Пятый круг Ада: 44. 44 Проклятых Города

*первая часть главы была написана под этот трэк, вдруг кого заинтиресует: Two Steps from Hell — Moving Mountains, Two Steps From Hell - White Witch*

Хоспис — учреждение для неизлечимо больных людей. Место, где умирающим предоставляли уход и делали последние дни их жизни не столь мучительными. Место, где пытались не спасти жизнь, но продлить ее хотя бы на пару дней, часов, минут.
Чем больше лет проходило, тем острее население планеты нуждалось в подобных учреждениях.
Третья Мировая принесла с собой столько вирусов, сколько людям до того и не снилось. Заболевания, рядом с которыми Чума и Проказа были не серьезнее простуды. Все потому что от этих болезней лекарство существовало, от новых же заболеваний — нет. И пусть сотни ученых не спали сутками, стараясь выявить вакцины к новым штаммам вирусов, они просто не поспевали за их мутациями. Лишь создавалась вакцина, а через несколько месяцев вспыхивала эпидемия уже нового вируса, с которым она справиться не могла. И, только приостановленные исследования, начинались вновь. Люди работали на износ, понимая, что человечество подступило к границе своего уничтожения слишком близко, что один неверный шаг, одна заминка, и всему придет конец.
Одним из самых страшных вирусов был МИЦТ — без видимых причин человек сначала слабел, а затем начинал стремительно стареть. При этом тело больного раздирала ужасающая боль, которая нарастала с каждым днем, пока в последний момент человек не выдерживал и умирал от болевого шока. Никакое обезболивающее не помогало, не было ни одного лекарства, которое могло облегчить последние минуты жизни несчастного. Разве что... Эвтаназия?
— Сегодня у брата эвтаназия. Не мог бы ты поехать со мной к нему в Хоспис? Прошу тебя, — голос Мифи дрожал. Она переминалась с ноги на ногу, смотря на Тебя очень внимательно большими наполненными слезами глазами. Несколько слезинок блестели на ее длинных ресницах, и Ты, заметив, как они мерцают в свете ламп, подумал о том, что раньше не видел, насколько красива Твоя подруга.
«Гормоны, наконец-то, дали о себе знать?» — задался Ты вопросом, и только затем поморщился от осознания того, что Тебе в данный момент говорят о скорой смерти близкого родственника, а Ты при этом думаешь о подобных глупостях.
Зато теперь стало ясно, почему Мифи была так странно одета: черная блузка, черный пиджак, черная юбка и туфли на низком черном каблуке. Сегодня всегда меняющие цвет волосы девочки были также черными, забраны на затылке в обыкновенный хвост.
— Я не могу, — сухо бросил Ты, — Это же...
— Нет! Прошу тебя! Пойдем! Мне нужен кто-то... Кто-то, кто не будет плакать! — прошептала она, глотая слезы, — А я знаю... Ты сильный, ты это скрываешь, но ты очень сильный, ты не будешь... Можешь ненавидеть меня, больше не дружить со мной, но только сегодня, пойдем со мной! – ее умоляющий взгляд просто не мог оставить Тебя равнодушным. Внутри все словно перевернулось и заполнилось чем-то неприятно-липким. Ты действительно не хотел ехать, Ты был уверен, что это не Твое дело и Тебя это попросту не касается. Но эти глаза и дрожащие бледные губы подруги заставили Тебя дать иной ответ:
— Ладно, — тихо согласился Ты, сам не понимая, зачем и почему. Мифи никогда не казалась Тебе особенно умной девушкой. Она постоянно витала в облаках, думала лишь о том, как бы апгрейдить свое тело или, быть может, где раздобыть денег на новую одежду. Но Такая Мифи предстала Твоим глазам впервые. Строгая, сдержанная, но, тем не менее, гордая и не желающая показывать окружающим насколько ей плохо. На уроках она сидела прямо, словно проглотив железный прут. Ни один мускул не дрогнул на ее бледном лице. Но лишь началась очередная перемена, она позвала Тебя на лестничную площадку и только тогда только Тебе показала то, что чувствовала в действительности, что скрывала за этой непроницаемой строгой маской.
— Спасибо, — прошептала она. Мифи глубоко вздохнула, взяла себя в руки, вновь посмотрела на Тебя и улыбнулась. Так, как никогда еще Тебе не улыбалась. Эта улыбка была чем-то большим, чем просто отражением ее благодарности. Она, словно, создала между вами ту последнюю ниточку, без которой вы все это время не могли стать самыми близкими друзьями. Эта улыбка стерла ту пропасть, что между вами все это время пролегала. Ты забыл о том, насколько умнее ее, насколько бесчувственнее и злее. Она, та, кто долгое время спасала Тебя, становясь некой отдушиной, теперь сама просила у Тебя помощи. Отказать ей было равноценно убийству остатков той человечности, что в Тебе еще оставалось.
После уроков вы под гомон тысяч учеников вышли на крыльцо. Вокруг все смеялись, старались друг друга перекричать, спорили, жили. Они не подозревали, что в эту самую секунду одна девочка едет к своему брату, чтобы попрощаться, чтобы увидеть, как он будет умирать. На ее глазах умирать. Все это казалось Тебе каким-то неправильным. Что-то с этим миром все-таки было не так… Вот только что же?
У ворот школы вас уже ждала машина.
— А они против не будут? — сбивчиво спросил Ты, кивая на родителей Мифи.
— Не будут, — тихо бросила девочка и уверенно направилась к машине. Ты поспешно последовал за подругой, раздираемый тучей противоречивых мыслей. Ты никогда не мог подумать, что Мифи может быть так больно, что она может быть такой... Сильной. Люди... Люди-люди-люди... Они сильнее, чем Тебе всегда казалось. И не так глупы, как Ты думал. Ты смотрел на свою убитую горем подругу и понимал, что все твои теории по поводу ничтожности человечества рушатся... рассыпаются подобно карточному домику.
Они не так слабы... слышишь? Люди совсем не такие! Слабый здесь... ты?
Вы сели в машину, и Ты, впервые увидевший родителей Мифи, тихо поздоровался. Отец Мифи, мужчина средних лет с такими же серо-зелено-голубыми глазами, как и у его дочери, оглянулся и так же тихо поприветствовал Тебя. Мать Мифи ничего не сказала. Она тихо плакала.
В Тосаме было три Хосписа. Один для детей, два других для взрослых. Когда-то на всю Россию было всего несколько Хосписов. Теперь же их было три в одном лишь городе. Это говорило о многом. Подобное учреждение было необходимо во всех сорока четырех городах, которые сейчас существовали на планете. Сорок четыре проклятых города. Всего сорок четыре... Третья Мировая не пожалела людей. Не пожалела она и планеты. Война прошла, а ее последствия все еще убивали капля за каплей тех, кто посмел выжить.
Машина остановилась у высоких кованых ворот Хосписа. Остальную дорогу посетители должны были пройти сами. Мифи с родителями вышли из автомобиля и уверенно пошли по небольшой дороге, покрытой белым шуршащим гравием. Они знали куда идут, они были здесь не раз и не два. Ты же был впервые, поэтому только и успевал вертеть головой, осматривая огромную территорию хосписа и, то и дело, натыкаясь взглядом на людей: беспомощных, замученных и усталых. Лица многих были обезображены болью, глаза тех, кто жил здесь, давно потухли. Эти люди мечтали лишь об одном — чтобы их муки, наконец, прекратились.
Так зачем же вы живете?
У каждого были свои причины: родственники; возможно, какие-то долги этому миру. Но никто из них не хотел больше бороться. Лишь страх... липкий страх перед болью... Лишь жажда... жажда успокоения...
Ты почувствовал, как начинаешь задыхаться, как и Тебя сковывает этот страх. Если в больнице постоянно пахло хлоркой и лекарствами, то здесь был лишь ощутимый запах смерти. У Тебя закружилась голова. Ты смотрел на смерть широко открытыми глазами и впервые не мог понять, что же она такое.
Что такое смерть?
Что такое, спрашиваешь ты?
Тери, ты, разве, не помнишь?
Ведь Джонни умер, и ты был уверен, что знаешь... все знаешь о смерти!
Джонни? А кто это...
Прости...
— Тери? Что-то случилось? — голос Мифи вывел Тебя из ступора. Ты не сразу понял, что уже несколько минут стоишь посреди дороги и смотришь на молодого парня в инвалидной коляске, играющего со своей собакой. Кажется, он был парализован и мог управлять лишь левой рукой. Парень бросал рыжей собаке маленький мячик, а пес, заливисто лая, бежал за мячиком, находил его, брал в пасть и, виляя пушистым хвостом, приносил своему хозяину. Причем сначала пес клал мячик у ног своего хозяина, видимо надеясь на то, что парень сможет, как в старые добрые времена, сам нагнуться и взять его. Но больной на это лишь грустно улыбался. Тогда пес вновь брал мячик в зубы и перекладывал его уже прямо в руку своему хозяину. Новый бросок и все повторялось снова. Не то чтобы пес был так глуп, и поэтому каждый раз, сначала приносил игрушку к ногам парня... О нет... Наоборот... Он был слишком умен...
Тебя это напугало... Эта безнадега и отчаянье, что читалась во всей этой на первой взгляд совершенно безобидной сцене. Это Тебя так впечатлило, что Ты застыл и не мог оторвать взгляда от этого парня и его собаки ровно до тех пор, пока к Тебе не подошла Мифи.
— Ничего, — пересохшие губы сами собой прошептали это, но прозвучала кинутая тобой фраза настолько фальшиво, что Ты брезгливо поморщился. Девочка же внимания никакого на это не обратила, лишь зацепилась за рукав Твоей серой вытянутой кофты и повела за собой. Ты был уверен, что Хоспис мало чем отличается от больницы. Но и здесь Ты оказался не прав. Вы зашли в большое белое здание, но оказался Ты не в шумной больнице, а скорее в вакууме. Не было ни единого звука. Лишь длинные белые коридоры с сотнями дверей, лишь серые лестницы, лишь тихо жужжащий белый лифт и ни единой души. Казалось, что Ты попал в какое-то заброшенное здание.
— Почему здесь... так тихо? — эта тишина Тебя угнетала и давила, от нее Тебе хотелось убежать, спрятаться, или начать громко говорить, только бы разорвать ее. Тишина пугала Тебя, кажется, даже больше, чем запах смерти, витающий здесь и пропитавший собой абсолютно все.
— Полная звукоизоляция... чтобы больные не мешали друг другу... своими... криками, — выдавила из себя Мифи, — я тоже не сразу смогла к этому привыкнуть, — уже тише добавила она.
Вместе вы поднялись на седьмой этаж, а там, среди совершенно одинаковых и ничем не отличающихся друг от друга дверей, выбрали одну. Лишь щелкнул замок открывающейся двери, как Тебя буквально накрыл шквал звуков: болезненные крики, суета бегающих вокруг больного медсестер и врача, шуршание капельниц и лязг стеклянной посуды.
Мужчина, брат Мифи, выгибался на кровати, судорожно дышал, почти рычал, хватаясь сводящими судорогой руками за спинку кровати. Мифи сначала испуганно отпрянула, но затем поспешила за своими уверенно зашедшими в комнату больного родителями. Но Ты не сдвинулся с места. Тебе там делать было нечего. Ты не был тем, кто имел право наблюдать эвтаназию человека, которого так любили Мифи и ее родители. Не просто потому, что Ты был посторонним. Ты стоял посреди коридора и все четче осознавал одну единственную истину: Тебе было наплевать на этого человека. Плевать на его муки. Ты видел искаженное болью лицо, Ты видел панику медсестер, Ты видел все это, но ничто не трогало Твое сердце.
Сердце?
Что это?
То, чего мы лишились...
То, что мы потеряли в тот день, когда увидели Джонни с пистолетом в руках...
А было ли оно у нас вообще?
Являлось ли сердце чем-то большим, чем просто орган, перекачивающий кровь в нашем теле?
Кто знает...
Дверь захлопнулась, а за ней остались и все эти страшные звуки. Ты остался в полной тишине. В полной всепоглощающей тишине посреди пустынного белого коридора.
"Интересно как скоро все это закончится?" — задался Ты вопросом, сам не совсем понимая, о чем же Ты говоришь? Об эвтаназии? О болезнях? О мире? О своей жизни? О чем же?
«Cogito, ergo sum — Мыслю, значит, существую» — это было сказано Рене Декартом...
«Когда я мыслю — я убиваю... себя убиваю», — подумал Ты, отворачиваясь от двери, расставляя руки, изображая ими крылья самолета и начиная идти по самому центру коридора на цыпочках, покачиваясь и не смея сделать лишнего шага вправо или влево, словно Ты шел по невидимой веревке. Шаг за шагом, Ты продвигался вглубь коридора, проходя все новые двери и невольно прислушиваясь. А вдруг все же что-то услышишь? Чужая смерть... Она пугала... Но и пробуждала нездоровое любопытство. Так Ты прошел с десяток дверей, пока не заметил, что одна из них приоткрыта. Звуков оттуда никаких не доносилось. Невольно Ты сошел со своей невидимой тропы и, не опуская рук, подошел к двери ближе. Но в узкую щель ничего толком разглядеть не получалось. Лишь десятки трубок, капельница и прибор, считывающий ритм сердца. Тогда Ты, немного подумав, приоткрыл дверь и заглянул в комнату. Белые стены, белый потолок, белый пол — комната была точно такой же, как и та, в которой лежал брат Мифи. Та же кровать у окна и десятки приборов. Вот только тот, а точнее та, что жила в этой комнате, не корчилась от боли, а всего лишь сидела на кровати, аккуратно сложив руки на коленях и вглядываясь в окно. Услышав тихий скрип двери, девушка оглянулась, и Ты встретился взглядом с большими темно-карими глазами. Незнакомка была не красива: большой рот, вздернутый нос, землистого цвета кожа и глаза с болезненным блеском. Кроме того, девушка была лысой и на ее висках красовались толстые шрамы. Несколько секунд вы просто смотрели друг на друга, после чего девушка внезапно улыбнулась тебе:
— Хочешь зайти, мальчик? — тихо спросила она.
— Нет, но зайду,— хмуро пробормотал Ты, закрывая за собой дверь.
— Ты приехал к своему родственнику? — последовал следующий вопрос.
— Нет, я что-то вроде моральной поддержки...
— Эвтаназия?
Ты на это лишь сдержанно кивнул.
— Хочешь мандарин? — последовал следующий вопрос, и девушка протянула Тебе оранжевый фрукт.
— Не люблю... — отказался Ты, следя за каждым ее движением.
— Думаешь о том, насколько я некрасива? — заулыбалась девушка такому вниманию к себе.
— Нет, хочу понять, чем ты больна.
— У меня сбои на генетическом уровне. Не знаю, что послужило причиной. Врачи тоже не знают. Сначала умерла мать, затем отец, затем старшая сестра. Теперь пришла моя очередь, — спокойно ответила она и вновь отвернулась к окну.
— Тебе больно? — сделав шаг в ее сторону, спросил Ты.
— А тебе? — последовал встречный вопрос.
— Я? Я ничем не болен...
— Но ты мучаешься от боли... я это вижу в твоих глазах, — тихо ответила она, — знаешь... чем ближе мой конец, тем острее я чувствую окружающих меня людей. И как только ты заглянул в мою комнату, первая моя мысль была о том, что ты очень несчастен. Что твоя душа плачет... расскажешь мне, почему?
— Я не плачу... и мне вовсе не больно, — Ты не знал почему, но ее слова тебя злили, — Мне просто скучно!
— Может и так... — не стала спорить девушка, — меня зовут Вайлин, мне двадцать четыре года, я закончила Тосамский Государственный университет и стала отличным ветеринаром...
— Зачем ты все это мне говоришь? — удивленно прервал Ты ее.
— Наконец-то появился кто-то помимо врачей, с кем я могу поговорить... хочу стать бессмертной в твоих воспоминаниях.
— Возможно, я забуду тебя, как только выйду за эту дверь, — тихо признался Ты.
— Это действительно может произойти?
— Вполне...
— У тебя проблемы с памятью?
— Да, постоянные провалы... Зачастую я даже забываю о том, что они у меня есть, а потом вспоминаю вновь... Забавно, не правда ли?
— Ты из-за этого так несчастен?
— Я не несчастен... не из-за этого, — чуть подумав, все же решил ответить ты честно.
— Тогда из-за чего?
— Мне плохо...
— А причина?
— Просто плохо...
— «Просто» ничего не бывает, — возразила она.
— Бывает и намного чаще, чем тебе кажется, — нахмурился Ты в ответ.
— Я завидую тебе, — внезапно прошептала она, повернувшись к Тебе и заглянув в Твои глаза. И только сейчас Ты понял то, что тебя так насторожило в этой некрасивой умирающей девушке. Она была другой. Она не сдавалась. Она... была счастлива?
— Почему ты улыбаешься?
— Рада, что ты зашел ко мне.
— Здесь нечему радоваться, я тебе никто!
— Ты человек... мне этого достаточно... Знаешь, у меня совсем никого не осталось... Мои родители и сестра умерли, пока я следила за ними, приходя в этот же хоспис, я не думала больше ни о чем. У меня не было друзей, ведь все свободное время я тратила на то, чтобы заработать на пребывание моих родных здесь. Хоспис — штука не дешевая, скажу я тебе.
"Почему?"
— А как же ты сама себе оплачиваешь лечение?
— Я продала квартиру и отдала все деньги, которые только у меня были... теперь мне остается надеяться, что я умру раньше, чем эти деньги закончатся.
"Почему ты все еще счастлива?"
— Так ты ждешь своей смерти?
— В некотором роде, хотя... хотя мне бы хотелось пожить еще чуточку больше.
— И поэтому ты завидуешь мне, потому что я буду мучиться в этом гнилом городишке и дальше?
— Мучиться? — ее взгляд внезапно стал колким, — Знаешь... я ненавижу подростков... вы такие глупые...
— Я не глупый!
— Глупый... что есть смерть? Ты веришь в потусторонний мир?
— Нет...
— Значит, когда ты умираешь, ты просто... исчезнешь?
— Именно...
— Разве это не страшно? Тебя это устраивает? Я сегодня утром смотрела телевизор, там рекламировали новый фильм, он выйдет через полгода... знаешь... ты знаешь, насколько страшно осознавать, что я не посмотрю его? Ведь я так хочу! Так как, наверное, больше никто на этой планете, так почему же я умру до того, как произойдет его премьера?! Это обидно!!! — воскликнула она и всплеснула худыми руками.
— Не хотеть умереть только из-за какого-то фильма? — усмехнулся Ты, — и после этого ты называешь глупым меня?!
— Конечно глупый... для меня важен фильм... а что важно для тебя? Считаешь, у тебя нет причин жить? Ха! Ты так думаешь ровно до того момента, пока тебе не дадут небольшой срок до смерти. И тогда ты осознаешь, сколько всего ты еще хочешь увидеть, познать, почувствовать и попробовать... ты внезапно увидишь мир совсем другими глазами! Вот только... Что это изменит, ведь ты уже умираешь. Тебе останется лишь наблюдать за неблагодарными людьми, у которых впереди еще столько времени. Времени, которое они будут тратить на несущественные глупости. Например, будут думать, что они самые умные на этой планете и что им... скучно, — говоря все это, она смотрела на Тебя, не мигая, — почему ты не любишь мандарины? — внезапно перешла она совсем на другую тему.
— Я... я не знаю, мне не нравится вкус, — опешив, пробормотал Ты.
— А почему тебе не нравится вкус?
— Не знаю...
— Попробуй!
— Я не хочу.
— Попробуй! Возможно, Этот мандарин тебе понравится! — настаивала она. Ты тяжело вздохнул, взял фрукт, повертел его в руках, почистил от мягкой ярко-рыжей корки и закинул в рот одну дольку.
— Ну как?
— Гадость, — выдавил Ты, Тебе действительно не нравились мандарины.
— Что ж... возможно они понравятся тебе завтра, — улыбнулась девушка, — Ты ведь придешь ко мне завтра? — спросила она, и Ты отчего-то кивнул, — Я буду ждать!
— Ты еще пожалеешь, — тихо ответил Ты.
— Это угроза? – слегка изумилась девушка.
— Нет, скорее утверждение.
— Я не верю в утверждения, — заявила Вайлин и внезапно хитро улыбнулась, — Ты съел мой мандарин, я требую платы!
— Что?! Да я съел только одну дольку и ту не хотел! – начал возмущаться Ты.
— Ничего не хочу слышать. Раз ты считаешь себя взрослым, то и веди себя как взрослый, — начала поучать Тебя девушка, — разве я сказала, что мандарин бесплатен? Не помню такого!
— Но ты же… ладно, и сколько я тебе должен? – недовольно пробормотал Ты, вытаскивая из кармана кофты горсть мелочи.
— Деньги? – Вайлин сначала удивилась, а затем искренне расхохоталась, — Деньги? Мне? Зачем мне эта фигня! Я же при смерти! – она смеялась и смеялась, вгоняя Тебя в краску, каждым словом заставляя Тебя чувствовать себя все неуютнее, — А говоришь, что не глупый!
— Я не глупый! – ощетинился Ты, но больше ничего в свою защиту сказать так и не смог.
— Но мы отвлеклись… Платой за мандарин, будет твой ответ на мой вопрос. Думаю это честно!
— Совсем нет!
— Почему же ты так несчастен? Расскажи мне, — полностью проигнорировав Твое возмущенное сопение, спросила в лоб Вайлин.
— Я… — Ты хотел что-нибудь соврать, но почему-то под пристальным взглядом этих ореховых глаз слова неправды застревали в горле.
— Присядь, — Вайлин кивнула на край своей кровати. Ты на негнущихся ногах подошел ближе и уселся на то место, куда она указала, — Итак, я слушаю.
— Я… — снова выдавил Ты из себя, — Я провальный эксперимент… — правда слетела с губ сама собой, и Ты сам вздрогнул от прозвучавших в комнате слов.
— Вот как… Расскажи больше… — попросила она, но в этот самый момент до ваших ушей донеслось чье-то рыдание.
— Мне пора... — выдавил Ты из себя, вскочил с кровати девушки и направился к двери.
— Хорошо, значит, расскажешь завтра! – бодро заявила новая знакомая.
— Я не приду! – сухо кинул Ты и вышел из комнаты.
— Придешь… — донеслись до тебя ее тихие слова.
Ты и сам не сомневался, что вернешься сюда, и ваш разговор продолжится. Почему? Ты и сам не мог ответить на этот вопрос. То, что творилось с тобой, Ты не мог объяснить, но ее глаза, ее голос... отпечатались где-то в глубине твоего сознания. Впрочем, сейчас тебе надо было думать не об этом. Выйдя в коридор, первое, что ты увидел, эту плачущую Мифи. Все уже закончилось и теперь ее брата на носилках несли к первым этажам. При хосписе был свой крематорий, что было очень удобно. За еще не остывшим телом парня последовали его родители. Хотела пойти и Мифи, но ты не дал ей сделать и шага, быстро подошел к подруге и обнял ее сзади за плечи. Ты ничего не говорил, потому что просто не мог найти слов утешения. Ты помнил, как было, в свое время, плохо тебе, и понимал, что слова здесь являются скорее раздражителем, чем успокоительным. Сначала Мифи не шевелилась, а затем внезапно разревелась в голос. Повернулась к тебе, уткнулась тебе в плечо. Ты же только и мог, что гладить ее по голове и шептать какие-то лезущие в голову странные глупости про Бога, ангелов, мир и перерождение, про то, что в следующей жизни ее брат наверняка станет властелином какой-нибудь крутой галактики, где на одного мужчину приходится по десять цыпочек. Ты говорил и говорил, сам не осознавая, что за чушь несешь. Но Мифи, почему-то на Твои слова лишь кивала, и иногда сквозь ее слезы Ты слышал нервный, но все-таки смех.
— Спасибо, мне стало легче, — поблагодарила она Тебя через пару минут, высвободилась из твоих объятий и побежала вниз к родителям.
Что я только что делал?
Что я только что говорил?
Впервые Ты осознал, что людям можно помочь не только умничая и ломая их изнутри во имя их блага, как тебе казалось. Иногда... иногда лучше вести себя глупо...
****
Ты приходил к Вайлин почти каждый день. Было в ней что-то, что никак не мог приобрести Ты. Ее жажда жить тебя завораживала, пленяла, и не хотела отпускать. Она рассказывала тебе о своих мечтах, делилась впечатлениями от увиденного в окне, будь это опавший желтый лист клена, или же какая-то странная птица с голубым оперением. Она радовалась любой мелочи, причем радовалась так искренне, что тебе оставалаось ей лишь завидовать. Завидовать и восхищаться. Она заставила тебя вновь поверить в людей, посмотреть на мир иначе, она заставила тебя свернуть с того угнетающего скучного пути, на который ты когда-то ступил.
Но с каждым днем блеск в ее глазах становился все слабее, и настал тот день, когда этот блеск исчез вовсе. Ты зашел в ее комнату... Она даже поприветствовала тебя... дала очередной мандарин, уверенная в том, что на этот раз он понравится тебе точно. Затем она сказала, что устала и хочет спать... всего лишь закрыла глаза... всего лишь остановилось сердце. Ты смотрел на нее, как когда-то смотрел на Джонни... Ты стоял и плакал, но чувствовал совсем не то, что чувствовал тогда в комнате Джонни.
— Спасибо, — шептал ты, — спасибо тебе, ты спасла меня... Спасибо, спасибо, спасибо! — в комнату ворвались врачи и начали делать Вайлин массаж сердца. Они еще боролись за ее жизнь, но ты знал, что все кончено.
— Спасибо, — повторил ты и вышел из ее комнаты.
Тех, у кого не осталось родственников, хоронили на небольшом кладбище при хосписе. Хотя, конечно же, это кладбище отличалось от тех, что были когда-то раньше, когда людей еще хоронили в земле. Могила Вайлин состояла из маленького надгробия, на котором обычно высекали то, что завещал написать покойный. На сами похороны Ты прийти не решился. Пришел к ней только через неделю и, усевшись у надгробия, прочитал несколько слов на камне, которые были адресованы, конечно же, тебе: "Мой дорогой друг, я верю, ты разукрасишь этот мир в те цвета, в которые захочешь сам! Ты способен на это как никто другой!"
— Хочу в ядовито-розовый! — воскликнул ты, — или нет... в голубой! Хотя, постой... вот дом одного гавнюка из школы я бы точно в пурпурный раскрасил, дабы знал, как ко мне приставать! Да-да! А вот девочке из параллельного класса, которая мне, к слову сказать, очень нравится, я бы разукрасил всю улицу в фиолетовый! Мне сказали, что это ее любимый цвет, так что... А мне нравится оранжевый... и знаешь... тот мандарин, что ты мне дала в последний раз, он был очень вкусным... странно правда?! Ты полностью изменила меня... Может в действительности ты не человек, а? Богиня? Точно богиня! Я не верил в Бога... но теперь буду верить во все! И в тебя в первую очередь!
— Эм... — твой разговор с надгробьем прервал мужской бас. Ты вздрогнул, но все же обернулся на голос. Окликнул тебя, как оказалось, мужчина в белом халате, что был врачом Вайлин, — Вы Тери Фелини, если я не ошибаюсь? — осведомился он.
— Да, это я, — с опаской кивнул Ты, — только не говорите, что она задолжала хоспису, и я теперь до глубокой старости должен расплачиваться с ее долгами! — воскликнул ты, на всякий случай прячась за надгробие, — Если это действительно так, я воскрешу тебя для того чтобы придушить! — прошипел Ты уже надгробию.
— О нет! — врач искренне рассмеялся, — нет что вы, просто она просила меня кое-что вам передать, — мужчина протянул тебе небольшой сверток.
— Хм... может, тротил? Взорвать ненавистных соседей? Это я всегда готов, — бормотал ты себе под нос, беря в руки сверток и открывая его. Но это оказались лишь письмо и обыкновенная общая тетрадь, каких сейчас уже почти не продавалось. Письмо было коротким: "Тери, я рада, что теперь ты знаешь цену своей жизни... и все же... на тот случай если тебе вновь станет скучно, я даю тебе задание... Я хочу, чтобы ты сделал все, что не успела сделать я. Мои пожелания ты сможешь прочесть в тетради, что идет вместе с этим письмом. Целую, но не прощаюсь! Я уверена, мы еще встретимся в одном из параллельных миров и станем королями мира каких-нибудь зеленых Чупакабр! До встречи ;P
P.S. Не забывай есть мандарины!"
Прочитав письмо, Ты заулыбался, но эта улыбка быстро сползла с твоих губ, как только ты открыл сто листовую тетрадь и осознал, что каждая ее страница испещрена сотнями, тысячами пожеланий Вайлин.
— Ты издеваешься?! Да мне десяти жизней не хватит исполнить все эти желания! — начал причитать Ты, буквально набрасываясь на надгробие. Ты даже не заметил, как врач, все так же улыбаясь, тихо удалился, оставив тебя наедине со своей подругой.
— Ладно, щас посмотрим. Так. «Попробовать зеленое мороженое», ну это я смогу... — вчитывался ты в мелкий почерк. — Нет, ведь не лень было писать всю эту муть, а?! Я тебя спрашиваю! Молчишь? Ну и молчи, еще поговорим! Так. «Сходить на мужской стриптиз»?! Вайлин, ты сбрендила! Как ты себе это представляешь?! Ты же знаешь, что я по мужикам не загоняюсь... А это че за хрень? Как я тебе рожу мальчика? Блять, как?! Каким местом?! Ладно. Спокойно. Если пару твоих желаний я не исполню, я не виноват! Что тут дальше. «Завести тараканов». Так... каких к хералям тараканов, сама их заводи! Я тебе заведу... я тебе таких тараканов заведу! И притащу сюда... Посмотрим, как тебе понравится, когда они изгадят весь твой камень надгробный... и еще голубей принесу! Они знают свое дело! Пипец!.. Как можно было о стольком мечтать?! А? Я же помру все это делать... О... Так... «Сходить в парк развлечений и покататься на Самом большом в мире Тосамском колесе обозрения»... ТЫ ХОТЬ ПРЕДСТАВЛЯЕШЬ, СКОЛЬКО ЭТО СТОИТ?! Я ЖЕ ШКОЛЬНИК! У меня денег дохера?! "Клево потрахаться" ЧТО ЕЩЕ ЗА ЖЕЛАНИЕ?! Извращенка!!! Хотя, соглашусь, я бы тоже был не прочь… «Круто потрахаться с парнем» НЕ ДОЖДЕШЬСЯ!!!! «Круто потрахаться с двумя моряками» ТЕБЯ ЧТО ЗАЕЛО?! За такие желания тебя в рай не возьмут! Надеюсь больше такого… «Заняться оральным сексом с дворником» Так… это уже не смешно… у меня страшные подозрения насчет тебя! Не разочаровывай меня, Вайлин! «Спасти мир от инопланетного вторжения» О, ну это я всегда рад… каждый день это делаю! Вайлин, я точно тебя убью!!!
...Ты разбирал желания Вайлин весь день, Ты бы занимался этим еще и всю ночь, но два охранника вывели Тебя за пределы хосписа.
— На сегодня приемный день закончен, приходите завтра.
— И приду! Приду и еще дам Вайлин втык! Думала, умерла и все проблемы решены?! Они только начались!
Ты сделал свой выбор…
Ты отказался от Лиса…
Ты стал Тери…
Единственным и неповторимым….
Властелином собственной жизни…
Теперь ты был способен на все!
****
В класс я летел на крыльях любви и счастья, и даже проснувшаяся резь в заднице не могла сейчас испортить моего настроения. Я выиграл! Выиграл!!! И теперь в моем распоряжении было целых два желания. Я, наверное, так бы не радовался двум тоннам золота, как этому!
— Миф-ф-ф-фи!!! — почти пропел я, вбегая в класс и тут же кидаясь к своей парте.
— Фелини! Вы опоздали! И смеете так фривольно врываться в класс?! — задребезжал у меня в ушах голос учительницы. Меня слегка передернуло, но я, все же, вернулся за дверь, постучался в нее, вновь заглянул в класс (уже не фривольно!), и смиренно поинтересовался:
— Простите за опоздание, я могу войти?
— Заходи, — одарила меня учительница не самым любящим взглядом и отвернулась к доске. Вот и ладненько! Я вприпрыжку добрался до парты и уселся на свое место.
Мифи все это время с какой-то подозрительной сосредоточенностью пялилась в экран компьютера, то хмурясь, то слегка краснея, то откровенно злясь. Вообще-то, она часто вела себя странно (чья бы корова мычала), но сегодня она еще и странно выглядела! Точнее, странными были ее волосы. Они были красными! Еще до нашего знакомства в глубоком детстве Мифи сделала один из первых нано усовершенствований своего тела, наномашины, которые от одного только желания хозяйки меняли цвет ее волос. Довольно безобидная пусть и очень дорогая вещица. И последние месяцы у Мифи волосы постоянно были окрашены разными оттенками синего или зеленого, поэтому такая резкая смена имиджа не могла не насторожить меня.
— Что это с твоей мочалкой на башке? — как можно более изящно поинтересовался я.
— Иди, убейся! Я занята, — однотонно бросила мне Мифи и вновь углубилась в написание чего-то видимо очень важного.
— Убиться я всегда успею, но все-таки... с чего вдруг такие перемены в цвете волос, и с каких это пор ты начала печатать больше десяти слов в минуту?
— Тери, отвали! — нервно бросила она, начиная покусывать нижнюю губу, — ... в любви моей ты без сомненья... — пробормотала она себе под нос.
— Чего? — я нагнулся поближе к подруге и откровенно уставился в ее монитор. То, что она писала, было похоже на поэму... только вот очень кривую и какую-то уж слишком сопливую.
— Че это? — только и смог я выдавить из себя.
— Не видишь что ли?! Стихи любви... — становясь такой же красной, как и ее волосы, пробормотала Мифи.
— Прости, что? — я почувствовал, что сейчас либо упаду в обморок, либо заржу. Обморок меня все же обошел, а вот смех сдержать оказалось очень трудно, поэтому, не выдержав, я все же прыснул, при этом вернувшись на свое место и отвернувшись к окну. Я надеялся, что Мифи ничего не заметит, но она заметила. И пришел я к этим воистину гениальным умозаключением, которые опирались на то, как зло она ударила меня клавиатурой по голове. Клавиатура была очень тонкой, поэтому треснула и разломилась на две половинки.
— НЕ-Е-Е-Е-ЕТ! — тут же послышался вопль Мифи, — Тери сломал мою клавиатуру!!! — оба обломка полетели в мою сторону, и оба, конечно же, в меня попали, ибо, когда ты находишься от человека всего в паре десятков сантиметров, попасть в него труда не составляет.
— Фелини! — это уже орала учительница, — опять ломаешь школьное имущество? Хочешь еще на месяц вылететь из школы?! — пригрозила она мне. Дело в том, что официально меня выгнали из школы не за взлом школьных архивов, а за ломку школьного имущества, а если быть совсем точными, за то, что я умудрился разбить четыре унитаза. Я уже вижу, как тащусь в школу с бейсбольной битой, дабы разбить ко всем чертям несчастные унитазы. Интересно, что же они мне такого сделали? Надо поболтать с обломками, узнать! А то я ведь и сам от себя такого никогда не ожидал! Ладно бы еще раковины, но чтобы я конфликтовал с унитазами? Уму моему это непостижимо!
— Ты что, с ума сошла! — заныл я, потирая ушибленную голову. Что-то ей в последнее время достается. Хотя... с жопой все равно не сравнить. Подумав об этом, я невольно окунулся в воспоминания прошлой ночи, побледнел, покраснел, потупил взгляд, затем впал в слепое бешенство, снова побледнел и... Короче я стал почти не отличим от Мифи.
— Ты че помираешь что ли? — спохватилась она, на что я промычал что-то нечленораздельное, начиная вытирать слюни и глупо улыбаясь, — хм... у тебя что-то произошло? — наконец Мифи вернулась в наш бренный мир!
— Ага! — моя улыбка стала шире, — Но сначала расскажи, с чего это ты вдруг решила написать подобную херню?
— Ну... — Мифи замялась, — Я долго думала... Все-таки мне очень нравится Лурна... Но когда я узнала, что она смертельно больна... Это так страшно. Я всегда боялась этого, ты же знаешь, еще со смерти брата... Знать, что в какой-то момент тебе придется похоронить любимого тобой человека, это кошмарно!
— Нда-а... и поэтому ты решила написать сопливый стишок? Не вижу связи!
— Тери! Ты дебил! Между зелеными козюльками и концом света, ты связь видишь, а между моим страхом перед потерей любимого человека и стихами нет?!
— Именно так, — нахмурился я, действительно не понимая, к чему клонит Мифи.
— Дурак! — фыркнула подруга, вытаскивая из полки в столе запасную клавиатуру, благо их у нас в школе было столько, хоть жопой жри. К нам списывали все то, оборудование, которое выходило из моды и переставало покупаться из-за появления более совершенных прототипов, — Я вчера наговорила Лурне кучу гадостей, потом всю ночь не спала, и сегодня решила, что извинюсь перед ней! И... и предложу встречаться дальше! Вот! — заявила подруга, вновь все внимание, переключая на монитор, — Ну а у тебя че? — бросила она мне уже больше на автомате.
— А... фигня... с Зуо переспал, — махнул я рукой, как ни в чем не бывало.
— А... понятно... стоп! — Мифи очень медленно повернулась ко мне, — ну ка повтори!
— А?
— Нет, дальше!
— Фигня?
— Тери, блять!
— Я переспал с Зуо, — пробормотал я, чувствуя, что начинаю смущаться.
— Ах У Е!!! ЧЕРТ! — вырвалось из Мифи.
— Имироно! — послышался визг учительницы.
— Да! — Мифи вскочила со своего места, явно все еще потрясенная моими словами.
— Еще один звук с вашей стороны и я выгоню обоих!
— Да! Хорошо! Кхм... То есть! Мы больше так не будем! — Мифи явно паниковала.
— Чтобы больше не одного звука!
— Да!
Мифи плюхнулась на свое место и следующие пять минут, ощущая пристальный взгляд учительницы, мы молча списывали с доски разнородную фигню, думая естественно не об этом. Но лишь наш цербер отвернулся:
— Рассказывай! Все рассказывай! В подробностях! Вплоть до поз и децибел стонов!
— Я эм... ну... это было ужасно! — начал я свой рассказ. Естественно, в тех подробностях, о которых просила меня Мифи, я рассказывать не стал, да если уж на то пошло и не мог, потому что первую часть ночи умирал от боли, а вторую пребывал в эйфории. К тому же сам я почти ничего не делал, а описывать, как Зуо меня нагибал, мне не особенно хотелось.
— Ахренеть! Это же просто ахренеть! Тебя трахнул Зуо! С ума сойти! — шипела Мифи, хватаясь то за голову, то за сердце, — Мой мальчик вырос! Я так тобой горжусь! — наконец заявила она, смахивая с глаз невидимые слезы.
— Не издевайся... — фыркнул я в ответ.
— Ну и что? Вы теперь встречаетесь? Ведь Да?!
— Ага... если бы... — мое настроение быстро поползло в минус, — Ему было скучно, он меня поимел... вот и все...
— А глаза-то горят! Точно все не так просто! — ехидно заметила Мифи, — Ну?! Если все так плохо, чего же ты такой счастливый, а?! — тут я не смог сдержаться, повернулся к Мифи, улыбнувшись при мысли о том, что я могу не все, но многое. Мифи почему-то в первую секунду шарахнулась от меня:
— Это че за улыбка маньяка убийцы оленей! — выдохнула она, и я спохватившись, перестал улыбаться.
— Просто... Просто Зуо проспорил мне два желания!
Мифи уже повторно начала хвататься за сердце, изображая, что вот-вот испустит дух.
— Секс! Загадаешь яростный секс всю следующую неделю?! — вдохновенно предположила она.
— Нет, думаю, заднице моей пока хватит приключений, — остудил я пыл подруги.
— Но тогда что ты загадаешь? Свадьбу?
— Мифи, ты же понимаешь, что если желание будет слишком... не по нраву Зуо, он скорее убьет меня, чем выполнит его... так что... Стой! Придумал! Я знаю, чего пожелаю!!!
— Да? И чего же?
— Попрошу сходить со мной в парк развлечений и покататься на колесе обозрения!
"Одним желанием Вайлин станет меньше"

Пятый круг Ада: 45. Будь счастлив...

Город, в котором давно нет уж слез,
Город, который живет без души.
Жить ради нескольких слабеньких доз,
Знать о жестокости нашей судьбы.
Думаешь ты, что нет света во тьме,
Думаешь, будешь в ответе за тех,
Кто без тоски убивает детей;
Тех, кто виновник десятка смертей;
Тех, кто готов убивать за еду,
Имя продать за кусок колбасы,
В мире, где нет уже места тебе,
В городе, где наплевать всем на всех.

Родственных уз бесполезная связь,
В городе этом признания нет.
Сам за себя убивай и живи,
Сам за себя режешь вены иных.
Страшный удел бессловесной игры,
В мире, погрязшем в пучине войны.

Закрой же глаза, тихо-тихо усни,
Сжалься над ними и просто прости.
Люди слабы, люди глупы.
Им не понять твоей тонкой души.
Иди же к мосту, вселенной порог,
Границы того, чей паром не уйдет.
Смерть — не конец, все еще впереди,
Только пойми это, только узри.

Встав на перила, прошепчешь «Прости»,
Сделав лишь шаг, ты с улыбкой поймешь,
Это конец — ничего дальше нет,
Глупый ребенок лишился мечты.

Семь кругов Ада его теперь ждут,
Каждый изводит кусочек души.
Семь кругов Ада, а так ли страшны
В городе том, где когда-то жил ты.

"Эй... А ведь ты проиграл!"
Эти слова намертво отпечатались в твоем мозге и не давали покоя, крутились в голове, как чертова адская карусель, сменяя одно обыкновенное слово из этой фразы другим не менее обыкновенным. Бешеный калейдоскоп всего нескольких букв, которые несли в себе не просто скрытый смысл. Смысл-то как раз был тебе понятен. Но что это была за интонация, откуда такое хладнокровие и бесстрашие со стороны насекомого? И насекомое ли это было? О нет… Будто слова эти были сказаны кем-то иным, живущим в самой глубине подсознания наивного дурачка. Что-то ты пропустил, что-то явно недопонял, и это «что-то» не давало тебе покоя. Инстинкты хищника почему-то упорно били в колокола, предупреждая об опасности. Эти слова… Его поведение… В нем что-то было не так. Устрашающее и настораживающее… Но что?
"…А ведь ты проиграл!"
Да как смела эта сука говорить с тобой в таком тоне! Смотреть на тебя так самоуверенно и так довольно улыбаться?! Да эта тварь вконец потеряла страх! Надо было обязательно его проучить! Зажать в первом попавшемся темном углу и...
И сделать что? Когда насекомое чувствует боль, но не боится ее; терпит унижения, но они его как будто вовсе не волнуют? Что с этой дрянью после всего этого делать?
А этот пидарас еще и посмел тронуть твой мотоцикл! УБИТЬ! РАСЧЛЕНИТЬ! Или лучше отдать на растерзание бешеным собакам. Живого. Наблюдать, как клыкастые пасти раздирают хрупкое тело, как брызги крови покрывают собой все вокруг, слышать его крики о помощи, предсмертные стоны и хруст ломающихся костей. Снимать на телефон как одна из собак прожевывает вырванный из его живота кусок мяса, смачно чавкая и бешено озираясь. Да. Ты хотел всего этого прямо сейчас и прямо здесь. Но в данный момент твои мечты были неосуществимы. Теперь ты был повязан двумя желаниями. Возможно, кто-то другой на твоем месте просто наплевал бы на обещание и ничего исполнять бы не стал. Но для тебя это было делом чести! Ты понимал, что по-настоящему проиграешь в тот момент, когда откажешься выполнять его наверняка идиотские желания. Нет. Ты сделаешь то, что попросит насекомое. Но затем... придет время твоей мести, и ты постараешься сделать ее настолько болезненной и неприятной, что эта сука еще пожалеет о том, что столкнулась с тобой и посмела проявить неуважение.
«А ведь ты проиграл…» – бледные губы, прошептавшие тебе это, этот тяжелый непривычный взгляд и явное ощущение опасности, излучаемое им. Ощущение опасности рядом с насекомым? Что может быть глупее! Так почему же всего на секунду, но все-таки в горле у тебя пересохло? Ты почувствовал скрытую агрессию с его стороны. Насекомое, оставаясь собой, изменилось в тот миг до неузнаваемости: надменный презрительный взгляд, королевская осанка, вздернутый подбородок – и пусть ничтожество было ниже тебя, почему же так явственно ощущалось, что он смотрит на тебя сверху вниз? До того лишь рядом с одним человеком ты переживал подобные чувства – рядом со своим отцом.
Мотоцикл – несчастная жертва насекомого – остановился у уже знакомых дверей в одном из проулков. Ты знал, что тебе нужна разрядка, иначе ты действительно кого-нибудь покалечишь. Ты это понял еще у школы, поймав себя на мысли, что безумно хочешь ворваться на мотоцикле в группу глупых деток и передавить, нахуй, с десяток ярких представителей юного отребья! А уж как хотелось переехать бабушку-одуванчик, что почти десять минут переходила дорогу, хромая на обе ноги, но при этом, видимо в приступе жестокого маразма, поливая матом асфальт и собственную тень, посмевшую преследовать старушку вопреки ее желаниям. И, конечно же, толпу этих сучек-проституток, носителей мандовошек размером с кулак и сотен венерических заболеваний. Благо богинь любви в трущобах Тосама было по десять штук на один квадратный метр. В этот момент ты практически понял Джека Потрошителя.
Но вот, наконец, ты увидел жертву, которую можно было убить, оставшись полностью безнаказанным и не пойдя против собственных принципов – маленького котенка, сидевшего на дороге. Низко? Неправильно? Проявление слабости? Глупости… Почему, когда наступаешь на муравьев, отрываешь пауку лапки или давишь тараканов, ничего страшного в этом общество не видит, но как только отрезаешь кошке голову, становишься психопатом? С чего вдруг такая дискриминация? Ведь тараканы такие же живые существа, как и кошки… Люди, кажется, сами не понимают, насколько противоречивыми являются. Убийца? Ты? Все…
Тебе оставалось только гадать, почему котенок гуляет по улице и еще не съеден бомжами. Но впервые в жизни ты решил свалить подобный странный факт на судьбу и прибавил газу, желая сейчас же раскатать пушистый комок по асфальту. Вот только в последний момент какой-то парнишка схватил котенка на руки и тем самым спас глупую живность. И ладно бы парень сам угодил под твои колеса, так нет же, тварь! Тоже выжил! А ты несся с такой скоростью, что пока обливал незнакомца сплошным матом, уже слишком далеко отъехал от того место, чтобы теперь туда возвращаться.
Поэтому ты и приехал к Яну. Иногда тебе казалось, что из всех людей на этой гребанной планетке он являлся единственным адекватным человеком. Помимо тебя, конечно же.
— О, Зуо, пр... — кинул было Ян, столкнувшись с тобой в коридоре, но ты на это лишь молча кивнул, скинул куртку и тут же направился на второй этаж к стрельбищу. Там же, надев на уши большие наушники, а на глаза вирту-очки, взял в руки два пистолета, по весу не уступающие самым настоящим, и начал палить по виртуальным мишеням. В таком оружии был один очень хороший плюс, а именно, патроны не заканчивались. Когда обойма пустела, всего лишь надо было нажать на кнопки над курком, после чего происходила виртуальная перезарядка, и ты продолжал стрелять. Вообще-то можно было убрать и эту заминку при виртуальной перезарядке и стрелять до бесконечности, но ты понимал, что полезно вырабатывать в себе подсознательный счет уже выпущенных пуль. Потому что порой именно от их количества зависела твоя жизнь.
– Врываешься в Мою квартиру, прешься на Мое стрельбище и стреляешь Моими пистолетами. А значит, «Привет» мне сказать слабо? — начал причитать Ян, силком стаскивая с тебя наушники и очки, – Че злой-то такой? — пробормотал он уже куда более сконфуженно, встретившись с твоим не предвещающим ничего хорошего взглядом.
– А сам-то ты как думаешь? – зарычал ты, со злости размахнулся и со всей дури метнул бедные бутафорские пистолеты в ближайшую стену.
– Мои пистолеты! Мои, блять, пистолетики! Зуо, ты гандон! Пизданутый резиновый человек, чтоб тебя! Я их делал несколько недель! Только вчера отрегулировал прицел! Встроил датчик счета силы ветра и...
– Нахуй в этом говне еще и счетчик силы ветра, когда палишь ими по виртуальным мишеням! В виртуалии нет ветра! – зло зарычал ты.
– Это ничего не меняет! И что это ты назвал говном?! А ну-ка, повтори! На говне ты катаешься по улицам! – от этих слов тебя передернуло. Невольно вспомнилось насекомое с его загребущими ручонками, посмевшими оставить на излюбленной вещи огромную царапину.
– Говноездник ебаный!!! Мистер «Я разъезжаю на гавне и горжусь, ебать, этим»! А пистолеты – высокотехнологическое изобретение, – тем временем продолжал распаляться твой друг, зля тебя все больше, – Мое, между прочим, изобретение! Неблагодарная свинья! – Яна трясло от обиды, – Я, бля, негодую!
– Не смей сравнивать мой мотоцикл с этой грудой пластика! – наконец выдавил ты из себя, хотя из-за слепого бешенства говорить становилось все труднее. Такое ощущение, что тебе кто-то перекрыл кислород и ты, дабы выразить всю ту ярость, что в тебе кипела, мог лишь жестикулировать и крушить все на своем пути.
– Это не пластик! Это новый сплав! И харе уже выкобениваться! – взвился Ян, бережно поднимая пистолеты с пола и осматривая их на наличие царапин и сколов. Все-таки они действительно были не слишком прочными, – Если ты пришел злой в жопу и собираешься отыгрываться на мне, тогда лучше сразу вали отсюда, Зуо, – предупредил Ян, вновь поворачиваясь к тебе, – мое настроение тоже буквально утопает в дерьме, и сдерживаться я не собираюсь!
Но все слова Яна ты попросту проигнорировал и начал метаться по небольшой комнате, бормоча себе под нос какой-то бред про тупое насекомое и про то, как тебе хочется оторвать тому все лапки и крылья, а потом размазать по полу, превратив его тело в сине-зеленую жижу.
– Ты сейчас о Тери? – осведомился было Ян. Твоя реакция на прозвучавшее имя последовала незамедлительно.
– БЛЯТЬ! – выкрикнул ты, пнув стену, – блять-блять-блять-блять-блять! – на стену обрушился настоящий шквал яростных ударов и пинков, – Твою-то мать, ненавижу суку! Убью! Я просто убью его! И просто и не просто!!! По-всякому! Раз десять! Двадцать! Без передыху!
– Ты сейчас точно об убийстве? Такое ощущение, что ты хочешь его... хм... поиметь, – надев маску вечно спокойного семейного психотерапевта, заявил Ян, стараясь не замечать трещин, поползших по стене из-за нескольких особенно яростных ударов по ней.
– Да уже! – было брошено в сторону Яна, после чего из тебя полилась новая порция отборного мата.
– Кхм... – Ян поперхнулся воздухом, схватился за сердце, облокотившись на стену и минут пять молча наблюдал за твоими беснованиями, прежде чем все же выдавил из себя:
– В каком это смысле? Поимел? Че прям... реально?
– ПОНАРОШКУ, ебаный в рот!
– Вот оно, значит, как... переспал с Фелини... Он таки добился своего, удивительно! – Ян не удержался и улыбнулся, – А че тогда у тебя морда такая недовольная? Мало одного раза? Еще хочешь? А он не дает? Да у Тери прямо таки теперь власть над тобой!
– ТЫ ИЗДЕВАЕШЬСЯ?!!!! – Ты откровенно орал. Лицо твое исказила такая ярость, что Яну оставалось только гадать, что же такого натворил Тери.
– Он тебе, что, в тапки насрал?
– Не сравнивай его с Глоу!
– А че сразу Глоу? Он любитель срать в душу, хотя по мне так в тапки куда интереснее, – тяжело вздохнул Ян.
– И тем не менее… насекомое куда хуже…
– Хуже??? Что может быть хуже, – Ян искренне удивился.
– ЭТА СУКА ПОЦАРАПАЛА МОЙ МОТОЦИКЛ!!!!!!!! – взвыл ты, хватаясь за голову и вновь начиная носиться из одного угла комнаты к другому и обратно.
– О-о-о... – послышалось многозначительное от Яна. При этом парень медленно-медленно пятился к выходу из комнаты, чувствуя, что и без того бушующий вулкан вот-вот начнет извергаться. И Ян, как всегда, оказался прав. Не успел он выскользнуть из комнаты, как там началось нечто страшное. У парня даже сложилось впечатление, что ты дерешься с воздухом и, что куда страшнее, ты его побеждаешь! Кислород и углекислый газ просто не могли тебе противостоять! Удостоились твоего внимания и стены, и вирту-очки, и другие, более старые пистолеты, и древняя, переоборудованная под бутафорскую винтовка, стол и табуретка. Досталось даже потолку! Все было если не разломано ко всем чертям, то, как минимум, покоцано. Естественно, все это ломать беззвучно было бы тебе очень скучно. Поэтому каждому предмету, прежде чем над ним глумиться, ты давал какое-нибудь яркое имя по типу "пизда" или "хуйня".
«О, сколько у меня хуйни-то, оказывается, накопилось… Да-да, Зуо… коне-е-е-ечно! Конечно, ломай! Мне что, жалко, что ли? Для моего-то дорогого друга? Это хуйни-то всякой? Ах, нет… бешеный долбоеб!» – Ян даже подумать не мог, что небольшая комнатка напичкана подобными предметами. Ты же при каждом новом хрусте чего-либо довольно улыбался, представляя себе, что хрустят кости этой маленькой твари!
"Я заставлю тебя уважать меня! Заставлю! ЗАСТАВЛЮ!" – крутилось у тебя в голове, после чего ты шел на таран очередной стены или вновь хватал в руки новый предмет, превращая его в груду мусора.
Ян, которому через пару минут надоело наблюдать твое беснование, вытащил из кармана пачку слегка модернизированных тобой сигарет, которые курил крайне редко, засунул ароматную белую палочку в рот и начал ее слегка пожевывать, не зажигая. Парень обдумывал, как бы с тобой поговорить, при этом не словив лицом пару хуков. А поговорить было просто необходимо. Ты, ломая все, что видишь, и матерясь на весь квартал, сам же давал понять это Яну.
Минут через двадцать ты начал подуставать, даже слегка запыхался! Ломать все же дело непростое! Да и словарный запас иссякал, поэтому ты наконец-то замолк и, тяжело вздохнув, поплелся на кухню. Ян последовал за тобой.
– Так ты переспал с ним?
– Ты каждые пять минут теперь будешь меня об этом спрашивать? – раздраженно кинул ты, разрабатывая правое плечо. Недавний перелом, кажется, решил напомнить о себе.
– Не буду, – нахмурился Ян, – просто мне слегка не верится.
– Мне и самому не верится, – недовольно фыркнул ты, заглядывая в холодильник друга и извлекая оттуда пакет с кефиром.
– Не тронь мой кефир!
– Че?
– Ладно... трогай... но не пей!
– Отвали, а?! Без тебя тошно! – кинул ты, усаживаясь за кухонный стол и открывая пакет.
– И все-таки ты с ним пере...
– Да ты уже заебал!
– Ладно-ладно, прости... и как?
– Че «как»?
– Как было?
– Тебе все в подробностях описать? – огрызнулся ты, присасываясь к пакету и делая пару глотков кисловатой жидкости.
– Да, желательно... Хотя мне посрать, как было тебе... а вот как после этого чувствовала себя твоя одержимость?
– Прекрати его так называть!
– Нет, ну если я буду говорить о том, что ты трахнул Свое Насекомое, это будет попахивать жуткой зоофилией!
– Слушай, отъебись! Чья бы морда мычала о зоофилии!
– А что? Правда глаза колет? – ехидно заметил Ян, отнимая у тебя пакет с кефиром и тоже делая пару глотков, – он хоть живой?
– Живой...
– Покалечил сильно?
– Не сильно...
– Врешь!
– Если и сильно, то лекарства Нэйс сделали свое дело...
– О-о-о... попросил у нее помощи? Неужели на это хватило мозгов? Кто бы мог подумать!
– Она... сама предложила, – упорно не смотря на Яна, признался ты, – Я утром спустился вниз и столкнулся с Инфом и Нэйс. Они сказали, что весь дом в курсе того, чем мы занимались, и что теперь они всем кварталом делают ставки, живо ли насекомое после всех его душераздирающих воплей или нет. Дали мне мазь и... Инф выиграл у Нэйс сотню…
– То есть ты все-таки запихнул свою гордость туда, куда ночью запихивал свой член, и взял мазь? С ума сойти, Зуо! Я, конечно, понимаю, что Любовь меняет людей, но не настолько же!
– Замолкни! Никакая это, к хуям, не любовь! Что из того, что я его трахнул?! – начал искренне возмущаться ты.
– Из того что ты его поимел, нет ничего особенного. А вот из того, что ты сейчас беснуешься и пытаешься меня убедить в том, что был секс и только он, ты и наводишь меня на мысли о гребанной любви.
Ты хотел на это сказать что-то особенно колкое, но взглянув на Яна, понял, что это бесполезно.
– Ну, предположим… – наконец выдавил ты из себя.
– Предположим? Опять? Блять, у меня дежа вю! Я теперь каждое утро буду тебе говорить о любви, после чего ты будешь вопить и орать так, будто тебе подпалили яйца, а потом, наконец, соглашаться со мной? Да я без пяти минут мать-настоятельница! По мне, походу, монастырь плачет горькими слезами! Моя святость не имеет предела! Осознай уже раз и навсегда, что к насекомому ты хрипишь неровно, и прекрати иметь мои мозги! Они мне еще пригодятся! В них еще срать Глоу, когда в душе моей для этого не останется места!
– Кто тут и вопит так это ты, – нахмурился ты, отворачиваясь от друга и даже не замечая того факта, что ведешь себя как маленький обиженный ребенок. Только при Яне ты неосознанно показывал себя с этой стороны.
– Зуо-Зуо… – только и вздохнул Ян, вновь засовывая в рот уже изжеванную сигарету и на этот раз все же зажигая ее, – В любви нет ничего страшного…
– То-то, я смотрю, ты сутками не спишь и не ешь, когда исчезает твой излюбленный Глоу… Педофил хренов!
– Может и педофил, – не стал отрицать Ян, – хотя меня никогда не привлекали дети… только Глоу… а у него детское лишь тело…
– Вот только не надо мне говорить, что ты влюбился в его внутренний мир! У него его попросту нет!
– Эй-эй! Харэ уже наезжать на мальчишку!
– Мальчишку? Да он старше меня!
– Конечно, он не сравнится с твоим охренительно тупым насекомым, который, очевидно, будет хихикать в тот момент, когда ты будешь выковыривать ему глаз! Садист и мазохист нашли друг друга, йопт!
– Он не любит боль! Просто умеет ее терпеть…
– Вот! ВОТ! – Ян торжественно затянулся, – если ты это понимаешь, так зачем причиняешь ему боль раз за разом? Думаешь, что от этого он тебя полюбит сильнее? Это вряд ли… – и только сейчас ты понял, что все это время Ян вел тебя именно к этому.
– Я это делаю неосознанно… он выводит меня из себя и я впадаю в слепое бешенство, а когда прихожу в себя, уже…
– Ой вот только не надо про слепое бешенство, Зуо! Не смеши всю ту хуйню, что находится, по твоим словам, в моей квартире! Ибо то, что ты говоришь – хуйня куда более качественная! – усмехнулся Ян, облокачиваясь на спинку стула и начиная на нем качаться, – Ты хоть осознаешь, что почти всегда в слепой ярости. И что? По-твоему, насекомое обязано привыкать и терпеть? Никогда не будет этого! Ну раз он вытерпел, ну второй… а потом просто пошлет тебя на хуй…
– Пусть только попробует! – моментально отреагировал ты.
– Еще как попробует, Зуо… и знаешь, что я тебе скажу, – Ян внезапно поднялся со стула и наклонился к тебе почти вплотную, – Думаешь, что изобьешь его или утопишь? А вот и хрен… Закроешься в своей квартире и несколько месяцев будешь медленно осознавать, Чего ты лишился. Ты перестанешь жить и начнешь просто существовать так же, как было до этого… И не надо мне говорить, что тебя все устраивало! Ты гребанный припадочный психопат, который иногда без успокоительного из дома выйти не может! Кстати, об успокоительном… – Ян ухмыльнулся, затянулся и выдохнул белый сигаретный дым прямо тебе в лицо. Ты хотел было в ответ на это начистить Яну рыло, но вместо этого рассмеялся. Ян и сам уже ржал как конь, вновь затягиваясь.
– Че это… за херня! – наконец-то отсмеявшись, сумел выдохнуть ты.
– Расслабон… легкий наркотик… не беспокойся, очень легкий… чуть сильнее обычных сигарет, только эффект немного иной, – улыбнулся Ян. – Возьми это, – парень вытащил из кармана пачку и кинул тебе, – тебе не изменить себя и не суметь стать настолько чувственным и нежным, насколько это, наверняка, хочется насекомому, но это хотя бы расслабит и тебя, и его, и возможно, в следующий раз ваш секс будет меньше походить на древние пытки.
– Следующего раза не будет! – тут же огрызнулся ты.
– И все-таки возьми, – Ян положил пачку на стол и несильно толкнул ее к тебе, заставив ее проехать пару десятков сантиметров в твою сторону. Ты в ответ что-то забормотал про то, что тебе подобная хреновина не нужна, но пачку все же забрал.
****
Знаете, иногда бывает такое состояние, когда сидишь, смотришь на доску, даже что-то записываешь и порой киваешь на слова учителя, при этом находясь в полной прострации и в мыслях бегая по зеленой полянке, ловя бабочек гвоздодером и дико хихикая над летающими в небе золотыми рыбками. Сейчас я был в том самом мире. Правда вместо золотых рыбок по небу плавали акулы – они олицетворяли боль в заднице, которая все нарастала. Стоило, наверное, взять мазь Нэйс с собой, а то еще чуть-чуть и сидеть на стуле будет совсем невыносимо. Придуманный мир от боли не спасал, а значит, надо было заняться чем-то помимо. Благо, большие старые мониторы позволяли разве что не трусы в тазике стирать, ибо закрывали тебя от учителя почти полностью. Наверное, поэтому почти каждый в классе занимался чем-то своим: играли в различные голографические игрушки, читали вирту-журналы, а Мираи, парень с задней парты, постоянно вязал зеленый шарф. Причем, сколько я его помню, он вязал его всегда и один и тот же… Ну что ж, у каждого свои тараканы в голове, и если Мираи для своих таракашек решил связать по зеленому шарфику, это не может не радовать. Вот что значит забота. Даже завидно стало… Тоже хочу тараканов в голове. Как же все-таки тяжко родиться самым обыкновенным человеком, верно же? Скучно до ужаса.
Я хотел пристать к Мифи с какой-нибудь головоломкой, но подруга смотрела онлайновские новости и упорно игнорировала мой немигающий пристальный взгляд. Я начал корчить рожи, засунул пальцы в ноздри, затем сделал глаза раскосыми, под конец даже свернул пару тетрадных листов в трубочки и впихнул их в уши, но мои усилия были бесполезны.
– Тери, отвянь, – бросила, наконец, Мифи, когда я потянулся к ее волосам, дабы варварски вырвать несколько клоков и тем самым все же обратить на себя ее внимание, – Если хоть один волосок окажется у тебя в руках, я тебя кастрирую прилюдно, – пробормотала она, не отрывая взгляда от портативного компьютера.
– Не будь занудой, неужели там что-то интереснее меня? Неужели в этом мире вообще существует хоть что-то, что может со мной конкурировать в интересности? Да быть такого не может! – шепотом начал возмущаться я.
– Не интересно… скорее, пугающе, – бросила подруга и, наконец, повернулась ко мне, — Сам посмотри, – и она протянула мне портативный компьютер и наушники.
«…Только этой ночью было арестовано больше восьми тысяч хакеров, сейчас каждого из них проверяет Департамент по Мировой Безопасности, чтобы разузнать, нет ли среди них создателя ПКО-вируса. Надежды, конечно же, не велики, ибо самые сильные хакеры Тосама, такие, как Лис, Локи, Дира, Гилгар и Эксис, до сих пор находятся на просторах виртуалии. Но их обнаружение – дело времени. Руководитель группы программистов, которые занимаются поиском и арестом хакеров, Дэвид Фелини уверяет, что уже завтра…»
Я выронил из рук портативный компьютер и тупо уставился в пол.
– Тери?
– Херово…
– То, что стольких хакеров уже арестовали? Мне кажется, тебе не стоит какое-то время появляться в виртуалии.
– Бесполезно, – пожал я плечами, – если они очень постараются, то смогут раскопать мои вирусы, по вирусам отыщут адрес компьютера и нагрянут ко мне домой раньше, чем я подгузники поменять успею. Но это все херня! Куда страшнее другое…
– Что же?
– То, что отец – зеленая какашка, опять не приедет на выходной! Он же занят ловлей меня! Вот придурок! Эллити расстроится, – вздохнул я.
– Постой-ка... постой-ка — постой-ка — постой-ка! Твой фантомный отец, которого я ни разу так и не видела – Дэвид Фелини? И ты так спокойно об этом говоришь? – зашептала Мифи, смотря на меня округлившимися глазами.
– Ну… я всегда знал, что он работает на правительство, является программистом и отвечает за безопасность, так что, когда я выбрал путь хакера, я изначально знал, что между нами будет противостояние.
– Но… зачем?
– Что значит зачем? – удивился я, – Чтобы привлечь его внимание, конечно же!
– А он… знает?
– Нет еще… пока! Хотя если так пойдет и дальше, он узнает обо всем куда раньше, чем мне бы хотелось. Наверняка папа будет в шоке, но зато я его обрадую!
– Обрадуешь тем, что являешься стиганутым хакером, на аватар которого заведено десятки дел?
– Ты не понимаешь, – заулыбался я, – может, видимся мы и редко, но он как никто другой понимает меня. Его не интересует, что есть плохо или хорошо, его интересуют способности. От того, что я Лис, он придет в восторг! – уверенно улыбнулся я подруге, – Хотя, если он узнает о моей гениальности, когда я буду заперт в клетке и меня будут готовить к смертной казни, ситуация будет, конечно же, не самой веселой, – задумчиво почесал я подбородок.
– А я-то все думала, как при такой клевой маме может появиться такое чудовище, как ты… Теперь мне все ясно, – фыркнула Мифи, но я пропустил ее слова мимо ушей. Мифи шептала еще что-то, поднимая с пола выроненный мной портативный компьютер, но прозвенел звонок, и ее шепот потонул в гуле проснувшегося от крепкого сна класса. Я и сам тут же вскочил со стула и облегченно вздохнул. Вот это кайф – стоять!
– Че? В жопе шило не дает покоя? – язвительно усмехнулась Мифи.
– Да там, кажется, не шило, там елка целая, – пожаловался я, переминаясь с ноги на ногу. Стоять тоже оказалось не так уж и приятно, хотя менее мучительно, чем сидеть.
– Терпи… И кстати, кажется, к тебе пришли, – внезапно понизила голос Мифи, кивая в сторону выхода из класса. Среди толпы выходящих одноклассников я не сразу разглядел черные волосы с медным отливом и серебристые глаза, пристально смотрящие в мою сторону. Но вот странность, ведь Зуо же вчера, кажется, нехило надавал Нику по башке, сейчас же он стоял в дверях без единой царапинки! Нифига себе! Нет, я, конечно, верю в могучесть медицины XXIII века, в конце концов, у меня практически на глазах всего за пару часов срослась кость, но все же! Я что тут один такой бедный, что у меня все заживает так долго? Обидно.
Ник помахал мне рукой, видимо, желая, чтобы я следовал за ним. Идти не хотелось. И дело было вовсе не в Нике и его внезапном перевоплощении из кровавого куска мяса обратно в обычного человека, а то, что задница болела сильно, и мне казалось, что от ходьбы легче мне не станет. Так, в принципе, и оказалось. Я сделал шаг и почувствовал себя русалочкой из одного очень старого русского мультика. Что там говорила ведьма? Она наколдовала русалочке ноги, но предупредила, что каждый шаг будет болезненный настолько, что в ее ступни словно будут вонзаться иглы. Ну… у меня иглы вонзались не в ступни, но разве это что-то меняет?
Кое-как я доковылял до Ника и, в ответ на его явно обеспокоенный из-за моей причудливой походки пингвина взгляд, как можно веселее улыбнулся:
– Привет! Ты как? Нормально? А то вчера… – я не договорил, потому как понял, что явно разговор начал не с того, – Ну так вот… как твои дела?
– Поговорим наедине? – вопросом на вопрос ответил Ник. Я лишь кивнул, мысленно матерясь из-за того, что придется продемонстрировать Пингвина половине школы. Но далеко Ник меня, благо, не повел. Всего лишь на уже знакомую лестничную площадку.
– Он ничего тебе не сделал? – сухо спросил нанит, как только дверь на лестничную площадку за нами закрылась.
– Да нет… ничего особенного, – врал как дышал! Еще как сделал, еще как особенное!
– Можно подумать, я по походке не вижу… – нахмурился Ник, всматриваясь в окно. Сегодня на нем была красная-вырви-глаз футболка, черная рубашка и фиолетовые джинсы, и вообще, выглядел он куда темнее обычного, словно у Ника был свой собственный маленький траур.
– Я хотел сказать тебе, что… – он явно заставил себя оторвать взгляд от пейзажа за окном и взглянуть на меня, – хотел сказать, что больше не буду тебе докучать, – говорил он явно с трудом, – Поэтому… нет, не так… подожди… – Ник внезапно отвернулся от меня, взъерошил свои волосы, размял шею, наконец, вновь повернулся ко мне. Он изо всех сил пытался казаться спокойным, но то, как дрожали его руки, выдавало Ника с потрохами, – Я понял, что с Зуо мне не тягаться. По всем параметрам он меня превосходит и, как бы ни сложилась ситуация, ты выберешь его… Я понимаю это… я… Черт, не смотри! – внезапно воскликнул он, начиная вытирать тыльной стороной ладони глаза, – Блять… надо же было… – бормотал он себе под нос, начиная шмыгать носом.
– Ни-и-ик? – опасливо протянул я, – ты там не ревешь, надеюсь? – поинтересовался я.
– Я же сказал тебе отвернуться! – последовал раздражительный ответ от нанита, – Меня просто бесит! Бесит тот факт, что я, в кои-то веки, влюбился, и в кого же? Того, кто уже принадлежит другому! Так не честно! Почему мы не встретились хотя бы несколькими неделями раньше?! Я этого не понимаю! Что за гребанная несправедливость! – выкрикнул он и вдруг упал передо мной на колени, – это не справедливо, – уже прошептал он, пряча глаза за челкой и уперев взгляд в пол.
– Ник? – тихо позвал я, и нанит, вновь вытерев глаза рукавами рубашки, посмотрел на меня. – То, во что ты влюбился – лишь малая толика меня… узнал бы меня поближе и сам бы первый от меня убежал, – заговорил во мне Лис, – Я совсем не то, что тебе кажется… Моя любовь к людям безмерна… любовь издеваться над ними всепоглощающа… Ты просто не заслужил таких мук… – тяжело вздохнул я, нагнулся к Нику, поцеловал его в лоб и направился к выходу, не дожидаясь его ответа.
– Даже если все так… я Уже влюбился в тебя… Что? Что мне, по-твоему, теперь делать?!
– Ну не знаю. Побегай голышом по улицам, поори в пустоту, сделай хоть что-нибудь... Ну а потом, потом просто будь счастлив… – кинул я наниту и вышел за дверь.

⇐ Предыдущая29303132333435363738Следующая ⇒

Поделиться: