Про края, где сурово всегда.

Эти мысли я взял с ниоткуда

Когда странствовал невесть куда.

Я заглядывал в сутры и веды,

Книгу жизни неспешно читал,

Видел радости, видел я беды,

Через душу я всё пропускал.

А когда я на землю спустился,

Эти мысли я в рифмы собрал.

Я за мысли богам поклонился,

И поэму в стихах написал.

Нынче с БАМа я шлю всем приветы,

Здесь во всем по-другому живут:

Электрички здесь не было с лета,

Здесь как Бога все поезда ждут.

Пути Бога и Дьявола трассы

Как две рельсы по жизни идут.

На вокзале стоял я у кассы,

Ждал кассира: здесь все его ждут.

Он пришёл, обилетил все массы.

Массы сразу пошли на перрон.

Один я лишь остался у кассы.

Я решил взять купейный вагон.

И в окошечко я наклонился,

Там на стульчике ОН восседал.

Пар над кружечкой с чаем клубился.

Я здесь чай лишь в стаканах видал.

Ему было за семьдесят точно.

Для него здесь работа и дом.

Без сомнений: его в час урочный

Похоронят за этим столом.

Я кивнул: «Как дела на дороге? »

На вопрос не ответил мне он.

И, повысивши голос немного,

Я спросил про купейный вагон.

До вопроса кассир сидел сонный.

Он вопросов таких не слыхал.

Вид он сделал такой изумленный,

Будто Брежнева вновь увидал.

«Поезд дальний – взгляните на карту.

И купейных давно уже нет.

Вы возьмите-ка лучше плацкарту.

Вот остался последний билет».

Я на карту взгляд пристальный бросил:

Да, огромная наша страна.

Кто-то где-то еще сенокосил,

Ну а здесь же снегов пелена.

«Ну, давайте билетик последний.

С местом, думаю, мне повезёт.

Проводник попадётся не вредный.

Дома жинка  давно уже ждёт».

Он в окошечко паспорт просунул,

В нем лежал мой счастливый билет.

Я в карман его быстренько сунул,

Понимал я, что времени нет.

И рюкзак свой закинув на плечи,

Я к вагону быстрей зашагал.

А перрон – Новгородское вече.

Там вагоны народ штурмовал.

Там шла битва у общих вагонов,

Они были всегда нарасхват.

Столько ругани, воя и стонов

Я не слышал. Был слышен и мат.

И, как в общий все быстро забились,

Опустел сиротливо перрон.

И курильщики, те даже скрылись.

Я вошёл в свой плацкартный вагон.

Поезд долгий, ползком из Моммота

Шёл  тихонечко прям до Москвы.

Запах рыбы и сала и пота…

И вначале все были на Вы.

Но, проехав лишь первые сутки,

Пообвыклись,  спиртное допив.

Раздавались кругом прибаутки,

Хоть и кончился аперитив.

Вот в таком удалом настроении

Пребывал мой плацкартный вагон.

И терзать меня стали сомненья

Про спокойствие и тихий сон.

И пока к месту я пробирался,

Разглядеть попытался народ,

Тот, который в вагоне собрался,

Шёл который из дальних Моммот.

Взгляд на первых я бросил вначале,

Первых выделил в этой толпе,

Эти первые новых встречали,

Они ехали в первом купе.

Дед тунгус небольшого росточка,

Чуни с камуса, с острым носком,

Рядом женщина, может быть дочка,

И несло от него табаком.

Видно, бегал на каждой стоянке,

Еще в детстве привык к табаку,

Хоть влетало частенько от мамки…

Не курить тяжело старику.

Дед жевал, ну а дочка держала

Оленину сухую в руках.

Мне той пищей питаться бывало

Доводилось в тунгусских лесах.

Оленина, сушеная в чуме,

Я скажу, чумовая еда.

Я на барже встречал ее в трюме,

Все берут ее здесь и всегда.

И, коль выпадет путь кому длинный,

То спросите, что взять у меня:

Три верёвки сухой оленины

Для тунгуса еды на два дня.

Дед сидел и, наверно,  молился,

Весь, казалось мне, был он внутри,

Никуда уже не торопился,

Ему ехать, наверно, дня три.

Рядом баба дородная лихо

Яйца чистила от скорлупы.

Возле – муж, он сидел очень тихо,

Выделялся из общей толпы.

Был он меньше ее вполовину,

Потому и не мог возразить,

Повторял со смиренною миной:

«Да, конечно, ну так тому быть».

Мужики через стенку галдели,

Видно вахта уже позади,

И давно всю провизию съели,

На столе – хоть шаром покати.

А вначале стол явно ломился:

Не последний в кармане пятак.

За два дня стол слегка изменился,

Но спасет, как всегда, доширак.

Дальше пара напротив сидела:

У неё в руках пряжная нить,

Мужику хорошо и без дела,

⇐ Предыдущая123456Следующая ⇒

Поделиться: