Хоровые будни (и кое-что об институтской жизни)
Хор репетировал три раза в неделю: в среду, пятницу и воскресенье. Перед особо ответственными концертами добавлялась еще одна репетиция – во вторник. Основная репетиция начиналась в будние дни в 7 часов вечера, а в воскресенье – в 4 часа дня. Новички и люди, плохо знавшие репертуар, приходили на час раньше. Дополнительные занятия вели хормейстеры или практиканты – студенты Института Культуры или Консерватории. Тогда, в конце 70-х, на дополнительных репетициях присутствовало до 15-20 человек. Таким образом, новичкам приходилось заниматься по 12 часов в неделю (репетиции заканчивались в 10 часов вечера). Что и говорить, график тяжелый. Но при этом большинство из нас успевало неплохо учиться, заниматься общественной работой и даже работать на кафедре. Впрочем, ничего удивительного: ведь большинство из нас были студентами «Техноложки», и после занятий могли позаниматься в читальном зале, а от любой кафедры до Актового зала или 74-й аудитории, где репетировал хор, было рукой подать. Кроме того, у подавляющего большинства тогдашних студентов не было нужды зарабатывать себе на жизнь в течение учебного года.
У меня осталось впечатление, что в те годы двери института были открыты днем и ночью, несмотря на строгий пропускной режим. Работали самодеятельные коллективы: Ансамбль скрипачей, Театр-студия, танцевальные коллективы, факультетская самодеятельность… Как правило, приходя в Актовый зал, мы заставали там «конкурирующую фирму», и приходилось ждать окончания ее занятий. Кстати, не знаю, как сейчас, а тогда днем в холле института работала театральная касса, касса Большого зала Филармонии. Кроме того, часто проводились так называемые «устные журналы», работал Кинолекторий, нередко выступали известные артисты. Помню, как-то в воскресенье в зале выступали Татьяна и Сергей Никитины, которые были тогда на пике популярности, (а мы репетировали - готовились не то к какому-то конкурсу, не то к поездке). А на одном из «устных журналов» на нашей сцене лихо отплясывала Гликерия Богданова-Чеснокова, которой было, если я не ошибаюсь, уже лет 75… Проходили и премьеры некоторых фильмов. Один из них –«Звезда пленительного счастья», снятый к юбилею восстания декабристов. Попасть на подобные мероприятия было трудно: билеты распространялись через профком, а зал, как правило, был забит до отказа. Но, когда репетиция совпадала с каким-либо из них, душа разрывалась на части!
Александр Иванович очень строго относился к посещению репетиций. Как правило, «прогульщик» должен был объяснить причину своего отсутствия. И, хотя репрессивные меры обычно этим и ограничивались, но попасться «на карандаш» было просто стыдно. При всем доброжелательнейшем отношении к новым хористам, Александр Иванович очень строго следил за качеством исполнения, и право на участие в концерте нужно было еще заработать. К концерту допускались люди, не только знающие репертуар, но и усвоившие манеру исполнения хора. А для этого нужно было пропеть немало времени. Сужу по себе: придя в коллектив в начале сентября, я впервые вышла на сцену во время вечера, посвященного дню 23 февраля. Прямо скажем, не очень ответственное выступление. А мое первое выступление в настоящем концерте – это, если не ошибаюсь, май 1978 года, выпускной экзамен в Институте Культуры. То есть, чтобы стать полноценной хористкой, мне потребовалось более полугода напряженного труда!
Хоровые поездки
Впервые я ездила с хором в Москву в ноябре 1977 года, на конкурс студенческих хоров. Но, честно говоря, в памяти не осталось никаких ярких впечатлений. А следующая поездка была на конкурс в Каунас, осенью 1979 года. К конкурсу мы начали готовиться, кажется, еще летом, а осенью количество и напряженность репетиций просто «зашкалило» за все возможные пределы: кроме конкурса, предполагалась поездка в Словакию, и, кроме того, какой-то хоровой съезд (кажется, юбилей клуба «Гаудеамус»). Всего количество репетиций доходило до пяти в неделю! Кстати, поездка за границу, предполагавшаяся после перерыва в несколько лет, оставила в памяти неизгладимое впечатление: в результате бюрократической волокиты хор, хотевший нас принять, вовремя не получил какие-то бумаги и прислал нам отказ буквально за день до нашего отъезда. Некоторые ребята пришли к поезду, а их там уже встречали с «веселым» известием. Это событие было отмечено на очередном капустнике частушкой: «Удалася нам на славу та поездка в Братиславу. Уж мы чехам (это для рифмы) показали на Московском на вокзале! ».
Сильное впечатление осталось и от Каунаса. Это и красивый, чистый по-европейски город, и вежливые, предупредительные автомобилисты, и местные достопримечательности: Музей чертей, знаменитые Каунасские колокола (многие, наверно, купили на память грампластинки). На самом конкурсе интересно было послушать другие хоры, оценить их манеру исполнения, репертуар. Выступили мы хорошо, даже заслужили аплодисменты слушателей (хотя это было запрещено условиями конкурса). Сами были довольны. Ждем объявления результатов. Первая премия… Вторая премия… Третья… Специальные призы… Ничего!!! Вышли из зала как оглушенные. Многие плакали. Не выдержал, помнится, и Александр Иванович. Потом была неформальная вечеринка с пивом. Пошли не все: очень уж было обидно. По традиции, хористы Каунасского Политеха, «хозяева» конкурса, угощая гостей и бывших соперников пивом, пели им свои песни, а гости должны были спеть одну-две своих. И вот мы, проглотив по стакану пивка пополам со слезами, гаркнули «Проведемте, друзья! ». Хозяевам понравилось. На продолжение вечера, на танцы, мы не остались. Зато в общежитии нас ждал сюрприз: кто-то из наших хористок сказал, что нас приглашают местные девочки, вернувшиеся домой после выходных (дело в том, что местных студентов на время конкурса попросили разъехаться по домам, а в воскресенье вечером, когда конкурс закончился, они вернулись). И вот собрались мы в одной из комнат общежития. Две или три девушки-литовки, вероятно, деревенские жительницы, выставили всякие домашние угощения, мы, кажется, принесли чай, и развернулся пир горой, вперемежку с песнями под гитару. Комната набилась битком, пришел и Александр Иванович. Разошлись поздно ночью. И никак невозможно забыть этот вечер, и доброжелательность этих девчат. В следующий раз мы были в Каунасе на конкурсе восемь лет спустя. Также неплохо спели, и также ничем не были отмечены. Особенно обидно было тогда за нашу солистку, Лену Куркову. К сожалению, не помню, что она пела, но равных ей не было (впрочем, вообще солистов в тот раз было мало). Но отметить ее отказались под тем предлогом, что она-де профессионалка, и никто не хотел верить, что она – четверокурсница Технологического института и окончила всего-навсего музыкальную школу. Не было и ни малейших признаков дружелюбия со стороны «аборигенов»: на дворе был 1987 год…
В 1979-80 годах мы общались с хором Ивановского Технологического института. Принимали их, кажется, весной 79-го, а ответный визит делали в марте 1980-го года, накануне Олимпиады. Гостеприимные хозяева возили нас в Суздаль, Шую, Палех. Незабываемая поездка!
Еще одним из ярких впечатлений тех лет была поездка в Киев в начале марта 1981 года. Наш «призыв» тогда закончил институт. Были последние вольные деньки. Я поехала на гастроли сразу после выпускного вечера. В поезде ехали более суток. То-то напелись (несмотря на строгий запрет Иваныча)! Были тогда и экскурсии по весеннему Киеву, и дружеские вечеринки с местными студентами, и, разумеется, концерт. А в последний день все дружно заболели гриппом. Когда возвращались домой, то, как шутили наши хористы, в каждом купе ехали пятеро: четыре человека и грипп. Из Киева, кроме гриппа, мы привезли еще и несколько новых песен, в том числе " «Зеленый поезд" » ставший одним из хоровых шлягеров, и замечательную песенку про крысу, которая жила в порту Вальпараисо, песню с поучительной концовкой: «Или делай свое дело, или музыку люби». Опять перескочу на много лет вперед. Повторный визит в Киев состоялся в мае 1991 года. Приехали к самому цветению абрикосов, вишни, каштанов. Выступали, кажется, в зале музыкального училища, и на наш концерт пришли наши чернобыльцы –Валера и Галя Сулимовы.
Культурная жизнь хора
Александр Иванович всегда призывал нас слушать хорошую музыку, выдающихся исполнителей. Свешникова и его хор знали все. Тогда, в конце 70-х уже становился популярным Камерный хор Минина. В 70-е—80-е годы состоялись премьеры новых хоровых произведений крупнейших наших композиторов – Свиридова и Гаврилина. И многим из нас посчастливилось присутствовать на ленинградских премьерах и «Пушкинского венка» и «Ночных облаков» Свиридова, и на премьере «Перезвонов» Валерия Гаврилина. Потом, на репетициях мы непременно делились впечатлениями от услышанного, а потом Александр Иванович включал в репертуар кое-что из новинок. Так, из «Пушкинского венка» мы пели «Мороз и солнце» и «Стрекотунью-белобоку», из «Перезвонов» –«Ерунду», «Тири-ри», «Посиделки», «Вечернюю музыку»., а наши братья-ЛЭТИшники -- «Наташу», «Мери», «Зорю бьют» из «Пушкинского венка» и несколько фрагментов из «Ночных облаков». Сейчас с трудом верится, что мы были способны на такое, но ведь пели! Пусть наше исполнение было не вполне совершенным, но исполнение современных, достаточно сложных произведений развивало нас и как слушателей, и как исполнителей.
Нередко ходили хором и на другие интересные концерты, встречались с зарубежными самодеятельными хорами, заимствовали кое-что из их репертуара. Так, знаменитая " Alleluya" Томпсона появилась в репертуаре хора после гастролей в Ленинграде коллектива одного из американских колледжей.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
От автора.
Эпоху триумфальных успехов хора ЛТИ я не застала. Не то, чтобы хор стал петь хуже. Нет, развитие коллектива продолжалось, были новые творческие удачи, но вот ошеломляющих успехов, какие случались в конце 60-х—начале 70-х годов уже не было. Чем это объяснить? Возможно, усилилась конкуренция со стороны других студенческих хоров – хоровое движение было на подъеме. А может быть, играли роль и факторы, далекие от искусства. Но и в наше время произошло множество событий интересных и незабываемых. Расскажу о некоторых.
Мы снимаемся в кино
Был июнь 1986 года. Вскоре после чернобыльской катастрофы. Александра Ивановича и Ирины Сергеевны почему-то не было в городе. Занятия вел тогдашний наш хормейстер Александр Горев. И вот, однажды он объявил, что нам предложили сняться в кино. Тогда съемочная группа киностудии имени Довженко во главе с режиссером Левчуком снимала фильм «Розы для маэстро», посвященный жизни и творчеству классика украинской музыки Николая Лысенко. Во время учебы в петербургской Консерватории в середине 70-х годов 19 столетия Лысенко организовал хор из малороссийских студентов и курсисток, и вот этот хор мы и должны были изображать. Саша Горев принес ноты двух украинских песен. Одна – грустная, протяжная, другая –веселая, плясовая: «Ой, лопнул обруч тай коло борила, дивчино козака симь раз обдурила! Ой, думала я, передумала я, одурь голову бэрэ, чо далеко он живе! ». За две-три репетиции песни выучили. В назначенный час пришли сниматься. Съемочная группа остановилась в гостинице «Советская», а службы расположились неподалеку от гостиницы. В полуразрушенном здании в глубине двора вдоль лестницы вилась очередь из участников массовки. Костюмерная и гримерная находились на втором или третьем этаже. Собирались мы часам к восьми вечера, а попали на гримирование не раньше десяти. Всем девушкам выдали длинные платья, к волосам прицепили шиньоны, надели шляпки. Мужчинам надели сюртуки и приклеили усы. Я, как всегда оказалась в очереди последней. Думала, что на меня платья не хватит. Но мне достали из груды тряпья, сваленной в углу, симпатичное серебристо-серое платье. Как ни странно, оно было мне как раз по размеру, к тому же очень элегантное. Таким образом, превратились мы из студентов и инженеров конца 20-го века в барышень и молодых людей века 19-го. Затем нас посадили в автобусы и повезли на стрелку Васильевского острова. К несчастью, было уже поздно – часов 11-12, а ночь, хоть она и белая – все же ночь. Стало довольно темно. Когда хотели приступить к съемкам, вдруг оказалось, что с освещением какие-то проблемы. Режиссер приказал дожидаться рассвета. Таким образом, все участники съемки дремали в автобусах или слонялись по Васильевскому между Стрелкой и Академией Наук. Наконец-то встало солнце. Съемка началась часа в три. На набережную вышла публика, одетая в старинные наряды: дамы, господа, молодежь, полицейские. По самому берегу, беседуя, не спеша прогуливались композитор Римский-Корсаков с главным героем фильма. Наш эпизод был не самым первым, но часам к пяти очередь дошла и до нас. Появился слепой кобзарь с маленьким крепеньким поводырем (внуком режиссера). Зазвучала протяжная песня. После нескольких дублей мы разошлись, распелись, и даже исполнили что-то вроде веселого танца. Кажется, режиссеру мы понравились, правда, фонограмму должен был записывать профессиональный хор. После этого нас привезли к гостинице, где мы переоделись в «цивильное». Но история на этом не закончилась: ведь мы должны были получить гонорар за съемки! Но тут оказалось, что администратор не хочет платить деньги прямо сейчас, а обещает как-нибудь потом. Актеры возмутились, пошли в гостиницу и не уходили, пока не заплатят. Киношники тянули резину. Горев ругался самыми последними словами. Уже где-то после полудня, сонные, измученные, мы получили свои кровные 13 с чем-то рублей на душу и разошлись по домам. Не знаю, кто как потратил гонорар, а мне его хватило на полпары хороших босоножек!
Обещанного приглашения на премьеру мы так и не дождались. Фильм, правда, вышел, но то ли не дошел до Ленинграда, то ли прошел по самым захолустным кинотеатрам. И неизвестно, осталась ли наша сцена, или ее вырезали. Зато сохранились замечательные фотографии (спасибо Лене Лебедеву! ).
Нади уже нет с нами. Будем читать её мемуары и вспоминать с благодарностью за её интересный рассказ о буднях и праздниках Хора ЛТИ, созданного и руководимого нашим незабвенным дирижёром-педагогом Александром Ивановичем Крыловым.
