! Я читаю про офорты, и тут неожиданно из Крыма звонит Детка и сообщает мне, что она беременна! Не слабо! Как-то совершенно некстати. Я выслушал её внимательно, как учительницу по природоведению, и ответил ей в шутку, что, дескать, «откуда я знаю, что это от меня»! У неё даже язык отнялся от возмущения, и она бросила трубку.

Вообще мы почти никогда не предохранялись, и я давно уже решил, что мне не нужны никакие овцы, раз существует Детка! Ксюша где-то маячила неподалёку, но тоже не очень часто. Но к тому, что у Детки может быть задержка, я был не очень готов! И отнёсся к этому факту глубокомысленно и серьёзно. Как бы сказал Венечка Ерофеев, и «немедленно выпил! ». Я понял, что во мне что-то перевернулось. У меня ещё никогда не было детей! Как-то не случилось! Я даже рассмотрел себя в зеркале!

В Питер Детка прилетела ровно через три недели, и я встречал её в аэропорту со стандартной корзиной роз и какими-то немыслимыми подарками. С наборами белья, которое может только сниться! Честные девушки такого не надевают, только дорогие проститутки, и то только на работу! Потому что очень дорогое! В бандитские времена дарить бельё считалось хорошим тоном! Я делал это довольно легко, впрочем, я покупал бельё не только ей! «В Бергене я купил жене нидерландский тонкий платок на голову, ценою в 1 гульден 7 штюберов. Еще 6 штюберов за три пары башмаков».

И ещё я решил, что если она действительно беременна, то я женюсь. Я даже не принял одно предложение, от которого раньше никогда бы не отказался. На Васильевском острове в выставочных павильонах проходила выставка офисного оборудования, и на швейцарском стенде сидела классная тёлка, с которой я познакомился и несколько часов с ней разговаривал. Более того, я сразу понял, что её можно развести на всё! Для овцищи с 10-ым номером она охуенно разбиралась в вопросе, который я ей поставил! Понятно, что она сидела там для красоты, но, более того, она понимала, о чем идет речь! Я задавал дежурные вопросы, но девка сообразила, что задаю я слишком специальные вопросы, и, скорее всего, я именно и являюсь её главным клиентом.

Прикид, в котором я был, мы покупали с Вовой, и я производил впечатление очень состоятельного человека! Это был суперкостюм, который стоил штук пять, и она это тоже прекрасно видела! Она дала мне свой телефон в номере «Прибалтийской», и видно было, что она просто стелется и готова сразу ебаться! И вот тут позвонила Детка, и на встречу в «Прибалтийскую» я не пошел, о чем я теперь ужасно жалею! Но тогда я собой, в каком-то смысле, даже гордился, настолько это было на меня не похоже! «Жена, дети, съеби, блатная жизнь! »

По дороге из аэропорта мы, в основном, молчали, уже только дома, на Рубинштейна, она сказала мне, что она не беременна. Но что наш междугородний разговор её многому научил. И она не собирается коротать время одна, ожидая, пока я свистну ей снизу! Она ещё много чего сказала, специально, чтобы вывести меня из себя. И ей это удалось. Я разбил кулаком зеркало в прихожей, а она хлопнула дверью и убежала на лестницу! И ни за что не хотела возвращаться. С большим трудом я вернул её домой и положил спать. Вечером я вообще почти её не трогал.

Выебал только под утро. И снова убедил себя в том, что у нас с ней всё хорошо, что ничего не изменилось. Но на самом деле раньше она себя так никогда не вела. Что-то с ней случилось.

 

 

Глава 32.

ПЕРЕКОНТАКТ ДЮРЕРОВ (скучища! )

 

Мы сильно продвинулись в глубокой печати и добились управляемого процесса. Дюреров и Рембрандтов мы уже пиздячили близко к тексту! Ты делаешь там пластину, и тебе нужно, чтобы пластина была — зеркало!

Допуск — сотка микрона. И на этой доске ни одной царапины! Потом ты её охуенно обезжириваешь, потом ты берешь банку этой фоточувствительной хуйни, запираешься в красной комнате и льёшь аккуратненько по центряку этой пластины, предварительно обработав её спиртом! И тебе нужно знать, какой у тебя размер пластины и какое количество драгоценного слоя ты должен в миллилитрах на неё вылить! Потом, когда ты эту пластину высушишь и положишь в раму для переконтакта, то даже несколько лишних миллилитров будут совершенно по-разному проецироваться! Ты кладешь раму, плёнку и сверху кладёшь на неё пластину. Потом ты кладешь сверху тяжелую книгу, типа 39-го последнего тома Маркса и Энгельса (поищите на полке у вашего деда), по бокам защищаешь всё резиной и включаешь компрессор! Поехали! Компрессор высосет у тебя воздух под приличным давлением и прижмёт крышки рамы к стеклу. И у тебя должно получиться давление около сотни кг на каждый квадратный см. И в этот момент включается источник с нужным тебе импульсом. Всё это надо предварительно выставить по шкалкам. И по этим шкалкам у тебя должны совпасть все тона! 256 полутонов: не хуй собачий! И ты должен поймать такой импульс, чтобы все 256 квадратиков отражались своими точечками! И вот — такой сложности работу любое государство оценивает в пожизненное заключение, с конфискацией имущества: поразительная несправедливость! Короче говоря, ты проецируешь своё изображение на фоточувствительный слой пластины. Потом ты при красном свете достаёшь эту пластину и промываешь её водой. Потом окрашиваешь специальным пигментом и прямо в красном цвете видишь, как у тебя проступает изображение. Чтобы прибиться, мне приходилось делать сотни таких опытов.

Пацаны, лучше поступайте на юрфак!

 

 

Глава 33.

ВЫВОДИТЬ НЕЧЕГО

 

У нас ещё даже не выведены плёнки. Плёнковыводящая машина — она стоит в Питере в трёх больших верстальных конторах, которые выводят любые плёнки для типографий. Но ты не можешь просто так прийти со стороны с дискетой и вывести свои плёнки: они же понимают, что они выводят. Мне нужен хозяин такой конторы или человек, который на такой машине работает. Вова тоже понимает, что за головная боль нас ждёт впереди. Вова понимает всё, он понимает всю сумму технологий.

Вывести плёнку — это 50 минут. Но тебе нужно вывести их просто очень до хуя! Просто до хуища! Нужно вывести сто калиброванных плёнок, мне нужно решить, как эти изображения разместить на плёнке.

Но у меня случайно есть то, чего не может быть у Вовы. Вова знается только с бюджетными шлюхами. А у меня в Ярославле есть одна культурная русская барышня, которая знает, что я фармазонщик, и которая на одну ночь устроит мне доступ к такой машине. Это так по-женски и это так по-русски! Таких баб больше нигде в мире нет! Правда, она не знает, что я печатаю доллары! Наверное, она думает, что я печатаю акцизные марки, но ей похуй! Когда-то она неплохо ко мне относилась, и ей всё равно, что за преступные плёнки я буду выводить на её машине. Но беда в том, что выводить пока нечего.

 

 

Глава 34.

⇐ Предыдущая10111213141516171819Следующая ⇒

Поделиться: