Видно, едут детей навестить.

И китайцев ещё было много.

Здесь их много и в мире во всём,

Громче русских галдели дорогой,

Рассуждая о том и о сём.

Явно едут недавно из дома,

Я привычки китайские знал.

Речь китайская слуху знакома,

Много раз я в Китае бывал.

На столе у китайцев горою

Громоздилась китайская снедь.

Запах шел по вагону порою,

Всем его приходилось терпеть.

Средь китайцев там был еще русский,

По-китайски немного болтал,

И глаза он прищуривал узко,

Неустанно «Камбэй! » повторял.

Как заслон на китайской границе

Пять военных сидели в конце,

Гимнастерки, суровые лица,

И читался устав на лице.

На столе для военных обычно

Лежал вскрытый уже сухпаёк.

Наверху, не понятно мне лично,

Почему-то один вещмешок.

Вот такая картина предстала,

Когда к месту пробраться сумел,

Но предчувствие мне подсказало:

Неспроста я в вагон этот сел.

Вроде с детства я не был зловредным,

Может так по ошибке считал,

Но послала судьба мне соседа,

О котором во снах не мечтал.

Ведь, как только рюкзак я поставил,

Мой сосед встрепенулся, ожил.

Он тарелку со снедью подставил.

Сразу сало он мне предложил.

«Ты не бойся, оно не с базара.

Вот - с прослоечкой, вот - сальтисон,

Хлеб домашний и с салом на пару

Будет чудный у нас закусон.»

Повернувшись ко мне голым торсом,

Он мизинец с большим отогнул.

Той фигурой потряс он для форсу,

Заговорщицки мне подмигнул.

О судьбе я подумал и роке

И решил, что смирюсь нынче-----

«Самогон – на берёзовом соке

И пшеница без всяких дрожжей.

Затем год он стоит на орешках

Под кроватью, у самой стены.

Важно очень – потом не замешкать,

По бутылкам разлить до весны.

Он шепнул мне как будто бы тихо,

Но услышал же целый вагон.

«Не хватить бы с полицией лиха,

А то будет нам здесь самогон.»

Плесканул он на дно  двух стаканов,

Жидкость плавно по стенкам плыла:

«Ну, чтоб с бабою жить без изъянов,

Без изъянов чтоб баба была».

С ним не выпить – его же обидеть.

Да и тост самогону под стать.

Я во всём мог хорошее видеть.

Я не пил, но умел выпивать.

И вначале ударило током,

Подкатил к горлу ядерный ком.

То пшеница с берёзовым соком

Разбредались по телу вдвоём.

Да, крепка, не поспоришь, зараза.

Сколько градусов, сорок  иль нет?

Пилась чудно, почувствовал сразу.

«Шестьдесят, прочитал мысль сосед».

Мне до дому еще ехать сутки,

А меня накрывало волной.

Шестьдесят – это всё же не шутки,

Да к тому ж на желудок пустой.

Он достал нож размеров  огромных,

Сало меленько так порубил.

Ломоть хлеба отрезал нескромный,

Жестом все это съесть предложил.

 И столкнулись во мне две стихии:

Образ жизни свой нос воротил,

У него ведь каноны другие.

Самогон же закуски просил.

«Время десять, пора уже баю» -

Возразил я соседу как мог.

«На ночь есть для меня, точно знаю,

Непривычно, свидетелем Бог».

Он взглянул на меня очень строго,

Нюхать сало частенько вдруг стал,

Мол, испортится сало дорогой,

Даже мне раз нюхнуть его дал.

«Ехать долго, еще двое суток.

Ох, испортится сало, эх, мать…»

Перевёл разговор вдруг на уток,

О другом стал со мной толковать.

Что, мол, утки совсем нынче мало.

С северов перестала летать.

«Сколь живу, но ведь так не бывало:

Даже зайцев, и тех не видать.

А виною тому всё пожары,

Погорела тайга, прям, беда.

Заслужили, видать, божью кару.

Ведь тайгою мы жили всегда.»

Потом вспомнил опять он про сало,

Стал про сало опять причитать,

Что, мол, в поезде ехать немало,

Не к добру, мол, добру пропадать.

«Вы сходите в купе к проводнице,

Попросите вам сало сберечь.

У них люк есть, ну, там, в половице».

«А, я понял, о чем идёт речь».

Он достал из пакета тряпицу,

Положил сало и сальтисон.

Толковать он про люк в половице

Пробираться стал через вагон.

Он вернулся как после  укола,

Долго рылся в своём кошельке…

Круасанов две пачки, две колы,

Всё держал он в огромной руке.

«Вот пришлось прикупить мне немного,

Чтобы сало сложить в холодок.

Ну да ладно, два дня ведь дорога,

И подарки медсестрам – всё впрок».

Круасаны погладил рукою:

«Да, хватило бы точно одной.

Ну да ладно, чего же я ною».

⇐ Предыдущая123456Следующая ⇒

Поделиться: