Как и почему я пришел к этой находке?

 

Летом 1988 года, разглядывая в микроскоп хитиновые покровы насекомых, перистые их усики, тончайшие по структуре чешуйки крыльев бабочки, ажурные с радужным переливом крылья златоглазок и прочие Патенты Природы, я заинтересовался необыкновенно ритмичной микроструктурой одной из довольно крупных насекомьих деталей. Это была чрезвычайно упорядоченная, будто отштампованная на каком-то сложном оборудовании по специальным чертежам и расчетам, композиция. На мой взгляд, эта ни с чем несравнимая ячеистость явно не требовалась ни для прочности этой детали, ни для ее украшения. Ничего такого, даже отдаленно напоминающего этот непривычный удивительный микро узор, я не наблюдал ни у других насекомых, ни в остальной природе, ни в технике или искусстве. Оттого, что он объемно многомерен, повторить его на плоском рисунке или фото мне до сих пор не удалось. Зачем насекомому такое? Тем более структура эта находится на нижней стороне надкрьльев, почти всегда спрятана от посторонних глаз, кроме как в полете, открывается тогда, когда ее никто и не разглядит. Я заподозрил: никак это волновой маяк, обладающий «моим» эффектом многополостных структур? В то поистине счастливое лето насекомых этого вида* (см. ниже) было очень много, и я ловил их вечерами на свет; ни до, ни после я не наблюдал не только такой их массовости, но даже и единичных особей.

 

* - Автор в этом месте и во всех остальных подобных местах умышленно не называет имени насекомого, дабы уберечь этот вид от человеческой глупости.

Положил я на микроскопный столик эту небольшую вогнутую хитиновую пластинку, чтобы еще раз рассмотреть ее странно-звездчатые ячейки при сильном увеличении. Полюбовавшись очередным шедевром Природы-ювелира, и почти безо всякой цели - я положил было на нее пинцетом другую точно такую же пластинку с этими необыкновенными ячейками на одной из ее сторон. Но не тут-то было, эта деталь вырвалась из пинцета, повисела пару секунд в воздухе над той, что на столике микроскопа, немного повернулась по часовой стрелке, съехала - по воздуху вправо, затем повернулась против часовой стрелки, качнулась, и лишь тогда быстро и резко упала на стол...

 

Что мне довелось пережить в тот миг - читатель может лишь догадываться. Придя в себя, я связал несколько панелей проволочкой; это давалось не без труда, и то лишь когда я взял их вертикально. Получился такой многослойный хитиновый блок. Положил его на стол. На него не мог упасть даже такой сравнительно тяжелый предмет, как большая канцелярская кнопка: что-то как бы отбрасывало, отбивало ее вверх, а затем в сторону. Я прикрепил кнопку сверху к этому блоку - и тут, начались столь несообразные с моим уровнем знания, невероятные вещи, например, на какие-то мгновения кнопка начисто исчезала, становясь невидимой. Что я понял: это новое, необъяснимое для меня свойство, кроме волнового маяка, действует как что-то совсем-совсем другое.

 

И опять у меня захватило дух, и опять от волнения все предметы вокруг меня поплыли как в тумане; но я, хоть и с трудом, все-таки взял себя в руки, и часа через два смог продолжить работу...

 

Вот с этого случая, собственно, все и началось. Многое, разумеется, еще нужно переосмыслить, проверить, испытать. Я, конечно же, расскажу читателю и о «тонкостях» работы моего аппарата, и о принципах его движения, расстояниях, высотах, скоростях, об экипировке и обо всем остальном - но это будет уже в следующей моей книге. Этому обещанию не суждено было сбыться (Прим. Bayorics).

 

...Весьма неудачный, крайне рискованный полет я совершил в ночь с 17 на 18 марта 1990 года, не дождавшись сезона и поленившись отъехать в безлюдную местность. А ночь, я уже хорошо знал - самое рискованное время суток для этой работы. Неудачи начались еще до взлета, блок -панели правой части несущей платформы заедало, что следовало немедленно устранить, но я этого не сделал. Поднимался прямо с улицы нашего ВАСХНИЛ городка, опрометчиво полагая, что во втором часу ночи все спят и меня никто не видит. Подъем начался вроде бы нормально, но через несколько секунд, когда дома с редкими светящимися окнами ушли вниз и я был метрах в ста над землей, почувствовал себя дурно, как перед обмороком. Тут опуститься бы, но я этого не сделал, и зря, так как какая-то мощная сила как бы вырвала у меня управление движением и тяжестью, неумолимо потащила в сторону города.

 

Влекомый этой неожиданной, не поддающейся управлению силой, я пересек второй круг девятиэтажек жилой зоны городка (они расположены двумя огромными, по километру в диаметре - кругами, внутри которых пятиэтажки, в том числе и наша), перелетел заснеженное неширокое поле, наискосок пересек шоссе Новосибирск-Академгородок, Северо-Чемской жилой массив... На меня надвигалась, и надвигалась быстро - темная громада Новосибирска, и вот уже почти рядом несколько «букетов» заводских высоченных труб, многие из которых, хорошо помню, медленно и густо дымили: работала ночная смена...

 

Нужно было что-то срочно предпринимать. С величайшим трудом овладев ситуацией, я сумел с грехом пополам сделать аварийную перенастройку блок-панелей. Горизонтальное движение стало замедляться, но тут мне снова стало худо, что в полете совершенно недопустимо. Лишь с четвертого раза удалось погасить горизонтальное движение и зависнуть над Затулинкой -заводским Кировским районом города. Зловещие трубы продолжали безмолвно и круто дымить совсем близко подо мною. Отдохнув несколько минут, если можно назвать отдыхом странное висение над освещенным забором какого-то завода, рядом с которым сразу начинались жилые кварталы, и с облегчением убедившись, что «злая сила» исчезла, я заскользил обратно, но не в сторону нашего ВАСХНИЛ городка, а правее, к Толмачеву. Хотел запутать след на тот случай, если кто меня заметил. И примерно на полпути к аэропорту, над какими-то темными ночными полями, где явно не было ни души, круто повернул домой. На следующий день, естественно, я не мог подняться с постели...

Новости наступившего дня, сообщения по телевидению и в газетах, были для меня более чем тревожными. Заголовки «НЛО над Затулинкой», «Снова пришельцы?» явно говорили о том, что мой полет засекли. Но как! Одни воспринимали «феномен» как светящиеся шары или диски, причем многие почему-то «видели» не один шар, а два! Поневоле скажешь: у страха глаза велики. Другие утверждали, что летела «настоящая тарелка» с иллюминаторами и лучами... Не исключаю и того, что некоторые затулинцы видели отнюдь не мои почти аварийные превращения, а что-то другое, не имеющее отношения к ним. Тем более что март 1990-го был чрезвычайно «урожайным» на НЛО и в Сибири, и под Нальчиком, и, особенно, в Бельгии, где ночью 31 марта (как сообщала газета Правда), инженер Марсель Альферлан, схватив видеокамеру и взбежав на крышу дома, отснял двухминутный фильм о полете одного из огромных «инопланетных» треугольников, которые, по авторитетному заключению бельгийских ученых, не что иное, как «материальные объекты, причем с такими возможностями, которые пока не в состоянии воплотить наша цивилизация».

 

Что касается меня, то берусь предположить, что гравитационные платформы-фильтры (или, как я их называю, блок - панели) этих аппаратов в натуре были относительно небольшими, треугольной формы, и созданы у нас на Земле, но на более солидной, высоко технологичной базе, чем мой, почти, что наполовину деревянный аппарат. Я сразу хотел сделать его платформу именно треугольной, она гораздо эффективней и надежней, но отошел от этой формы в пользу четырехугольной потому, что ее проще складывать, и, сложенная, она напоминает чемоданчик, этюдник или «дипломат», который можно декорировать так, что не возникает и малейших подозрений. Я, разумеется, выбрал «этюдник»...

 

К событиям же в Бельгии и под Нальчиком я вовсе не причастен. Тем более что использую свою находку, как может вам показаться, до глупости нерационально, всего лишь для посещения своих «энтомопарков». А их, моих детищ, как я считаю, куда более важных, чем любые технические находки, у меня на сегодняшний день одиннадцать. Восемь в Омской области, одно в Воронежской, два в Новосибирской. Было их здесь, под Новосибирском - шесть, созданных, вернее, спасенных, руками моей семьи. Но не любят тут это дело - ни у нас в сельхозакадемии (по-прежнему «жмут» на химию), ни в обществе охраны природы, ни в Комитете по охране природы, который, как я ни просил, не захотел помочь в спасении уничтоженных злыми или недалекими людьми этих маленьких насекомьих заказников и заповедничков. И я продолжаю свой путь под полуденными величаво-пышными облаками туда, на запад, уходят, и уходят назад прямоугольники разноцветных полей, перелески причудливых очертаний, и синие тени от этих облаков тоже убегают назад - подо мною. Скорость полета довольно велика, но не свистит в ушах моих ветер: силовая защита платформы с блок - панелями «вырезала» из пространства расходящийся кверху невидимый столб или луч, или капсулу, кокон, отсекающий притяжение платформы к Земле. Но меня и воздух, что внутри этой невидимой капсулы, не уничтожила; все это, как я думаю, при полете как бы раздвигает пространство, а сзади меня снова смыкает его, захлопывает. Именно в этом, наверное, причина невидимости аппарата «с пассажиром на борту», или причина искажения видимости, как у меня было недавно над новосибирской Затулинкой.

 

Защита эта, от притяжения, хоть и регулируемая, но еще не изучена по сути: подашь вперед голову, и уже ощущаются как бы завихрения от встречного ветра, явственно пахнущего то донником, то гречихой, то многоцветьем луговых сибирских трав.

 

Исилькуль с громадой элеватора у железной дороги я оставляю далеко слева и иду постепенно на снижение над автотрассой. Хорошенько убедившись, что сейчас я невидим и для водителей, и для пассажиров, и для работающих в поле: от меня и платформы нет на земле тени (впрочем, изредка тень неожиданно появляется); вот на опушке леса трое ребят собирают ягоды -снижаюсь до бреющего полета, замедляю скорость, пролетаю рядом с ними. Нормально, никакой реакции, стало быть, ни меня, ни тени не видно. Ну и, конечно, не слышно: при таком принципе движения - в «раздвигаемом пространстве» аппарат не издает ни малейшего звука, так как даже трения о воздух здесь фактически не происходит. Путь мой был долгим, не менее чем сорок минут от самого Новосибирска. Устали руки, которые не оторвешь от регуляторов, устали ноги и туловище, приходится стоять чуть ли не по стойке «смирно» на маленькой платформе, у вертикальной колонки, к которой я привязан ремнем. А быстрее перемещаться я хоть, и могу, но опасаюсь: моя техника, изготовленная кустарно, слишком миниатюрна и весьма непрочна. Снова вверх и снова прямо; и вот показались знакомые ориентиры: перекресток дорог, пассажирский павильончик справа от шоссе; еще пяток километров и, наконец-то, оранжевые столбики ограды Заказника, которому исполнилось, надо ведь подумать, уже двадцать лет. Сколько раз я спасал это первое свое детище от бюрократов, от самолетов с химикатами (было и такое!), от пожара, от многих других злодейств. И Страна Насекомых эта - жива, процветает! Снижаясь и тормозя, это можно сделать взаимным смещением жалюзи-фильтров, что под деревянным полом платформы, я вижу уже пышные заросли морковников. Различаю светлые шапки их соцветий, похожих на ажурные шары, конечно же, усыпанные насекомыми, и невероятная радость охватывает душу, напрочь снимая усталость. А ведь спас я этот кусочек Земли, пусть небольшой, меньше семи гектаров - и целых двадцать лет тут не ездят, не косят, не пасут скот, и почвенный слой поднялся местами до четырнадцати сантиметров. И появились не только давно вымершие в этих краях виды насекомых, но и такие исчезнувшие в районе травы, как ковыли редких видов, скорцонера пурпурная, крупные цветки которой по утрам пахнут шоколадом, и многие другие растения. Крутой «горицветно-морковниковый» запах - так встречает только вот эта, Срединная Поляна, что сразу за оградой заказника, она вливает в меня новую порцию радости от предвкушаемой встречи с Миром Насекомых.

 

Вот они, их хорошо видно даже с десятиметровой высоты, на раскидистых зонтиках и ажурных шарах дягилей и морковников: Кучками сидят темно-оранжевые бабочки-шашечницы, тяжелые крупные бронзовки клонят вниз белые и желтые соцветия подмаренников, над Поляной, уже вровень со мной, реют рыжие и голубые стрекозы, дробно блестя на солнце своими трепещущими широкими крыльями с мелкой красивой сетью жилок. Еще тише, еще медленней - и вдруг внизу как бы темная неожиданная вспышка: появилась-таки моя тень, дотоле невидимая, и сейчас медленно скользит по травам и кустам. Но это уже не страшно: вокруг ни души, а на автостраде, что в метрах трехстах на север от Заказника, машин пока нет. Можно спокойно опуститься на землю. Стебли самых высоких трав уже зашуршали о деревянную платформу с блок - панелями.

 

 

Но перед тем как поставить ее (платформу) вот на этот бугорок, я, охваченный порывом радости, движением рукоятки снова раздвигаю жалюзи панелей и круто, свечой, иду вертикально вверх. Быстро сжимается, как бы съеживается, картина внизу: колки Заказника, все его опушки и ограда, все окружающие Заказник перелески и поля; Горизонт начинает, как бы выгибаться со всех сторон такой огромной выемкой, открывая железную дорогу, что проходит в двух километрах слева села. А затем справа, за автострадой, мерцает светлыми шиферными крышами Росславка, еще правее - центральная усадьба совхоза «Лесной», уже похожая на небольшой город; налево от железной дороги - коровьи фермы Комсомольского отделения совхоза «Лесной», окруженные широким желтым кольцом соломы и сухого утоптанного навоза; вдали на западе, куда уходит плавная дуга железной дороги (не пойму, в чем дело - магистраль эта прямая как стрела) - маленькие домишки и белый куб аккуратного вокзальчика разъезда Юнино, что в шести километрах от Заказника, а за Юнино - безбрежные просторы Казахстана, утонувшие в какой-то голубой, знойной дымке. И вот она уже вся подо мною - Исилькулия, страна моей юности, совсем не такая, как на картах и планах с их надписями, условными обозначениями и прочим, а безбрежная, живая, испещренная темными прихотливыми островами перелесков, облачных теней, светлыми четкими пятнами озер. И огромный диск Земли со всем этим почему-то кажется все более и более вогнутым - причину этой давно уже мне знакомой иллюзии я так и не нашел. Поднимаюсь все выше, и редкие белые громады кучевых облаков уходят вниз, и небо уже не такое, как снизу, а темно-голубое, почти синее, видимые между облаками колки и поля уже подернулись густеющей голубой дымкой, и все труднее и труднее их разглядеть. Эх, как скверно, что не могу взять с собою хоть один раз своего любимого внука Андрюшу: ему четыре года, и несущая платформа свободно бы подняла нас обоих, но мало ли что потом может приключиться...

 

...Ой, что же я делаю, ведь там, внизу, на поляне, я отбрасывал тень, значит, меня могут увидеть люди. И не единицы, как в ту, недоброй памяти, мартовскую ночь, а тысячи, ведь сейчас-то день. Не ровен час, опять «предстану» перед всеми в виде диска, квадрата, или еще хуже, собственной персоной...

 

Да еще, как на грех, впереди - самолет, похоже, грузовой, пока еще беззвучно мчится почти навстречу мне, быстро вырастая в размерах, и я уже вижу холодный блеск дюраля, пульсацию неестественно красной мигающей лампочки. Быстро вниз! Резко торможу, поворачиваю - Солнце светит уже в затылок, а наискосок внизу, на гигантской выпуклой стене ослепительно белого кучевого облака, должна быть моя тень; но тени нет, лишь многоцветная глория - радужное яркое кольцо, знакомое всем пилотам, скользнуло по облаку вниз. Отлегло от сердца: нет тени -значит, никто не видел ни меня, ни образа в виде треугольника, квадрата или банальной тарелки...

 

Мелькнула мысль (надо сказать, что, несмотря на отчаянные технические и физические неудобства, в «падающем» полете почему-то гораздо лучше и быстрее работает воображение): Ведь может статься, что из пяти миллиардов людей не один я воплотил подобное открытие, а летательные аппараты, основанные на этом же принципе, давно уже делают и испытывают, как те, что созданы на заводских КБ, так и самоделки вроде моей.

 

Но у всех экранирующих себя платформ одно и то же свойство: Иногда они становятся видимыми для других людей, причем в различном облике. Они трансформируются, и пилоты самолетов их видят «гуманоидами» в серебристых костюмах, или мелкоросло-зелеными, или плоскими, как из картона (Воронеж, 1989 год), или еще какими. Так вот, очень может статься, что это никакие не инопланетяне нло-навты, а «временно визуально деформировавшиеся», конечно, только для сторонних наблюдателей - вполне земные пилоты и конструкторы летающих аппаратов, подобных моей платформе, доводящие свои детища до надежного состояния... Советы тем, кто, изучая насекомых, натолкнется на это же явление и станет мастерить -испытывать «гравитоплан» (кстати, я убежден, что минуя насекомых этого открытия не сделать): Летать только в летние погожие дни; избегать работ во время грозы, дождя; не забираться высоко и далеко; с пункта приземления не брать с собою ни былинки; все узлы делать максимально прочными; при испытаниях и работе избегать близости любых ЛЭП, поселков (тем более городов), транспорта, скоплений людей. Лучше всего для этого использовать дальнюю глухую лесную поляну, подальше от человеческих жилищ, иначе в радиусе нескольких десятков метров может произойти - и часто происходит то, что назвали полтергейстом: «необъяснимые» перемещения бытовых предметов, отключение, или, наоборот, включение бытовой электротехники и электроники, даже возгорания. Объяснения этому я не имею, но, похоже, что все это - следствия сбоя хода времени, штука, в общем-то, чрезвычайно коварная и тонкая. Ни одна деталь, частица, даже самая крохотная не должна быть брошена, обронена во время полета или в месте приземления. Вспомним «Дальнегорский феномен» 29 января 1986 года, похоже, трагический для экспериментаторов, когда вырвало и разметало по огромной территории весь аппарат, а от гравитационных микроячеистых фильтров были обнаружены лишь жалкие обрывки «сеточек», не поддающиеся, как и должно быть, химическому анализу.

 

Помните, я писал о том, что насекомые, взятые «там» и привезенные мною домой в пробирках, исчезали по дороге, а в пробирке, если она уцелевала, образовывалось отверстие? Оказалось, что эти отверстия очень похожи на дырочки в стеклах, которые ни с того ни с сего неожиданно возникают в жилых и служебных помещениях, иногда «очередью» из ряда отверстий по окнам не скольких комнат и этажей. Снаружи дырочка имеет диаметр 3-5 миллиметров, внутрь же здания расширяется конусом и, в зависимости от толщины стекла, имеет на выходе около 15-ти миллиметров. Некоторые дырочки по краю оплавлены или окрашены коричневым - точно так же, как это было в случае транспортировки моего наездника в пробирке. Похоже, что этот вид полтергейста - дырки в стеклах, вызван не невидимыми микро плазмоидами типа крохотных шаровых молний, как я раньше предполагал, а именно частицами и соринками, неосторожно оброненными при испытаниях или полетах аппаратов вроде моего. Снимки дырок в стеклах, приведенные на этих страницах, документальны и сделаны мною в научном центре ВАСХНИЛ городка под Новосибирском. Могу их показать каждому желающему; появились они в период с 1975 по 1990 год, но с моими опытами и полетами ни одна из них не связана, кроме последней. Частично, описания НЛО, я в этом убежден, относятся к платформам, блок - панелям, или другим деталям аппаратов. Так же, может быть, они относятся к чему-то намеренно или случайно выброшенному за пределы активного поля гравитопланов; эти обломки способны принести людям немало бед, и в лучшем случае породить серию невероятных рассказов, и нелепейших сообщений в газетах и журналах, нередко в сопровождении «научных» комментариев... ...Быстро падая, точнее, проваливаясь вниз, ориентируюсь, осматриваюсь, нет ли кого неподалеку; метрах в сорока от земли резко торможу, и без особых помех приземляюсь там, где обычно: на крохотной полянке в Большом Лесу Заказника, вы ее найдете на схеме-карте, ну а потом, если там побываете, то и на самой местности. И не судите меня за то, что ветви некоторых осин там как бы срезаны или «отбиты молнией». Строго вертикальный взлет или посадка - очень затруднены, а начальная траектория большей частью скошена, особенно при взлете, когда платформу почему-то относит в сторону, противоположную Солнцу, а иногда и наоборот...

 

Ослабив гайки-барашки на стойке управления, укорачиваю ее, как антенну у портативного приемника, вытаскиваю из платформы, которую складываю на шарнирах пополам. Теперь это выглядит почти как этюдник, ящик для красок, разве что чуть толще. Кладу этюдник в рюкзак, в котором уже лежит малость еды да кой-какой инструмент для ремонта ограды, и между осинок и невысоких кустиков шиповника пробираюсь на Срединную Поляну.

 

Еще до выхода из леса, как доброе предзнаменование, меня встречает семья огненно-красных мухоморов, выстроившаяся на лесной подстилке широкою дугой, или, как ее называли в народе, «ведьминым кольцом». Почему ведьминым? И вообще: почему этот самый красивый гриб сибирских лесов надо сломать, пнуть, растоптать? Я не раз спрашивал грибников: зачем они это делают? - А... его нельзя есть! Таков был ответ. Но ведь несъедобные еще и дерн, глина, сучки, пни, камни... Лежали бы в лесу вместо мухоморов, скажем, куски кирпича, никто б не стал их тут пинать; пинают несъедобные грибы, выходит, за то, что они живые, пинают только затем, чтобы убить! Так что же это? Неужто у людей вообще в крови такое - пнуть гриб, задавить жука, подбить или застрелить птицу, зайца, кабана? И не оттуда ли хамство, садизм, погромы, войны? Так не хотелось бы верить этому, но я ставлю себя на место инопланетянина: прилетаю вот так же на Землю к людям, вижу, как они пинают грибы, давят насекомых, стреляют в птиц, друг в друга - немедля разворачиваю свой звездолет и назад! А как бы читатель поступил на месте инопланетянина? Хорошо, что хоть эта вот моя семейка мухоморов в стороне от недобрых глаз и жестоких ног каждое лето радует меня своею особой жизнью, своими киноварно-красными влажными шляпами с крупными белесыми чешуйками. Но вот и Поляна. Я ступаю на нее, на эту нетронутую частичку планеты, как всегда, с замиранием сердца; это от вечной тоски по родной, но далекой от Новосибирска исилькульской Природе; и от опасения, что какой -нибудь «хозяин» возьмет ее и вспашет; и от радости, что она до сих пор непахана, некошена, нетоптана...

 

И ровным счетом ничего не значит, что у меня за спиною в рюкзаке, замаскированная под этюдник, лежит, сложенная вдвое, а значит нейтрализованная, платформа с гравитационными мелко - сетчатыми блок - фильтрами, и складная, стойка с управлением регуляторами поля и ремешком - им я привязываюсь к стойке. Ну, допустим, вырвался я с этой находкой, лет на пятьдесят вперед - какая разница? Все равно люди овладеют и этой, и многими другими тайнами Материи, Пространства, Гравитации, Времени. Но никакая сверхцивилизация ни на какой из планет Супергалактики не воссоздаст вот эту Поляну - с ее сложной, хрупкой, трепетной Жизнью, с ее подмаренниками, таволгами и ковылями, с ее оранжево-пестрыми шашечницами, неторопливыми пестрянками дзигенами, непередаваемо торжественной окраски: по густо-синему с переливом фону - узор из пунцово красных пятен...

 

Где еще, в каком уголке Вселенной, найдется подобный вот этому лилово-голубой колокольчик, в полупрозрачных таинственных недрах которого совершают свой любовный танец две мушки -пестрокрылки, поводя прозрачными, в изящную черно-белую полоску, крыльями? И на какой еще планете прямо на ладонь, протянутую вперед, прилетит почти ручная бабочка-голубянка лизнуть своим спиральным хоботком какого-нибудь солененького гостинца - сальца, колбаски, сыру, очень уж любят они соленое! Какая-то из них может просто так побродить по руке, раскрывая и закрывая свои атласно серые с бирюзовым отсветом крылышки, на нижней стороне которых тончайший по цвету орнамент из круглых пятнышек - глазков.

 

Так что же ценного для Человечества в этот момент - заповедный насекомий уголок, или самодельный, что в рюкзаке, аппарат, развивающий зенитную тягу немного меньше центнера, а горизонтальную скорость, от силы тридцать, сорок километров в минуту? Это я к тебе обращаюсь, читатель. Только хорошо, хорошо подумай, прежде чем дать умный и серьезный ответ.

 

Поглядите на эти снимки. Такова эта в общем-то, нехитрая штука в рабочем и собранном виде. Гибкий тросик внутри рулевой ручки передает движение от левой рукоятки на гравитационные жалюзи. Сдвигая и раздвигая эти «надкрылья», совершаю подъем или приземление. Однажды при быстром спуске, в режиме свободного падения, левая рукоять вырвалась и быть бы мне «в лучшем мире», но я не только не разбился, а даже не почувствовал удара, лишь тьму: посадочная платформа проделала в пашне, хорошо, что не на дороге - довольно глубокий колодец. Он был сначала вертикальный, а затем забирающий в противосолнечную сторону. Из этого чудо колодца я не без труда извлек и себя, и свой аппарат, конечно же, изрядно пострадавший; но больше всего хлопот доставил «колодец»: он не имел отвалов! Пришлось проявить немало изобретательности, чтобы его спешно замаскировать, видимый с дороги, он вызвал бы немало толков, а то и, чего доброго, навел бы на себя, каких ни будь не в меру ретивых следопытов.

 

Сходные скважины, тоже без отвалов и тоже идущие в глубине вбок - образовались неожиданно 24 октября 1989 года на полях Хворостянского района Куйбышевской области, об этом подробно рассказала «Комсомольская правда» 6 декабря того же года; так что, выходит, я не одинок. И, очень похоже, что изобретаю велосипед...

 

 

А что, верхняя часть моего аппарата и верно «велосипедная», правая рукоять - для горизонтально-поступательного движения, что достигается общим наклоном обеих групп «надкрыльев», того, что я называю: жалюзи, и управляется тоже, натяжением троса. Развивать скорость более 25 километров в минуту я не решаюсь, предпочитая лететь раз в десять медленнее, чем смог бы мой аппарат.

 

Не знаю, убедил ли я тебя, читатель, что подобное в очень скором времени будет доступно практически всем, а вот Живая Природа, если ее срочно не спасем, и без которой человечеству не жить, не будет доступна никому - за ее полным отсутствием.

 

Но оставаться перед читателем полным жадиной я не хочу. И дарю исследователям другой, раскрывшийся мне Патент Природы, тоже связанный с Движением и Гравитацией. Физики утверждают: создание движителя, не опирающегося на что-то - невозможно. Иначе Говоря, аппарат, полностью изолированный от окружающей среды, не полетит и не поедет, ни автомобиль без наружных колес, ни самолет с «зачехленными» винтом и мотором, ни ракета с «заткнутыми» дюзами*. Исключение составляет лишь барон Мюнхгаузен, умудрившийся когда-то выдернуть себя за волосы из болота, причем вместе с лошадью...

 

Дело было в 1981 году под Новосибирском, когда мы изучали энтомологическую фауну люцерны - ее опылителей и вредителей. Идя по полю, я быстрым движением сачка как бы «косил» люцерну, затем содержимое сачка - насекомых, листья, цветы, сбитые обручем сачка, все это я пересыпал в темную коробку, к которой приставил стеклянную банку-морилку. Насекомых, в таких случаях, усыпляют эфиром для наркоза. Таков жестокий способ изучения видового состава насекомых на полях, иного не придумано - увы, и это была моя работа, за которую я получал зарплату в Институте земледелия и химизации сельского хозяйства. Только я хотел захлопнуть крышку морилки и кинуть туда ватку с эфиром, как на глаза мне попался светлый кокон.

 

Он был овальным, на вид довольно плотным, непрозрачным. Не иначе кто-то из пленников вытолкнул его в мое поле зрения. Не может же сам кокон прыгать! Но тут кокон, опровергая мои сомнения, прыгнул еще раз; ударившись о стеклянную стенку, и упал на дно банки. Пришлось пожертвовать уловом, перепуганные насекомые с явной радостью кинулись на волю. А я изолировал странный кокон и спрятал в отдельную пробирку. Дома рассмотрел его в бинокулярный микроскоп, ничего особенного, кокон как кокон; в длину миллиметра три, в ширину - немного более миллиметра. На ощупь стенки его были прочными, как и должно быть. Кокон энергично прыгал тогда, когда его освещало или прогревало солнце, в тени же он успокаивался. Прыжки его достигали тридцати миллиметров в длину и, что еще более замечательно -пятидесяти миллиметров в высоту! Насколько я мог уловить, кокон летел по воздуху, почти не кувыркаясь, плавно; впрочем, тут нужна скоростная киносъемка. Несомненно, механическое движение кокону изнутри сообщала личинка или куколка насекомого. Но как это происходило, увидеть было невозможно.

 

Забегая вперед, скажу, что из кокона вышел наездник семейства ихневмонид, принадлежащий к виду Батиплектес анурус, полезный тем, что личинки его паразитируют на вредителе люцерны долгоносике-фитономусе, тем самым снижая его популяцию.

 

«Летающему или прыгающему» кокону полагалось в конечном итоге попасть в прохладное укрытие, в земляную трещину; в сачок же мой он угодил, наверное, во время своего странного путешествия, а именно в момент прыжка. Все это сильно смахивало на полтергейст* (явления неизвестной природы), необъяснимые «прыжки» бытовых предметов, уже не раз описанные в прессе.

 

Я положил кокон на стекло и внимательно смотрел снизу: может, личинка перед прыжком как-то втягивает его низ, а потом резко отпускает? Ничего подобного, никаких вмятин, а кокон исправно и высоченно подпрыгивал, как я его ни перекатывал; было еще более замечательным то, что с горизонтального и скользкого стекла, он взлетал не вертикально, а наклонно! Я замерил траекторию полета: в длину она составляла до 35, а в высоту - почти 50 миллиметров, то есть кокон подлетал на высоту, в тридцать раз превышающую его толщину! Лишить эту «летающую капсулу» опоры, чтобы она не лежала ни на чем? Но как? А так: положить ее на слой рыхлой ваты! Сказано - сделано. Тонко тереблю клочок ватки - получилось облачко с нерезкими туманными краями. Осторожно кладу кокон на это «облачко», выставляю на солнце, с нетерпением жду: ведь удар, если он наносится обитателем кокона по нижней его стенке, заставляя ее отскакивать от опоры, теперь не сработает: погасится тончайшими пружинящими волоконцами хлопка, и, по идее, кокон почти не шевельнется. Но нет: вдруг мой кокон срывается с места и стремительно летит от не шелохнувшейся ватной подстилки, как и прежде - вверх и вбок. Измеряю этот прыжок, в длину - сорок два миллиметра, то есть норма. Насекомое, наверное, совершало свой бросок или удар не по нижней, а по верхней части кокона, во всяком случае, делало там нечто такое, что приводило капсулу в движение. Если говорить честно, то это сейчас я в таком волнении; тогда же, в 1981, ничего сверхъестественного в прыжках моего пленника я не узрел, так как вовсе не знал, что без опорных движителей, согласно физике, не бывает и быть не может. А то бы наплодил сотню этих наездников, благо, они оказались нередкими, и исследовал бы все досконально. По поводу без опорных движителей можно сказать следующее: любой из видов материи можно назвать опорным если, отталкиваясь от него или используя его присутствие - можно совершить, какое бы то ни было перемещение или движение в принятой для этого, соответствующей системе отсчета. Прим. Bayorics.

 

А теперь немного пофантазируем: захотелось бы, скажем, батиплектесу улететь с Земли вообще. У взрослого, крылатого, это б не получилось из-за «потолка»: атмосфера наша сверху редкая, не для крылатых насекомых; иное дело личинка в коконе. Подняла она свою капсулу в прыжке на свои пять сантиметров, в верхней же точке подняла ее еще (таким же образом), и еще, и еще, и если бы кокон был надежно герметичным, имею в виду запас воздуха для дыхания «пилота» то, что помешало бы выходу такого аппарата за пределы атмосферы и дальнейшему его движению? Вот в чем манящая, невероятная ценность безопорных движителей, объявленных, увы, несбыточной фантазией. И все же, трудно себе представить, что же такое там делает крохотная личинка, если ее вместилище взлетает на пятисантиметровую высоту? Такого просто не может быть, скажут многие, тем не менее, это есть...

 

Физики говорят: это «за пределом науки», так как «противоречит законам природы». Закавыка в том, что Батиплектес анурус этого не знает или мы не все еще знаем о законах природы... Не знали "запрета" физиков и опытные, видные биологи, честно написавшие на 26-й странице академического определителя насекомых Европейской части СССР (том III, часть 3): «Кокон подпрыгивает в результате резких движений личинки внутри кокона». Связанных, м. б. с явлением инерции или даже гравитации, в какой-то степени, или и тем и другим - явлениями вместе взятыми. Надо было эту личинку подвесить на паутинке! Прим. Bayorics. Одним словом, действующий и проверенный образчик надежного без опорного движителя я смею предложить читателю, так что заводите наездников этого вида, изучайте эту их особенность, изобретайте, конструируйте, и в добрый путь!

В то же время следует поторопиться! Вредителю люцерны - слонику фитономусу - объявлена широчайшая химическая война, которую «Мудрое Человечество» может-таки выиграть. Не ошибиться бы в цене: с уничтожением жука Фитономус вариабилис из фауны нашей планеты начисто исчезает наездник Батиплектес анурус, он паразитирует только на этом виде долгоносиков и без них вообще не жилец. Предложения по биологическим методам борьбы с вредителями сибирских полей, с использованием таких же вот наездников и других энтомофагов - руководители отечественного сельского хозяйства и Россельхозакадемии - начисто отвергают. Я бьюсь с этим уже двадцать лет, а успехов - как у Дон Кихота, атакующего мельницы... Но можно понять и Власть Предержащих: не останавливать же дорогостоящие химические заводы, приносящие большую прибыль! И что им, Аграриям, за дело до какого-то безопорного движителя, ради которого нельзя поливать люцерну ядом? Торопитесь же, биологи, инженеры, физики! Ибо, если победит Химия, то навеки уйдет от людей и эта Тайна, и, конечно же, целая цепь связанных с нею других Тайн. А сами люди, без насекомых, этого не изобретут. Прошу поверить мне, энтомологу с 60-ти летним полевым стажем.

 

В конце моей первой книги «Миллион загадок», вышедшей в Новосибирске в 1968 году, есть рисунок: человек летит над Академгородком с помощью аппарата, основу которого составляют большущие крылья насекомого. Я тогда мечтал, фантазировал: вот такой бы аппарат изобрести! Мечта, как ни странно, сбывается, и именно через дружбу с насекомыми, но не слепым копированием наиболее заметных узлов и деталей, как то тех же крыльев, вызывающих теперь у меня улыбку, а глубоким изучением живой Природы. Но без шестиногих крылатых друзей у меня ничего не получилось бы и наверняка не получится у других. Берегите же этот мир - древнейший и удивительный Мир Насекомых, бесконечную и уникальную кладовую Тайн Мироздания. Берегите! Очень всех об этом прошу.

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: