|
Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
|
|
Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. РЕГИОНАЛЬНЫЕ ИМПУЛЬСЫ
8. Японский «план» для мира после 2000 года Допустим, что наш изложенный выше глобальный прогноз по своим масштабам оказался достаточно правильным. Постоянный взрывной рост численности населения в беднейших странах мира ведет ко все большему ущербу окружающей среде и к социальной напряженности, а распространение и совершенствование технологий, появляющихся в богатых государствах, возможно, подорвет традиционные методы (и центры сосредоточения) в сельском хозяйстве, промышленности и в деловой активности в целом. И тогда как может какой-либо народ надеяться остаться не затронутым изменениями? Даже если в мировой экономике и возникают сейчас три неимоверно могучих и привилегированных торговых блока — в Европе, Северной Америке и Японии, — могут ли они независимо от того, насколько успешно внутренне «готовятся» к будущему, изолировать себя от бурь и волнений, порожденных охватившими весь мир переменами? Рассматривая перспективы различных стран и регионов планеты — в данной главе конкретно Японии, — мы убедимся, что полная изоляция от последствий глобальных тенденций невозможна, хотя японцы будут, несомненно, стремиться успешнее других экономически развитых стран встретить встающие перед ними новые проблемы. Япония уже сейчас расценивается многими наблюдателями как государство, наиболее подготовленное к завтрашним глобальным переменам, подстегиваемым совершенствованием технологии1, хотя само упоминание о «первенстве Японии» вызывает критику со стороны авторов, на которых большее впечатление производят недостатки Японии, нежели ее преимущества2. Здесь будут рассмотрены и сильные, и слабые стороны — так же, как и в последующих главах, касающихся перспектив других стран. И хотя каждый регион и каждое государство 165 рассматриваются в отдельности, с тем чтобы составить по возможности подробную картину, необходимо постоянно иметь в виду их взаимосвязь с другими обществами и, конечно, с описанными в первой части транснациональными силами. Общий вывод, к которому мы приходим в данной главе, заключается в том, что японцы, возможно, представляют собой народ, который менее остальных прямо пострадает от общего ущерба, вызванного глобальным перенаселением, массовой миграцией и экологическими катастрофами, с одной стороны, или от глобализации производства, — с другой; но даже такому процветающему государству, как Япония, окажется трудно избежать более широких последствий демографических и технических перемен. Достижения Японии в обеспечении благосостояния на протяжении десятилетий после 1945 г. темпами, недостижимыми для какой-либо другой крупной державы (и для очень немногих менее крупных), жиждится на прочных основах. Они включают в себя социальную и расовую цельность самих японцев, которые редко вступали в браки с представителями других этнических групп и в течение длительного периода существовали в сравнительной изоляции от остального мира. Эта цельность проявляется не только в мощном чувстве национальной гордости и культурной уникальности, но также — что для Запада еще более впечатляюще — в акценте на социальную гармонию, на необходимость согласия, на почитание старшего поколения, на подчинение личных интересов коллективному благу. В результате, благодаря таким социальным нормам, японцы, как утверждают, намного меньше страдают от преступлений, связанных с насилием, убийств и забастовок, а прочность их семейных связей и связей между поколениями и средняя продолжительность жизни намного выше, нежели в большинстве западных обществ. Подавив в значительной степени индивидуалистские устремления, японцы намного эффективнее действуют как одна команда, а точнее, как члены нескольких единых групп — семья, школа, компания, нация3. 166
грамотности. Учителей в Японии ценят необыкновенно высоко, относятся к ним с огромным уважением, и каждый год число претендентов на преподавательскую работу намного превышает количество вакантных мест. Обучение в школах подкрепляется домашними и «дополнительными» (юку) занятиями, акцент делается больше на получение реальных знаний, нежели на свободный обмен мнениями и идеями. Идет ожесточенное соперничество за право попасть в престижные университеты, соперничество, мучительное для абитуриентов, но с готовностью подогреваемое в их семьях. И если оценивать по меркам сравнительного экономического благополучия и накопления богатства, результаты весьма впечатляющи4. Новоиспеченные выпускники школ, обладающие высокой компетентностью и поощряемые желанием «подойти» компании, которая их вербует, становятся членами дисциплинированного и квалифицированного трудового коллектива, заинтересованного в повышении производительности фирмы. Наиболее талантливых станут ориентировать на овладение профессиями, которые составляют основу процветающего производства и высокой технологии: инженеров, ученых, специалистов по компьютерам, в области научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ; другими словами, людей, которые помогают делать вещи. По сравнению с ними, в Японии куда меньше юристов и консультантов по управлению, которые производят услуги, но не товары.
из результатов этого является то, что в настоящее время в Японии неграмотность составляет ничтожные 0, 7%. Более того, благодаря тому, что японские дети учатся намного больше дней в году — около 220 (включая полдня по субботам) по сравнению со 180 в Соединенных Штатах, — а также из-за того, что ежедневные занятия длятся дольше, в 14 с половиной лет японский школьник владеет таким же объемом знаний, как 17—18-летний американский ученик. Японские дети добиваются очень высоких результатов по шкале международных стандартизированных тестов, оценивающих математические или научные способности (особенно потому, что большинство полученных ими знаний лежит именно в этих областях); но даже при обычном тестировании умственных способностей средний японский ученик получает 117 баллов по сравнению со 100 у американцев и европейцев6. В сфере высшего образования интенсивность обучения даже в лучших университетах не столь высока, и здесь показатели Японии довольно разнородны. Располагая меньшей долей общих ассигнований на образование, чем в других высокоиндустриальных странах, и не столь многочисленными аспирантурами, японские университеты и колледжи к настоящему времени почти никак не проявили себя в творческих исследованиях; по статистике на 1987 г. представители Японии были удостоены лишь четырех Нобелевских премий в области науки по сравнению со 142 премиями, присужденными американцам. Такая ситуация может измениться, поскольку сейчас японцы выделяют на фундаментальные исследования значительно больше средств, чем в прошлом, однако, вероятнее всего, подавляющая часть научных изысканий в Японии будет по-прежнему проводиться в лабораториях и институтах гигантских корпораций, а «чистые» знания будут приобретаться или заимствоваться за рубежом. Подтверждением предпочтения, какое отдается Японией прикладным знаниям, служит и тот факт, что она лидирует во всем мире по удельному весу квалифицированных ученых и инженеров (около 60 тыс. на каждый миллион населения); почти 800 тыс. японцев заняты научно-исследовательскими и опытно-конструкторскими работами, что больше, чем в Англии, Франции и Германии вместе взятых7. Финансовая и фискальная системы Японии также способствуют упрочению национального интереса, заключающегося в умножении богатства. Частные сбережения поощряются не только системой налогообложения; высокая стоимость жилья и
необходимость иметь накопления к старости, в свою очередь, тоже обуславливают высокий уровень личных сбережений. А это традиционно обеспечивает банкам и страховым компаниям большой приток капиталов, которые затем направляются в виде дешевых кредитов японским производителям, что и дает им преимущество в производственных расходах перед иностранными конкурентами. В дополнение к этому банки и компании тесно связаны между собой хитросплетениями взаимного владения акциями, что позволяет управленцам фирмы или компании планировать долгосрочную стратегию — зачастую предусматривающую крупные капиталовложения без особой заботы о ежеквартальных прибылях — с целью обеспечения потребителя новой продукцией и упрочения положения на рынке. Такие преимущества подкреплялись, по крайней мере до последнего времени, правительственной политикой ограничения импорта и поддержания низкого курса иены, а также весьма тесными связями компаний-производителей с отечественными поставщиками комплектующих и другими смежниками8. Подобное сочетание весьма затрудняет многим зарубежным компаниям конкуренцию с их японскими соперниками; американские фирмы, например, вынуждены довольствоваться менее квалифицированной и менее послушной рабочей силой, мириться с более высокой стоимостью капитала, зависимостью от склонности инвесторов с Уолл-Стрит к получению немедленных прибылей, а также с неизбежно присущими трудностями в проникновении на японский внутренний рынок. В дополнение к таким побочным преимуществам японские компании добиваются более выгодного положения благодаря высокому качеству и разнообразию выпускаемых ими товаров и самой системе производства. Фанатичное внимание, уделяемое вкусам потребителя, рациональному и привлекательному дизайну, снижению стоимости производства, контролю за качеством и обслуживанию после продажи отмечается во всех исследованиях на эту тему9. По большей части такой энтузиазм, похоже, порождается высокой конкурентоспособностью соперничающих между собой японских фирм; по мере того как «Хонда» бросает вызов «Тоёте» и «Ниссану», а «Олимпус оптикал» сражается с «Пентаксом» и «Рико», плановики и штат каждой из компаний прилагают огромные усилия для того, чтобы их продукция оказалась наилучшей. Такое стремление, конечно, есть идеал конкурентоспособного капиталистического предприятия в любой части мира, но в Японии оно доведено Почти до совершенства10. 169
Результатом подобной экономической экспансии — а во многих смыслах и ее движущей силой — стало возникновение ряда гигантских японских корпораций, которые обладают колоссальными капиталами и располагают мировой стратегией производства и сбыта своих товаров. Большинство из них использовало свои огромные банковские авуары для оснащения производства более современным и совершенным оборудованием с тем, чтобы повысить конкурентоспособность экспортной продукции по мере дальнейшего укрепления иены; капитальные вложения в Японии недавно превысили в абсолютных цифрах соответствующие показатели в Соединенных Штатах — факт тем более примечательный, что численность населения США вдвое больше, нежели Японии11. Честолюбивые корпорации, располагающие штатом «промышленной разведки», рыщущие по всему миру в поисках новой продукции и идей, выкупают иностранные компании, действующие лаборатории и научно-исследовательские центры в Европе и Северной Америке, а также финансируют исследовательскую работу академиков и ученых в разных частях света. И когда зарубежные эксперты объявляют, что Япония отстает в определенных областях (роскошные автомобили, компьютерное программное обеспечение, суперкомпьютеры), немедленно предпринимаются интенсивные усилия, чтобы такое отставание ликвидировать12. Точно так же прогнозы ужесточения протекционистской политики в Европе моментально стимулировали японские компании осуществить крупные капиталовложения в европейских странах с целью наладить производство внутри границ Европейского сообщества еще до его дальнейшей интеграции в 1992 г.13
170
Японии обескураживают любого иностранца, сами японцы считают зарубежные страны и их достояние (от земельных угодий до импрессионистских полотен) сравнительно дешевыми. Подобно Швейцарии и ряду других государств Северной Европы, Япония, таким образом, стала обществом с высоким доходом на душу населения, что является конечным экономическим результатом повышения общей производительности. В то время как предприимчивые и инициативные фирмы продвигали японскую экономику вперед, этой экспансии совершенно очевидно способствовали макроэкономические и структурные особенности, о которых упоминалось выше, — такие, как система образования и низкие банковские проценты. К тому же многие компании получали поддержку со стороны министерства внешней торговли и промышленности (МВТП) в поисках образцов новой продукции, в сборе информации, в финансировании научных изысканий и получении доступа к их результатам15. Еще одним преимуществом стала демилитаризация в буквальном смысле слова Японии после 1945 г.; защищенная американским стратегическим «зонтиком», Япония ежегодно расходовала на оборону лишь один процент своего ВНП — по сравнению с 5—10 и более процентами в Соединенных Штатах16. «Экономия» в этой области высвободила средства для непрерывной модернизации индустрии. И хотя Япония не обладает какой-либо особой «тяжелой» мощью (танки, авиация), она располагает все растущей «мягкой» силой, или невоенным влиянием, что наглядно проявляется в ее упрочивающейся позиции в Международном валютном фонде и Всемирном банке, в приобретении голливудских студий и европейских фирм, производящих компьютеры, в масштабах работы Токийской фондовой биржи, а также в том факте, что сейчас Япония является крупнейшим в мире донором иностранной помощи: многие развивающиеся государства в настоящее время обращаются к Токио за содействием, займами и капиталовложениями17. И в то время как политические деятели из развивающихся стран поспешают в Японию, в большинстве уголков земного шара отмечается все растущий приток японских бизнесменов, туристов, промышленников и капиталов, что отчасти напоминает британский экспансионизм середины—конца викторианской эпохи18. В самом быстром регионе из всех развивающихся, в западной части Тихого океана и в Восточной Азии, экономики все большего и большего числа стран вовлекаются в торгово-инвестиционный блок, где господствует Япония. Это порождает
опасения, что она достигает создания «Большой восточно-азиатской зоны общего процветания» мирными коммерческими средствами с гораздо большим успехом, чем ей это удавалось путем военной экспансии 30-х годов19. И если Япония сумела так заметно продвинуться на протяжении всего двух поколений, как далеко она уйдет в повышении благосостояния, расширении влияния и упрочении своей мощи в течение 40 лет? Более того, акцент на уникальность и восхваление «всего японского» отражает не просто отождествление личности с национальной культурой, но, что еще тревожнее, глубокую склонность к расизму, который особенно ярко проявляется в отношении японцев к корейцам, китайцам, чернокожим американцам и многим другим этническим группам за рубежом, а также к «отверженным» (буракумин) у себя в стране. Культурная исключительность не дает Японии возможность предложить другим народам какие-либо трансцендентальные ценности и, подобно Афинам, Италии эпохи Возрождения и современным Соединенным Штатам, внести свой вклад в мировую цивилизацию21. «Япония инк.» также систематически обходила правила свободной международной торговли. Десятилетиями заграничные товары, конкурировавшие с японскими, не допускались на
внутренний рынок с помощью либо дискриминационных тарифов, либо (когда это вызывало протесты со стороны других государств) набора разнообразных менее очевидных препон — через распределительную систему, например, или путем негласного заключения сделок и контрактов. В отличие от Германии, другого чрезвычайно успешного экспортера, Япония до последнего времени ввозила очень немногое, если не считать сырья или товаров, которые она сама не производила (самолеты «Боинг» и роскошные автомобили), что привело к колоссальному положительному сальдо ее торгового баланса. Едва ли не в каждой отрасли промышленности, сокрушаются американские и европейские государства, Япония нацеливалась на производимую где-либо продукцию, перекупала иностранный опыт и знания, требуемые для того, чтобы разобраться в технологии ее производства (будь то профессора Массачусетского технологического института или программисты), оказывала своим производителям всемерную поддержку с тем, чтобы они освоили выпуск, и только после этого допускали свободную торговлю в данном секторе; в других случаях, как утверждается, Япония наносила удар по зарубежным конкурентам, «сбрасывая» товары по демпинговым ценам, т. е. значительно ниже установившихся на рынке, одновременно поддерживая их достаточно высокими на оберегаемом протекционистскими мерами внутреннем рынке22. Наиболее пострадавшей от подобной японской деловой практики за рубежом «жертвой», во всяком случае если мерить уровень громогласных претензий в децибелах, являются Соединенные Штаты, которые в последнее время каждый год заканчивали торговый баланс с Японией с дефицитом в 40—50 млрд. долларов, на глазах у которых их отдельные ключевые отрасли из-за японской конкуренции пришли в полный упадок и которые проявляли растущую тревогу по мере того, как Япония со все большим размахом скупала национальное достояние Америки. И в том, что американская оккупация после 1945 г. побудила Японию отказаться от «милитаризма» в пользу мирных коммерческих устремлений, кроется не только глубочайшая историческая, но и современная политическая ирония, поскольку Соединенные Штаты обеспечивают стратегическую безопасность одному из союзников, который мало того, что вносит куда более скромный вклад в общую оборону, но еще и подтачивает основы американской индустрии. Как следствие, конгрессмены США регулярно жалуются по поводу предоставленного Японии статуса «захребетника» и настаивают на ее большем участии в обеспечении
международной безопасности, область, в которой Япония проявляла себя весьма нерешительной и невыразительной по сравнению с европейскими государствами средних размеров, такими, как Британия или Франция, — подтверждая тем самым в глазах критиков политики Токио, что японцы заинтересованы лишь в том, чтобы делать деньги*. __________________
всему миру, многим из которых еще только предстоит доказать свою прибыльность. К началу 90-х годов происходивший на протяжении предыдущего десятилетия рост номинальной стоимости по многим позициям прекратился, что особенно сильно ударило по приобретенным банками ценным бумагам и подняло вопрос о возможной продаже крупных вложений Японии за рубежом с тем, чтобы увеличить банковскую ликвидность внутри страны. И если бы это завершилось крахом, пострадало бы не только богатство Японии, ущерб был бы нанесен также и всей международной финансово-кредитной системе. 175
только утрата экономических позиций, но и возможная необходимость менять свои привычные представления — об образовании, индивидуализме, роли женщин — с тем, чтобы суметь на такой вызов ответить26. (Гораздо лучше, вероятно, было бы заставить самих японцев изменить свои привычки.) Вопрос об уникальности Японии осложняется не одними только беспочвенными притязаниями японских националистов на превосходство, но и различием подходов иностранных «экспертов». В то время как иностранцы, живущие в Японии долгие годы, в общем приходят к выводу, что у японцев действительно есть особые культурные предпосылки, которые оказывают воздействие на функционирование экономики, западные классические экономисты убеждены, что все страны рано или поздно начинают строить деятельность на единых для всех принципах. Рационально мыслящему экономисту вообще всегда трудно определить количественно значение культуры27. Подобные дебаты таят в себе более широкую историческую проблему: является ли Япония нормальной страной, которая однажды утратит все свои нынешние преимущества, или она и впрямь нашла путь обойти законы, касающиеся сравнительного национального превосходства, и, таким образом, сумеет избежать того, что можно назвать поздневикторианским роком? Под последним имеется в виду дилемма, вставшая перед британцами сто лет назад, когда по мере того, как другие страны стали следовать их примеру, они начали терять свое индустриальное преимущество. По крайней мере теоретически Британия могла бы не допустить, чтобы ее обошли, если бы ее экономика раз за разом переключалась на все более и более выгодные производства, оставляя устаревшие отрасли иностранным конкурентам. Однако для этого, в свою очередь, потребовались бы некая форма национального планирования и долгосрочная экономическая стратегия, а также непрестанное совершенствование британской системы образования, увеличение численности ученых, инженеров и техников, расширение капиталовложений в научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы, поскольку все эти факторы необходимы для сохранения передовых позиций в данной сфере. Но поскольку британское общество предпочло не реорганизовывать себя подобным образом, экономику страны к концу викторианской эпохи стали последовательно обгонять другие, и Великобритания утратила свою роль «мастерской мира»28 176
Согласно ряду экономистов, сейчас уже налицо признаки сравнительного упадка Японии в долгосрочной перспективе; они проявляются в старении населения, сокращении потребительских расходов и потока японских туристов, снижении общего уровня сбережений, а также в расширении импорта готовых изделий, перемещении производств из Японии в другие части мира, уменьшении активного сальдо текущих счетов, непрерывном структурном переливе из сферы промышленного производства в сферу услуг; в превращении Токио в глобальный финансовый центр — современное подобие Лондона времен викторианства, но жиждящийся на менее прочных (из-за большей спекулятивности и рискованности) основах, в нестабильности и колебаниях японского рынка ценных бумаг, уже более не застрахованного от резких падений, в переменах взглядов на культуру и выбор карьеры, в роли женщин и других свидетельствах глубокой национальной метаморфозы. Японское солнце, может быть, и светит по-прежнему ярко, но оно уже перевалило за полдень и начинает садиться.29 С другой стороны, существуют также доказательства того, что, осуществляя определенные показные перемены для успокоения отечественных и зарубежных критиков (расширяя внутреннее потребление и сокращая активное сальдо торгового баланса), Япония предпринимает самое крупномасштабное индустриальное «переоснащение» процесса роста, какое когда-либо видел мир. Она обнаружила новые сферы получения очень высокой добавленной стоимости (см. табл. 4) и вторгается в них с максимально возможной стремительностью. Япония постоянно совершенствует способы производства и повышает стандарты контроля за качеством. Более того, весьма значительная часть импорта, об увеличении которого так усиленно шумят японцы, поступает с японских фабрик, производящих комплектующие за рубежом; и хотя они продолжают производить глобальные приобретения с тем, чтобы не допустить вытеснения с ключевых мировых рынков, их компании по своей природе остаются очень японскими и выступают против «выхолащивания» отечественной промышленной базы. В отличие от викторианской Англии, Япония отнюдь не почивает на лаврах и не несет затрат на содержание империи; производительность ее непрестанно увеличивается, и не только в области производства, но и в сфере услуг, а это означает, что ее экономическая мощь все еще растет30. 177
Таблица 4 Сравнительная добавленная стоимость промышленных изделий
Источник «The Economist», 2 December 1989, р. 4.
В целом данное обсуждение предполагает, что Япония и ее народ стоят перед очевидным выбором. Первая возможность заключается в том, чтобы предпринять фундаментальные изменения в системе, ставившей целью обеспечение постоянного экономического роста на протяжении последних четырех десятилетий. Уступая внешнему давлению и требованиям внутри страны, японцы будут тратить больше и откладывать меньше, они также в целом станут богаче и будут больше получать удовольствия от жизни, общество станет более космополитичным и менее иерархическим и в этом смысле менее «японским». По выражению Джеймса Фоллоуза, Япония будет «больше похожа на нас», т. е. на американцев31. С другой стороны, ее экономика станет зрелой, уровень сбережений снизится, возрастет склонность к импорту готовых изделий, индустриальную базу оттеснит сфера услуг, культура производства окажется подорванной, а на мировых
рынках японцев потеснят Южная Корея, Тайвань и другие подобные им государства. Японцы будут необыкновенно состоятельным народом, может быть, самым богатым в мире, однако, как и поколения процветавших римлян, британцев или американцев до них, они все более и более будут ориентироваться на потребление, нежели на создание материальных ценностей.
применительно к текущему моменту — бизнесменами и государственными чиновниками в Токио, стратегическая линия, использующая все преимущества способностей японских корпорации к долгосрочному планированию и — что еще более важно — того обстоятельства, что экономики многих других стран (особенно американская) не обременяют себя индустриальной или технической политикой и все еще наивно полагаются на принципы невмешательства33. И хотя японские эксперты предостерегают иностранцев, чтобы те не рассматривали министерство внешней торговли и промышленности как своего рода экономический эквивалент прусского генерального штаба34, привычка различных министерств и Экономико-технологического научно-исследовательского института Номура рассылать «проекты» и «прогнозы» относительно будущего наводит на мысль о том, что предпринимается интенсивное планирование с тем, чтобы обеспечить Японии возможность извлечь выгоду из любой новой тенденции, какой бы она ни была. Существует и иная точка зрения, состоящая в том, что долгосрочный экспансионизм Японии не столько дирижируется должностными лицами в Токио, сколько обусловливается высокой конкурентоспособностью ее основных корпораций; и хотя подобное мнение разделяется еще не так широко, оно, похоже, предлагает правдоподобное объяснение35. В этом смысле упоминания о некоем «плане» менее всего относятся к национальной стратегии, а скорее всего, подразумевают долгосрочные амбиции отдельных японских компаний, борющихся за место на мировом рынке.
180
полное прекращение «холодной войны», спорадические региональные конфликты, однако такие, в которые Япония не будет втянута непосредственно (чего нельзя сказать о Соединенных Штатах); отсутствие возможности возрождения российского империализма; натянутые, но не невыносимые отношения между Токио и Европейским сообществом; болезненные отношения с Китаем, но здесь взаимное недоверие будет несколько ослаблено японским кредитом; усиление экономического влияния Японии во всей Юго-Восточной Азии; неизменность японо-американских отношений, несмотря на возникающие время от времени разногласия по вопросам торговли и безопасности хотя бы потому, что Япония понимает необходимость избегать открытого разрыва с Вашингтоном и «подпирать» американское могущество на Тихом океане по крайней мере до тех пор, пока очертания мирового порядка, установившегося после «холодной войны», не станут более четкими и ясными.36 Более того, как будет рассмотрено ниже, в век далеко идущих демографических и технических перемен невоенные угрозы могут оказаться столь же, а то и более опасными, чем военные. Вместо все растущей экономической интеграции, предсказываемой сторонниками «мира без границ», грянут финансовые крахи, ужесточится борьба в области сельского хозяйства, промышленного производства, программного обеспечения и услуг, возрастет протекционизм — и все это, очевидно, нанесет ущерб Японии, 181
собственное благополучие которой столь сильно зависит от зарубежных рынков и их процветания. В неэкономических сферах — от глобального демографического взрыва до «парникового эффекта» — транснациональные последствия могут быть столь же серьезными, а справиться с ними Японии, возможно, будет еще труднее. Невозможно отрицать тот факт, что Япония располагает значительным потенциалом, когда речь заходит о противостоянии выступающим за перемены глобальным силам, описанным в первой части; повторим только, что она, возможно, лучше любого другого передового индустриального общества «подготовлена» к двадцать первому веку38. Однако даже ее многочисленных сильных сторон, главным образом в таких областях, как технология, производство и финансы, может оказаться недостаточно, чтобы оградить себя от неприятностей. Япония также наилучшим образом проявила себя как база многих крупнейших транснациональных компаний, занимающих сейчас столь важное место в глобальной экономике: в 1991 г. «Тоёта», «Хитачи», «Тошиба» и еще тридцать четыре из ста самых крупных в мире компаний были японскими40. Располагающие
большими, нежели множество американских и европейских фирм*, основными активами и испытывающие меньший нажим акционеров с требованиями немедленных прибылей, японские компании в своем большинстве имеют возможность продолжать вкладывать капиталы в технологии будущего. Более того, в том, что может оказаться одним из существеннейших признаков «нового мирового порядка» в будущем в области технологии, а именно в том, как много принадлежит той или иной стране ключевых патентов, японские компании, похоже, обгоняют или вытесняют своих соперников в одной отрасли за другой41.
Таблица 5
__________________
Продолжение табл. 5
Поскольку многие из этих технологии (микроэлектроника, телекоммуникационное оборудование) составляют материальную базу глобальной революции в области финансов и телекоммуникаций, дальнейшее развитие последней обеспечивает японской индустрии новое ускорение или «непрерывную обратную подпитку». Хотя Япония выглядит достаточно сильной, чтобы справиться с сегодняшним взрывом в области техники, ее собственное будущее с демографической точки зрения не столь блестяще, особенно с учетом глобальных тенденций роста численности населения. Как отмечается во многих исследованиях, «Япония начала переход от высокого уровня рождаемости и смертности к низким гораздо позднее Соединенных Штатов, но завершила его рекордными темпами»43. В 1925г. продолжительность жизни в Японии составляла около сорока пяти лет, и женщины рожали в среднем по 5, 1 ребенка. В наши дни продолжительность жизни в Японии является самой высокой в мире — семьдесят шесть лет среди мужчин и восемьдесят два года среди женщин (1987 г.), однако общий уровень рождаемости упал значительно ниже среднего показателя 2, 1 ребенка на каждую женщину, необходимого для поддержания общей численности населения. В 1989 г. он скатился до рекордно низкой отметки — всего лишь 1, 57 ребенка на каждую женщину. Ясно, что повышение благосостояния способствовало укреплению подобной тенденции, как это происходило в любом индустриализованном обществе, но в Японии, кажется, проявилось и нечто большее: в частности, высокообразованные японские женщины восстают против традиционных представлений, что по окончании колледжа они должны сосредоточиться на воспитании детей — как правило, в перенаселенных квартирах — в качестве главной цели их жизни.
перспективе: с непрерывным сокращением числа работников, содержащих каждого пенсионера, возрастут подоходный налог и взносы на социальное страхование, так что Япония из страны с самым щадящим среди членов Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) налогообложением превратится в государство с самым тяжелым налоговым бременем; 3 О или более миллионов граждан старше шестидесяти пяти лет в 2025 г. будут истощать ресурсы страны, сокращая жизненно важные для нее объемы сбережений, отвлекая средства от капиталовложений в деловую сферу и в долгосрочной перспективе тормозя ее экономический рост. И хотя в некоторых областях (туризм, медицинское обслуживание) многочисленный слой сравнительно состоятельных японских пенсионеров представляет собой привлекательный рынок, они не помогут стране сохранить ее техническую конкурентоспособность46. Так что вновь начинает маячить признак конца «японского чуда». Есть, конечно, очевидное решение проблемы меняющегося соотношения между численностью японской рабочей силы и числом престарелых иждивенцев: открыть въезд десяткам тысяч корейцев, филиппинцев, пакистанцев и других жаждущих получить работу в Японии. Но с учетом политики японской исключительности и стесненных географических условий такой выход мало вероятен. И хотя Бюро иммиграции Японии все еще радушно встречает иностранных ученых, инженеров и других профессионалов, оно решительно преследует примерно 300 тыс. нелегальных иммигрантов, угрожая им депортацией, а их работодателям штрафами или тюрьмой. Несмотря на мольбы Японской ассоциации продовольственного снабжения об увеличении численности рабочей силы и даже на предлагаемый Токийской торгово-промышленной палатой план пригласить до 600 тыс. иностранных рабочих на основе двухлетних контрактов, перспективы, что японцы обрадуются подобному «решению» обостряющейся проблемы нехватки трудовых ресурсов, весьма ограничены47. Бестактные высказывания японских политических деятелей о социальной слабости американского населения, являющего собой конгломерат многих культур и рас, обнаруживают, что забота о «чистоте» японского населения, скорее всего, всегда перевесит утилитарные аргументы в пользу расширения иммиграции.
факт, что государственная политика на сегодняшний день не сумела обеспечить молодые японские супружеские пары лучшими условиями жизни, например более просторным и доступным жильем. Господствующие обычаи ограничивают привлечение женщин к производству — доля женщин в трудовых ресурсах Японии гораздо ниже, чем, например, в Англии и Соединенных Штатах, — и более позитивный курс в этой области мог бы поправить положение дел. И наконец, поскольку многие трудоспособные японцы в возрасте старше шестидесяти пяти лет все еще могут и хотят работать, есть повод пересмотреть правила выхода на пенсию48. Сочетание различных перемен в этих сферах может обеспечить одновременно увеличение состава японских семей и поддержание численности рабочей силы. В дополнение к этому, японские крупные компании справляются с нехваткой рабочей силы — и с высокой стоимостью труда японцев, — преобразовываясь в многонациональные структуры. Если четверть века назад Япония имела ограниченное число предприятий за рубежом (главным образом сборочные предприятия в Южной Корее), то сейчас она располагает глобальной организованной сетью фабрик, автомобильных заводов, производителей комплектующих, центров сбыта, даже исследовательских институтов, каждый из которых вносит свой вклад в выполнение плана компании-учредителя. Преимущества подобной организации дела очевидны и многообразны. Многие компании не только обнаруживают, что дешевле использовать для сборки электротехнических изделий женский труд в Таиланде или Мексике, нежели производить их в самой Японии, но и что «перелив» производства комплектующих за рубеж еще и помогает также снизить дисбаланс торгового обмена с восточно-азиатскими соседями Японии; действительно, японские министры вполне могут называть эти импортируемые изделия в качестве свидетельства того, что страна старается сократить положительное сальдо своего общего торгового баланса. Но самое важное заключается в том, что расположение заводов, осуществляющих сборку или выпускающих готовую продукцию, за рубежом обеспечивает доступ к ключевым рынкам в условиях открытого или завуалированного протекционизма: фабрики в Мексике дают Японии свободный доступ на американский и канадский рынки (и к тому же маскируют дисбаланс в американо-японской торговле), а автомобильные заводы в Англии и Уэльсе служат базой для выхода на рынок Европейского сообщества. В конце рабочего дня 187
прибыли поступают в казну «Тоёты» или «Мицубиси», пополняя богатство Японии в целом. Теоретически Япония, конечно, может пойти путем Голландии или Англии, если она решится отказаться от своего производства; однако, как отмечалось выше, настроения японских бизнесменов указывают на обратное. Как отмечалось в «Экономисте», даже самые мрачные прогнозы относительно того воздействия, котором окажет на экономику старение населения, упускают из вида «влияние технического прогресса на рост производительности»49. Это касается не только инвестиций в новые предприятия, машины и оборудование, высокотехнологичные сталелитейные заводы и верфи, но и увлечения автоматизацией и роботизацией, отмеченного выше*. Не случайно, что Япония сейчас обладает почти третью мирового парка роботов и самым большим количеством автоматизированных производств в мире. Ибо, если роботы оправдают надежды, это явится замечательным решением стоящей перед Японией дилеммы; они сохранят ей передовые позиции в производстве и одновременно восполнят любой дефицит рабочей силы, избавляя страну от необходимости импортировать миллионы иностранных рабочих с семьями. Техника, таким образом, становится противовесом демографии. Открывая этот новый этап промышленной революции, японская индустрия тем самым готовит себя к двадцать первому столетию. __________________
Если проводить сравнения, то проблемы, поставленные перед Японией новой аграрной революцией — применение биотехнологии в сельском хозяйстве, — представляются менее сложными, хотя и воспринимаются со всей серьезностью50. Представляя собой гористый архипелаг, где отчаянно недостает ровных и плодородных земель, но где, тем не менее, живут миллионы полностью или частично занятых фермеров, традиционно обрабатывающих участки размером один-два гектара, Япония среди стран ОЭСР находится на последнем месте по самообеспечению продовольствием. Из-за огромной пропасти между уровнями производительности (и доходов) в индустриальном и аграрном секторах сельскохозяйственное производство защищается крупными субсидиями и бюрократическими рогатками — что вызывает ярость лоббистов, проталкивающих американский сельскохозяйственный экспорт, и наносит ущерб японскому потребителю, — и все же Япония вынуждена импортировать больше продовольствия, нежели любая другая страна с развитой экономикой. (И если бы не этот импорт, активное сальдо ее торгового баланса было бы куда больше! ) Наконец, в Японии традиционно не существовало могучих химических и сельскохозяйственных корпораций, способных осваивать новые формы производства продовольствия — такие, как биотехнология. Поэтому по многим причинам можно предположить, что биотехнологическая революция будет далеко не первой среди забот Японии. Тем не менее есть признаки, что и здесь происходят быстрые перемены. Японские власти сейчас стремятся сократить численность неэффективных фермерских хозяйств и нехотя идут на уступки американским требованиям открыть внутренний рынок продовольствия. По мере того как фермеры отходят от дел или продают свои хозяйства, Япония, можно было бы предположить, еще в большей степени будет зависеть от сельскохозяйственных поставок из-за рубежа. На деле же в стране создается ядро профессиональных фермеров численностью около 500 тыс. человек, которые работают на более крупных земельных участках (японские молочные фермы размерами не уступают аналогичным хозяйствам в Европейском сообществе) и осваивают механизацию, севооборот и другие методы повышения производительности. Японский агробизнес не только выращивает улучшенные породы скота у себя дома, но и стремится закупать фермы и вести мясное скотоводство на территории Соединенных Штатов. По мере того как модернизируется японское сельское хозяйство, власти страны поощряют капиталовложения в биотехнологию с
тем, чтобы восполнить пробелы Японии в этой области. Подобно тому, как это происходило в других отраслях, японцы по ходу таких «догонялок» частенько прибегают к созданию совместных предприятий с американскими компаниями, обладающими опытом и технологиями, или попросту их выкупают51. Хотя биотехнологическая революция в Японии находится пока в стадии младенчества, последствия ее уже достаточно очевидны. Она обеспечит стране определенное место еще в одной ведущей отрасли двадцать первого века и одновременно ослабит ее зависимость от зарубежных поставщиков сельскохозяйственных товаров и сырья. Все это только упрочит уже существующие сильные стороны Японии: легкий доступ к западной технической литературе, огромный капитал для приобретения исследователей, лабораторий и патентов, поддержка со стороны крупных японских компаний, стремящихся расширить свою производственную базу, и помощь японских министерств. Единственным, кто, возможно, будет против, станет само министерство иностранных дел, поскольку ему видится одна и та же картина — как оно пытается объяснить американским фермерам и бизнесменам необходимость сократить ввоз продовольствия из-за рубежа. Все это означает, что Япония с умом подготовилась извлечь выгоды из новых тенденций в технологии и до минимума ослабить пагубные последствия демографических изменений и что японцы, по меньшей мере на первый взгляд, испытывают меньше тревог в связи с глобальными переменами, нежели их конкуренты. Такой вывод справедлив в той степени, в какой Япония окажется способной осуществить внутреннюю перестройку с тем, чтобы встретить будущее в полной готовности. Подлинные же проблемы возникнут во внешней сфере, которую Япония, конечно, может контролировать куда меньше. Демографическая проблема поддержания адекватной рабочей силы (с помощью роботов) — это одно дело; строить отношения с Китаем с его полутора миллиардным населением — либо все более процветающим и могущественным, либо раздираемым социальными и экономическими конфликтами, — совсем другое. Каково, действительно, придется Японии в Азии, где, по прогнозам, численность населения за несколько следующих десятилетий (к 2025 г.) взлетит с 3, 0 до 4, 9 млрд. человек, в то время как ее собственное население не увеличивается и неотвратимо стареет? Сможет ли она на деле оградить себя от последствий серьезнейших глобальных демографических перемен?
190
И еще, может ли страна, столь зависимая от экспорта, оставаться уверенной в том, что ей удастся сохранить доступ к важнейшим мировым рынкам, особенно если ее собственные достижения в промышленности, науке и технике грозят превратить потребность в иностранной продукции в излишество? Автоматизированные сборочные предприятия, вполне способные конкурировать с использующими дешевый труд заводами в Юго-Восточной Азии, на первый взгляд, представляются чудесным «решением» — так же, как созданные с помощью генной инженерии фрукты, мясо и рыба. Но не спровоцирует ли на практике осуществление таких проектов новую волну возмущения в других странах, уже убежденных в том, что Япония привыкла только брать, но редко дает сама и что «регулируемая торговля» всегда почему-то регулируется лишь к выгоде Токио? Может ли Япония позволить себе дать новый толчок протекционистским настроениям в Европе и Северной Америке, особенно с учетом того, что эти рынки становятся все более насыщенными, а рост мировой экономики в предстоящие десятилетия будет весьма умеренным? Если даже азиатские рынки обретут большую важность, чем европейские, не будет ли это означать простое перемещение проблемы — несбалансированной торговли Японии и постоянной угрозы ответных мер — из одной части света в другую? В целом, экономическая уязвимость в глобальном масштабе всегда была ценой, которую вынуждена платить Япония за достижение мирового коммерческого превосходства; и эта уязвимость со временем только усугубляется. Тот же самый парадокс наблюдается в связи с обостряющимися экологическими проблемами. Глобальное потепление, например, ставит перед Японией дилемму, пусть даже решаемую, Благодаря ограниченным размерам территории и сравнительно малому объему аграрного сектора, Японии не столь страшны зловещие прогнозы о смещении зон выращивания зерновых, как (к примеру) Канзасу. Если, как предупреждают некоторые ученые, глобальное потепление приведет к еще большей непредсказуемости и неустойчивости погоды, то Японию могут ждать более жестокие штормы, наводнения и ураганы; но они, однако, едва ли представляют основную или постоянную угрозу ее благосостоянию, тем более что она располагает возможностями принимать превентивные шаги и меры по ликвидации их последствий. Точно так же, хотя подъем уровня моря и затронет низменные районы, Япония достаточно богата, чтобы защититься от наступления морской стихии. Она, возможно, способна даже переместить свои
прибрежные населенные пункты. Так, например, Япония уже ассигновала сотни миллионов долларов на обустройство и укрепление берегов и защиту от моря крошечного островка Окиноторисима. Это вызвано тем, что Япония могла бы потерять свои права на рыболовство и эксплуатацию морского дна, если бы он постепенно уходил под воду из-за постоянного подъема уровня моря52. И наконец, если международные соглашения направлены действительно на сокращение выброса углерода или повышение эффективности энергетики, то достижения Японии за два последних десятилетия — а Всемирный банк недавно назвал Японию «экологическим образцом» в этих областях53 — позволяют предположить, что перед ней в выполнении новых задач встанет меньше проблем, нежели перед большинством других стран. Глобальное потепление может быть крупной неприятностью, но умелой и богатой Японии вполне под силу с ней справиться. И все же, если в будущем веке грядут широкомасштабные экологические катастрофы — накладывающиеся, что весьма вероятно, на глобальный демографический взрыв и массированную социальную напряженность, — неизбежно приходится задаться вопросом, сможет ли Япония остаться «островом в себе», Сможет ли она в тесном соседстве с континентом, где бесконтрольная индустриализация, захватывающая миллиарды людей, грозит ущербом экологической системе, сохранить созданную техническими средствами «зеленую» атмосферу? Сейчас об этом судить невозможно, однако со стороны японцев будет, безусловно, крайне опрометчиво считать, что уничтожение лесов и загрязнение атмосферы останутся проблемой лишь для других народов. Вышеизложенное означает, что Япония может идти в двадцать первый век со сдержанным оптимизмом. Авторы бестселлеров, предсказывающие Японии блестящее будущее, обосновывают свои утверждения весьма вескими доказательствами: благотворные движущие силы преобразований (капитал, коммуникации, роботы, биотехнология) уже приведены в действие, а угрозы (демографический хаос, глобальное потепление, финансовый крах) либо являются весьма отдаленными, либо могут быть отведены. Немногие другие страны могут чувствовать себя в такой безопасности, особенно в том, что связано с переменами в области техники. 192
Тем не менее Японию, готовящуюся к вступлению в будущее столетие, могут ждать впереди серьезные опасности. Мы уже отмечали возможность различных грозных событий за пределами Японии, которые трудно предсказать заранее, но которые — особенно в свете многочисленных политических революций на протяжении всего лишь одного последнего десятилетия — совсем исключать нельзя. Распространение ядерного оружия в Азии, авантюристическая внешняя политика режимов, раздираемых внутренними противоречиями, рост китайского могущества, конфронтация на Корейском полуострове или в Южно-Китайском море... Все это подтверждает стратегическую уязвимость Японии. Серьезная дестабилизация возможна и в ее финансовом секторе, который зиждется на куда менее прочной основе, нежели ее промышленность. И все же самые серьезные проблемы у Японии могут возникнуть, как бы парадоксально это ни прозвучало, в результате ее собственных успехов и достижений. Если ее экономика будет продолжать процветать в то время, как другие страны окажутся в застое, если Япония усилит уничтожение (скажем так) американской автомобильной индустрии и европейской электронной промышленности, если она будет наслаждаться безопасностью и комфортом, извлекая огромные выгоды из существования международного сообщества, но мало помогая его защите и сохранению, если она останется глухой и безучастной к миру, полному человеческих бед и несчастий, страдающему от обострения региональных конфликтов, массовой нищеты, волн миграции, растущей пропасти между «богатыми» и «бедными», то мировое возмущение может вынудить другие государства наказать Японию экономическими методами — при помощи тарифов или других ограничений — за то, что они посчитают эгоистической политикой. Чтобы избежать подобной перспективы и внести свой вклад в поддержание мирового порядка, Япония нуждается в просвещенном, компетентном и мужественном руководстве, которое помогло бы ей справиться с внутренними переменами и внести больший вклад в международные дела, нежели в настоящее время. Однако больше всего Япония страдает из-за недостатка именно таких качеств в ее руководстве. В отличие от нехватки сырьевых ресурсов, для восполнения подобного дефицита не делается ничего; действительно, если авторы, изучающие «загадку» японского могущества, не ошибаются, вся политическая система Японии устроена так, чтобы просвещенные и компетентные лидеры никогда не пришли к власти54. («Компания закадычных дружков»
выпускников Токийского юридического института и т.д.) в бюрократическом аппарате, большом бизнесе, банках и в Либеральной партии будет продолжать делить власть между собой, и никому не будет позволено играть роль американского президента или британского премьер-министра. Таким образом, «руководство», как его понимают в западных обществах, в Японии существовать просто не может; и западным наблюдателям пора бы бросить напрасные поиски восходящей «звезды», которая могла бы стать в Японии политическим эквивалентом Хельмута Шмидта или Маргарет Тэтчер. В этом и кроется вся ирония. В отличие от многих других обществ, где политическое руководство рассматривается как один из ключевых элементов — если не единственный ключевой элемент — успешного развития нации, Япония, похоже, сконструировала механизм, который может действовать сам по себе. Жесткие и унифицированные стандарты в системе образования, строгий социальный кодекс, неукоснительно предписывающий послушание, чинопочитание и подобострастие, правление бюрократической элиты, приверженность идее сбережений и инвестиций, фанатичное увлечение дизайном и обслуживанием, дух коллективизма, проникнутый решимостью одолеть доморощенных и иностранных соперников... все это вывело Японию с нулевого уровня 1945 г. на те позиции, которые она занимает сейчас. Все это составляет также впечатляющие элементы будущего могущества. Однако по мере того, как наш все усложняющийся мир готовится вступить в двадцать первое столетие, всего этого может оказаться недостаточно ни для того, чтобы выдержать политические и моральные испытания, что ждут впереди, ни для того, чтобы справиться с проблемами, лежащими за пределами японских границ. Самые совершенные и современные роботы могут, конечно, решить множество проблем. Но они не способны обеспечить Японии провидение и политическое руководство, которое позволит японскому народу успешно работать и жить в мировом сообществе сегодня и завтра55.
Индия и Китай При любом обсуждении того, как Япония, Соединенные Штаты или европейские страны могли бы наилучшим образом подготовиться к двадцать первому столетию, численность населения (хотя и представляющая значительную важность) предстанет всего лишь одним из факторов, которые следует принимать во внимание. Что касается Индии и Китая, то здесь демографический фактор выходит на первый план и имеет определяющее значение не только для этих двух стран, но и для всего мирового сообщества, Китай и Индия являются двумя самыми густонаселенными странами на Земле. Численность их населения составляет соответственно 1, 135 млрд. и 835 млн. человек, или более 37% всех жителей планеты. Если среднесрочные прогнозы окажутся правильными, то в каждой из этих стран к 2 О 2 5 г. будет жить около 1, 5 млрд. человек, или примерно 35% всего населения земного шара. Деятельность такой гигантской массы людей окажет глобальное влияние на потребление продовольственных товаров, использование энергии и состояние окружающей среды. По доле в ежегодном усилении «парникового эффекта» Китай и Индия уже сейчас занимают 4-е и 5-е места соответственно1, а ожидаемый рост численности их населения и уровня индустриализации будет, вероятно, иметь еще более серьезные последствия для окружающей среды. С другой стороны, заметное развитие их экономик и повышение уровня жизни могли бы существенно стимулировать мировую торговлю, открывая новые рынки для Японии и новых индустриальных стран Восточной Азии по мере того, как падает спрос в промышленно развитом мире. Китай и Индия имеют также важное значение во внешнеполитической и военной сферах; действия, которые они могут предпринять в будущем, будут иметь последствия для региональной безопасности в Восточной и
Южной Азии, а также для нераспространения ядерного оружия и глобального разоружения в целом. Каковы же тогда шансы этих двух стран повысить нынешний низкий уровень среднего дохода и сохранить высокие темпы экономического развития, которых им, в отличие от Африки и Южной Америки, удалось достичь в 80-х годах?
Таблица 8
Даже если средние темпы роста в последующие двадцать лет будут не столь стремительными, неуклонное и стабильное увеличение ВНП можно было бы только приветствовать — более того, оно на самом деле могло бы оказаться предпочтительнее сверхбыстрого роста, который зачастую ведет к возникновению узких мест, к инфляции и социальной напряженности. Такому избавлению от мальтузианской «ловушки», однако, угрожает одновременный демографический взрыв в Индии и Китае, который год за годом добавляет новые миллионы голодных ртов. Действительно, попади ученый из восемнадцатого века в наше время, он бы увидел в Китае и Индии условия, близкие к тем, которые он описал в своем первом издании «Очерка». Успехи в здравоохранении (в особенности в области вакцинации) и достигнутое поначалу улучшение снабжения продовольствием в последние несколько десятилетий снизили смертность среди новорожденных, и произошел стремительный рост численности населения, несоразмерный с имеющимися ресурсами и грозящий вместо столь ожидаемого улучшения условий жизни их ухудшением. Данная проблема настолько глубока и сложна, что, несмотря на различия в их политических режимах — демократический и многопартийный в Индии и монопольная власть Коммунистической партии в Китае, — как то, так и другое руководство изо всех сил пыталось убедить супружеские пары ограничить численность семьи. Однако так же, как в Африке, Центральной Америке и других частях развивающегося мира, эта кампания сталкивается с неимоверными трудностями: глубоко укоренившейся в крестьянских общинах верой в то, что еще один ребенок станет пополнением рабочей силы и, таким образом, будет способствовать увеличению достатка; обычаями предков, страхом остаться в старости без поддержки, общественным престижем большой семьи, укоренившимися в культуре взглядами на роль женщин; неосведомленностью о противозачаточных средствах и предубеждением против их использования наряду с недовольством
197
вмешательством государства в семейные дела. И все же, опасаясь, что рост численности населения превзойдет наличие ресурсов и сведет на нет увеличение производства, Пекин и Нью-Дели пытались — зачастую неуклюжими и даже драконовскими мерами — противостоять демографическому взрыву. Из них двоих Китай, благодаря более; авторитарной и централизованной структуре правления, добился в последнее время больших успехов. Сам Мао выступал против ограничения рождаемости, отвергая страхи, что численность населения превзойдет имеющиеся ресурсы, и утверждал, что социалистической экономике не страшно и куда большее число жителей. А поскольку в течение первого десятилетия коммунистического правления было достигнуто повышение уровня жизни и почти повсеместно введено всеобщее (пусть и элементарное) медицинское обслуживание, то эти благоприятные факторы, взаимодействуя с уже существующим высоким уровнем рождаемости, и привели к демографическому взрыву в Китае. Однако затем последовали выверты «Большого скачка» 1957—1961 гг., когда население было разбито на группы по пять тысяч хозяйств в среднем, которые сообща обрабатывали землю, питались в общественной столовой и даже выплавляли сталь в примитивных печах. Это подорвало экономику, привело к сокращению производства и потребления продовольствия, к охватившему многие части страны голоду, усугубленному неурожаями. В результате произошла трагедия, число умерших за четыре года оценивается примерно в 30 млн. человек, «возможно, самое большое количество голодных смертей в наши времена»6. Чтобы восполнить эти потери, китайские семьи в 1960-х гг. стремились иметь как можно больше детей, и уровень рождаемости вновь подскочил до предреволюционного показателя 33—43 новорожденных на тысячу. Последовавший демографический рост вынудил в конце концов правительство ввести некоторые строжайшие из известных миру мер по ограничению рождаемости: поздние браки (после двадцати пяти лет), супружеским парам разрешалось иметь лишь одного ребенка; за их соблюдением бдительно следили работодатели, должностные лица и работники здравоохранения; тех, кто нарушал «правило одного ребенка», наказывали штрафами, увольнением с работы, лишением социальных льгот и льгот в получении образования, а жену зачастую всяческими угрозами принуждали к аборту7. Целью этих мер было «довести» численность населения Китая к 2000 г., до 1, 2 млрд. человек, а к 2050 г. сократить ее до 700 тыс. 198
График 4. Общие темпы рождаемости в Китае в 1945—87 гг8.
1945 1950 1955 1960 1965 1970 1975 1980 1985
Резкий спад числа новорожденных на каждую семью в 70-х и 80-х годах, а также предшествовавшие ему разительные колебания в этой области демонстрирует график 4.
приближались к брачному возрасту. Росло не только число детей на каждую семью (особенно в сельской местности, где легче обойти контроль), но и численность двадцатипятилетних китайцев, получающих в этом возрасте право заводить детей. В результате возобновился стремительный рост численности населения Китая. Уровень рождаемости взлетел с 17, 8 на тысячу в 1985 г. до 21, 1 на тысячу в 1987 г. 22 млн. детей родилось в Китае в 1987 г., a умерло только 7 млн. человек — и чистый прирост почти достиг всей численности населения Австралии10. И если бы не прежний контроль за рождаемостью, то, по официальным оценкам, за последние два десятилетия в Китае родилось бы еще 240 млн. человек11. Растущее несоответствие между численностью населения и наличием ресурсов ставит китайское правительство перед зловещим выбором. По разным оценкам, земельные угодья Китая могут прокормить от 750 до 950 млн. человек, а эти показатели были превзойдены еще два—три десятилетия назад. В Китае проживает пятая часть населения Земли, и лишь 7% его территории пригодны для обработки, причем многие земли малоплодородны. Плотность населения Китая втрое превышает среднюю по всему миру, что не соответствует его доле в мировых ресурсах. Один из китайских ученых отмечал, что в его стране: Для политических деятелей и занятых планированием должностных лиц, которые надеются, что Китай не останется в стороне от «экономического бума» в этой части Тихого океана, угроза того, что рост численности населения сведет на нет все экономические достижения, обретает, таким образом, реальные очертания. С другой стороны, руководство Китая вынуждено принимать во внимание, что его жестко проводимая политика «одного ребенка на семью» в народе крайне непопулярна. Как и китайские императоры до них — или русские цари, — они обнаружат, что
200
настоящий «крестьянский бунт» может стать серьезнейшей из всех внутренних проблем. К тому же демографическая политика Китая вступает в противоречие с объявленной целью поощрять личную ответственность работников сельского хозяйства и мелких предприятий. И если теперь отдельная семья отвечает за обработку своего земельного надела или деятельность мелкой фирмы, то у нее появляется стимул — причем, экономически обоснованный — заводить как можно больше детей с тем, чтобы иметь возможность расширять свое дело. Ограничение рождаемости одним или двумя детьми на каждую супружескую пару будет тормозить развитие подобных предприятий10. 201
и детской смертности, чем в Китае, стремление заводить как можно больше детей для увеличения семейных доходов остается среди индийцев весьма упорным. Его подогревало — в отрицательном, конечно, смысле — и мощное возмущение общественности, протестовавшей против программы принудительной стерилизации, которую в конце 70-х годов выдвинул Санджай Ганди, а также общим недоверием к власти, центрам планирования семьи, к неэффективным или даже опасным противозачаточным средствам17. Как бы то ни было, в Индии существует куда больше региональных различий в культуре и религии, чем в Китае, так что, даже если бы адекватные средства ограничения рождаемости были доступны всем, отношение к ним со стороны семей среднего класса в Гуджарате и горских племен Манипура было бы, вероятно, очень разным. В то время, как общий уровень рождаемости в Китае в 1985— 1990 гг. упал до 2, 4, что является самым низким показателем во всей Азии, в Индии он упорно держался на высокой отметке — 4, 3. И если численность населения Китая ежегодно возрастает на 15 млн. человек, в Индии в 1985—1990 гг. регистрировался средний прирост 16, 8 млн. человек в год18. И этот рост едва ли сможет подорвать даже предсказываемая эпидемия СПИДа. А поскольку в Индии смертность среди новорожденных вдвое выше, чем в Китае, любые положительные изменения в этой области могут только обострить проблему. По возрастному же составу населения Индия, где почти 40% населения составляют дети до пятнадцати лет, более напоминает страны Африки и Среднего Востока. Более того, из-за того, что экономика Индии развивается медленнее, нежели китайская, а семейные доходы распределяются менее равномерно, стремительный рост численности ее населения привел к повышению уровня бедности и в сельских, и в городских районах. В настоящее время, по некоторым оценкам, половина из 850 млн. индийцев живет в нищете19. И если подобная тенденция сохранится, к 2025 г. численность населения Индии будет такой же, как в Китае, однако среди полутора миллиардов ее жителей будет куда больше безземельных, безработных, страдающих от недоедания, практически неграмотных и ютящихся в непригодных жилищах людей, которые уже и сейчас бросаются в глаза по всей Индии20.
Если ставить целью обеспечить развитие в долгосрочной перспективе и не допустить голода, то — как и в Англии восемнадцатого века — сельское хозяйство обретает решающее значение. Одно только земледелие дает почти 30% ВНП Индии, что ниже показателя 1965 г., когда оно составляло 40%, но значительно больше, чем в Корее, где он составляет 11%, и в Японии — 2, 8%21. Более того, сельское хозяйство обеспечивает 60% всей занятости населения Индии. Аграрный сектор экономики Китая играет еще более важную роль; вероятно, 80% его населения заняты земледелием или связанной с ним деятельностью. Последствия очевидны: если производительность сельского хозяйства приходит в застой, это тормозит всю экономику (что и случилось в СССР); если оно на подъеме, как произошло в Китае после реформ 1978 г., повышение покупательной способности миллионов мелких крестьянских хозяйств даст мощный толчок развитию всей экономики, вызывая «эффект домино» в производстве тракторов, инвентаря, удобрений, товаров широкого потребления, коммунальных и банковских услуг и т. д. Следует отметить рост сельскохозяйственного производства и в Индии после обретения ею независимости, хотя некоторые наблюдатели считают, что ее успехи в этой области могли бы быть более впечатляющими22. Самым серьезным достижением стали результаты «зеленой революции», начавшейся в 1960-е годы и позволившей резко повысить урожайность многих культур — маиса, проса, но в особенности риса и пшеницы. Используя сорта «чудо-риса», индийские фермеры добились повышенной урожайности на орошаемых землях в полузасушливых районах северо-западной части страны. Но еще более важным стало освоение низкорослых сортов пшеницы, которые прекрасно прижились в северо-центральных и северо-западных районах Индии и позволили резко повысить сборы урожая. В целом, на протяжении нескольких последних десятилетий в Индии существенно улучшилось снабжение продовольствием, и обычно она располагает достаточными его запасами на случай засухи и голода; а рис и некоторые другие продукты питания порой даже дополняют список традиционных экспортных культур Индии, включающий в себя хлопок, чай и джут. Хотя повышение урожайности и радует, есть признаки того, что «зеленая революция» себя во многом исчерпала. Как бы то ни было, успехи индийского сельского хозяйства неоднозначны, да и объемы увеличения его производства значительно меньше, чем 203
в Китае. А главная причина заключается в том, что применение улучшенных сортов пшеницы и риса требует также расширения выпуска удобрений и совершенствования ирригационной системы. В штатах с жарким и влажным муссонным климатом — таких, как Бенгалия и Орисса, — по-прежнему живучи традиционные методы выращивания риса, предусматривающие естественный дождевой полив и интенсивный труд, поскольку там отсутствуют реальные стимулы к освоению новых сортов. В более засушливых штатах многое зависит от системы водоснабжения, на состояние которого сильное влияние оказывают государственные ирригационные проекты, политические интересы и т. д. Более того, высокоурожайные сорта пшеницы требуют систематического внесения удобрений и применения тракторов — так что бедным крестьянским хозяйствам осваивать новые методы оказывается весьма затруднительно23. Однако центральное правительство и правительства штатов мало были озабочены борьбой с массовым неравенством среди сельского населения — что неизбежно поставило бы болезненные вопросы о праве на собственность, кастовом делении и привилегиях, — и стремилось к повышению сельскохозяйственного производства в целом24. Точно так же повышение надоев молока происходило за счет — и к выгоде — сильных кооперативов, имеющих тесные связи с донорами иностранной помощи, а не в мелких и бедных крестьянских хозяйствах25. И хотя аграрный сектор экономики Индии развивается, а ее национальный доход растет, нестабильные достижения, возможно, недостаточны по сравнению с ростом численности населения. В Китае рост сельскохозяйственного производства оказался более значительным, главным образом потому, что была отменена существовавшая до 1978 г. система коммун. Признав, что коллективное ведение хозяйства привело к двадцатилетнему застою в производстве продовольствия, режим Дэна предложил осуществить реформы, стимулирующие крестьянство; сама земля оставалась в коллективной собственности, но отдельные семьи могли обрабатывать ее по своему усмотрению; после сдачи определенной части своей продукции в общину, они могут продавать остальное на свободном рынке; были сняты ограничения на использование наемной рабочей силы в крестьянских хозяйствах; в целях дальнейшего стимулирования крестьянства были повышены цены на сельскохозяйственные товары26. Результатом этих мер стал заметный рост сельскохозяйственного производства, особенно зерновых, что разительно отличается от стагнации в Советском Союзе, как это видно из графика 5.
С другой стороны, субсидируя потребительские цены на основные продукты питания, государство оградило массу городских жителей от резкого скачка цен. И в результате сотни миллионов китайских крестьян зажили намного лучше, чем когда бы то ни было прежде27, стимулируя развитие экономики страны и в течение всего лишь одного десятилетия повысив доход на душу населения более чем вдвое. На какое-то время поэтому показалось, что Китай достиг са-мообеспечиваемости сельскохозяйственными продуктами, более того, что он сможет превратиться в одного из крупных экспортеров продовольствия. К концу 80-х годов, однако, этот оптимизм стал тускнеть. Хотя производство товарных культур и овощей продолжало расти — крестьянам они были более прибыльны, — имеющий жизненно важное значение урожай зерновых не всегда достигал официальных плановых заданий, что вынуждало к широкому импорту зерновых, сократившему валютные резервы Китая.
График 5. Производство зерновых в Советском Союзе и Китае в 1950—84гг. (28)
Чтобы избежать зависимости от иностранных поставок, правительство поставило целью повысить ежегодное производство зерновых с 400 млн. т (нынешний показатель) до 500 млн. т к концу столетия29. Однако многие экономисты, специализирующиеся на сельском хозяйстве, сомневаются, что Китай сможет достичь такой цели, во всяком случае без колоссальных трудностей и усилий. Дополнительных земельных угодий, пригодных для возделывания, в Китае мало, а с повышением уровня жизни люди стали потреблять продукты питания более высокой категории (овощи, птица), что ведет к дальнейшему увеличению спроса. Одновременно происходит постоянный рост численности населения. И для того, чтобы избежать зависимости от импорта зарубежных продуктов, за которую надо расплачиваться твердой валютой и политическими уступками, режиму придется расходовать крупные средства на ирригацию, удобрения, инвентарь, улучшенные сорта семян, усовершенствованные технологии переработки, а также еще более повысить закупочные цены30. А это поставит производителей зерновых в более выгодные условия перед потребителями, если, конечно, не будет расширено субсидирование продуктов питания, что увеличит дефицит государственного бюджета. Подобные меры также отвлекут капиталы от инвестирования в другие секторы и могут нанести ущерб общему росту экономики, имеющему ключевое значение для будущего Китая. Вышеизложенное не означает, что китайская политика в области сельского хозяйства зашла в тупик, однако весьма трудно представить себе, как страна сумеет продолжать наращивать производство сельскохозяйственных культур пропорционально увеличению численности ее населения, если только развитие техники не предложит новую форму аграрной революции. Но судя по нынешнему состоянию дел, структурные препятствия на пути такой революции выглядят просто пугающими. Одновременно с борьбой за ограничение рождаемости и увеличение производства продовольствия китайское и индийское правительства также должны развивать промышленный сектор и сферу услуг с тем, чтобы достичь повышения дохода на душу населения и обеспечить занятостью десятки миллионов ежегодного нового пополнения рабочей силы. Индустриализация в этом смысле весьма привлекательна, так как не только приумножает национальное богатство, но и способствует сокращению прироста численности населения, поскольку оно все более урбанизируется,
а его демографическая структура претерпевает изменения. Это, однако, в свою очередь означает бег наперегонки со временем, поскольку приток миллионов жителей из таких сельских местностей, как Сьгауань, уже привел к появлению гигантских трущобных пригородов наподобие тех, какими знаменит Сан-Паулу*. По грубым подсчетам, китайским крестьянским хозяйствам требуется всего лишь 200 млн. работников — тогда как в настоящее время сельскохозяйственная рабочая сила насчитывает 400 млн. человек, что вынуждает огромные массы крестьян либо перемещаться в пределах сельской местности — к растущей тревоге властей, — либо подаваться в города, усугубляя проблему их перенаселенности. И если рост экономики даст сбой или если индустриализация не создаст достаточно рабочих мест для новоурбанизированных масс, страну может ожидать мрачное будущее. __________________
собственными силами представлялось невозможным, привлекалась иностранная помощь — так, например, в сооружении металлургических заводов Индии оказал содействие Советский Союз. Такими способами Индия планировала превратить себя в индустриального гиганта. 208
сектор, частным же компаниям приходилось мириться с одной из самых сложных в мире систем бюрократического управления37. Теоретически можно предположить, что подобная гигантская замкнутая экономика могла бы обеспечить непрерывный рост и без конкуренции на мировых рынках, однако, какой бы опыт ни взять (СССР, Аргентина), он свидетельствует о прямо противоположном. Побуждаемое Всемирным банком и Международным валютным фондом, а также своими собственными многочисленными отчаявшимися предпринимателями, в последнее время индийское правительство признало необходимость либерализации торговли и ориентированного на экспорт развития экономики — в не малой степени из-за огромного дефицита государственного бюджета и внешнего долга. Поворот Индии к такой политике, однако, лишь продемонстрирует, как далеко она отстала от некоторых своих азиатских соседей. 209
Пекина и получить дополнительный доход, договаривались о создании совместных предприятий с хлынувшими в 1980-х годах в Китай иностранными бизнесменами. А новые предприятия бросились удовлетворять отложенный спрос потребителей на телевизоры, стиральные машины и холодильники; сделать это, правда, удалось только частично, и потому все еще оставались огромные личные сбережения, которые могли быть направлены на инвестиции. Сохраняя жесткий контроль над импортом, Китай поощрял экспорт текстиля, предметов домашнего обихода, игрушек, несложного электрооборудования и другой продукции, не требующей применения высоких технологий. Экспорт готовых изделий, который в 1980 г. составил в денежном выражении всего лишь 9 млрд. долларов, в 1989 г. взлетел до 37 млрд., что более чем вдвое превышало соответствующий показатель в Индии. После 1978 г. объем внешней торговли Китая рос в среднем на 13, 5% в год и достиг почти одной трети национального дохода. Сейчас Китай занимает приблизительно четырнадцатое место среди крупнейших торговых государств мира40. Все это побудило оптимистически настроенных наблюдателей предположить, что в начале следующего столетия Китай, быстро наращивая свою и без того значительную мощь, может увеличить ВНП в четыре раза41,
210
политико-экономических систем, одна из которых базируется на государственных предприятиях, ориентированных на внутренний рынок, и централизованном управлении, а другая построена по образцу цветущего и ориентированного на внешние рынки капитализма Гонконга и Южной Кореи44. Китайская индустрия по-прежнему в большой степени представлена государственными компаниями, пребывающими в застое из-за отсутствия стимулов к самосовершенствованию и искалеченными невозможностью устанавливать цены, увольнять неумелых рабочих, плановой системой сбыта, капиталовложений и поступлений твердой валюты. Поскольку государство не желает выбрасывать на улицу никуда не годных рабочих, оно закачивало в государственные предприятия миллиарды долларов и разрешало им для покрытия их дефицита брать в кредит в государственных банках крупные суммы денег. Несмотря на обилие ресурсов, поступающих в такие отрасли, деятельность их оставалась неудовлетворительной; в период частичного экономического оздоровления после событий на площади Тяньаньмынь рост в государственном секторе составил лишь 3%, на предприятиях коллективной собственности — 9, 4% и в частных и совместных предприятиях — целых 57, 7%45. В условиях, когда часть китайской экономики очень похожа на болгарскую, а другая — все более напоминает тайваньскую, неудивительно, что иностранные компании окончательно сбились с толку и воздерживаются от новых инвестиций. Очевидно, что такие ненормальные экономические условия связаны с ожесточенной политической борьбой, происходящей в последние годы между китайскими консерваторами и либералами. Реформы Дэна предполагали либерализацию экономики, но отнюдь не уступки в политической области. И хотя подобная стратегия могла бы сработать в сельском хозяйстве, она оказалась несостоятельной в среде бизнесменов, студентов, интеллектуалов и чиновников прибрежных районов, которые пользовались экономическими свободами, участвовали в совместных предприятиях, совершали поездки (и учились) в зарубежные демократические страны, получали все более широкий доступ к западным средствам массовой информации. Отсюда и рост протестов в 1989г. — и жестокая ответная реакция режима. И если пропасть между внутренними и прибрежными районами будет продолжать расти, трудно представить себе, как Китаю удастся сохранить национальное единство. Руководство Китая в еще большей степени, чем индийское, стремилось воспользоваться выгодами участия в мировой экономике, однако к далеко идущим последствиям этого относилось 211
весьма настороженно. В дополнение к этому отказ от прежнего курса порождает много чисто технических трудностей. К примеру, обе страны для продолжения модернизации нуждаются в иностранных технологиях и опыте, в зарубежных товарах и услугах, а это, в свою очередь, усугубляет дефицит их текущих бюджетов — в случае Индии до пугающего уровня. Более того, даже если они будут стремиться к бурному развитию промышленности, ориентированной на экспорт, совсем еще не ясно, допустит ли индустриально развитый мир такое же стремительное увеличение импорта готовых изделий, какое было позволено в более благоприятных глобальных условиях Японии и новым индустриальным странам Восточной Азии. И все же самая серьезная проблема лежит в социальной и политической сферах и заключается в том, как преобразовать архаичные общества в достаточной степени для того, чтобы они восприняли революцию высоких технологий в «мире без границ», и одновременно избежать социальной напряженности, недовольства, политических волнений и межрегионального хаоса — и это в странах, которым уже сейчас трудно справляться с ростом численности населения. Не говоря даже просто о размерах территории, Индия и Китай отличаются от соседних «торговых государств» еще в одном важном отношении: их амбициями стать региональными сверхдержавами соответственно в Южной и Восточной Азии. В Нью-Дели и Пекине не очень сознают то, что грядет новый мировой порядок, обе страны, скорее, провидят «мир будущего... очень похожим на мир прошлого, (где) последнее слово за тем, кто обладает реальной силой»46. Индия находится в состоянии яростной конфронтации с Пакистаном из-за Кашмира, тревожится по поводу китайской политики относительно их общей границы и считает, что название «Индийский» океан есть не просто географический термин, но отражение реалий будущего. Китайское «Срединное царство» постоянно выступало с претензиями и воевало с большинством своих соседей (пограничные конфликты с Вьетнамом, Индией и бывшим СССР), да и теперь весьма подозрительно относится к Японии, отвергает «гегемонизм» и культурное проникновение Соединенных Штатов и не отказывается от притязаний на Тайвань, не говоря уже о таких расположенных южнее территориях, как Парасельские острова и острова Спратли47.
более высокое место. Каждая из стран располагает многочисленными сухопутными войсками (в Китае насчитывается 2, 3 млн. солдат регулярной армии, в Индии — 1, 1 млн.), а также большим количеством самолетов; Индия имеет еще и значительный надводный флот. Китай обладает межконтинентальными баллистическими ракетами наземного базирования и продолжает испытывать ядерные устройства и средства их доставки; Индия хотя и не является полноправным членом ядерного клуба, но имеет технические возможности им стать. Обе страны стремятся контролировать военные расходы, но, осознавая региональные проблемы, эти усиливающиеся державы не приемлют аргумент, что вооруженная сила является анахронизмом. Как и во многих странах Африки и Среднего Востока, попытки подготовить индийское или китайское общество к невоенным решениям проблем, которые бросает грядущий двадцать первый век, могут тормозиться или свертываться в результате вспышек пограничных столкновений и, возможно, новых региональных войн. Более того, увлечение наращиванием военной мощи и убеждение, что страна не должна зависеть от зарубежных поставщиков, привели к тому, что Индия и Китай направляют огромные ресурсы — и не только денежные средства, но и ученых, инженеров, научно-исследовательские институты и опытно-конструкторские бюро, промышленные предприятия — не на развитие ориентированной на экспорт экономики, а на военное производство. Неизвестно, какая именно часть китайских ресурсов была использована таким образом, но Китай не смог бы в течение всего пятнадцати лет* стать третьей по величине ядерной державой без массированной концентрации на решении этой задачи всех своих ограниченных научных и технических талантов.
полагающиеся на государственные заказы, несклонные (и не побуждаемые) продавать свою продукцию за рубеж, оборонные отрасли существуют почти в полной изоляции от остальной экономики48. Несмотря на упомянутые недостатки, Китай и Индия потенциально весьма и весьма богаты одним из основных ресурсов — человеческим капиталом. Однако наличие такого огромного населения приносит экономическую пользу лишь в том случае, если общество в состоянии обеспечить его качественным образованием, поощряет экспериментирование и предприимчивость, обеспечивает работу многочисленной армии квалифицированных рабочих, инженеров, ученых, техников и конструкторов. Как мы убедились, стремительный рост населения может тормозить подъем благосостояния, если его численность истощает материальные ресурсы страны, а народные таланты не получают развития. Задача выравнивания соотношения между ними имеет две стороны. Первая, заключающаяся в ограничении роста численности населения, была рассмотрена выше. Здесь мы обсудим вторую — качество человеческого капитала страны. Оба общества испытывают серьезный дефицит в области образования, а в дальнейшем грозит ухудшение ситуации, и это, с точки зрения долгосрочных перспектив, представляет собой гораздо более серьезную проблему, нежели дефицит текущего бюджета. Индия и Китай предпринимают героические усилия, чтобы дать образование алчущим его ученикам. В сфере общественного просвещения в последние годы отмечены определенные успехи, и некоторые научные достижения завоевали даже
международное признание. И все же, несмотря на эти позитивные сдвиги, система образования и в Китае, и в Индии характеризуется спорадическим и неравным уровнем доступности буквально на всех ступенях и очень низким по сравнению с развитыми странами соотношением числа квалифицированных и неквалифицированных работников. Статистика также демонстрирует значительное сокращение числа учеников, продолжающих образование по окончании средней школы. В Китае, например, начальную школу посещало 128 млн. учеников и еще 54 млн. — среднюю школу (данные 1987 г.), однако — возможно, из-за маленькой стипендии — продолжило образование в высшей школе менее 2 млн., причем студенты в возрасте от 20 до 30 лет составляли ничтожную их часть54. В Индии, где показатели для школ всех ступеней ниже, высшее образование продолжало большее число студентов — согласно одному источнику, свыше 5 млн., 55 — что указывает на
существование в стране многочисленного среднего класса и менее эгалитарную структуру общества. В обеих странах наука и образование сталкиваются и с другими препятствиями. Одно из них, как и в большинстве развивающихся стран, состоит в том, что государству трудно обеспечить адекватное финансирование образования. В то время, как Соединенные Штаты, Япония и европейские страны тратят на образование примерно 6% своего ВВП, Китай и Индия с трудом выделяют от 3 до 4% их гораздо меньшего ВНП58. Во-вторых, ни одно из этих государств не проявило способности достаточно умело использовать имеющиеся средства. Для обеспечения национальной безопасности Индия и Китай значительную часть своих капиталов, ученых и промышленных предприятий используют в оборонных целях. Возможности же для развития коммерческих науки и техники, напротив, остаются сравнительно ограниченными, что приводит к парадоксальному результату. Несмотря на то, что лишь ничтожная часть населения получает высшее образование, слишком много одаренных личностей претендует на ничтожно малое количество подходящих рабочих мест. «В Индии более половины из 3, 3 млн. человек, искавших в 1972 г. работу, имело образовательный ценз, превосходящий требования для зачисления в высшее учебное заведение»59; как следствие, большое число
экономистов, инженеров и ученых эмигрирует в страны развитого мира. В Китае, согласно другому источнику, «более трети научных работников остается не у дел из-за нехватки подходящей работы»60. И пока не появится крупный промышленный сектор, значительная часть человеческих талантов останется невостребованной. С другой стороны, благодаря огромным размерам своего народного хозяйства и населения, ученые Китая и Индии добились заметных результатов во многих областях. Даже если слишком много научных и технических кадров сосредоточено в оборонном производстве, существует все же широкий круг производственной деятельности в других отраслях промышленности, что дает не только самообеспеченность в технической области, но и позволяет экспортировать продукцию, заполняя свободные ниши на различных рынках61. Индия находит такие рынки главным образом в развивающихся странах, которым требуется менее совершенная и современная продукция, чем, скажем, Германии, однако не исключена также возможность найти спрос и в развитом мире. Китай, со своей стороны, создал производственную базу для выпуска техники промежуточного класса, наряду с небольшим количеством вполне современных изделий (в основном в оборонных отраслях) — таких, как спутники связи, ракеты среднего радиуса действия и т.п. Но самое важное заключается в том, что обе страны проявляют пристальный интерес к научно-исследовательским и опытно-конструкторским работам — с последующим применением на практике — в области биотехнологии, растениеводства и почвоведения, лесоводства, животноводства и рыболовства, т.е. в отраслях, где они могут сохранить и приумножить свои местные ресурсы.
порожденную в Калифорнии и Японии разительно отличными социально-экономическими структурами? И не наводит ли этот вопрос на мысль о том, что Китаю и Индии не следует пытаться догнать развитые страны, соображение, которое, вероятно, будет отвергнуто политическими деятелями и людьми, принимающими соответствующие решения, поскольку это обрекает их страны на вечное отставание от Запада? Однако отвергнуть подобное мнение в пользу промышленно-технического развития еще не значит решить проблему. С учетом их социальных структур смогут ли Индия и Китай осилить создание конкурентоспособных в мировом масштабе анклавов высоких технологий (предположительно пользующихся материальными благами, которые обеспечат им глобальные успехи) в гуще сотен миллионов нищих сограждан? Подразумевается, что передовые технологии обладают «эффектом просачивания», но сработает ли он в условиях, когда соотношение квалифицированных и неквалифицированных рабочих характеризуется столь огромной диспропорцией? Не целесообразнее ли направить ресурсы, выделяемые для того, чтобы догнать развитые страны в области производства компьютеров, аэрокосмической техники и средств связи, на создание соответствующих технологий, способствующих увеличению производительности в деревне62, или на «интеллектуальные» инвестиции в образование, особенно среди женщин? 63 Лучшим выходом, несомненно, было бы продвижение вперед на всех уровнях — передовых, промежуточных — ив школе, и в деревне, но капитала для этого в наличии недостаточно, и перспективы того, что эти страны догонят развитой мир, таким образом, невелики. Проблема политического выбора поднимает еще один вопрос относительно будущего Китая и Индии: существуют ли там национальное единство и единая национальная цель, необходимые для того, чтобы ответить на вызов, порождаемый стремительными изменениями на мировой арене, или им будут препятствовать внутренняя фракционность, межрегиональная напряженность и общая неспособность привлечь основную массу населения к достижению поставленной руководством цели? В Китае эта проблема имеет фундаментальное значение: каким образом может государство войти в мировую экономику, одновременно сохраняя внутри страны монополию в политической и идеологической сферах? События на площади Тяньаньмынь продемонстрировали, что
китайское руководство убеждено в том, что способно осуществить и то, и другое; однако проводимая Пекином политика силы и цензуры направлена на то, чтобы просто уходить от проблемы, а не решать ее. Все последующие сообщения о «нездоровых настроениях в народе» позволяют предположить, что широко распространенное — особенно среди городского населения, образованных слоев, возможно, даже в вооруженных силах — ощущение того, что их предали, недоверие и страх могут воспрепятствовать восстановлению экономики и затруднить укрепление хрупких связей Китая с внешним миром64.
сеть от качества политического руководства, которое придет к власти в течение нынешнего десятилетия — а это, в свою очередь, будет уже зависеть от самих китайского и индийского народов.
220
завипервоначальной индустриальной революции, которая привела рабочих на фабрики, на протяжении нескольких будущих десятилетий менее всего, вероятно, будет нужно распространение технологий, которые вытесняют рабочих с заводов — или, уж если на то пошло, отбивают у многонациональных корпораций охоту вообще создавать такие заводы. С учетом такой диспропорции в затратах на оплату труда нет оснований утверждать, что робототехническая революция в Японии (а позднее в Корее и на Тайване) представляет собой немедленную угрозу промышленному производству Южного Китая. Однако на протяжении какого-то более или менее длительного периода на ситуацию в Китае окажут влияние два обстоятельства. Первым явится дальнейшее развитие автоматизации сборки и других производств, которое приведет к снижению общих производственных расходов благодаря применению «роботов-рабов»; вторым станет рост доходов, а значит, и затрат на оплату труда в тех провинциях, что сейчас переживают бум, — в Шэньчжэни уже сегодня валовой внутренний продукт на душу населения __________________ * 221
приблизился к 2000 долларов в год, в то время как Гонконг и Тайвань становятся слишком дорогими для базовых отраслей промышленности69. Теоретически этот рост затрат на оплату труда в прибрежном Китае мог бы иметь благоприятный «эффект концентрических кругов», захватывающий более бедные соседние местности и внутренние провинции Китая (при одном условии, что Пекин и консервативные региональные власти согласятся распространить на них меры по либерализации экономики). Но даже если это и произойдет, можно лишь гадать, удастся ли Китаю обеспечить достаточный спрос за рубежом и готовность других стран импортировать его продукцию для того, чтобы превратить сотни миллионов китайских крестьян в промышленных рабочих. Альтернатива состоит в том, что, столкнувшись с политическими и материальными препятствиями в осуществлении инвестиций во внутренние провинции Китая, располагающие дешевой рабочей силой, японские и тайваньские многонациональные корпорации для сохранения своей конкурентоспособности обратятся к роботизации производства. А это снижает шансы Китая на стабильный поэтапный переход к современной экономике, обеспечивающей высокий доход на душу населения. На первый взгляд, биотехнологическая революция в сельском хозяйстве, похоже, таит в себе многообещающие перспективы для обеих стран. По мере того как достигнутое в результате «зеленой революции» повышение производительности начинает себя исчерпывать и новых пригодных для обработки земель становится все меньше, усиливается угроза того, что рост численности населения сведет на нет увеличение производства продовольствия, поэтому правительствам Китая и Индии необходимо использовать любые возможные пути повышения отдачи сельского хозяйства. И если биотехнология, включая генную инженерию с использованием свойств ДНК, позволит «энергии земли» опережать рост населения, то многих из пугающих последствий — недоедание, голод, рост уровня смертности, социальная напряженность — удастся избежать либо, по меньшей мере, смягчить. Создание культур, способных произрастать в полузасушливых зонах, более устойчивых к болезням или просто с большим содержанием калорий, несет очевидные выгоды. Поэтому обе страны выделяют значительные средства на исследовательские работы в области биотехнологии и на ее внедрение — от выведения новых культур до пересадки эмбрионов животных и создания источников биоэнергии. По большей части в такого рода деятельности используются сильные стороны обеих стран: каждая располагает
значительным числом ученых в данных областях (в отличие от большинства африканских государств субсахарской зоны), а эксперименты здесь не столь капиталоемки, как в других отраслях высоких технологий. В ближайшем будущем опасности, которые таит в себе для Китая и Индии биотехнологическая революция в сельском хозяйстве, не перевесят ее потенциальные преимущества, но относиться к ним нужно серьезно. Первая из них может возникнуть, как это ни парадоксально, в том случае, если увеличение сельскохозяйственного производства в этих странах будет действительно год за годом значительно опережать рост численности населения. Поскольку бедные крестьянские хозяйства не в состоянии позволить себе применение новых биотехнологических методов, такая перспектива сегодня представляется весьма отдаленной; но, так как прорывы в научной сфере зачастую происходят стремительными темпами, сбрасывать подобную возможность со счетов тоже нельзя. На ранней стадии такой рост производительности будет только радовать, с течением же времени, однако, он может привести к кризису сельскохозяйственного перепроизводства, подобному тому, что в последнем столетии не раз наносил удары американскому фермерству. Все будет зависеть от скорости, с какой происходят перемены: понадобилось сто лет роста производительности, сопровождаемого наличием соблазнительных рабочих мест вне сельского хозяйства, для того чтобы удельный вес сельскохозяйственной рабочей силы в Соединенных Штатах упал от явного большинства до каких-то 3% сегодня. Будет ли у Индии и Китая, где в сельском хозяйстве занято соответственно почти две трети и четыре пятых их всей рабочей силы, достаточно времени, чтобы осилить подобную трансформацию, особенно с учетом резко возросших в наши дни темпов изменений в области техники? Если нет, то волнения в сельской местности будут куда более бурными и острыми, нежели те, что происходят сегодня среди французских или корейских фермеров. __________________
смысле не имеет сходства со странами Центральной Америки, Карибского бассейна или субсахарской зоны Африки, которые традиционно получали иностранную валюту за счет экспорта главных культур (сахарный тростник, ваниль, каучук), а теперь сталкиваются с конкуренцией этим природным продуктам со стороны синтетических аналогов. Для Китая и Индии сельское хозяйство жизненно важно для удовлетворения внутренних потребностей, а на внешние рынки ориентируются промышленность и сфера услуг. И все же обе страны попытаются избежать излишней зависимости от западных фирм, специализирующихся в области биотехнологии и отличающихся склонностью к высокоприбыльной патентованной продукции, поскольку она просто увеличит уже существующий отток капитала, расходуемого на оплату патентов, авторских прав и т.п. И наконец, если подлинный прорыв в выпуске синтетических продуктов питания произойдет одновременно с образованием огромных излишков продовольствия, произведенного фермерскими хозяйствами, то проблема решительного сокращения аграрного сектора станет по-настоящему острой.
правительств практически не ощущается, а основную роль играют держатели акций и «аналитики символов». Другая причина, по которой китайское руководство весьма недоверчиво относится к миру, взаимосвязанному электронной почтой, спутниковой трансляцией, беспрепятственной деятельностью информационных гигантов свободного рынка и т.п., заключается в том, что это с полной очевидностью угрожает его авторитарной политической системе. Факсы, связывающие ученых с их зарубежной ренегатской братией, спутники, передающие американские или японские программы на экраны китайских телевизоров, газеты и книги, затрагивающие опасные темы и ставящие под сомнение политическую монополию партии, — все эти штучки вызывают большое подозрение, особенно в связи с той ролью, которую они сыграли в потрясениях 1989 г. Модернизацию экономики поддерживать стоит, с крайней, правда, осторожностью; свободный же обмен идеями с их тенденцией создавать угрозу существующему режиму и традиционно принятым в обществе нормам в глазах Пекина выглядит совсем непривлекательным. В этом отношении Индия предлагает иные и заманчивые возможности. Там существует, как уже упоминалось, многочисленный и процветающий средний класс. Она располагает значительным числом мелких и средних предприятий (в дополнение к крупным компаниям в государственном секторе), многие из которых являются смешанными предприятиями. Известны и ее математики, инженеры и экономисты. У Индии есть также преимущество в знании английского как языка мировых финансов, компьютеров, коммуникаций и международного бизнеса. Уже сейчас на юге страны вокруг некоторых городов (например Бангалора) множатся предприятия, освоившие высокие технологии «Силиконовой долины». При условии дальнейшего смягчения бюрократических и юридических препон, тормозящих развитие коммерческой системы Индии, может возникнуть класс предпринимателей, конструкторов, программистов, консультантов, юристов и посредников, который выйдет на мировой рынок и которому «мир без границ» станет только выгоден. 225
событий грозит нанести ущерб общественному устройству. Скажем, Соединенных Штатов, то насколько же более серьезными окажутся его последствия для Индии, которая по большей час; и еще даже не пережила индустриальную революцию, не говоря уже о том, что просто не готова к транснациональному предоставлению профессиональных услуг, обеспечивающих высокую добавленную стоимость? С учетом еще большего разрыва в доходах и качестве жизни, который неизбежно возникает в Индии, насколько уместны будут там острова процветания в океане нищеты? Не побудит ли это отдельных лиц, ненавидимых массами и все более утрачивающих связи с ними, искать убежища в заморских землях?
* * *
Идеальным выходом для всех китайцев и индийцев — предпринимателей и крестьян, инженеров и прачек — было бы постепенное и неуклонное повышение уровня жизни, хотя доход на душу населения и не может достигнуть существующего на Западе уровня, — уж очень велика пропасть между ними. Однако даже подъем нынешнего ужасающе низкого среднего дохода в 300— 350 долларов в год до показателя Мексики (ВНП на душу населения 1825 долларов) или Венгрии (2237 долларов), означал бы гигантское улучшение положения70.
промышленного производства, треть районов прибрежного рыболовства погублена в результате загрязнения, а воздух в Пекине «в шестнадцать раз грязнее, чем в Нью-Йорке, и, к невероятному изумлению, его загазованность в тридцать пять раз выше, чем в Лондоне»71. Когда происходят обширные наводнения, а такие случаи отнюдь не редкость, смывание верхнего слоя почвы приобретает еще большие масштабы из-за бездумной вырубки лесов*. Несмотря на запоздалое осознание китайскими властями серьезности этих проблем — создание заповедников и природоохранных зон, проведение мероприятий по контролю за загрязнением окружающей среды, планов озеленения и лесопосадок, — обстановка в целом продолжает ухудшаться72. Такая же ситуация наблюдается и в Индии. Из-за роста численности населения районы вокруг Нью-Дели утратили ни много ни мало 60% лесов, вырубленных в основном на топливо. __________________ 227
бедностью и остановить рост численности населения74. Дилемма стоит крайне остро, так как, если единственный путь в борьбе с нищетой лежит через расширение масштабов индустриализации, окружающей среде в Индии будет наноситься еще больший ущерб. Возрастет также, скорее всего, и «парниковый эффект», особенно если китайское правительство осуществит, к примеру, свое благое, в конечном счете, намерение — обеспечить к 2000 г. каждую семью холодильником.76 И если эти сотни миллионов холодильников станут выделять в атмосферу фреоны, истончение защищающего землю озонового слоя примет невероятные масштабы. По выражению одного из журналистов, «амбиции Китая в области индустриализации... представляют собой угрозу планете»77. То же самое, наверное, можно отнести и к Индии. А это ставит перед Китаем и Индией, да и перед всем остальным миром головоломную задачу. Обе эти страны ведут гонку со временем, поскольку, если будет продолжаться взрывной рост численности их населения, он сведет на нет все достижения в сельскохозяйственном и промышленном производстве, подорвет надежды на повышение реального дохода, обострит региональный дисбаланс и нанесет удар общественному спокойствию. В целом, если Китаю и Индии не удастся вырваться из этой мальтузианской ловушки, огромная часть жителей Земли в начале двадцать первого столетия будет по-прежнему существовать в условиях нищеты и недоедания. С другой стороны, если Китаю и Индии с их тремя миллиардами жителей посчастливится повысить средний уровень жизни втрое (до показателей, которые на Западе будут считать
все еще необычайно низкими), это не только повредит их окружающей среде и здоровью населения, но представит также угрозу всей земной атмосфере. И хотя такая потенциальная опасность вызывает в развитом мире все большую тревогу, для Запада было бы немыслимо — и просто нелепо — требовать, чтобы Китай и Индия отказались от своих планов экономического развития; это было бы также чудовищным лицемерием, поскольку передовые страны (особенно Соединенные Штаты) в пересчете на душу населения наносят земной атмосфере куда больший ущерб. Остается поэтому единственное логичное решение, заключающееся в том, чтобы развитый мир попытался своими капиталами, технологиями и интеллектуальными силами помочь этим двум гигантским популяциям покончить с бедностью и не нанести при этом вреда ни самим себе, ни всей планете и одновременно внедрить такие технические решения, включая использование альтернативных источников энергии и изменения в образе жизни, которые позволили бы сократить причиняемый ими самими ущерб глобальной окружающей среде.
|
Последнее изменение этой страницы: 2019-06-19; Просмотров: 87; Нарушение авторского права страницы
