Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
Бывший СССР и его распавшаяся империя
Рисуя перспективы государств, возникших на месте бывшего Советского Союза, наблюдатели сталкиваются с той же проблемой, что озадачивала их в 1918г.: трудно не только угадать, в каком направлении движется весь регион, но так же неясно, как далеко зайдет процесс дезинтеграции от единой империи отколовшихся составных частей. Кризис столь остр и сложен, что определенно можно говорить лишь о существовании огромного множества вариантов. А это чрезвычайно затрудняет оценку способности региона подготовиться к вступлению в двадцать первый век, поскольку его руководство в первую очередь озабочено тем, чтобы выжить в этом неописуемом хаосе, а народ поглощен каждодневной необходимостью сводить концы с концами. В таких условиях почти не остается сил хотя бы задуматься над глобальными тенденциями, не говоря уже о том, чтобы приспособиться к новым проблемам. Несмотря на нынешний социально-политический кризис, государства-наследники СССР располагают разнообразными материальными ресурсами. Территория Советского Союза составляла 22, 4 млн. кв. км, или 8, 6 млн. кв. миль, т.е. одну шестую суши земного шара. Стратегически это обеспечивает возможность отражения нападения извне, в чем на собственном опыте убедились иноземные завоеватели от короля Швеции Карла XII до Гитлера. Экономически это гарантирует огромный внутренний рынок и небольшую зависимость от внешней торговли — преимущества, которыми обладают лишь такие крупные страны, как Китай и Соединенные Штаты. Потенциально рассматриваемый регион располагает колоссальной базой для развития сельского хозяйства — с пахотными землями, равными по площади имеющимся в Соединенных Штатах и Канаде вместе взятым. Раскинувшийся на 6500
миль СССР обладал самыми богатыми и разнообразными запасами сырьевых ресурсов; до своего крушения Советский Союз был крупнейшим производителем железа, никеля, свинца, нефти и природного газа, занимал третье место в мире по добыче угля. Он был вторым в мире по добыче золота и хрома и ведущим производителем серебра, меди и цинка. Советские ученые гордо утверждали, что страна обладает «58% мировых запасов угля, 58, 7 — нефти, 41 — железной руды, 76, 7 — апатитов, 25 — лесных массивов, 88 — марганца, 54% — калиевых солей и почти третью мировых запасов фосфатов»1. И хотя подобная статистическая сверхточность представляется сомнительной, эти земли, несомненно, чрезвычайно богаты природными ресурсами. Их эксплуатация с конца 20-х годов и служила широкой базой индустрии и обрабатывающей промышленности. К середине второй мировой войны, несмотря на огромные территориальные потери, советская экономика вышла на второе место в мире, уступая только американской. Всего несколько лет назад Москва похвалялась тем, что занимает первое место по производству стали, чугуна в чушках, кокса, нефти, машинного оборудования, локомотивов на дизельной и электрической тяге, цемента, минеральных удобрений, тракторов, текстиля, обуви и бетонных конструкций2. В дополнение к широко развитой сети железнодорожного и воздушного транспорта СССР имел весьма значительный торговый флот и крупнейший в мире морской рыболовный флот. На этой гигантской территории проживает 288 млн. человек (на 1989 г.), обеспеченных одной из самых всеохватывающих, как утверждалось, систем образования в мире. Для граждан в возрасте от семи до семнадцати лет образование было бесплатным, миллионы детей к тому же посещали детские сады, а для тех, кто не мог получить очное высшее образование, существовало множество вечерних, заочных и профессионально-технических учебных заведений. Согласно официальной статистике, в начале 80-х годов около 100 млн. человек обучалось в школах, институтах, на вечерних и заочных курсах, в том числе 44 млн. учеников начальной и средней школы, 4, 6 млн. студентов 4380 технических училищ и 5, 2 млн. студентов 883 университетов и институтов страны3. Система образования была ориентирована не на знания ради знаний, а на их практическое применение в народном хозяйстве; это находило свое отражение в огромном числе инженеров в Советском Союзе — они составляли около 40% всех выпускников высших учебных заведений — ив большом количестве технических и научно-исследовательских институтов. В
целом, как утверждалось, страна располагала в 1985 г. примерно 14, 9 млн. «экономически активных техников»4. В СССР насчитывалось 70 тыс. человек, занятых медицинскими исследованиями, и 960 тыс. врачей и дантистов — другими словами, врачей было больше, нежели в любой другой стране мира5. С учетом таких показателей в области науки, техники и инженерного дела и достижений в математике и других науках, не удивительно, что Советский Союз добился больших успехов во многих областях — от физики низких температур до растениеводства6, По мнению же его собственных руководителей, величайшим свершением Советского Союза считалось, во всяком случае до самого последнего времени, то, что он превратился в одну из двух военных сверхдержав мира, наравне с намного более богатыми Соединенными Штатами. И хотя достигнуто это было ценой огромных социальных и экономических потерь, Сталин и его преемники никогда не ставили под сомнение значение крупных вооруженных сил — и для того, чтобы удержать капиталистические страны от агрессии, и для того, чтобы на следующем этапе оказывать влияние на международные отношения7. Как следствие, Советский Союз обладал огромным количеством вооружений, ядерных и обычных, и колоссальной живой силой, способной их применить в случае необходимости8. И даже тогда, когда инициативы Горбачева привели к значительному сокращению вооружений и личного состава, СССР по-прежнему располагал крупнейшими в мире ракетными войсками, второй по величине армией (после Китая), вторым военно-морским флотом (после Соединенных Штатов) и крупнейшими военно-воздушными и бронетанковыми войсками. И если военная мощь будет иметь значение в начале двадцать первого столетия, то федеративный преемник СССР — или даже его отдельные части, такие как Россия и Украина, — будет обладать ею в избытке. С учетом подобных материальных предпосылок этот регион теоретически должен был быть лучше подготовлен ответить на вызовы грядущего века, нежели многие другие менее обеспеченные страны. Однако весь его потенциал ослаблен крупными и взаимосвязанными пороками, которые ставят под угрозу перспективы самого его выживания. Как и в случае могущественных империй прошлого, одни лишь размеры территории и ресурсы не смогут предотвратить крах, если система становится недееспособной. В истоках советской проблемы лежит тройной кризис, каждая часть которого влияет на другие и приближает конец. Кризис
политической легитимности советской системы переплелся с кризисом экономического производства и социального обеспечения, а оба они усугубились кризисом этнических и культурных взаимоотношений. Результатом стало неодолимое смешение проблем. График7. Спад темпов роста советского ВНП 90
По всей вероятности, эти цифры занижают подлинные показатели10; однако главное состоит в том, что, хотя во второй трети двадцатого века советская экономика и расширялась, в последней его трети она вошла в стагнацию. Прежний рост был обеспечен такими массированными «источниками питания», как рабочая сила, дешевая энергия и изобилие сырья, — идеальное сочетание для создания тяжелой промышленности в 30-х годах и послевоенного строительства в конце 40-х и в 50-х годах. Согласно централизованному планированию в большом количестве производились чугун и сталь, цемент, локомотивы, станки, тракторы, текстиль и конструкции для сборного домостроения. И пока выполнялись плановые задания, подобное жесткое социалистическое планирование не обращало внимания на производственные затраты, оберегало администрацию предприятий от конкуренции, а рабочих — от безработицы и не думало о потребителе. Единственными «потребителями», которые могли получать все, что пожелают, были советские вооруженные силы, им отдавалось предпочтение при распределении производственных мощностей, машинного оборудования и квалифицированной рабочей силы для выпуска военной продукции.
График 8. Длинный цикл советской экономики (13) Средние ежегодные темпы роста ВНП в указанные годы
Проблема осложняется и тем, что такие исходные, как земля, энергия, сырье и рабочая сила, начинают иссякать, а производственные затраты — расти. В прежние времена дешевая добыча нефти и природного газа не только обеспечивала индустриализацию, но и приносила выручку в твердой валюте; теперь же, хотя и существуют крупные запасы, многие месторождения находятся на большей глубине или в зоне вечной мерзлоты. Согласно оценкам одного из источников, за десятилетие, 1975—1985 гг., стоимость добычи нефти возросла на 70% и продолжает повышаться14. Как следствие, добыча нефти стала сокращаться еще до возникновения в 1986г. рабочих волнений и транспортных трудностей. Положение усугублялось систематическим нерациональным
использованием и растранжириванием энергии советской индустрией, некомпетентностью управленческого аппарата и недисциплинированностью рабочих. Советские планирующие органы уповали на то, что сооружение атомных электростанций облегчит ситуацию, но чернобыльская катастрофа и недоверие общественности к ядерной энергетике перечеркнули эти надежды. Энергетика требует колоссальных капиталовложений — в модернизацию существующих электростанций, дезактивацию атомных электростанций, создание новых газопроводов, — которых нет в достаточном количестве15. В то же время, как мы убедимся ниже, уменьшение дешевых источников получения добавочной энергии сопровождается аналогичной тенденцией в предложении рабочей силы. Поскольку бывший СССР не может более рассчитывать на дешевое сырье и увеличение численности рабочей силы, то, по логике вещей, он должен более рационально и разумно использовать имеющиеся ресурсы для повышения производительности имеющейся рабочей силы. Однако подобный примат качества над количеством противен всей российской практике, поскольку еще со времен Петра Великого там всегда предпочитали иметь как можно больше всего (кавалерии, танков, стали, цемента). И каким же образом обществу, стреноженному сейчас едва функционирующей и в принципе неэффективной системой производства, перейти на высококачественное производство? Семидесятилетний опыт свидетельствует, что централизованный «научный социализм» не работает. Ответственность и принятие решений сгинули в недрах невообразимо раздутой бюрократии, контролируемой Политбюро. Новым идеям и предложениям приходилось постоянно проходить испытания на соответствие идеологической ортодоксии. Подчинение правилам игры, установленным системой, стало высшим проявлением благоразумия. По мере того как неуклонно падала общественная мораль, множилась некомпетентность. Советскую экономику стали терзать «противоречия» — чудовищная ирония, если вспомнить, что Маркс использовал этот термин для предсказания неизбежного краха капитализма. Не меньшая ирония заключается в том, что Япония и Германия — побежденные в 1945 г. — в настоящее время обладают большим ВНП, чем СССР, скатившийся со второго на четвертое место в мировой табели о рангах еще до его экономического и конституционного распада. В одном из недавних исследований ежегодный доход на душу населения на территории Союза в целом оценивается всего в 1780 долларов, что подразумевает общий объем
производства в денежном выражении примерно в 500 млрд. долларов — куда меньше, чем в Италии или Англии16. В сельском хозяйстве десятилетия коллективного хозяйствования лишили рабочую силу всех стимулов к труду; гигантские субсидии поддерживали цены на продовольственные товары на низком уровне и вели к нарушению законов спроса и предложения; решения о том, что и когда выращивать, принимали не колхозы и не крестьяне, а бюрократы. Справедливости ради надо сказать, что советское сельское хозяйство сталкивалось и с другими трудностями — от сурового климата до столь убогой государственной инфраструктуры, что большая часть урожая оставалась на полях либо сгнивала еще на пути к потребителю. И все же в то время, как большинство крестьянских хозяйств было коллективизировано, бюрократизировано и постоянно испытывало вмешательство в свою деятельность сверху, личные участки (составляющие 4% обрабатываемой земли России) производили в целом примерно 25% всего продовольствия. До большевистской революции страна являлась одним из крупнейших в мире экспортеров продовольствия; в настоящее время она — крупнейший в мире импортер продуктов питания, что стоит ей огромных сумм в твердой валюте и золотом17. И наконец, чем меньше продовольственных товаров поступает в магазины, тем активнее собираются и укрываются запасы продовольствия, тем острее напряженность между городом и деревней, что лишь приближает наступление полного паралича. В будущем подобную ситуацию можно смягчить путем сдачи земли крестьянам в долгосрочную аренду, однако они, вероятнее всего, примутся выращивать такие высоко прибыльные культуры, как фрукты и овощи, но не жизненно важные зерновые, производство которых возложено на колхозы18.
основном растрачивался впустую. Само существование управленческого аппарата на советском предприятии являло собой парадокс, так как плановые задания определялись совсем в другом месте, а никакие отклонения от плана не дозволялись. Само по себе такое положение в экономике было бы достаточным бедствием и без остальных двух составных частей тройного кризиса в Советском Союзе — отсутствия политической легитимности и обострения национальной проблемы. Ясно, что все эти три части находились во взаимозависимости; если бы экономика, к примеру, функционировала нормально, было бы меньше критики в адрес советского руководства. Однако жалкие потребительские товары, ужасающие жилищные условия и убогое здравоохранение являли собой каждодневное опровержение заявлениям режима о превосходстве системы. Необоснованность этих притязаний привела к широкому отчуждению не только от тяжкого и нудного повседневного труда, но и от отупляющей марксистской риторики официальных средств
280
массовой информации. Такое отчуждение из-за жестоких репрессий КГБ против диссидентов не приняло в 70-е и 80-е годы революционную форму, но оно привело к циничному отношению к политике, к замкнутости человека в самом себе и своих мыслях, к отсутствию мотиваций к труду на предприятиях и в учреждениях, к нежеланию что-либо изменить, к утрате гордости за свою работу. Убогая экономика и столь же убогая политическая идеология, таким образом, способствовали созданию механизма самоуничтожения, вели к еще более убогим результатам в социальной и экономической сферах, к обострению общего недуга, который год за годом подрывал позиции Советского Союза на мировой арене20.
*В Польше, Чехословакии и Венгрии, например, недавняя демократизация стала возвращением их к положению между двумя мировыми войнами; 281
Существует, конечно, опасность того, что прежние политические, институциональные и государственные структуры развалятся раньше, нежели появятся новые, пользующиеся доверием общественности. В условиях, когда радикалы недовольны тем, что реформы идут слишком медленно, а консерваторы — тем, что они осуществляются слишком поспешно, когда институциональные и политические перемены вязнут в дебатах о противоречивых экономических предложениях (например, реформа цен), даже самое компетентное реформаторское руководство может оказаться в изоляции. Идея строительства процветающей демократической, свободно-рыночной (или социально ориентированной рыночной) экономики может, конечно, существовать, но реализовать ее одним коротким прыжком немыслимо, Еще до появления материальных выгод от перехода к новой системе (обещанное повышение уровня жизни) придется отказаться от реальностей прежней (гарантированная занятость, субсидии на продукты питания). В народе, заблудившемся в руинах того, что было давно привычным, в неопределенности того, что его ожидает, нарастает чувство страха. И хотя в такой ситуации процветают интеллектуалы, дельцы и спекулянты, среди домохозяек, рабочих, крестьян и бывших военнослужащих будет, вероятнее всего, усиливаться недовольство21. Третьим и взаимосвязанным с двумя первыми аспектом тройного кризиса Советского Союза, возможно самым серьезным и неодолимым из всех, являются острые этнические разногласия и национализм. Российская империя и советское государство представляли собой самые многонациональные империи во всем мире. В конституционном смысле СССР представлял собой федерацию пятнадцати формально независимых республик, в каждой из которых проживала основная национальная группа; однако в любой из этих республик насчитывалось много этнических подгрупп, зачастую наделенных на низших уровнях самоуправлением. По официальным данным, в Советском Союзе существовали пятьдесят три территориально-административные единицы, четко выделенные по этническому признаку, однако, поскольку всего там насчитывается примерно сто отдельных этнических групп, половина народностей не имела своей территориально-административной единицы22. Многие из этих групп малочисленны и известны за пределами района своего проживания лишь специалистам в области лингвистики — удмурты, осетины, буряты, каракалпаки, лакцы, ингуши и т.д.23; другие — белорусы, узбеки и казахи, например, — достаточно многочисленны, а украинцев 282
насчитывается более 50 млн. человек — больше, чем население Испании или Польши. В каждой республике есть этнические меньшинства, в том числе и в самой России — татары, башкиры и еще тридцать других национальностей; и, как отмечал недавно эксперт по России Эдвард Кинан, «лишь немногие из пятнадцати советских республик почти столь же однородны, как Северная Ирландия или Югославия...»24 Однако здесь важно не богатейшее смешение языков и культур, а то, что очень многие из этих национальностей не ладили со своими соседями и метрополией. Сотни лет вражды между различными группами кочевников, горцев и обитателей равнин, сменяющие друг друга волны миграций и завоеваний оказались сильнее научного социализма. К расовым и языковым различиям зачастую примешивались и религиозные — например, в Нагорном Карабахе25. В некоторых областях неприязнь была порождена перемещениями народов (поволжские немцы, татары, донские казаки) и перекройкой границ (Молдавия) при Сталине26. Десятилетиями эта межэтническая напряженность сдерживалась советским полицейским государством. Способствовала этому и официальная пропаганда, призывающая советские народы хранить единство перед лицом фашистского и капиталистического врага. Но вот не стало германской угрозы, тают льды «холодной войны», советская идеология себя дискредитировала, Москва говорит о гласности и перестройке у себя дома и на деле возвращает свободу восточноевропейским народам — и «цемент», скреплявший разные народы Советского Союза воедино, превратился в песок. Столь же несложно представить себе трения между центром и периферией как естественный результат четырехсотлетней русской экспансии Московского государства. Хотя многие миллионы русских проживали повсюду: в прибалтийских странах, в южных республиках и на берегах Тихого океана, основное деление на две части сохранялось; периферия Советского Союза оставалась в этническом плане нерусской территорией, весьма далекой от русского центра: «Нерусские земли раскинулись огромной дугой от берегов Балтийского моря на северо-западе (Эстония, Латвия и Литва); вдоль западных границ (Белоруссия, Украина и Молдавия) на юг; через Закавказье (Армения, Грузия и Азербайджан) на восток и в Центральную Азию (области, населенные туркменами, узбеками, таджиками и киргизами) и казахскую степь; и наконец, через Азию к Тихому океану (родина бурят, тувинцев, алтайцев, хакасов и других народов)»27 283
Эти стремящиеся к независимости этнические меньшинства сейчас конфликтуют с 25—28 млн. русских переселенцев, которые — подобно французским колонистам в Алжире в 50-е годы — отчаянно пытаются сохранить связи с центром. В смятение и страх их приводит тот факт, что впервые после 1917—1920 гг. возникла перспектива того, что их поглотят более многочисленные нерусские соседи, намеревающиеся сменить официальный язык, преобразовать систему государственного образования и многое другое. По мнению некоторых экспертов, не следует удивляться, если подобные трения между меньшинством и большинством приведут к таким же конфликтам, какие сопровождали в нынешнем столетии крах колониальных империй — когда жители метрополии, обосновавшиеся в колониях, оказались брошенными на произвол судьбы28. Рост таких центробежных сил неизбежно вызвал соответствующую реакцию «центра». Консерваторы в армии, КГБ и коммунистической партии требовали восстановления законности и порядка и обвиняли реформаторов в том, что они довели СССР до коллапса. Украину, например, предупреждали против дискриминации ее 12-миллионного русского меньшинства. Существовал и определенный старорусский национализм, десятилетиями питаемый недовольством по поводу субсидирования республик и неприязнью к их культурам. Согласно такой точке зрения, нерусские области являются только обременительными иждивенцами и должны быть деколонизированы одновременно, может быть, с пересмотром границ; а поскольку Россия обладает огромными природными богатствами (нефть, природный газ, минералы, лес, алмазы), то в проигрыше останутся лишь неблагодарные прибалты и мусульманские народы. В слегка видоизмененном варианте подобная позиция предусматривает, что все республики должны объединиться в некое достаточно рыхлое сообщество, договориться о торговых отношениях на двусторонней основе и получить гораздо больший контроль над своими бюджетами (включая отчисления конфедерации)29. Однако полная независимость порождает свои трудности, особенно в сфере экономики, поскольку сталинское планирование умышленно и сознательно лишало республики самообеспечиваемости. (Выпуск радиоаппаратуры в Прибалтике, например, полностью зависел от комплектующих, изготавливаемых в Нагорном Карабахе, армянском анклаве на территории Азербайджана30.) Каждая республика, таким образом, была способна нанести урон другим, хотя и не без ущерба для себя самой.
Куда заведут республики эти трения и напряженность, предсказать невозможно. Независимость прибалтийских государств и некоторых мусульманских республик на юге сама по себе не будет, вероятно, иметь особого значения, поскольку этим приграничным территориям все же придется договариваться с Москвой о действенных торговых взаимоотношениях. Однако полная независимость таких более крупных и богатых ресурсами республик, как Казахстан, — не говоря уже об Украине, бывшей житнице СССР и одном из основных поставщиков угля и промышленной продукции, — нанесет тяжелый, возможно смертельный, удар всяким надеждам на создание реформированного союза. Существование этнических меньшинств может при провозглашении независимости также привести к потрясениям, подобным тем, что прокатились по всему Индостану в 1947 г. Действительно, если в Казахстане и Киргизии коренные этнические группы составляют едва заметное большинство, то на Украине, если там будет предпринята «модернизация» заводов и шахт — чего от нее, скорее всего, и потребуют в качестве вступительного взноса Международный валютный фонд и другие международные организации, — работы рискуют лишиться миллионы русских. Как убедились англичане в начале нынешнего столетия, с достижением соглашения о преобразовании многонациональной империи в содружество управлять этим процессом становится все труднее, а результаты оказываются куда более драматическими и далеко идущими, нежели первоначально ожидалось31. По мере того как в 80-е годы все отчетливее проявлялось ослабление Советского Союза, консерваторы на Западе раз за разом подчеркивали, что СССР все еще обладает колоссальной военной мощью, которая в итоге скажет свое слово в мире силовой политики32. Но даже и эта хваленая военная мощь испытала на себе влияние — причем пагубное — рассмотренных выше процессов в невоенной сфере. Отставание от Запада и Японии в области передовых технологий ослабило военную мощь Советского Союза и его способность противостоять самым современным зарубежным вооружениям. Однако увеличение объема направляемых на военные цели ресурсов было бы непродуктивным с экономической точки зрения, а также не встретило бы поддержки со стороны большинства населения. Демографический фактор тоже оказывал свое воздействие на советские вооруженные силы, поскольку все большую часть новобранцев приходилось
мобилизовывать из этнических групп, которые испытывали неприязнь к России и даже не говорили на русском языке. Еще задолго до распада СССР в прибалтийских и южных республиках отмечалось широкое распространение отказов от призыва в армию, а Украина настаивала, чтобы «ее» войска не использовались для подавления националистических движений. И даже Советскую Армию, похоже, затронули подобные раскольнические тенденции33. К тому же какова бы ни была военная мощь после соглашений о контроле над вооружениями и их сокращением, все же неясно, насколько армия сможет помочь в отражении угроз чисто экономического, социального и экологического характера.
арене. Подавление гласности в любой из республик могло бы подорвать моральное состояние общества, привести к спаду творческой и созидательной деятельности, к внутреннему брожению и столкновениям, особенно между националистами и проживающими там русскими. А какой бы то ни было путч против руководства в любой из республик, может расколоть ее надвое, как это случилось в Грузии в 1991 г. Как бы ни складывалась судьба государств — преемников Советского Союза, они явно не подготовлены к новым глобальным переменам. Напротив, каждая из проблем, рассмотренных в первой части данной работы, скорее всего, породит и без того в неблагополучных обществах дополнительные трудности. Так как размеры территории СССР позволяют отнести его одновременно и к Северу и к Югу, то демографическое будущее страны представляет зеркальное отражение будущего неравномерного демографического развития Земли со всеми его потенциальными политическими и социальными последствиями. Уже к
началу 80-х годов демографическое развитие страны поставило столько проблем, что эксперты все чаще рисовали ее будущее в безысходно мрачных красках. Один из них отмечал: Самый сильный удар по экономике нанесло то обстоятельство, что чистый прирост рабочей силы — ключевой фактор расширения производства в прошлом — резко сократился в результате увеличения численности людей, вышедших на пенсию (или умерших, не достигнув пенсионного возраста), и спада общего уровня рождаемости. На протяжении 70-х годов, например, трудовые ресурсы увеличились на 22 млн. человек; в 80-е годы эта цифра упала до 7, 7 млн.; по предварительным оценкам, в 90-е годы она еще снизится до 5, 7 млн. человек37. И если произойдет ухудшение социальных и экономических условий — что усилит нежелание заводить детей — или будет разрешена массовая эмиграция, такое сокращение пойдет еще быстрее и интенсивнее. Этот демографический спад затрагивает в основном славянские народы севера страны и увеличивает диспропорцию в национальном составе. То, что происходит в настоящее время и, судя по прогнозам, будет продолжаться в будущем, представляет собой своего рода «демографическую месть» со стороны колонизированных народов, особенно в южных мусульманских республиках, которые по уровню рождаемости вплотную приближаются к странам Ближнего Востока. Численность населения в этих республиках растет в среднем на 2, 5—3, 5%в год, что в три—пять раз больше, чем средний ежегодный прирост численности русского населения, составляющий 0, 7%38. Согласно одному из подсчетов*, русские составляют менее половины всего населения — __________________ 288 впервые со времени установления большевистского правления. Тот же самый подсчет предсказывает, что к 2000 г. доля русских составит 46, 4% и затем на протяжении всего двадцать первого столетия будет неуклонно сокращаться, как видно из графика 9, по мере того, как доля народов азиатских республик будет возрастать. Из-за географического положения данного региона изменения в окружающей среде будут, естественно, иметь для него все вероятные последствия. Например, глобальное потепление — если оно достигнет значительной степени — еще более затруднит выращивание сельскохозяйственных культур в полузасушливых областях и продвинет зону земледелия на север — что достаточно серьезно уже само по себе и без дополнительных осложнений, которые неизбежно возникнут, если зона земледелия переместится из одной независимой республики (скажем, Украины) в другую (например, Россию). Низменные районы, которых в стране множество, пострадают от любого подъема уровня моря. И все же самым серьезным последствием повышения температуры вполне может стать таяние в зоне вечной мерзлоты, что приведет к высвобождению метана и все более обильным наводнениям. Более того, подобные явления затронут регионы, не располагающие достаточными финансовыми средствами для принятия адекватных ответных мер. В настоящее время, когда ученые все еще спорят по поводу масштабов и последствий «парникового эффекта», может показаться, что эти проблемы носят теоретический характер и являются куда менее важными, нежели насущные экологические проблемы, стоящие перед политическими деятелями и
График 9. Основные этнические группы населения СССР в 1917-2100 годах(40) (в миллионах)
общественостью. Еще со сталинских времен они создавались непродуманными своевольными решениями государственных планирующих органов, стремившихся к индустриализации и не заботившихся о последствиях. Так же, как в Восточной и Центральной Европе, атмосфера загрязнялась выбросом выхлопных и других газов, наносящим жестокий урон лесным массивам и ведущим к росту заболеваний среди местных жителей, бессильных против официальных властей. Реки и озера отравлялись промышленными и химическими отходами, сбросом нефти и стоками с
290
перенасыщенных удобрениями полей. Грандиозные проекты сооружения дамб и плотин или поворота рек в интересах гидроэнергетики привели к эрозии почвы (например, близ Санкт-Петербурга) или ее угрожающему заиливанию. Такие проблемы существуют в бывшем Советском Союзе повсюду, и многие из них лишь недавно стали известны общественности. Зато весь мир знает о страшных последствиях чернобыльской катастрофы: гибель сотен детей и взрослых, пораженных радиацией, заражение рек и озер, нанесенный местному сельскому хозяйству урон — и все в ущерб обществу, и без того придавленному бедами, не имеющими отношения к экологии41. Эти новые угрозы также ведут к обострению демографического, этнического, политического и экономического аспектов советского тройного кризиса. За наглядными примерами ходить далеко не надо — взять хотя бы рассмотренное ранее высыхание Аральского моря. Произошло это из-за чрезмерного забора воды из впадающих в море рек на цели ирригации: падение уровня воды в них привело к засолению почвы, оставило без капли воды прибрежные города и ускорило наступление пустыни; единственным выходом из этого положения было бы прекратить любое использование воды на всей огромной площади бассейна этих рек в течение следующих трех десятилетий. Однако само существование 33 млн. жителей Центральной Азии (включая Казахстан) зависит от использования воды этих рек; в Узбекистане хлопок — его главная товарная культура — выращивается на орошаемых землях, которые уже подвергаются засолению, но отказ от ирригации стал бы для него смертельным ударом. Нехватка воды уже сейчас превратилась в основную причину природного характера, обуславливающую бедность региона — уровень жизни в Центральной Азии вдвое ниже среднего по стране, и множество детей умирают от голода, но, как это ни парадоксально, именно здесь численность населения растет самыми быстрыми темпами. 40% его составляют лица моложе восемнадцати лет, и в течение двух следующих десятилетий численность населения почти удвоится и достигнет 60 млн. человек, в большинстве своем мусульман. Как в Северной Африке и на Ближнем Востоке, здесь поэтому нетрудно предугадать будущие конфликты, которые станут возникать по мере того, как запасы воды и сельскохозяйственное производство будут сокращаться, а численность населения — стремительно расти. __________________
До недавнего времени Москва следила за распределением воды в азиатских республиках и требовала, чтобы определенная ее часть (хотя и явно недостаточная) достигала Аральского моря. С распадом советского государства такой порядок был нарушен. Отчаянно стремясь сохранить свои привычный образ жизни, крестьяне долин в верховьях рек забирают больше воды, чем им определено, что, естественно, означает уменьшение поступления воды в низовья рек в Узбекистане. Аральское же море тем временем мелеет и мелеет42.
*Например, применение бычьего гормона роста для повышения надоев в прибалтийских республиках. 292
ощутимо повышаться, главного стимула для перехода к генетически измененному мясу и молоку по-прежнему так и не будет; глобальное же внедрение технологий, «дематериализующих» сельское хозяйство, могло бы иметь колоссальные экономические и социальные последствия для тех районов, где весьма большая часть рабочей силы занята в аграрном секторе, а других рабочих мест недостаточно. Почти то же самое можно сказать о готовности государств бывшего СССР к надвигающейся из Восточной Азии революции в области автоматизации. Несмотря на огромное количество инженеров и техников и применение примитивных роботов на некоторых государственных предприятиях, трудно представить, каким образом Россия смогла бы извлечь из роботизации такую же экономическую выгоду, как и Япония. В то время как последняя обратилась к автоматизации из-за нехватки трудовых ресурсов, а высвобождаемых рабочих японские компании охотно переучивают, Россия и другие республики в настоящее время страдают от недостаточной занятости, которую широкая автоматизация может только усугубить.
И наконец, делая любой шаг к высокотехнологичной экономике, придется столкнуться с целым букетом проблем, которые и привели к краху СССР. Русский ученый Андрей Ершов, который с энтузиазмом предлагает превратить свою страну в информационное общество к началу двадцать первого века, сам же признает «явную абсурдность» подобного проекта в настоящее время: «Тяжелые условия жизни, вызванные примитивным уровнем заработной платы, трудности в обеспечении продуктами и жильем, перегруженность и пугающая деградация наших энергетической и транспортной систем и непомерно высокая доля неквалифицированного и ручного труда в нашей экономике — все эти вещи есть «реальная жизнь», и они требуют неотложных действий, а также немедленной концентрации всех имеющихся ресурсов»44. В таких условиях, заключает он, все разговоры о долгосрочной программе превратить Россию в эквивалент, скажем. Калифорнии носят теоретический и абстрактный характер, весьма далекий от нынешнего хаоса и отсталости45. До тех пор пока их экономики не претерпят структурных преобразований, республики также не смогут играть сколь-нибудь значительную роль в революции в сфере финансов и коммуникаций — разве что как поставщики дешевой рабочей силы, вроде Мексики и Таиланда. Именно неспособность советского режима управлять — или предотвратить — распространением идей и образов новыми средствами связи способствовала — отчасти — его краху. Пришедшим после этого к власти в ряде республик (например, Грузии) авторитарным режимам будет также трудно контролировать распространение информации, как бы они ни старались. Но даже там, где царит гласность. едва ли мыслимо вообразить появление казахского эквивалента Си-Эн-Эн или Би-би-си или украинского конкурента Маккинси. Поскольку республики испытывают недостаток конвертируемой валюты, международных банков, акционеров и системы электронной торговли, «мир без границ» — мир круглосуточного обращения финансов, судя по всему, не может иметь никакого отношения к их нынешним заботам. Несколько лет назад «Экономист» язвительно отмечал, что в 1913 г. «имперская Россия производила в человеко-час реального продукта в три раза больше, чем Япония, однако в течение почти семидесяти социалистических лет этот показатель снизился примерно до четверти существующего ныне в
Японии»46. Во многих смыслах разваливающийся Советский Союз стал полной противоположностью Японии: огромный по территории и богатый ресурсами по сравнению с перенаселенным и лишенным ресурсов островным государством; смешение народов по сравнению с одной из самых однородных в мире рас, отличающейся высочайшим уровнем национального самосознания; социально разобщенный по сравнению со сплоченным на основе взаимного уважения и духа коллективизма японским обществом; терпящий потери от наступления высоких технологий и «дематериализации» производства, из которых Япония, напротив, извлекает выгоды; неспособный, как это ни парадоксально, несмотря на социалистическую приверженность планированию, готовить себя к будущему по сравнению с целеустремленным продвижением Токио к двадцать первому веку. Как отмечали многие наблюдатели, безалаберная, индустриально отсталая, разношерстная Российская империя была одним из самых неподходящих мест в мире для построения марксистского общества, даже если допустить, что такое общество вообще где-либо возможно47. По тем же самым причинам преемники Советского Союза, похоже, не готовы к нынешним глобальным переменам — а это позволяет предположить, что, в какой бы форме республики ни вступили в двадцать первое столетие, им все равно придется продолжать борьбу с их сравнительной отсталостью. 295
выручить твердую валюту), — западным демократиям едва ли разумно считать, что крах «империи зла» будет для них безоговорочно благотворным.
|
Последнее изменение этой страницы: 2019-06-19; Просмотров: 67; Нарушение авторского права страницы