Глава 10 Отметки от зубов и пузырьки

 

Китайские родители могут позволить себе то, чего не могут западные. Однажды (а может, и не раз), когда я была молодой, я выказала своей матери крайнее неуважение, и мой отец на нашем родном диалекте сердито назвал меня " дрянью". Это здорово задело меня. Я чувствовала себя ужасно, мне было страшно стыдно за своё поведение. Но это никак не повлияло на мою самооценку или что-то в этом роде. Я в точности знала, как хорошо он ко мне относится. Я на самом деле не чувствовала себя никчёмной.

Как-то раз, уже будучи взрослой, я проделала то же самое с Софией, обозвав её дрянью по-английски, когда она повела себя со мной крайне неуважительно. Упомянув об этом на какой-то вечеринке, я была немедленно подвергнута остракизму. Гостья по имени Марси так расстроилась, что принялась рыдать, и вынуждена была уйти раньше времени. Хозяйка дома, моя подруга Сьюзан, попыталась реабилитировать меня в глазах других гостей.

- О, дорогая, произошло недопонимание. Эми говорила метафорично - так ведь, Эми? Ты ведь не назвала Софию дрянью в самом деле?

- Э-э-э... Да, назвала. Но все дело в контексте, - попыталась я объяснить. - Это штучки китайских эмигрантов.

- Но ты-то не эмигрантка, - сказал кто-то.

- Тонко подмечено, - уступила я. - Неудивительно, что это не сработало.

Я просто пыталась говорить примирительно. На самом деле в случае с Софией это сработало прекрасно.

Дело в том, что китайские родители делают вещи, которые " западникам" могут показаться невообразимыми, даже подсудными. Мать-китаянка может сказать своей дочери: “Эй, толстуха, сбрось-ка вес”. Западные же родители, напротив, кружат вокруг проблемы на цыпочках, говоря только о здоровье и никогда не упоминая слово на букву " т", а их дети продолжают ходить на терапию из-за расстройства питания и нарушения самооценки. (Также я когда-то слышала, как западный отец превозносил свою дочь, называя её красивой и невероятно толковой. Позже она сказала мне, что это заставляло её почувствовать себя мусором.) Китайские родители могут приказать своим детям разобраться с проблемой. Единственное, на что способны западные родители, это умолять своих детей делать все, на что те способны. Китайские родители могут сказать: " Ты лентяй. Все твои одноклассники на голову впереди тебя". Западные родители, напротив, будут подавлять в себе раздражение из-за плохих оценок своих детей и пытаться убеждать себя, что вовсе не расстроены тем, как они учатся.

Я много и напряжённо размышляла о том, почему китайские родители позволяют себе такое. Думаю, есть три серьёзных различия между образами мышления китайских и западных родителей.

Во-первых, я заметила, что западные родители крайне озабочены самооценкой своих детей. Они переживают о том, как ребёнок почувствует себя, если в чем-то потерпит неудачу, и постоянно пытаются успокоить детей тем, что те отлично справляются, несмотря на посредственно написанную контрольную или дурно сыгранный концерт. Иными словами, западные родители беспокоятся о психическом здоровье своих детей. Китайские родители этим не занимаются. Они всегда думают о силе, а не о слабости, и в результате действуют иначе.

К примеру, если ребёнок принесёт домой пятёрку с минусом за контрольную, западные родители в большинстве случаев будут расточать похвалы. Китайская же мать задохнётся от ужаса и спросит, что пошло не так. Если ребёнок получит за контрольную четвёрку, западные родители по-прежнему будут его хвалить. Но, даже высказывая своё неодобрение, они будут осторожны, чтобы ребёнок не ощутил собственную никчёмность. Они совершенно точно не назовут его тупицей, бездельником или позором семьи. В душе западные родители могут переживать о том, что плохие оценки их ребёнка связаны с его неспособностью к предмету или с тем, что что-то не так с учебной программой или даже самой школой. Если улучшения не происходит, они даже могут назначить встречу с директором, чтобы узнать, как преподаётся предмет, или поставить под сомнение профессионализм учителя.

Если же четвёрку получит китайский ребёнок, чего никогда не случится, сначала он услышит дикие крики и увидит, как его мать рвёт на себе волосы. Затем, крайне расстроенная, она сама проведёт десятки, может быть, даже сотни контрольных и будет трудиться над ними вместе с ребёнком до тех пор, пока его оценка не дорастёт до пятёрки. Китайские родители требуют высших оценок, поскольку уверены: дети способны их получать. Если же хороших оценок так и нет, родители начинают думать, что ребёнок работает недостаточно много и тяжело. Вот почему такого ребёнка всегда будут наказывать, критиковать и стыдить. Китайские родители уверены, что в их детях достаточно сил, чтобы пережить унижение и стать лучше. (А когда китайские дети делают что-либо замечательно, родители изливают на них поток раздувающих самомнение похвал, но делают это дома, за закрытыми дверями.)

Во-вторых, китайские родители считают, что их дети кругом им должны. Причина этого немного неясна, но, возможно, она базируется на конфуцианской сыновней почтительности и на том факте, что родители пожертвовали всем ради своих детей. (И это правда, китайские матери живут буквально в окопах, проводя изнурительные часы, обучая, воспитывая, допрашивая своих детей и шпионя за ними.) В любом случае суть в том, что китайские дети должны всю жизнь возвращать долг родителям, слушаясь их и заставляя гордиться. Не думаю, что западные родители полагают, что их дети находятся в неоплатном долгу перед ними. По крайней мере, Джед думает иначе. “Дети не выбирали своих родителей, - сказал он мне однажды. - Они даже не выбирали сам факт рождения. Это родители навязали детям жизнь и потому в долгу перед ними. Дети же своим родителям ничего не должны. Зато они будут должны собственным детям". Мне это кажется чудовищным.

В-третьих, китайские родители уверены, что знают, что будет лучше для их детей, и, следовательно, подавляют все их желания и мечты. Поэтому китайские девочки не заводят бойфрендов в средней школе, поэтому они не могут поехать в поход с ночёвкой. И поэтому китайский ребёнок никогда не дерзнёт заявить матери: " Мне дали роль в школьной пьесе! Я деревенский житель номер шесть. Теперь я каждый день с трёх до семи буду оставаться после уроков на репетиции, даже по выходным". Бог в помощь тому китайскому ребёнку, который на такое отважится.

Не поймите меня неправильно: это вовсе не значит, что китайские родители не заботятся о своих детях. Как раз наоборот. Ради них они готовы на все. Это просто совсем другая модель воспитания. Я думаю об этом как китаянка, но я знаю многих родителей - обычно из Кореи, Индии, Пакистана, - которые, не будучи китайцами, обладают очень похожим типом мышления, так что это вполне может быть свойственно всем эмигрантам. Или это может быть результатом противостояния разных культур в эмиграции.

Джед вырос в совсем другой системе координат. Его родители не были эмигрантами. И Сай, и Флоренс родились и выросли в Скрентоне, Пенсильвания, в ортодоксальных еврейских семьях. Оба рано потеряли матерей, у обоих было гнетущее, тяжёлое детство. Поженившись, они покинули Пенсильванию, как только смогли и в конечном итоге осели в Вашингтоне, где выросли Джед и его старшие брат и сестра. В качестве родителей Сай и Флоренс были полны решимости дать своим детям пространство и свободу, которых были лишены сами. Они верили в личный выбор, ценили независимость и творчество и критиковали власть.

Между моими родителями и родителями Джеда была пропасть. Джеду всегда предоставляли выбор - например, хотел ли он брать уроки игры на скрипке или нет (он от них отказался и сейчас жалеет); о нем думали как о человеке, имевшем право на собственное мнение. Мои родители никогда не предоставляли мне право выбора и не интересовались моим мнением. Ежегодно родители Джеда позволяли ему целое лето развлекаться с братом и сестрой в идиллическом местечке Кристалл Лейк. Джед говорит, что это были одни из лучших дней в его жизни, и мы возили Софию и Лулу в Кристалл Лейк когда могли. Я же, напротив, в детстве брала уроки компьютерного программирования и ненавидела лето. (Как и Кэтрин, моя семилетняя сестра и подружка, которая штудировала учебники по грамматике и училась составлять диаграммы, чтобы скоротать время.)

Родители Джеда отличались хорошим вкусом и коллекционировали произведения искусства. Мои родители этим не занимались. Его родители частично оплатили его образование. Мои всегда и за все платили полностью, но ожидали от меня всецелой поддержки, уважения и заботы в старости. У родителей Джеда никогда не было таких ожиданий.

Родители Джеда часто путешествовали вдвоём. Они бывали с друзьями в таких опасных местах, как Гватемала (где их почти похитили), Зимбабве (где они ездили на сафари) и Бобобудур в Индонезии (где они познакомились с гамеланом). Мои родители никогда и никуда не ездили без детей, а это значит, что останавливались мы в самых дешёвых мотелях. Также, будучи эмигрантами из развивающейся страны, мои родители не поехали бы в Гватемалу, Зимбабве и Бобобудур, даже если бы им за это заплатили. Вместо этого нас возили в Европу, где как минимум были нормальные правительства.

Хотя мы с Джедом так и не пришли к окончательному соглашению, в нашем доме в основном практикуется китайская модель воспитания. Тому есть несколько причин. Во-первых, как и многие матери, я принимала больше участия в жизни девочек, и в том, что мой стиль превалировал, была своя логика. Хотя мы с Джедом оба преподавали, и я была так же занята в Йеле, как и он, именно я проверяла домашние задания, уроки китайского и сидела на всех музыкальных занятиях. Во-вторых, совершенно независимо от меня Джеду также нравилось строгое воспитание. Он часто сетовал на людей, которые ни в чем не отказывали своим детям или, что ещё хуже, отказывали, но не следили за выполнением своих требований. Но, хотя Джед спокойно говорил девочкам “нет”, у него не было конкретного плана на их счёт. Он никогда не заставлял их играть на скрипке или фортепиано, если девочки этого не хотели. Он не был абсолютно уверен в том, что может сделать за них правильный выбор. Это моя работа.

Но - и это, возможно, важнее всего - мы остановились на китайской модели, потому что сложно усомниться в достигнутых с её помощью результатах. Другие родители постоянно спрашивали нас, в чем секрет. София и Лулу были образцовыми детьми. В обществе они были вежливыми, интересными, отзывчивыми и умели поддержать беседу. Они отлично учились, а София к тому же на две головы опережала своих одноклассников по математике. Они свободно говорили по-китайски. И все дивились их способностям к академической музыке. Короче говоря, они были всего-навсего китайскими детьми.

Но не без исключений. В 1999 году мы впервые вместе с девочками поехали в Китай. София и Лулу - обе темноволосые, черноглазые, со всеми азиатскими чертами в лицах, и они обе говорили по-китайски. София ела все подряд - утиную кожу, свиные уши, морские огурцы - ещё один важный аспект китайской идентичности. И, тем не менее, повсеместно в Китае, даже в космополитичном Шанхае, мои дочери собирали толпы любопытных, которые пялились на них, хихикали и называли их " двумя маленькими иностранками, говорящими по-китайски". В Сычуани, в заповеднике Chengdu Panda Breeding Center, мы снимали новорождённых гигантских панд - розовых, сморщенных, извивающихся существ, которые редко выживают, - а китайские туристы фотографировали Софию и Лулу.

Несколькими месяцами позже, уже в Нью-Хейвене, когда я сказала, что София - китаянка, она перебила меня: “Мамочка, я не китаянка”.

- Нет, ты китаянка.

- Нет, мамочка, ты единственная, кто так считает. Никто в Китае не думал, что я китаянка. И в Америке меня никто так не называет.

Это меня сильно встревожило, но я сказала: “Эти люди ошибаются. Ты именно что китаянка”.

Первый триумф в музыке София пережила в 2003 году, когда победила в музыкальном конкурсе Нью-Хейвена. Ей было десять лет, и в качестве приза она получила возможность выступить вместе с молодёжным оркестром в часовне при Йельском университете. Я буквально сошла с ума. Я вырезала из местной газеты статью о Софии и вставила её в рамку. Я пригласила на концерт больше сотни человек и запланировала колоссальную вечеринку после выступления. Я купила Софии её первое длинное вечернее платье и новые туфли. Приехали все бабушки с дедушками. За день до выступления моя мама на нашей кухне готовила сотни “жемчужных шариков" (свиных фрикаделек, обсыпанных липким белым рисом), а Флоренс сделала десять фунтов гравлакса (сёмги с морской солью).

Тем временем на музыкальном фронте мы пытались опередить время. София собиралась играть Рондо для фортепиано с оркестром Моцарта - одну из самых жизнеутверждающих пьес композитора. Моцарт, как известно, труден. Его музыку повсеместно называют сверкающей, блестящей, искромётной и непринуждённой, то есть используют прилагательные, которые вселяют ужас в сердца музыкантов. Говорят, что музыку Моцарта могут исполнять только молодые люди и старики: молодые потому, что они наивны, а старики - потому что им больше не надо никого впечатлять. Рондо Софии - это классический Моцарт. Учительница Мишель говорила: “Играя, думай о шампанском или итальянской газировке (изобретённый в США напиток на основе газированной воды и фруктовых сладких сиропов), о пузырьках, что стремятся на поверхность”.

София была готова принять любой вызов. Она невероятно быстро училась, её пальчики порхали как бабочки. Более того, она слушала все, что я ей говорила.

К тому моменту я уже стала сержантом зубрёжки. Я разбила рондо на части. Час мы тратили только на отработку нюансов (чистоту нот), ещё один - на темп (с метрономом), третий - на динамику (громко, тихо, crescendo, decrescendo), четвёртый - на фразировку (формирование мелодической линии) и так далее. Мы неделями работали каждый день допоздна. Я не жалела резких слов и становилась даже жёстче, когда видела, как глаза Софии наполняются слезами.

Когда великий день наконец настал, меня вдруг парализовало. Я сама никогда не смогла бы стать исполнителем. Но София только выглядела взволнованной. Когда она вышла на сцену часовни, чтобы занять место солиста, на её лице сияла широкая улыбка, и, я бы сказала, она была счастлива. Когда я следила за её игрой - в зале с тёмными дубовыми стенами она казалась такой крошечной и храброй за своим инструментом, - моё сердце будто бы наполнялось неописуемой болью.

Потом друзья и незнакомые люди поздравляли нас с Джедом. Игра Софии была захватывающей, говорили они, такой сильной и элегантной. Сияющая Мишель сказала нам, что София просто создана для исполнения Моцарта и что она никогда не слышала, чтобы рондо звучало так свежо и искристо. “Видно, что она получает удовольствие от игры, - заявил мне Ларри, директор Neighborhood Music School. - У вас никогда не получится так хорошо играть, если вы не наслаждаетесь музыкой”.

По ряду причин его комментарий напомнил мне об инциденте, произошедшем несколько лет назад, когда София только начинала играть на фортепиано, а я уже сильно на неё давила. Джед обнаружил забавные отметины на клавишах. Когда он спросил о них Софию, та сделала виноватое лицо. " Что? " - уклончиво переспросила она.

Джед присел и осмотрел отметины более внимательно. " София, - задумчиво поинтересовался он, - а это не могут быть следы зубов? "

Оказалось, это именно они. Забросав Софию, которой на тот момент было где-то шесть лет, вопросами, он выудил признание, что она частенько грызла фортепиано. Когда Джед рассказал, что этот инструмент - самый дорогой предмет мебели в нашем доме, София пообещала не делать этого больше. Не знаю точно, почему комментарий Ларри вызвал у меня это воспоминание.

 

Глава 11 " Маленький белый ослик"

 

Эта история - о пользе принуждения в китайском стиле. Лулу было около семи лет, она все ещё играла на двух инструментах и разучивала на фортепиано пьесу французского композитора Жака Ибера “Маленький белый ослик”. По-настоящему милая вещица. Вы с лёгкостью можете представить себе ослика, бредущего вместе с хозяином по просёлочной дороге. Но для молодых исполнителей она также и невероятно трудна, поскольку руки должны вести шизофренически разные ритмы.

Лулу не могла этого сделать. Мы целую неделю работали без перерывов, снова и снова тренируя каждую руку в отдельности. Но стоило Лулу заиграть обеими руками, как одна начинала подражать другой, и все разваливалось. Наконец за день до урока Лулу в отчаянии объявила, что она сдаётся, и потопала прочь.

- Вернись за инструмент сейчас же, - приказала я.

- Ты не можешь меня заставить.

- Еще как могу.

Сев за фортепиано, Лулу заставила меня поплатиться за свои слова. Она колотила кулаками по клавишам и пинала инструмент ногами. Она схватила партитуру и разорвала её в клочья. Я склеила ноты заново и заламинировала так, чтобы Лулу было их не разорвать. Затем я отнесла её кукольный домик к машине со словами, что отдам его Армии спасения по частям, если “Маленький белый ослик” не станет лучше к завтрашнему дню. Когда Лулу сказала: “Я думала, ты уехала в Армию спасения, почему же ты ещё здесь? ” - я оставила её без обеда и ужина, без подарков к Рождеству и Хануке и без вечеринок в день рождения на два, три, четыре года. Поскольку она продолжала играть плохо, я сказала ей, что она нарочно доводит себя до исступления, поскольку втайне боится, что не справится с пьесой. Я потребовала, чтобы она перестала лениться, трусить, потворствовать собственным слабостям и жалеть себя.

Джед отвёл меня в сторонку. Он сказал, что лучше бы мне перестать оскорблять Лулу (чего я даже не начинала делать, я всего лишь мотивировала её) и что угрозы явно не пойдут ей на пользу. Ещё, заметил он, Лулу, вероятно, и правда не способна освоить эту технику - может, у неё все ещё есть проблемы с координацией, и я могла бы рассмотреть такую вероятность.

- Ты просто в неё не веришь, - сказала я.

- Это смешно, - ответил Джед презрительно. - Конечно, я в неё верю.

- Когда София была в её возрасте, она играла эту пьесу.

- Но они же разные, - заметил Джед.

- О нет, только не это, - сказала я, закатывая глаза. И продолжила с сарказмом: - Каждый необычный человек необычен по-своему, и свой путь есть даже у неудачников. Что ж, не переживай, тебе не придётся и пальцем шевелить. Я готова работать над этим сама столько, сколько потребуется, и рада быть той, кого ненавидят наши дети. А ты будь тем, кого они обожают, потому что ты печёшь блинчики и таскаешь девочек на игру “Янки”.

Я засучила рукава и вернулась к Лулу. Я использовала все возможные оружие и тактику, какие только могла придумать. Мы работали после ужина до глубокой ночи, и я не позволяла Лулу встать со стула ни чтобы попить воды, ни чтобы сходить в туалет. Дом превратился в зону боевых действий. Из-за постоянных криков у меня сел голос, но улучшений по-прежнему не было, и даже у меня стали появляться сомнения.

А затем, совершенно неожиданно, у Лулу получилось. Её руки внезапно начали играть слаженно, правая и левая невозмутимо вели каждая свою партию - просто так.

Лулу поняла это одновременно со мной. Я затаила дыхание. Она робко попробовала снова. Затем сыграла более уверенно и быстро, и ритм по-прежнему сохранялся. Мгновение спустя она уже сияла: “Мамочка, посмотри, это так просто! ” Потом она хотела играть пьесу снова и снова, её было не оттащить от рояля. Той ночью она спала вместе со мной, мы прижимались друг к другу и до хруста сжимали друг друга в объятиях. Несколько недель спустя, когда Лулу сыграла “Маленького белого ослика” на концерте, родители других детей подходили ко мне со словами: “Это же идеальная пьеса для Лулу, она настолько темпераментная и так ей подходит”.

Даже Джед воздал мне должное. Западные родители сильно беспокоятся о самооценке своих детей. Но худшее, что они могут для них сделать, будучи родителями, - это сдаться. С другой стороны, нет ничего лучше для укрепления доверия, чем доказать, что ребёнок может сделать что-то, на что, как он думал, он не способен.

Все эти новые книги изображают азиатских матерей интриганками, чёрствыми, утомлёнными женщинами, равнодушными к интересам детей. Со своей стороны, многие китайцы втайне считают, что делают для детей больше и заботятся о них гораздо лучше, чем “западники”, которых, кажется, вполне устраивает, что их дети плохо учатся. Я думаю, что с обеих сторон есть недопонимание. Все порядочные родители хотят дать своим детям лучшее. Просто у китайцев совсем другое мнение о том, как это сделать.

Западные родители стараются уважать индивидуальность своих детей, поощряя их истинные пристрастия, поддерживая их выбор и предоставляя им заботливое окружение. Китайцы, напротив, уверены, что лучший способ защитить детей - это подготовить их к будущему, позволив им увидеть, на что они способны, и вооружив их навыками, привычкой работать и внутренней уверенностью в том, что они могут сделать то, на что больше никто не способен.

 

Глава 12 Каденция

 

Лулу вздохнула. Я везла девочек домой из школы и пребывала в дурном настроении. София только что напомнила мне, что в её шестом классе приближается Средневековый фестиваль, а нет ничего, что я ненавидела бы больше, чем все эти фестивали и проекты, на которых специализируются частные школы. Вместо того чтобы заставлять детей вгрызаться в учебники, частные школы постоянно пытаются превратить учёбу в развлечение, предоставляя родителям право сделать всю работу.

Для проекта " Паспорт мира" в классе Лулу я должна была приготовить блюда эквадорской кухни (тушенную на протяжении четырёх часов в ашиоте (ашиот - паста, получаемая из семян тропического кустарника аннато) курицу с жареными бананами), подготовить сувениры из Эквадора (резную ламу из Боливии - все равно никто не заметил разницы) и найти настоящего эквадорца, чтоб Лулу могла его проинтервьюировать (парень из выпускного класса, которому я заплатила). Заданием Лулу было сделать паспорт - маленький кусочек бумаги, сложенный вчетверо, с надписью “паспорт” - и явиться на международный кулинарный фестиваль, представляющий блюда сотни разных стран, приготовленные родителями.

Но это было ничто в сравнении со Средневековым фестивалем, главным событием в жизни шестиклассников. Ради него каждый ученик должен был сшить себе средневековый костюм, который нельзя было взять напрокат или сделать чересчур дорогим. Каждый ученик должен был принести с собой какое-нибудь средневековое блюдо, приготовленное средневековым способом. Наконец, каждый должен был построить средневековое жилище.

Так что в тот день я была в мерзком настроении, пытаясь понять, какого архитектора нанять и как убедиться в том, что это не родитель другого ученика, когда Лулу снова вздохнула, на сей раз более глубоко.

- Моей подружке Майе так повезло, - сказала она задумчиво. - У неё дома столько животных. Два попугая, собака и золотая рыбка.

Я промолчала. Я неоднократно проходила через такой разговор с Софией.

- И две гвинейских свиньи.

- Может быть, поэтому она все ещё занимается по первому учебнику в классе скрипки, - сказала я. - Она слишком занята своими питомцами.

- Я бы тоже хотела домашнее животное.

- Оно у тебя уже есть, - отрезала я. - Это твоя скрипка.

Я никогда особо не любила животных и не заводила их, когда была ребёнком. Я не проводила серьёзного эмпирического исследования, но догадываюсь, что в большинстве семей китайских эмигрантов в Штатах домашних животных нет. Китайские родители слишком заняты, воспитывая детей, чтобы отвечать ещё и за животное. Также они обычно стеснены в деньгах - мой папа восемь лет ходил на работу в одних и тех же ботинках, - и домашнее животное для них предмет роскоши. Наконец, у китайских родителей другое отношение к животным, к собакам особенно.

В то время как на Западе собак считают преданными компаньонами, в Китае они - лишь строчка в меню. Это расстраивает, бросает тень на репутацию целого народа, но, к сожалению, это правда жизни.

Собачье мясо, особенно мясо молодых собак, в Китае, а также в Корее считается деликатесом. Сама я никогда не ела собачатины. Я любила Лесси. Неро - умный и верный пёс из “Кэдди Вудлон" (популярная в США детская книжка писательницы Кэрол Райри Бринк), нашедший путь из Бостона домой в Висконсин, - всегда был одним из моих любимых литературных героев. Но между поеданием собак и содержанием их дома есть большая разница, и я даже в отдалённой перспективе не думала, что у нас когда-нибудь будет собака. Я просто не видела в этом смысла.

Тем временем мои скрипичные занятия с Лулу становились все более и более мучительными.

- Прекрати нависать надо мной, - говорила она. - Ты мне напоминаешь Волан-де-Морта. Я не могу играть, когда ты стоишь так близко.

В отличие от западных родителей сравнение с Волан-де-Мортом из уст собственного ребёнка меня не обидело. Я всего лишь пыталась оставаться сосредоточенной

- Сделай для меня кое-что, Лулу, - сказала я спокойно. - Одну маленькую вещь: сыграй эту строку снова, но на сей раз пусть вибрато прозвучит получше. Убедись, что ты плавно перемещаешься с первой позиции на третью. И не забывай пользоваться всем смычком во время фортиссимо с небольшим усилением в конце. Также не забывай держать большой палец правой руки согнутым, а мизинец левой - оттопыренным. Давай играй.

Лулу не сделала ничего из того, о чем я её попросила. Когда я начала раздражаться, она невинно спросила: “Прости, пожалуйста, что ты хочешь, чтобы я сделала? ”

В другой раз после моих инструкций Лулу рвала струны так, будто играла на банджо. Или, что ещё хуже, принималась крутить скрипку вокруг себя как лассо до тех пор, пока я не начинала в ужасе орать. Когда я просила её держать спину ровно и приподнимать скрипку, она иногда валилась на пол и притворялась мёртвой, вывалив наружу язык. И неизменно повторяла: “Ну, мы уже закончили? ”

Тем не менее, бывали дни, когда казалось, что Лулу любит скрипку. Попрактиковавшись со мной, она иногда хотела поиграть ещё и, забыв о времени, наполняла дом волшебными звуками. Она просила разрешения взять скрипку в школу и возвращалась домой раскрасневшаяся и довольная после выступления перед всем классом. Или же она прибегала ко мне, когда я сидела за компьютером, и спрашивала: “Мамочка, угадай, какую пьесу Баха я люблю больше всего? ” Я пыталась угадать и в 70% случаев действительно угадывала, и тогда она говорила либо: “Откуда ты знаешь? ”, либо: “Нет, другая - разве она не хороша? ” Если бы не эти эпизоды, я, вероятно, могла бы сдаться. Или нет. Так или иначе, как в случае с Софией и фортепиано, я возлагала большие надежды на Лулу и скрипку. Я хотела, чтобы она выиграла концертный конкурс Нью-Хейвена и смогла выступить в качестве солистки на сцене Battell Chapel. Я хотела, чтобы она стала концертмейстером в лучшем молодёжном оркестре. Я хотела, чтобы она была лучшей скрипачкой в штате, и это только для начала. Я знала, что был лишь один способ сделать Лулу счастливой. Так что чем больше она отлынивала, препиралась со мной, работала вполсилы, кривлялась, тем дольше я заставляла её играть.

- Мы сыграем эту пьесу правильно, - говорила я ей, - сколько бы времени на это ни ушло. Все в твоих руках. Если понадобится, мы просидим тут до полуночи.

И иногда мы сидели.

- Моя подруга Даниэла была поражена тем, сколько я репетирую, - заявила Лулу как-то вечером. - Она мне не поверила. Я сказала ей, что занимаюсь по шесть часов в день, и она сделала так, - тут Лулу изобразила Даниэлу с отвисшей челюстью.

- Тебе не следовало говорить про шесть часов, Лулу, ты её дезинформировала. Потому что из этих шести часов пять ты филонила.

Лулу это проигнорировала.

- Даниэле так меня жалко. Она спросила, когда же я занимаюсь чем-то ещё. А я ей сказала, что у меня нет времени на развлечения, поскольку я китаянка.

Я прикусила язык и ничего не сказала. Лулу всегда находила союзников и выстраивала в ряды свои войска. Но меня это не волновало. В Америке каждый был готов встать на её сторону. Но я не позволю её сверстникам давить на меня. О тех нескольких случаях, когда я давала слабину, я пожалела.

К примеру, однажды я разрешила Софии переночевать у подруги. Это было из ряда вон. Когда я была маленькой, моя мать спрашивала меня: “Зачем тебе надо ночевать где-то ещё? Чем тебе не нравится твой собственный дом? ” Став матерью, я придерживалась того же мнения, но тогда София канючила и ныла, и в несвойственный мне момент слабости я позволила ей пойти в гости с ночёвкой. На следующее утро она пришла домой не только измотанная (и не в состоянии нормально играть на фортепиано), но ещё и раздражительная и несчастная. Получается, что для большинства детей все эти ночёвки не такое уж и развлечение - таким образом родители, не осознавая того, наказывают своих детей, навязывая им вседозволенность. Выпытав у Софии информацию, я узнала, что А., Б. и В. выгнали из компании Г.; что Б. жестоко сплетничала о Д. в тот момент, когда та вышла в другую комнату, и что двенадцатилетняя Е. ночь напролёт рассказывала о своих сексуальных подвигах. София не должна подвергаться воздействию худших проявлений западного общества, и я не давала банальностям вроде “дети должны сами все исследовать” или “им нужно совершить собственные ошибки” вводить меня в заблуждение.

Есть масса вещей, которые китайцы делают совсем не так, как “западники”. В частности, это касается дополнительных баллов. В американской системе образования дополнительные баллы, получаемые учеником за внеклассную работу в рамках существующего учебного плана, являются серьёзным плюсом при поступлении в колледж. Однажды Лулу пришла домой и рассказала мне о контрольной по математике, которую только что сдала. Она сказала, что думает, что сделала её очень хорошо, и поэтому ей нет смысла переживать о дополнительных баллах.

На секунду я в недоумении онемела.

- Это почему ещё? Почему ты не стала их зарабатывать?

- Я не хотела пропустить перемену.

Фундаментальным принципом китайской жизни

является то, что ты постоянно сражаешься за дополнительные баллы.

- Почему? - спросила Лулу, когда я ей это объяснила.

Для меня это вопрос из той же серии, что и “зачем ты дышишь”.

- Ни один из моих друзей так не делает, - добавила Лулу.

- Это не так, - сказала я. - Я на сто процентов уверена, что Эми и Джуно получили дополнительные баллы, - Эми и Джуно были одноклассниками Лулу и детьми азиатов. И я была права на их счёт, в чем Лулу созналась.

- Но Рашад и Иен заработали дополнительные баллы тоже, хотя они и не азиаты, - добавила она.

- Ага! Так значит, многие твои друзья заработали дополнительные баллы! И я не говорила, что только азиатские дети так делают. Все, у кого хорошие родители, знают, что нужно добиваться дополнительных баллов. Я в шоке, Лулу. Что подумает о тебе учитель? Ты отправилась на перемену, вместо того чтобы зарабатывать дополнительные баллы?

Я была готова разрыдаться: “Дополнительный балл вовсе не дополнительный. Это просто балл. Это то, что отличает хороших учеников от плохих”.

- Ой, на переменке так весело, - кинула мне Лулу финальную реплику. Но с тех пор она, как и София, неизменно приносила домой дополнительные баллы. Иногда девочки зарабатывали больше на дополнительных баллах, чем на самой контрольной - абсурд, который в принципе не свойствен Китаю. Дополнительные баллы - это то, из-за чего у азиатских детей в Штатах столь потрясающе хорошие оценки.

Зубрёжка - ещё одна причина. Однажды София заняла второе место в конкурсе по умножению на скорость, который учитель пятого класса проводил каждую пятницу. Она проиграла корейскому мальчику по имени Юн-Сеок. В течение следующей недели я заставляла Софию каждый вечер решать по двадцать практических заданий (по сто задач в каждом), стоя над ней с секундомером в руке. С тех пор она регулярно занимала первое место. Бедный Юн-Сеок. Он вернулся в Корею вместе со своими родителями, но, вероятно, не из-за конкурса на скоростное умножение.

Практиковаться больше, чем кто-либо ещё, - вот почему азиатских детей так много и в консерваториях. Именно поэтому Лулу каждую субботу неизменно впечатляла мистера Шугарта своим стремительным ростом.

- Ты схватываешь на лету, - говаривал он часто. -

Ты будешь великой скрипачкой.

Осенью 2005 года, когда Лулу было девять лет, мистер Шугарт сказал:

- Лулу, думаю, ты готова к концерту. Что скажешь, если мы прервёмся в изучении книг Сузуки?

Он хотел разучить с ней Концерт №23 соль мажор Виотти

- Если ты будешь по-настоящему усердно заниматься, клянусь, ты сможешь дать свой первый сольный концерт уже зимой. Единственная сложность, - добавил он задумчиво, - в пьесе есть очень трудная каденция.

Мистер Шугарт был хитёр и прекрасно понимал Лулу. Каденция - это особая часть пьесы, обычно ближе к финалу, когда солист играет без сопровождения оркестра.

- Это шанс показать себя, - сказал мистер Шугарт. - Но каденция на самом деле длинная и очень сложная. Большинство детей твоего возраста не в состоянии с ней справиться.

Лулу взглянула на него с интересом.

- А насколько длинная?

- Каденция? О, очень длинная. Где-то на страницу.

- Думаю, я справлюсь, - сказала Лулу. Она говорила с уверенностью, хотя я совсем не давила на неё, она просто любила, когда ей бросали вызов.

Мы погрузились в Виотти, и бои ожесточились.

- Успокойся, мам, - говорила Лулу противным голосом. - Ты впадаешь в истерику и шумно дышишь. У нас есть ещё целый месяц на практику.

Я могла думать только о работе, которую нужно было проделать. Несмотря на относительную простоту, концерт Виотти был большим шагом вперёд от того, к чему Лулу привыкла. Каденция была заполнена стремительным бегом по струнам и двойными и тройными нотами - техникой, при которой ноты берутся одновременно на двух и трёх струнах, эквивалент фортепианных аккордов, которые так трудно сыграть чисто.

Я хотела, чтобы каденция получилась хорошо. Это стало для меня своего рода навязчивой идеей. Все остальные дела с Виотти обстояли нормально - часть была слегка занудной, но мистер Шугарт оказался прав: каденция делала весь концерт цельным. Где-то за неделю до выступления я поняла, что каденция в исполнении Лулу могла бы быть потрясающей. Мелодические части были очень утончёнными, у Лулу обнаружилось поразительное чутье на это. Но части, требующие технического совершенства, удавались не так хорошо, в частности серия двойных и тройных нот ближе к финалу. Во время репетиций эти места звучали как попало. Когда Лулу сосредоточивалась и пребывала в хорошем настроении, она справлялась. Но когда она была в плохом настроении или отвлекалась, каденция становилась невыразительной. И я никак не могла контролировать эти настроения.

А затем на меня снизошло озарение.

- Лулу, - сказала я. - Я хочу предложить тебе сделку.

О нет, только не это опять, - простонала Лулу.

- Это хорошая сделка, Лулу. Тебе понравится.

- Что? Я позанимаюсь два лишних часа и могу не накрывать на стол? Нет, спасибо, мама.

- Лулу, просто послушай меня секунду. Если в следующую субботу ты сыграешь каденцию по-настоящему хорошо - лучше, чем ты когда-либо её играла, - я подарю тебе что-то, что ты, я уверена, полюбишь и чего совсем от меня не ожидаешь.

Лулу посмотрела на меня презрительно:

- Что-то вроде печенья? Или пять минут за компьютерной игрой?

Я покачала головой.

- Нечто настолько удивительное, что даже ты не устоишь.

- Вечеринку?

Я покачала головой:

- Шоколадку?

Я снова покачала головой, настал мой черед быть презрительной:

- Ты считаешь, я думаю, ты не устоишь перед шоколадкой? Я знаю, что ты намного выше этого, Лулу. Нет, это что-то, о чем ты НИ ЗА ЧТО не догадаешься.

И я была права, она бы не догадалась - возможно, потому что это здорово выходило за рамки её воображения, постоянно сталкивавшегося с печальной реальностью.

В конце концов, я сказала ей: " Это животное. Собака. Если в следующую субботу ты подаришь мне по-настоящему прекрасную каденцию, я подарю тебе пса”.

Впервые в жизни Лулу остолбенела. " Собаку? - переспросила она. А затем добавила подозрительно: - Живую? ”

- Да, щенка. Вы с Софией решите, какой породы.

Именно так я сама себя перехитрила, навсегда изменив нашу жизнь.

Часть вторая

Тигры нетерпеливы и вечно торопятся. Они очень\ уверены в себе, иногда даже слишком. Они любят, чтобы их слушались, и не любят подчиняться. Среди вариантов подходящей карьеры для Тигров - рекламный агент, офис-менеджер, турагент, актёр, писатель, лётчик, стюардесса, музыкант, комедиограф и шофёр.

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: