КАВКАЗ ПЕРЕБИРАЕТСЯ В КАЛУГУ

 

10 октября 1859 года Шамиль прибыл в Калугу.

Он остановился в гостинице Кулона, которая тут же стала местом паломничества калужских обывателей. Ветераны, годами не казавшие носу из своих имений, и те явились в город, влекомые чрезвычайными известиями. Повидать Шамиля приходили и побывавшие у него в плену солдаты. Они кланялись имаму, а когда их спрашивали, отчего они это делают, отвечали: " Так ведь тем пленным и было хорошо, кто у Шамиля жил или где проезжал он. Забижать нас не приказывал, а чуть, бывало, дойдет до него жалоба, сейчас же отнимет пленного и возьмет к себе, да еще, как ни на есть, и накажет обидчика".

— Так он хорош был для вас, для пленных? — удивлялся Руновский.

— Хорош, ваше благородие, одно слово — душа! И дарма, что во Христа не верует, одначе стоющий человек.

Имам сделал визиты к военному начальству и гражданскому губернатору В. Арцимовичу. Они тепло приветствовали почетного пленника и обещали сделать его жизнь в Калуге достойной его славы и подвигов.

Затем Шамиль посетил преосвященного Григория, епископа Калужского и Боровского. В семинарии ему подарили Евангелие на арабском языке. Шамиль внимательно прочел его, сверяясь с собственными книгами. Затем сказал Руновскому: " Тут много хорошего написано, только многого вы не исполняете". На это Руновский ответил, что мусульмане тоже не все исполняют, что написано в Коране, иначе палачу Шамиля не пришлось бы отрубить столько голов. Но с тем, что Бог у всех один, согласились и Шамиль, и Руновский. Как и с тем, что один у людей и дьявол-искуситель.

Шамиль хотел даже посетить церковную службу, но необходимость снимать папаху при входе в храм сделалась для имама непреодолимым препятствием.

В тот же день Шамилю было выдано его годовое содержание — 10 тысяч рублей серебром, а затем ему показали дом, в котором ему предлагалось поселиться со своим семейством.

Шамилю понравился трехэтажный каменный особняк по Одигитриевской улице. Дом с отдельным флигелем, большим плодоносящим садом, красивым бассейном, теплой баней и вместительными конюшнями был обнесен высоким забором. Но внутреннее устройство дома не отвечало образу жизни имама, и он пожелал его изменить.

Работы были поручены архитектору князю Вадбольскому. Князь отнесся к делу очень серьезно. Прежде чем приступить к работам, он деликатно выяснил потребности Шамиля, характер и предпочтения членов его семьи, а также особенности мусульманского быта.

Сам же дом, принадлежавший вдове майора Сухотина, был выкуплен казной и передан Шамилю.

Древняя Калуга с ее живописными окрестностями напомнила Шамилю Кавказ. Глядя на широкую Оку, за которой поднимались высокие холмы и наливались золотом бескрайние леса, Шамиль улыбался: " Чистая Чечня! "

Но горожане опасались, как бы их тихая Калуга и в самом деле не превратилась в беспокойный Кавказ.

Этому весьма способствовали бойкие газетчики, публикуя сенсационные статьи под заголовками вроде " Наполеон Кавказа взят! " или " Грозный имам в Калуге! ". А проворный фотограф Гольдберг даже успел сделать портрет Шамиля и пустить его в продажу, поместив на обороте короткое, но впечатляющее жизнеописание имама.

Публика любопытствовала и беспокоилась. Мнения расходились. Одни уверяли, что Шамиль из простых крестьян, другие доказывали, что он давно уже генералиссимус. Не был ясен и статус Шамиля: если он военнопленный, то почему ему отвели один из лучших домов? И разве он разбойник, если государь его так одаривает? Дамы желали удостовериться, верно ли пишут, что " Шамиль — статный красавец, и из глаз его брызжет огонь, а из уст его сыплются розы". Их также очень волновало семейное положение Шамиля. Им чудилось, что имам явится с большим гаремом и опасно повлияет на калужских мужчин. Ветераны успокаивали их тем, что " жен у Шамиля осталось две, прочие в боях пали". Но то, что вместо гарема в городе появятся воинственные амазонки, волновало дам еще больше.

" Мы, было, и вовсе Кавказ к рукам прибрали, а как поставили они над собой Шамиля, так он утесы свои от солдатского духа и очистил, — просвещали публику ветераны. — А не троньте, говорит, нас. А у нас по-своему. А кто сунется в горы — секир башка! Ну, мы его тогда в кольцо, крепостями обложили, да просеки через леса".

Все сходились на том, что Шамиль — новый Пугачев и как бы тут чего не вышло…

На объяснения местных вольнодумцев насчет того, что Шамиль, хоть и бунтарь, но на чужие земли, а тем более на царский трон не покушался, возражали помещики: " Разве не он ханские фамилии под корень извел? А мужика с дворянином вровень поставил? Податей не платят, рекрутов не дают, власти над собой никакой не ведают! Аккурат — Пугачев! Плаха по нему плачет! "

Вспомнили даже Лжедмитрия II — Тушинского вора, который пытался овладеть Москвой, а затем бежал в Калугу, где и был убит.

Пока публика горячо обсуждала свою будущность в соседстве с " буйными абреками", а купцы подумывали о возможных барышах ввиду ожидавшегося наплыва гостей, полицмейстер твердил одно: " Калуга пока еще русский город! Тут им не Кавказ. Тут сиди смирно! "

За свои пять веков Калуга повидала многое. Она стояла на подступах к Москве и оказывалась участницей многих войн. Особая роль выпала ей в битвах с ханом Батыем и Наполеоном. Когда Кутузов оставил Москву, Калуга стала главной опорой его побед над французами.

Шамиль оказался не первым именитым пленником, жившим в Калуге. Еще при Екатерине здесь несколько лет пробыл епископ Краковский Солтык. После него в Калуге был поселен последний крымский хан Шан-Гирей. Потом хана отпустили в Молдавию, откуда он попал на остров Родос, где был задушен по приказу турецкого султана.

В Калуге был похоронен и султан Малой Киргизской орды Аригази Абдул-Азиз, живший здесь с 1824 по 1833 год на широкую ногу с родными и свитой и умерший от сильной простуды, когда выпил в жару слишком много холодного квасу.

Однако впечатление от прибытия Шамиля затмило все прежние визиты знатных гостей.

 

" КРАСНЫЙ" ГУБЕРНАТОР

 

В. Арцимович, назначенный гражданским губернатором Калуги за год до прибытия Шамиля, разделял идеи Александра II о необходимости скорейшего переустройства общества на европейский манер.

Арцимович прослыл большим либералом и деятельно внедрял в сонную калужскую жизнь блага эмансипации. При нем забурлила не только общественная, но и экономическая жизнь. Местные помещики и дворянство, не поспевавшие за реформами губернатора, прозвали его " красным".

Двигателем прогресса стала газета " Калужские губернские ведомости". В ней же, с прибытием в город имама, появилась постоянная колонка " Из дома Шамиля".

Губернатор близко подружился с имамом, и между ними часто случались довольно откровенные беседы. Однажды, когда речь зашла о последних днях войны, Шамиль сказал Арцимовичу: " Я вышел в Гунибе, чтобы спасти свой народ. Я покинул родину, чтобы сохранить ее. Я стал аманатом, чтобы армия царя вернулась в Россию. Они пришли к нам рабами, не по своей воле, но горцы научили их любить и защищать свободу. Если будет на то воля Аллаха, они помогут царю Александру понять, что лучше быть главой свободных людей, чем царем рабов".

Выяснилось, что Арцимович и сам был решительным сторонником отмены крепостничества. Он уверял Шамиля, что к тому же склоняется и Александр, говоривший своим сподвижникам, что " лучше отменить крепостное право сверху, нежели дожидаться того времени, когда оно само собой начнет отменяться снизу".

 

ИМАМ И ПРИСТАВ

 

В октябре 1859 года Гази-Магомед и Богуславский отправились в Дагестан за семейством имама. Они ехали в карете Барятинского, которую пора было вернуть хозяину. На смену этой карете в Калугу прибыла еще более роскошная, подаренная Шамилю Александром II. Украшением царского подарка были две великолепные лошади

Все заботы о Шамиле легли на плечи Руновского. При официальном вступлении Руновского в должность пристава Шамиль первым делом объявил ему: " Прошу вас придерживаться только одного нашего обычая: когда дадите слово в чем-нибудь, держите его, хотя бы надо было для этого умереть. Кто исполняет свое обещание, тот у нас хороший человек, кто его не исполняет, тот дурной, его надо убить".

Руновский отвечал, что это очень хороший обычай. И просил Шамиля посвятить его, насколько возможно, в другие горские обычаи, чтобы ненароком не попасть в неловкое положение.

В своей служебной деятельности Руновский должен был руководствоваться утвержденной Александром II " Инструкцией для пристава при военнопленном Шамиле".

В ней говорилось:

1. Пристав и его помощник, в качестве лиц, которым правительство вверяет надзор за Шамилем, должны в этом звании быть советниками и руководителями его, ограждать от всего, что могло бы отягощать его положение, и в уважительных просьбах быть за него ходатаями.

2. Присмотр за Шамилем и его семейством должен быть постоянный, но для него не стеснительный.

3. Шамилю и его сыновьям дозволяются беспрепятственно прогулки: пешком, в экипажах и верхом, как в городе, так и за чертою оного, не далее, однако, как за 30 верст в окружности. Он и сыновья могут свободно посещать театры и собрания, как публичные, так и частные, держать своих собственных лошадей верховых и упряжных. При выездах Шамиля или сыновей в гости и в публичные собрания, при прогулках за город и в особенности при прогулках верхом его должен непременно сопровождать пристав или помощник, принимая со своей стороны должную предосторожность, но под благовидным предлогом. При прогулках же в город сопутствование Шамиля и его сыновей предоставляется собственному усмотрению пристава.

4. Допускать к Шамилю свободно как русских подданных, так и иностранцев, заботясь только о том, чтобы подобные посещения не беспокоили его. При посещениях посторонних лиц присутствовать непременно приставу или его помощнику и переводчику. Магометан и вообще лиц сего исповедания с Кавказа допускать только в таком случае, когда они будут иметь на то дозволение от главнокомандующего Кавказской армией. Вообще наблюдать, чтобы Шамиль и его семейство не могли иметь каких-либо подозрительных сношений.

5. Для объяснений с Шамилем назначаются два переводчика, один по найму собственно для переговоров в домашнем быту, а другой с правом действительной службы, для верной передачи разговора и мыслей Шамиля о предметах, не касающихся обыкновенного домашнего разговора.

Оба переводчика подчиняются приставу и должны исполнять его поручения.

6. Все письма, которые будут получаться в Калуге на имя Шамиля или его семейства, пристав обязан доставлять через начальника губернии в Петербург к военному министру, равно и письма, которые от Шамиля или его семейства будут посылаемы на Кавказ, должны быть тем же путем доставлены в Петербург.

7. Пристав и его помощник не должны без нужды обременять своим присутствием Шамиля, в особенности не препятствовать ему в исполнении всех религиозных обрядов и привычек домашней жизни.

8. Пристав должен заботиться о том, чтобы по возможности сблизиться с Шамилем и приобрести его доверие.

9. Пристав обязан принимать из уездного казначейства за каждые три месяца вперед по 2500 р. с., в счет 10 т. р. всемилостивейше назначенных на содержание Шамиля, и тотчас же деньги эти вручать полностью самому Шамилю, под собственную его расписку, которая должна служить квитанцией в исправном доставлении ему означенных денег и быть предоставлена начальнику губернии для хранения при делах канцелярии. Пристав отнюдь не должен вмешиваться в расходы Шамиля и вообще ни в какие хозяйственные или семейные его распоряжения, как скоро они не заключают в себе ничего противного нашим законам. Но если по знанию языка или местных цен он найдет возможным быть полезным Шамилю своим советом или предупреждением, то должен пользоваться этими случаями, чтобы расположить к себе пленника.

10. Пристав должен иметь в виду, что Шамиль для Кавказа лицо весьма замечательное, а потому должен стараться из разговоров с ним и рассказов его знакомиться со всеми событиями войны на Кавказе, с планами, которыми руководился Шамиль, и с средствами, к которым прибегал для упрочения и поддержания своей власти. Также и о нравах, обычаях, торговле и образе правления племен, бывших ему подвластных. Разговор о подобных предметах должен быть вносим в дневник, ведение которого поручается приставу секретным образом. По истечении каждого месяца этот дневник должен быть представлен дежурному генералу Главного штаба Его Императорского Величества.

11. Пристав должен по возможности стараться исполнять просьбы и желания Шамиля, если к тому не встретится особых препятствий или если это во власти пристава. Все же, что будет превышать его власть, представлять начальнику губернии на разрешение. Те желания и просьбы Шамиля, которых не вправе будет разрешить и начальник губернии, должны быть излагаемы письменно для представления военному министру.

12. Пристав и его помощник помещаются в том же доме, который будет нанят для Шамиля, но если это окажется неудобным, то в таком случае должен быть помещен по возможности один пристав.

13. Содержание для пристава, его помощника и переводчиков отпускается от военного ведомства, деньги же на наем дома для Шамиля и отопление оного отпускаются из государственного казначейства, по требованию начальника губернии.

14. О всех случаях, инструкцией не предвиденных и представляющих какое-либо затруднение в разрешении, пристав представляет начальнику губернии.

15. Высший надзор за исполнением всего в инструкции определенного поручается начальнику губернии с тем, чтобы обстоятельства, заслуживающие особенного внимания или требующие особого разрешения, были представлены военному министру.

Это наставление Руновский трактовал в самом либеральном духе, а дневник вел с первых же дней знакомства с Шамилем. Обладавший живым умом и литературными способностями, Руновский записывал в дневник свои впечатления воспоминания имама о войне, его рассказы из истории Кавказа и множество любопытных сведений из жизни Шамиля и его семейства.

В самом начале дневника Руновский выражал противоречивые чувства, связанные с его новым назначением: " Жить с Шамилем! заботиться о нем!.. Когда это приходило мне в голову?.. Напротив, я хорошо помню, что за время долгой моей службы на Кавказе не один раз подумывал я о том, как-то будет заботиться Шамиль обо мне, когда случайности войны сделают меня его пленником?.. Просторна или тесна будет та яма, в которую меня засадят?.. Не раз случалось также мне видеть и сны подобного содержания… то были сны страшные, страшные до того, что, несмотря на всю приятность пробуждения и на сознание, что " то был сон", я невольно начинал, на всякий случай, перебирать в уме средства к освобождению своему из будущего плена…"

Когда Руновский осторожно поделился своими воспоминаниями с Шамилем, тот согласился, что такова была обычная участь пленных, за исключением грузинских княгинь. Видя, как его принимают в России, что люди не желают ему зла, и особенно после того, как ему пересказали книгу Вердеревского " Плен у Шамиля", имам пожалел, что содержал своих пленных совсем иначе.

Вскоре Шамиль написал письмо своему наибу в Черкесии Магомед-Амину.

" От бедного раба Аллаха — писца, пленника Шамиля сыну его Мухаммадамину. Мир вам, милость Аллаха Всевышнего и Его благословение. Аминь!

А затем. По воле Всемогущего и Всеведующего я попал в руки неверных поистине, предопределенного не избежать и предосторожность не предотвратит предопределенного Аллахом. Однако не пришлось злорадствовать моим недругам и завистникам, которые явились причиной моего пленения — напротив, мне оказали почет и уважение в такой степени, что не увидевший своими глазами не поверит. Великий император определил мне тысячу туманов ежегодно, поселил меня в городе Калуге, большой город вблизи Москвы, в просторном, высоком доме с коврами и всем необходимым. Так что мне просторно и очень удобно. Потом я здесь столкнулся со слухом, распространенным среди них о том, что пленные в твоем вилайате находятся в тяжелом положении и испытывают нужду. Я не поверил этому и все же послал тебе это письмо, испросив разрешение у губернатора уведомить тебя об этом. Если это ложь, то это и есть мое желание, а если нет, то необходимо тебе пленных содержать так, чтобы на тебя не пало порицание.

Затем я отправил 26 раби ал-аввал 1276 года сына моего Газимухаммада, чтобы он привез мое семейство с сыном нашим Мухаммадашафи, и пребываю в ожидании их приезда. И все.

Писано в Калуге 26 раби ас-сани 1276 г. (22 ноября 1859 г.).

Я не скрепляю своей печатью это письмо потому, что печать моя осталась в руках Амирхана, который изменил мне. Возможно, Газимухаммад сам привезет ее".

 

⇐ Предыдущая15161718192021222324Следующая ⇒

Поделиться: