О протестантизме, католичестве и «латинском пленении»

Размышление над книгой «Православие и экуменизм»

О современном неогностицизме (ответ Зайцеву А.А.)

Моя книга является попыткой проанализировать некоторые тенденции современного богословского модернизма. Но конкретно она является ответом на брошюру г-на Зайцева “Расспроси ближнего твоего прежде, нежели грозить ему”, вышедшую в издательстве “Сардоникс” в 2002 году, которая в свою очередь является ответом на мою брошюру, вышедшую под названием “Какое согласие между Христом и... профессором Осиповым А.Н.”, и следует порядку глав, расположенных в этой брошюре. Поэтому для большего удобства читателей я предпосылаю в своей книге краткий обзор брошюры г-на Зайцева.

Ответ на брошюру Зайцева А.А. " Расспроси ближнего твоего прежде, нежели грозить ему"

Предисловие

Богословские взгляды профессора Осипова А.Н. вызывают тревогу и недоумение. Свои теологические эксперименты, написанные под несомненным влиянием протестантизма, он выдает за древнее Православие, которое, по его мнению, в последние века было испорчено католической схоластикой. Поэтому г-н Осипов под видом реставрации Православия выступил против вероисповедальных памятников и символических книг (символ в данном случае - означает общепринятый образец веры) и решил внедрить в православное богословие " новую методику", а именно монтаж цитат Священного Писания и патристики, чтобы на основании перетасовки и склеивания фрагментов создать свою " революционную" теорию, прикрываясь именами Святых Отцов.

Но в богословии новые заблуждения оказываются старой ложью. Точно такой же монтаж цитат из Библии производят все ересиархи для подтверждения своего учения, и почти все утверждают, что в какие-то исторические периоды учение Церкви было повреждено, а они на основании Слова Божиего " очистили" его и вернули первоначальный вид. Надо сказать, что протестанты в последнее время нередко обращаются к патристике, особенно к ранней патристике, и также не прочь использовать ее в своих конфессиональных целях. Разумеется цитаты берутся выборочно, рассматриваются изолированно от общего учения Св. Отцов и подвергаются волюнтаристской интерпретации.

Этот сектантский подход к цитатам мы видим и у г-на Осипова. Поэтому главной нашей задачей было показать порочность этого метода и отличие основанных на нем выводов в сравнении с общепринятыми вероисповедальными памятниками Православной Церкви, которые г-н Осипов пытается или игнорировать или дискредитировать, иначе он не может незаметно провести свои ложные идеи.

Не только символические книги, но все богословие последних столетий, по сути дела, отметается г-ном Осиповым. Приклеив ярлык " католическая опасность", он тянет богословие к протестантизму. Церковное Предание, зафиксированное в вероисповедальных текстах, преграждает путь модернистам, поэтому они руководствуются словами Маяковского: " Его не объехать, не обойти, единственный способ - взорвать". Правда, Маяковский говорил о прежнем строе, но революционный дух тот же уничтожить и взорвать Предание, а затем на пустыре выстроить свое здание: полухрам-полукирху.

Ко мне неоднократно обращались с вопросами, как я отношусь к лекциям г-на Осипова. Я отвечал, что вижу в них дух либерализма, прикрытый христианообразной риторикой. Но есть граница, где оригинальность теологуменов, монтаж фрагментов могут перейти в тяжелую хроническую болезнь с летальным исходом. Поэтому мы считали долгом не только перед читателями и слушателям г-на Осипова, но и перед ним самим поставить вопрос о его ошибках, хотя все-таки главной задачей считали и считаем уберечь многочисленную аудиторию от псевдоправославия.

Введение

Моя книга является попыткой проанализировать некоторые тенденции современного богословского модернизма. Но конкретно она является ответом на брошюру г-на Зайцева " Расспроси ближнего твоего прежде, нежели грозить ему", вышедшую в издательстве " Сардоникс" в 2002 году, которая в свою очередь является ответом на мою брошюру, вышедшую под названием " Какое согласие между Христом и... профессором Осиповым А.Н.", и следует порядку глав, расположенных в этой брошюре. Поэтому для большего удобства читателей я предпосылаю в своей книге краткий обзор брошюры г-на Зайцева.

Первая и вторая главы носят личный характер. Господин Зайцев упрекает меня в некорректности и некомпетентности и выражает сожаление, что я лично не встретился с г-ном Осиповым прежде, чем критиковать его. Господин Зайцев, разумеется, может иметь свое мнение о моей нравственности и богословской компетентности и делиться им с читателями. Что же касается встречи с г-ном Осиповым, то я не первый, кто указал на ошибки и неправославные взгляды этого преподавателя. Ему говорили об этом его коллеги и даже его студенты, но он остался при своих убеждениях и не исправил ни одной из ошибок. Поэтому, думаю, моя встреча с ним была бы безрезультатной.

Теперь перейдем к богословской части брошюры г-на Зайцева. В главе III " О вероучительных источниках" он отвергает все вероучительные источники как выразителей и хранителей Священного Предания. Он отвергает авторитет вероисповедальных и догматических посланий и книг, заменяя традицию произвольным выбором цитат с подгонкой под свое мнение, защищает попытку заменить согласие Святых Отцов теологуменами, частными мнениями, что открывает возможность на вероучительном пустыре возводить новые постройки, по вкусу модернистов и по духу нашего либерального времени. Таким образом, г-н Зайцев борется в этой главе за право на теологическую анархию, которая приведет к протестантскому отходу от соборности к индивидуализму.

В четвертой главе " Поле Божественного откровения" он, рассчитывая на наивность читателей, метафорические образы Ветхого Завета представляет как современную реальность, хотя Ветхий Завет уже исполнился в Новом Завете. По учению апостола Павла, Ветхий Завет будучи путеводителем ко Христу, Новым Заветом как союз человека с Богом упразднен. Формализм в делах религии, как хочет показать г-н Осипов, вовсе не адекватен Ветхому Завету, который дал великих святых, горевших огнем любви к Богу.

Кроме того, г-н Осипов произвольно включает в Ветхий Завет языческих философов, даже тех, кто окончили жизнь самоубийством. Он говорит о том, что Ветхий Завет по сей день действует, поэтому мы должны рассматривать иудаизм, магометанство, буддизм, синтоизм и другие религии как продолжение Ветхого Завета, т.е. как определенный союз общины и индивидуума с Богом. Это - кощунственная теория, так как в Завете-союзе Бог предлагает условия, а человек принимает их.

В пятой главе, " Естественный закон", г-н Зайцев, защищающий концепцию г-на Осипова, рассматривает человеческую природу, как неповрежденную грехом, в некотором смысле повторяя учение еретика Пелагия о спасении человека без помощи благодати. Господин Зайцев разделяет учение Канта о совести, как категорическом императиве, отрицая необходимость веры, как условия спасения. Он отрицает благодать, как необходимую силу для исцеления человеческой души, в том числе и совести, которая также покрыта коррозией наших страстей. Наша совесть, как остальные свойства и способности души, нуждается в очищении и возрождении, а у значительной части людей - в реанимации.

Главным тезисом проповеди апостола Павла было учение о том, что человек спасается верой, проявляемой через послушание Богу. Господь говорит в Евангелии: " Кто веру имеет, тот спасен будет" (См. Мф. 16, 16). А г-н Осипов, через г-на Зайцева, заявляет другое: " Кто хотя и не имеет веры, но делает добро, тот спасен будет". Значит дела естественного закона - совести, а не Христос, соединивший небо с землей, преображают душу человека? Отрицая необходимость веры, г-н Осипов отрицает необходимость богословия, которое он преподает, то есть самого себя, как педагога.

В шестой главе, " Не поступил как стоик? ", г-н Зайцев вообще не понял, о чем я пишу, а именно, что Климент Александрийский находился под сильным влиянием стоической морали, которая утверждала, что высшим состоянием для мудреца является равнодушие к внешнему (апатия), безразличие к жизни и смерти. Поэтому, спасаясь от преследования, Климент Александрийский поступил вопреки собственной концепции, вопреки именно не христианской, а стоико-христианизированной морали. Этого не смог или не захотел понять г-н Зайцев.

В седьмой главе, " Сошествие во ад", г-н Зайцев еще более категорически отрицает значение веры в деле спасения, совершенно извращая христианскую сотериологию. Ад из места отвержения от Бога превращается в место встречи с Христом и соединения с Духом Святым. Грешник в аду " падает" в объятия Христа. Никакой веры не нужно. Земная жизнь перестает быть самоопределением и формированием личности. Отрицая Христа на земле, грешник вдруг попадает в область очевидности, видит Христа как Бога. Достаточно почитать описание ада у святых Ефрема Сирина, Кирилла Александрийского и Игнатия (Брянчанинова), чтобы убедиться, насколько елейно-фальшив образ ада у г-на Осипова.

Далее в этой главе содержится какой-то интеллектуальный мираж о крещении грешников в аду Христом и апостолами; теософские рассуждения о том, что в небесную Церковь можно войти, минуя Церковь земную. У г-на Осипова извращен сам догмат искупления, которое воспринимается человеком через веру (а не через насильственную очевидность) и усвояется через Таинство Крещения, которое полагает начало духовной жизни. Эта глава проникнута идеей отрицания Церкви и ее Таинств. Это один из худших вариантов оригенизма.

В VIII главе " Сосуществование двух Заветов" проводится мысль о том, что все люди, не принявшие Евангелие, находятся в Ветхом Завете, а люди, принявшие христианство, могут одновременно находиться в двух Заветах. Г-н Осипов утверждает, что ветхозаветные праведники - это не только те, кто сохранил первобытное предание и закон Моисея до пришествия Христа на землю, а вообще все " добрые" и " совестливые" язычники и иноверцы, к каким бы историческим временам и религиям они не принадлежали. Ветхий Завет г-н Осипов расспространяет также на неверующих людей, так, как будто Ветхий Завет не откровение Божие, а голос естественной совести и не содержит в себе определенных познаний о Божестве и религиозных обязательств.

Основой как Ветхого, так и Нового Заветов является вера, а здесь неверующих людей хотят без их ведома усыновить Ветхому Завету. Спасение без веры - это новое сотериологическое понятие, которое возникло в среде теософов и получило поддержку у обновленцев, названных народом " красными попами".

Концепция г-на Осипова об аде приводит человека к убеждению, что ад существовал когда-то давно, а Христос своим пришествием разрушил ад, упразднил его и превратил из темницы в то место, куда могут входить и из которого могут выходить грешники по своему желанию. В пересказе Зайцева, господин Осипов выразил мысль, что в аду могут находиться, как дежурные священнослужители, апостолы, которые крестят души некрещеных грешников по их желанию и переводят в рай. Так что перед самим сатаной грешник отрицается от сатаны и спокойно уходит от него.

Господин Осипов в творческом задоре даже забывает, что церковное Таинство совершается над личностью живого человека, и благодать Таинства освящает его душу и тело, как психофизическую монаду (временно разделяемую смертью). Таинство не может воспринять ни тело человека, раз-лученное с душой по смерти, ни душа человека, разлученная с телом.

В общем, г-н Осипов, рисуя вместо ада какой-то перевалочный пункт для души, совершающей путь в загробную жизнь, в сущности отрицает ад и вечные муки. Между тем, анафематизмы против Оригена и его учений касаются тех, кто не верит в вечные муки для грешных. Таким образом, трагедию ада, как вечного отлучения грешника от Бога, г-н Осипов подменяет либеральным оптимизмом, т.е. завязывает глаза человеку, идущему по дороге над пропастью.

В девятой главе, " К вопросу о границах Церкви", г-н Осипов, как большинство либералов и модернистов, выражает сомнение в том, что спасение может быть только в Православной Церкви; не в какой-то неизвестной, аморфной, абстрактной Церкви, а в реальной исторической Церкви - Единой, Святой, Соборной и Апостольской. Поэтому он пытается доказать, что без земной Церкви возможно войти в небесную Церковь и даже противопоставляет их друг другу.

В десятой главе, " Погибнут ли некрещеные младенцы? ", г-н Зайцев отрицает необходимость крещения младенцев, вопреки постановлению канонического Карфагенского собора. Г-н Зайцев так и не смог ответить на вопрос: почему Церковь не предает христианскому погребению и не поминает некрещеных младенцев. Если у них была бы хоть какая-нибудь возможность спасения, то это запрещение было бы не только абсурдом, но и бесчеловечной жестокостью со стороны Церкви. Значит этой надежды нет.

Под литургическим преданием мы понимаем предание, которое существовало в Церкви всегда и везде, а, разумеется, не современные эксперименты модернистов, как например, канон мученику Уару с молитвами за некрещеных, составленный митрополитом Никодимом (Ротовым), или такого же свойства молитвы о самоубийцах и жертвах абортов.

В одиннадцатой главе, " Что такое хула на Святого Духа", г-н Осипов отрицает учение Церкви о том, что хула на Духа Святого это не внешнее действие, а само состояние души человека, при котором невозможно покаяние. Г-н Осипов понимает хулу на Духа Святого рационалистически и сводит ее к сопротивлению осознанной человеком истины, так как вся его концепция основана на плоском рационализме.

В двенадцатой главе, " Отношение к анафематизмам", господа Осипов-Зайцев отвергают значение анафематизм для загробной жизни души. Под анафемы канонических соборов попадают все ереси древней Церкви, а современные ереси представляют собой только их варианты и комбинации. А г-н Осипов допускает посмертное покаяние еретиков, и поэтому готовится к встрече с ними в небесном царстве.

В этой главе г-н Зайцев вслед за своими учителями проявляет прямо таки львиное бесстрашие по отношению к анафематизмам - церковному отлучению, словно забывая о том, что страх Божий - это не боязливость перед людьми, а начало премудрости (см. Пс. 110, 10) и необходимое условие для очищения души и богообщения, необходимая ступень к любви - венцу всех добродетелей.

В тринадцатой главе, называемой " Заключение", г-н Зайцев выражает уверенность что представленная им аргументация должна вполне убедить всякого " нормального" и не " потерявшего совесть человека" в правоте г-на Осипова. Затем г-н Зайцев, не стесняясь, искажает разделяемое мной учение Церкви о том, что человек спасается верой, проявляемой в делах любви и включенностью в благодатное поле Церкви, и приписывает мне абсурдные утверждения о том, что " для спасения человеку достаточно одного лишь " внешнего обнаруживания" своей православности, а совесть - совершенно не причем".

Другими словами, г-н Зайцев хочет сказать: раз архимандрит Рафаил возражает г-ну Осипову в том, что можно спастись без Церкви с ее Таинствами, не веря в Христа и не исповедуя православную веру, а только силой невозрожденной совести, то у него самого (архимандрита Рафаила) с совестью дело обстоит плохо. Этим психологическим шантажом заканчивается брошюра г-на Зайцева.

В лекциях г-на Осипова отразился дух современного либерализма который хочет свить свое гнездо в Церкви. Натиск этих либеральных настроений, принявших форму ревизии православного богословия, по-видимому, будет усиливаться. Поэтому нам придется более подробно остановиться на концепции г-на Осипова, пересказанной г-ном Зайцевым, если только имя последнего не использовано как псевдоним.

Но самое возмутительное в этой брошюре то, что антицерковное учение выдается за свидетельство Святых Отцов и учение древней Церкви. На этом примере читатель может увидеть, что эмпирическая природа и естественная совесть ее авторов все-таки повреждены первородным грехом, не смотря на то, что г-н Зайцев и его учителя отстаивают диаметрально противоположное мнение.

О языке современных " властителей богословских дум
Да, громче музыка, играй, победу:
Мы победили и враг бежит!
(военная песня)

 

Глава VII. Сошествие во ад

Господин Зайцев пишет: " Богословский смысл посмертной встречи ветхозаветных праведников с Богом раскрывается в апостольском и святоотеческом учении о сошествии Христа во ад". В данном контексте вместо " раскрывается в апостольском и святоотеческом учении" точнее было бы написать " новооткрывается в лекциях г-на Осипова".

Далее г-н Зайцев приводит цитату из Св.Писания: Христос находящимся в темнице духам, сойдя, проповедовал, некогда непокорным ожидавшему их Божию долготерпению, во дни Ноя, во время строения ковчега (I Петр. 3, 18-20). Прибавим конец фразы, который г-н Зайцев, стараясь быть лаконичным, сократил: ... то есть восемь душ спаслись от воды, т. е. в восьми душах пребывала земная Церковь во время всемирного потопа.

Эти слова не особенно устраивали г-на Зайцева, так как в дальнейшем он хочет показать, что сравнительная немногочленность Православной Церкви по отношению к остальному человечеству говорит о том, что есть другие возможности и пути к спасению. В связи с этим г-ну Зайцеву может быть задан вопрос: оказавшихся в ковчеге людей по отношению к допотопному человечеству было гораздо меньше, чем православных по отношению к другим религиям; почему же тогда спаслись от потопа только восемь душ, а остальные нашли себе могилу в мировом океане, где не могильные черви, а рыбы и морские звери пожрали их тела? Как могла Церковь, процветавшая в племени Сифа, вдруг сократиться до восьми человек? Значит численные отношения и сопоставления здесь неуместны. Церковь - аксиологическое, а не арифметическое понятие.

Праведники находятся в единстве с Богом. Святость - это соединение конечного с Бесконечным. Считать и сопоставлять можно количество предметов, а не личностей. Христос вошел в ад человеческой душой, поэтому обитатели ада должны были узнать в Нем своего Мессию. Он сошел в ад, когда Его Тело пребывало в гробнице; Он покинул ад в Свое Воскресение из мертвых.

В аду, как и на земле, в Него могли поверить, от Него отвернуться, принять весть о спасении или остаться глухими. Апостол Петр останавливает наше внимание на том, что Христос проповедовал тем, кто, будучи на земле, отверг пророчества Ноя. Это были люди из смешанного Сифо-Каинового потомства; они еще помнили Предание, существовавшее в роде Сифа. Но дух Каина преобладал в них; постепенно он стал властителем их жизни, их дум, желаний и поступков.

В Библии написано, что они стали плотью (см. Быт 6, 3), т. е., живя на земле, жили только землей. Нечестие и грех усиливались все больше. Перед водным потопом человечество уже духовно погибало в невидимом потопе греха. Ной призывал людей к покаянию, но никто не откликнулся на его проповедь.

Казалось, что сердца этих людей сделаны из камня, и проповедь, которая продолжалась около ста лет, оказалась бесплодной. Но это не так. Несчастье, как молот, разбивает камень человеческого сердца. Когда начался потоп и люди увидели, что сбываются слова праведного Ноя, многие из тех, кто не принял слово праведника, перед лицом неминуемой смерти осознали свою греховность и принесли покаяние. В то время еще не было забыто древнее Придание, которое хранилось в роде Сифа, о пришествии на землю Мессии и Божием суде над человечеством (в Послании Иуды есть отрывок из " Книги Еноха", допотопного патриарха; об этом мы упомянули раньше).

Души тех, кто умерли с покаянием в сердце и молитвой к Богу на устах, пребывали в аду в надежде на Искупителя. Те, кто погибали с отчаянием и проклятиями небу, ослепили внутренние очи своей души, и они в аду не увидели и не познали сошедшего к ним Спасителя. Проповедь Христа была обращена не только к допотопным людям, - их ап. Петр взял для примера, - а ко всем умершим до распятия Христа. К тем, кто на земле, имея руководством к вере древнее Предание и следуя заповедям Божиим, находящимся в Предании, и голосу своей совести, подтверждающему эти заповеди, узнали своего Спасителя в Его человеческой душе, а также к тем, кому был дан закон Моисея, книги Ветхого Завета и Иерусалимский храм. Вера и тех и других должна была проявиться в делах любви и милосердия.

Духовные интуиции человека похожи на струны лиры, которые прикреплены двумя концами к ее основе: один конец, держащий струну- это чистое вероисповедание, другой конец - добрые дала. С какого бы конца не порвалась струна, она будет уже безмолвствовать.

Желание г-на Осипова и г-на Зайцева - доказать, что струна богопознания может крепиться только на одном конце: на врожденной человеческой морали. Когда человек не имеет веры в единого Бога или теряет ее, то вакуум, образовавшийся в душе, заполняет демоническая сила, здесь не может быть третьего состояния. Даже индифферентизм и агностицизм - это скрытые формы отречения от Бога. Языческие ритуалы, инициации и мистерии - это включение души в мир демонических сил, это сочетание своего сердца с древним богоборным змеем. Святые Отцы говорят, что первородный грех является потенцией всех грехов.

Господин Зайцев думает, что без Крещения можно погасить пламя первородного греха. Как видно, он не испытал на себе тирании этой разрушительной силы. Или он из-за своих личных достоинств и богатой " естественной совести" вообще забыл, что в мире есть зло. Есть и третий вариант: он не хочет портить отношения с " хозяином" ада, так сказать, в предусмотрительных целях. Но мне кажется, что скорее всего он просто не рассуждая принял мнение своих учителей за истину.

Далее г-н Зайцев приводит в некотором сокращении цитату из Первого послания ап. Петра, которую мы приводим полностью: Они (язычники) дадут ответ Имеющему вскоре судить живых и мертвых. Ибо для того и мертвым было благовествуемо, чтобы они, подвергшись суду по человеку плотию, жили по Богу духом (I Петр. 4; 5, 6).

Далее начинается опять же голословное утверждение, развязность которого можно сравнить с самоуверенностью Остапа Бендера - " великого полемиста", который хорошо усвоил психологический прием: люди больше верят не словам, а тону и выражению лица рассказчика; главное - говорить без сомнений и колебаний, спорное преподносить как доказанное и давно известное, при этом на оппонента смотреть с изумлением: неужели он не знает таких очевидных истин? Поэтому г-н Зайцев начинает свои комментарии без всяких доказательств, считая их очевидными аксиомами.

Обычно, когда читатель встречается с такими приемами, то в первый раз серьезно не аргументированная новаторская мысль вызывает у него сомнение; он задает себе молчаливый вопрос: а где же основание, где доказательство, но успокаивает себя мыслью, что доказательства будут приведены дальше; затем он забывает об этом. Когда ему вторично встречается то же суждение автора, то оно кажется ему уже чем-то знакомым. А когда оно повторяется чуть ли не на каждой странице, то, в конце концов, он воспримет его как нечто общеизвестное, забыв, что доказательство здесь заменено повторением. Есть сказочка о том, как крестьянин вел на рынок продавать быка.

Несколько человек, сговорившись заранее друг с другом, встречали его на пути и задавали один и тот же вопрос: сколько стоит овца, которую он ведет. В конце концов крестьянин сам поверил, что это не бык, а овечка, и продал его за предложенную цену.

Говорят, что на этом принципе повторяемости основано большинство реклам. Поэтому здесь г-н Зайцев поступает как психолог. Он Православие называет католицизмом, а отклонения от Православия - свидетельствами истинного Православия.

Есть здесь и еще один немаловажный фактор, на который рассчитывает наш психоаналитик: у большинства читателей нет под рукой литературы, по которой они могли бы проверить доводы г-на Зайцева, а также профессиональных знаний, необходимых для этого. Они чувствуют фальшь модернистов, но интуитивно, не имея средств фактически убедиться, что их просто-напросто вводят в заблуждение.

Сделаем маленький экскурс в историю. Папа Григорий ХIII организовал институт для православных студентов, а в тайных инструкциях католикам-преподавателям было запрещено склонять студентов к прямому переходу в католицизм. Они должны были, оставаясь внешне православными, стать проводниками католического влияния и образа мысли в православных, преимущественно в славянских странах.

Диспуты между католической стороной и православными студентами также не рекомендовались. Расчет был основан на следующей, глубоко продуманной тактике, а именно, на монтаже цитат из Отцов Православной Церкви. Выдернутые из контекста, в ряде случаев искаженные, цитаты располагались по определенной системе так, чтобы создать впечатление, как будто католическое учение согласно учению Отцов единой древней Церкви.

При этом студенты участвовали в православном богослужении, обучались бесплатно, получали стипендии. Программа была рассчитана на долгий срок. Так шла подготовка к будущей унии: медленно и планомерно создать идеологический плацдарм католицизма в православных странах.

Господа зайцевы усвоили себе этот прием и, борясь с мнимым католицизмом, они оказываются на самом деле продолжателями идеологического метода католиков для проведения своих идей, надо добавить - отдающих протестантизмом и теософией. Позвольте спросить г-на Зайцева, который приобрел такие знания в патрологии, послушав несколько лекций г-на Осипова: когда он искал аргументы в патристике, стараясь опереться на цитаты Святых Отцов, то не встречал ли он у этих Отцов альтернативных к его мнению взглядов, а если встречал, то как поступал с такими текстами приводил их параллельно для полноты картины или же старался спрятать подальше?

Честный исследователь собирает по возможности все высказывания Отцов по определенному вопросу и затем делает общий вывод. А как поступает г-н Зайцев (и иже за ним) в подобных случаях? Собирает или выбирает? Покоряется Святым Отцам, когда видит, что они учили другому, или старается Святых Отцов покорить себе?

В Церкви всегда находились вероучительные книги, по которым люди, не имеющие специального образования и многотомных библиотек, могли узнать православное учение, чтобы не попасться в скрытые сети. Современные модернисты кричат, что вероисповедальных символических книг в Православии вообще не существует, а кто обращается с доверием к " Посланиям Восточных Патриархов", катехизисам и т. д., тот оказывается католиком-схоластом! В 30-ые годы XX века неугодных лиц называли " врагами народа" без всяких улик и доказательств. Если человек спрашивал, в чем его вина, то на него смотрели с негодованием: что это за наглость!

Враг народа, а еще смеет много говорить! Теперь г-да модернисты, зная настороженность православного народа к католицизму, который причинил столько зла и насилия, решили тот же метод применить к православным традиционалистам, а именно, объявлять их врагами Церкви - скрытыми католиками.

Теперь я сделаю небольшое отступление. В IX главе " К вопросу о границах Церкви" г-н Зайцев задает мне вопрос, как я отношусь к личностям таких замечательных духовных писателей, как архиепископ Иоанн (Максимович) и иеромонах Серафим (Роуз). Как видно, он относится к ним очень положительно, так как на их примере хочет доказать присутствие благодати в христианских общинах, прервавших с Вселенской Церковью литургическую связь, а именно, что их творения написаны с мощью благодати. Этого вопроса я коснусь в своё время. А теперь мне хочется ответить г-ну Зайцеву словами самого о.Серафима (Роуза).

О протестантизме, католичестве и «латинском пленении»

На вопросы портала Православие.Ru отвечает архимандрит Рафаил (Карелин).

— В разное время на Православие в большей или меньшей степени «давили» разные ереси. В последние столетия особенно увеличилось давление католицизма и протестантизма. Какая из этих ересей по своему влиянию страшнее для православных? От какой выработано более совершенное противоядие?

— Со времени отпадения Рима от вселенского Православия у нас накопилась обширная апологетическая литература, где подробно рассмотрены и исследованы разногласия между католицизмом и Православием. Надо сказать, что с каждым столетием образовавшийся разрыв все более расширялся и углублялся вследствие того, что Рим принимал новые догматы и каноны, несовместимые с учением древней Церкви. Возрастающее влияние иезуитского ордена на Западе внесло в сознание латинских теологов мощную струю либерализма и гуманизма (надо сказать, что само слово «иезуитство» стало синонимом прагматизма и неразборчивости в средствах для достижения поставленной цели). Между Православием и католицизмом проведены четкие границы, которые не могут сдвинуть или уничтожить ни экуменизм, ни волны нарастающей секуляризации.

С протестантством дело обстоит сложнее. В отличие от католицизма протестантизм представляет собой конгломерат конфессий, деноминаций, сект и теологических школ, вследствие чего он не имеет единой богословской концепции. То общее, что характерно для протестантизма, как бы его кредо, — это отвержение и разрушение Предания и замена его частными мнениями и субъективными толкованиями Священного Писания. Именно благодаря аморфности и многоликости протестантизм легче подделывать под Православие. В этом отношении он имеет своих единомышленников и союзников — «православных» теологов-модернистов, которые стараются дискредитировать Священное Предание и разрушить изнутри Церкви само Православие. Поэтому в настоящее время протестантизм я нахожу более замаскированным и опасным противником, чем католицизм.

Что же касается противоядия от лжеучений и ересей, то я считаю главным противоядием стяжание благодати Духа Святого. Благодать делает православным не только ум, но и сердце человека, и он непосредственно ощущает и познает духовными интуициями, что спасение возможно только в Церкви, в ее Предании, догматике и литургике, что Церковь — это Ковчег, вне которого спастись от потопа зла и греха невозможно. Однако если мы продолжим эту аналогию, то и в спасительном ковчеге нашлись Хам и Ханаан. Для спасения необходимым условием является пребывание в Церкви, однако спасение не происходит механически, а зависит кроме благодати от воли и жизни каждого человека.

Говорить о том, кто ближе к спасению — католики, протестанты или другие еретики — мне кажется бессмысленным. Во время потопа одни люди погибали на равнинах, другие бежали в горы, взбирались на самые вершины, но и там их настигали волны — и все вместе нашли общую могилу в бездне океана. Утонуть вблизи или поодаль от берега — одинаково.

— Что вы можете сказать по поводу представления некоторых богословов о «латинском пленении», в котором, по их мнению, наша Церковь пребывала чуть ли не несколько столетий?

— Что касается обвинения Православной Церкви в «латинском пленении», то это крупномасштабная провокация модернистов, цель которой — найти благовидную причину для проведения своих разрушительных замыслов и реформ в самой Православной Церкви.

Модернисты громко кричат о необходимости «очищения» Православия от латинского влияния, но на самом деле они придумали этот прием, чтобы очистить Православие от самого Православия — дискредитировать православное Предание, заключенное в церковной гимнографии, соборных постановлениях, агиографии и уставе Церкви. Модернисты даже не стесняются списывать значительную часть Предания под мифологию.

Надо сказать, что католицизм в основе своей имеет древнее христианство, которое впоследствии было искажено и обезображено человеческими измышлениями и страстями, такими как: слияние с политикой (что проявилось в цезарепапизме), силовые приемы против инославных, разрушение соборных начал, культ Первоиерарха, стремление к унии не только с другими конфессиями, но и с полуязыческим духом мира (путем перманентной секуляризации).

Однако, все эти негативы не дают право считать католицизм антихристианским явлением, как хотел это представить Лютер. До трагического отпадения от Вселенского Православия Рим принадлежал единой Церкви и после отпадения сохранил часть того, что принадлежало ей. Поэтому отвергая заблуждения католицизма, мы должны отметить, что наряду с наносными пластами человеческих измышлений в нем сохранились остатки древнего учения. Католицизм засорил древнее Предание, но полностью не уничтожил его. А протестантизм своим железным молотом разбил остатки стен от уже разрушенного алтаря.

Следующий прием модернистов — обвинение православного богословия в насаждении западной схоластики, как одного из доказательств «латинского пленения». Надо отметить, что схоластика — это вовсе не бесплодная софистика, а стремление привести богословские знания в определенную систему, используя принципы анализа и синтеза, методы дедукции и индукции. Отметим, что в Ветхозаветной Церкви первоначально существовало устное Священное Предание, но затем, в связи со снижением духовного уровня людей, потребовалась его фиксация в форме Священного Писания, чтобы оно не было совершенно потеряно.

Нечто подобное мы можем увидеть в переходе патристики к схоластическому богословию — когда нужно было сохранить через богословскую систему христианские умозрительные истины. Это было также требованием времени, в связи с нарастающим духом секуляризации. При этом в православном богословии схоластика не отвергала патристику, а опиралась на нее. К сожалению, на Западе вместе со схоластикой в теологию стал проникать рационализм, а именно стремление не только дать общую картину догматике и пояснить ее, а проверить саму догматику через человеческий рассудок. Как раз это злоупотребление дискредитировало схоластику и незаслуженно придало ей негативный характер. Но сама по себе схоластика явилась и является необходимым этапом в истории догматики; без нее современное богословие превратилось бы в хаос частных мнений. На православном Востоке схоластика большей частью употреблялась как метод школьного обучения.

Схоластика появилась на Западе несколькими веками раньше, чем на Востоке, поэтому неудивительно, что православные богословы могли использовать как рабочий материал некоторые католические тексты, убрав из них ошибки и неправильности, очистив от поздних заблуждений и теологической кривизны. Такая работа напоминает ту, которую проделали отцы Церкви, использовав в своих сочинениях язык и терминологию античной философии. При этом они переосмысливали такие заимствования и вливали в старые формы новое содержание, а в некоторых случаях развивали и уточняли эту терминологию, приспосабливая ее к христианскому учению.

До XX века никто не упрекал Церковь в «латинском пленении» и отступлении от православного вероучения. Только в начале революционного XX столетия раздались голоса, требующие реформ Православия. К сожалению, некоторые голоса прозвучали из духовных школ. В то время словом «свобода» была опьянена часть преподавателей и даже священников; доходило до того, что в стенах Духовных академий демонстративно служили панихиды по зачинщикам революции (напр., лейтенанте Шмидте), произносились и печатались проповеди, где с гневом обличали подавление мятежа 1905 г. (который Ленин назвал «генеральной репетицией к октябрьской революции»), участвовали в забастовках и т.д., в общем, выражали солидарность своим будущим гробовщикам. В этой среде возник лозунг «обновленное православие» и появилось такое броское выражение, как «латинское пленение Церкви». Один из видных теологов того времени писал: «Учение об искуплении уже не удовлетворяет наших современников — им нужны новые идеи». Эти слова означали отказ от вечных истин христианства ради прагматики.

«Латинского пленения» никогда не было и не могло быть в Церкви, иначе она потеряла бы свою богодухновенность, перестала бы быть «столпом и утверждением истины», хранительницей огня Пятидесятницы и непорочной Невестой Христа.

12345678910Следующая ⇒

Поделиться: