Часть третья. Глава 23 Пушкин

 

Который из них наш? — спросил Джед. Дело происходило в августе 2008-го на Род-Айленде. По причинам, загадочным для всех, включая меня, я настаивала на том, что нам нужна вторая собака, поэтому мы отправились к той же заводчице, у которой купили Коко. По деревенской комнате с деревянными полами расхаживали три больших царственных самоеда. Двое из них, как мы выяснили, были гордыми родителями нового помета, а третий был дедушкой — искушённым и властным в свои почтенные шесть лет. Вокруг взрослых собак носились четверо шумных щенков — очаровательные тявкающие ватные шарики.

— Ваш там, — сказала заводчица, — под лестницей.

Обернувшись, мы с Джедом увидели в другой части комнаты нечто, отличавшееся от других щенков. Оно было выше, стройнее, не такое пушистое и менее симпатичное. Его задние лапы были на два дюйма длиннее передних, что придавало ему лёгкую неуклюжесть. Его глаза были узкими и очень косили, уши странно топорщились. Его хвост был длиннее и толще, чем у других щенков, и не сворачивался бубликом, а болтался из стороны в сторону, как у крысы, — возможно, потому что он был тяжелее.

— Вы уверены, что это вообще собака? — спросила я с сомнением. Вопрос был не таким нелепым, каким мог показаться. Во всяком случае, существо больше всего походило на ягнёнка, а учитывая, что заводчица на своей ферме занималась ещё и разведением домашнего скота, поверить в это было легко.

Но заводчица была уверена. Она подмигнула нам: “Вы ещё увидите. Она станет большой красавицей. У неё отличный высокий самоедский зад, как и у её бабки”.

Мы забрали нашего нового щенка домой и назвали Пушкин — Пуш, если коротко, хотя это была девочка. Когда наша семья и друзья впервые увидели её, они нам посочувствовали. Щенком Пуш скакала словно кролик и путалась в собственных лапах. “А вы можете вернуть её обратно? ” — спросила как-то моя мама, наблюдая за тем, как Пуш врезается в стены и кресла. " Я знаю, в чем проблема, — она слепая”, — осенило однажды Джеда, и он помчался с Пуш к ветеринару, который вынес заключение, что с глазами у собаки все в порядке.

Подрастая, она продолжала быть неуклюжей и часто падала, когда спускалась с лестницы. Её туловище было таким длинным, что казалось, будто его передняя и задняя части не связаны друг с другом, поэтому собака передвигалась, словно слинки (игрушка-пружина, которую можно перекидывать из одной руки в другую, успокаивая нервы).

В то же время Пуш была удивительно гибкой; и по сей день она любит спать, распластавшись животом по холодному полу и растопырив в стороны все четыре лапы. Выглядит собака так, будто кто-то сбросил её с большой высоты и она плашмя приземлилась на пол — когда она так лежит, мы зовём её Звёздочкой.

Заводчица была права: Пуш оказалась гадким утёнком. За год она превратилась в собаку настолько восхитительную, что, когда мы гуляли, водители останавливали машины, любуясь ею. Она была крупнее Коко (которая из-за причуд разведения приходилась Пуш внучатой племянницей), тоже обладала белоснежным мехом и экзотическими кошачьими глазами. Некоторые её мышцы были отлично разработаны благодаря хвосту, который теперь высоко вздымался над спиной Пущ, как огромный пышный шлейф.

Но если говорить о талантах, то в этой области Пуш не блистала. Коко тоже не особо впечатляла, но в сравнении с Пуш она была просто гением. По каким-то причинам Пуш, будучи ласковее и мягче Коко, не могла делать того же, что и остальные собаки. Она не умела хитрить и не любила бегать. Она по-прежнему застревала в смешных местах — под кухонной раковиной, в ягодных кустах или на входе и выходе из ванной — и нуждалась в помощи. Сначала я отрицала, что Пушкин была другой, и тратила часы, пытаясь научить её хоть чему-нибудь, но безрезультатно. Правда, оказалось, что Пуш любит музыку. Она обожала сидеть рядом с фортепиано и подпевать (или, как говорит Джед, подвывать) игре Софии.

Вопреки всем её изъянам мы обожали Пуш так же, как и Коко. На самом деле именно недостатки делали её столь милой. “О-о-о, бедняжка! Какая же ты милая”, — ворковали мы, когда она пыталась запрыгнуть на что-нибудь и путалась в ногах, а мы бежали, чтобы успокоить её. Или мы говорили: “О-о-о, только посмотрите на неё. Она не видит фрисби. Такая милая”. Изначально Коко побаивалась своей новой сестрички; мы видели, как она тайно проверяет Пуш. У Пуш, напротив, диапазон эмоций был ограниченным; настороженность и скрытность в него не входили. Ей нравилось повсюду таскаться за Коко, избегая любых активных действий.

Несмотря на всю прелесть Пуш, у нашей семьи не было никакой необходимости во второй собаке, и никто не осознавал этого лучше меня. Распределение ответственности за собак в нашем доме было следующим: девяносто процентов приходились на мою долю, десять — на остальных членов семьи. Начиная с шести часов утра я была единственной, кто кормил, мыл собак и бегал с ними; я также возила их в собачью парикмахерскую и к ветеринару. Усугубляло ситуацию то, что только что вышла моя вторая книга, и в дополнение к преподаванию на полную ставку и занятиям музыкой с девочками я постоянно летала по всей стране с лекциями. Я всегда находила способы “утрамбовать” командировки в Вашингтон, Чикаго или Майами в один день. Не раз я вставала в три утра, летела в Калифорнию на деловой обед, а потом с красными глазами появлялась дома. “О чем ты думаешь? — спрашивали меня друзья. — Тебе и так хватает проблем, с какой стати тебе понадобилась вторая собака? ”

Моя подруга Энн думала, что этому есть простое объяснение. “Все мои друзья, — говорила она, — заводят собак, когда их дети вырастают. Родители готовятся к тому, что гнездо опустеет, а собаки заменяют им детей”.

Забавно, что Энн так сказала, потому что китайское воспитание ничем не напоминает дрессуру. На самом деле оно — её противоположность.

Воспитание собак — процесс социальный. Когда вы встречаете других собачников, вам есть что обсудить. Китайское воспитание, напротив, похоже на одиночное плавание, как минимум когда вы занимаетесь им на Западе, где предоставлены сами себе. Вы должны идти против прочной системы ценностей, корни которой лежат в эпохе Просвещения, индивидуальной автономии, системе развития ребёнка и Всеобщей декларации прав человека, и нет никого, с кем бы вы могли откровенно поговорить, даже среди тех, кого вы любите и глубоко уважаете.

Например, когда София и Лулу были маленькими, я больше всего боялась, что одну из них пригласят на детский праздник. Ну, зачем, зачем, зачем нужен этот жуткий западный обычай?! Однажды я попыталась быть честной, объясняя другой маме, что у Лулу нет свободного времени, потому что ей нужно играть на скрипке. Но та женщина не смогла этого понять. Мне пришлось прибегнуть к разнообразным оправданиям, которые западные люди считают нормальными: визит к окулисту, физиотерапия, домашняя работа. В какой-то момент я увидела обиду на лице собеседницы, а сама она стала относиться ко мне с прохладцей, будто я думала, что Лулу слишком хороша для её дочери. В действительности это было поединком мировоззрений. Отклонив одно приглашение на детский праздник, я не могла поверить своим ушам, когда тут же получила ещё одно. “Как насчёт субботы? — субботу мы проводили в студии мисс Танака. “Или в пятницу через две недели? ” Западные матери были не способны понять, что Лулу занята каждый день год напролёт.

Есть и ещё одна колоссальная разница между дрессировкой собак и китайской моделью воспитания детей. Дрессировать собак просто. Для этого требуется всего лишь терпение, любовь и, возможно, первоначальные инвестиции. Китайское воспитание детей, напротив, одна из самых сложных вещей, о которых я только могу подумать. Периодически вас будет ненавидеть тот, кого вы любите и кто, как вы надеетесь, любит вас, и нет никаких послаблений, ни единого момента, начиная с которого все становится проще. Как раз наоборот, китайское воспитание — как минимум, если вы практикуете его в Америке, где все против вас, — это вечно продолжающаяся кровопролитная битва, требующая вашего круглосуточного внимания, вашей стойкости и хитрости семь дней в неделю. Вы должны уметь проглотить гордость и поменять тактику в любой момент. И вам нужно подходить ко всему творчески.

Например, в прошлом году ко мне на вечеринку по случаю окончания семестра — одно из моих любимых развлечений — пришли несколько студентов. “Ты так мила со своими учениками, — говорили мне София и Лулу. — Они и понятия не имеют, какая ты на самом деле. Все они думают, что ты заботливая и добрая”. Вообще-то насчёт этого девочки были правы. К своим студентам с юрфака (особенно к тем, у кого были строгие азиатские родители) я относилась совсем не так, как к собственным детям.

Та вечеринка проходила на третьем этаже в нашей комнате для пинг-понга, где Лулу обычно занималась музыкой. Студент по имени Ронан нашёл несколько записок, которые я оставляла Лулу.

— Что за... — сказал он, читая записки с недоверием. — Профессор Чуа, это вы написали?

— Ронан, не мог бы ты положить записки на место, пожалуйста? И да, это я написала, — мужественно призналась я, не видя другой альтернативы. — Инструкции вроде этой я оставляю каждый день своей дочери-скрипачке, чтобы помочь в её занятиях, когда меня нет дома.

Но Ронан, казалось, не слушал. “О боже. Да их тут много, — скептически заметил он. И был прав. Повсюду лежали десятки листочков с инструкциями — как распечатанные, так и написанные от руки, — которые я забыла убрать. — Не могу в это поверить. Это так... странно”.

Не думаю, что это было странно. Но вы можете решить сами. Я приведу здесь три неотредактированных примера репетиционных инструкций, которые составила для Лулу. Просто пропустите дурацкие названия — я написала их, чтобы привлечь внимание дочери. Кстати, во второй записке “ш” означает “шаг”, так что да, я даю пошаговые инструкции.

⇐ Предыдущая567891011121314Следующая ⇒

Поделиться: