Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


Сказка про человека, который все делал с удовольствием



 

Жил‑был человек. Он все делал с удовольствием. Пил крепкий, сладкий чай и думал: «Как хорошо!» Шагал пешком до метро и наслаждался яркостью красок будничного дня, впитывал в себя каждый квант солнечного света и упивался морозным воздухом января. Он шагал легко и стремительно, думая: «Как хорошо!»

Королевство, в котором он жил, населяли художники, поэты, музыканты. Слушатели были благодарными. И всякий мог другому сказать: «Одень мои слова в музыку своей души, услышь истинность их звучания, прочти межстрочье и не плачь! Мрак отступил, иссяк апрельский снег. Стрелки на часах показывают начало новой эры».

В королевстве том правила одна госпожа – Ее Величество Любовь. Щедрая, она каждого награждала своим присутствием, одаривала богатством того, кто приходил поклониться к ее трону: ползком ли, бегом ли, с полной грудью вдоха или с глазами полными слез. Она была желанным гостем в каждом доме. Ее приглашали к столу, угощали. В ее честь слагали стихи, пели песни. Она ослепляла красотой, но от рождения сама была слепа.

Человек шел бодро. На лице его, как отпрыск солнышка, сияла улыбка. Он любил. Он шел к королеве, чтобы рассказать ей о своих чувствах.

– Я рада твоему приходу. Поведай мне о своей любви. Я щедро награжу тебя, – сказала Ее Величество Любовь.

– Я долго бродил по бесплодным лесам. На моем пути встречались лужайки, на которых я мог отдохнуть. Но они не давали мне ничего, кроме лени. И я шел дальше. Дорога привела меня в Ваше королевство. Я полюбил. Я счастлив! Но я знаю, моей любви всю жизнь бродить в одиночку. Как нищенка, она будет плутать по коридорам моей души и натыкаться на холодные стены. Ее никогда не впустят в тот дом, куда так стремится она. Моя любовь, как вечный странник, как падающий метеорит, непонятная. Непонятая. Неразгаданная. Настораживающая. Но я богат! И богаче всех живущих, потому что я примирился с… безысходностью. Я с удовольствием живу, зная, что мое солнце живет где‑то в этом же королевстве. Пусть на другом его конце. Пусть туда нечасто летают самолеты и ходят маршрутные такси. Оно живет, оно счастливо, нет, не со мной и не меня любит, пусть не меня. Оно есть. Оно где‑то…

Мне не нужно Ваших богатств, сударыня! Чувство озарило меня таким ярким светом, что все богатства меркнут перед ним.

– Так ты отказываешься от моих даров, которые несут взаимность, благополучие, спокойствие и гармонию? Ты отказываешься от битвы за Любовь? Ты вздумал опровергнуть меня?! Неблагодарный!

На плаху!

Человек посмотрел на сударыню своими серыми тучками, на которых отпечаталась аристократическая усталость. Мысленно поблагодарил лунопек за его леденящую серебряность, улыбнулся и сказал:

– Я пойду туда. С удовольствием…

 

Еще одна сказка

 

Когда я шла по скользкому настилу февраля, возвращаясь домой мимо сказочно‑заиндевелых деревьев, мимо медового уюта окон, мой внутренний старец рассказал мне одну притчу. Он, как ты помнишь, всегда начинает свое повествование с одной и той же фразы: «Жил‑был человек…»

Так вот, жил‑был человек, и однажды у него испортилось настроение.

Человек стал размышлять, хвататься за голову, ставить на нее графин с холодной водой, курить, вышивать крестиком, но настроение так и не улучшалось.

Человек испугался. Почему так? Я убит? По внешним признакам не скажешь. Значит, еще на плаву. А что держит? ТО, что нас не убивает, а делает нас сильнее? Откуда эта усталость, безразличие? Или меня кто‑то подменил?

И тут человеку сделалось совсем грустно. Он закрыл глаза, отключил телефон и стал говорить вслух: «Я видел как люди приходят, как люди уходят. Но я не видел ни одного, кто пришел бы ко мне. Я познал нищету. Я вкусил сладкий аромат надежды. Но теперь ни то ни другое мне не грозит.

Я бросался вдогонку улетающим самолетам и убегающим поездам. Я не догнал ни тех ни других, я опережал время на чью‑то жизнь. Я прочитал много книг, но так и не понял главного. Меня боялись как чумы, не открывали дверей. Избегали, как избегают ведьм и пророков. Но я не стал ни тем ни другим. Я просто жил. С мелкими радостями незатейливого эпикурейца. Не с выгодой, не с тайным умыслом. Любил.

И теперь я хочу спросить: „Что может сильнее привлечь и обезоружить, чем улыбка любимой женщины? Что может быть обманчивей и непостоянней улыбки любимой женщины? Что может быть выше и круче ее горизонтали?

Преступница, пользующаяся своей безнаказанностью. Искусительница. Строгий страж. Тюрьма. Храм. Чистилище души. Все о ней! О любимой!

А как быть с любящим тебя?..

Мир делится не на мертвых и живых, не на мужчин и женщин, не на стариков и детей, не на гуманитариев и технарей, не на брюнетов и блондинов. Есть только тот, кого любишь ты, и тот, кто любит тебя…“»

 

Тут я остановила старца и сказала ему: «А еще есть окна, посмотреть на которые приезжаешь с другого конца города. И когда в них горит свет, тебе просто становится теплей…»

1991

 

* * *

 

Эти сказки – попытка заговорить свой юношеский буйный сексуальный темперамент.

 

* * *

 

А я вернусь!

Иначе быть не может!

Спою,

ведь я еще жива,

и голову склоню

у побелевшего виска.

Я верю в то,

что Вы откликнетесь!

Ведь Вам моя душа,

как снег зимой,

как небо осенью,

как радуга весной,

как смех дождя,

нужна…

Я верю,

иначе быть не может.

 

02.02.1992

 

* * *

 

 

Веки – для того, чтобы спать.

Глаза – для того, чтобы видеть.

Ты – для того, чтобы петь.

Я – для того, чтобы слышать.

 

 

* * *

 

 

Вы, понимающие жизнь

за пределами видимости,

вы, тонко чувствующие

этот мир,

вы, последователи беспредельности,

приходите ко мне,

порассуждаем о вечности.

Ну где же вы?

…Или опять что‑то с транспортом?

 

1992

 

* * *

 

 

Многоточие – повод для размышления.

День рождения – повод для откровения.

Смерть – повод для жизни

в откровенных размышлениях.

 

1992

 

* * *

 

 

Ты зовешь меня?

Прислушиваюсь…

Да! Слышу!

Ты зовешь меня! –

Лечу!

По переулкам, над домами, крышами,

через вокзалы, площади, мосты.

Лечу

к единственному отзвуку!

Послышалось?..

Послышалось.

молчу.

 

1992

 

Баллада о бежевом цвете

 

 

Бежевый цвет –

коридоров змея –

вьет серпантином

стремительно вниз.

Я не боюсь опоздать туда.

 

Бежевый сон

заслонил и окутал.

Нет никого ни вверху, ни внизу.

Только скольжение ветра в ногах.

Когда же я упаду?

 

Бежевый лед

обжигает и лепит

слепки с извилин.

Обгон завершаю.

Очень тревожно внутри.

 

Теперь остается ждать

того, кто придет за мной

и вынет меня из тела змеи.

Глубоко в земле

очень холодно спать.

 

1993

 

* * *

 

Моя первая встреча с наркозом… Было больно.

 

* * *

 

 

Все, чем только можешь наградить меня,

о Господи –

так это – любовью.

Все, чего заслуживаю я,–

так это присутствия времени.

И, Господи!

Пусть только не умолкнет

песня в ее душе,

как когда‑то во мне…

 

1992

 

* * *

 

 

Кому как не тебе

все рассказать хочу

и обо всем поведать.

Душевный голод сушит горло,

вносит оттепель в глаза.

Бреду уставшей, старой, бледной

лошадью по улицам.

Куда?..

К кому как не к тебе

я приросла.

 

02.02.1992

 

* * *

 

 

Ты – один из тех немногих камней,

который зовут преткновением,

но локти пускай кусают не те,

кто знает причину падения.

 

О тех, обошедших тебя стороной,

мой камень не плачь, не тревожься.

Их имена пусть станут травой

у твоего подножия.

 

Ты – одна из тех немногих идей,

не зараженных абсурдом.

Теперь я вижу на лицах людей,

как ночь сменяется утром.

 

А тех, кто пока не с тобой, но в пути,

мой друг, накорми расстоянием.

И помни, ты тоже когда‑нибудь станешь песком

в безбрежной пустыне молчания.

 

1992

 

Эту женщину

 

 

Эту женщину

без имени и возраста

полюбила я –

прости мне, Господи!

 

Если бы было как прежде,

врозь!

Если бы не было так

всерьез!

 

Эту женщину

в черном кафтане,

с золотыми, как нимб,

волосами,

в серебряной

тонкой оправе очков,

со стремительным почерком

снов…

 

1993

 

* * *

 

Она красила волосы в рыжий цвет и носила стильные, в тонкой оправе очки. Я была восхищена этим образом и как‑то, в порыве, нарисовала ее портрет.

 

Балансирует день

 

 

Балансирует день

на тонкой ниточке с названием «жизнь»,

цепляясь своей макушкой

за шершавые облака.

Дождь кончился.

В звуках ночи теперь различимы наши с тобой голоса.

Дыхание, синхронное с тактом

стрелки, бегущей по кругу,

усиливает притяжение тел друг к другу.

 

Балансирует день,

едва справляясь с тяжестью снов.

Мы были бы вместе!.. Но никто не сорвет

друг с друга оков,

никто не посмеет

нарушить стройный порядок дел,

каждый дорожит

неприкосновенностью тел.

 

Уверенность в том,

что стойкость свойственна не только камням,

усложняет сюжет мелодрамы.

А я все хотела себе доказать,

что нет безупречнее гаммы,

разбросанной в твоих словах…

 

Но все, к чему велся этот рассказ,

мне ночью опять предъявило отказ.

 

1994

 

* * *

 

Как часто люди боятся признаться в том, что их друг к другу тянет, боятся быть непонятыми, отвергнутыми… Но ведь жизнь – короткая цитата, и, по‑моему, мы просто обязаны прочесть ее от начала до конца, не упустив ни одной буквы. Не нужно робеть!

 

Горячее горло…

 

 

Горячее горло.

На влажной траве остывшие угли…

Темнеет твой профиль –

набросок черного герба.

В чьих‑то глазах я –

не лучше бездарного клерка,

пытающегося растопить последний ледник

черновиками писем.

 

1994

 

Круг

 

 

Я знаю, мы наверняка

с тобой расстанемся.

Так просто –

без мотовства и без погоста

расстанемся, ну а пока –

люби меня!

За то, что я,

а не другой.

За то, что бледный и худой,

рассеянно распахнут дням,

за то, что глуп не по годам,

за то, что преданность, как бич,

(ее бы вымыть и подстричь)

во мне, рожденная тобой,

р‑р‑рычит, как пес сторожевой.

За то, что все к твоим ногам!

Могу и больше, но не дам,

не унесешь, боюсь, устанешь,

в углу тряпьем лежать оставишь,

за жемчуг слов в моих зубах,

за звон разорванных рубах

во время танцев рук во тьме,

за то, что не был на войне,

за то, что ты мне – навсегда,

за горечь «нет» и хрупкость «да»…

 

Квадраты комнат растянулись

в круг монотонности годов…

Вокзал, перрон… не обернулась…

Ты хочешь новых городов.

Я знаю – мы наверняка

с тобою встретимся.

Так просто –

без рукопожатия и тоста,

встретимся. Ну а пока

я жду тебя!

 

1994

 

* * *

 

О том, что рано или поздно все вернется на круги своя.

Мы встретимся с теми, с кем когда‑то простились, кого потеряли. Если не в этой, так в следующей жизни. Мое личное поэтическое «самообнадеживание».

 

Разлила гололед весна…

 

 

Разлила гололед весна по дорогам.

Держась друг за друга,

мы балансируем канатоходцами,

идем упругими.

Поднимаем тела. Снова ставим их на ноги,

держим друг друга за руки.

 

Сегодня ночью

на одной из тысячей кроватей

этого города

кто‑то умер…

 

Было сказано и выпито столько,

что, собрав все это,

можно было бы затопить город.

А я, захлебываясь от дыма,

рвалась к тебе!

 

Ты так тонка,

что иногда

мне страшно

брать тебя на руки.

Твое хрустально‑хрупкое тело

сегодня было с другим.

 

А по прошествии этого кошмара

мы сидели на кухне и курили,

как будто ничего не произошло,

не задумываясь о том, что

сегодня ночью

на одной из тысячей кроватей

этого города

кто‑то умер…

 

1994

 

* * *

 

Бывают очевидные моменты, которые вышибают тебя из колеи. Например, когда ты понимаешь – твой любимый человек был сегодня с кем‑то другим. Это всегда противно и тяжело. Но если ты любишь – ты отпускаешь. Суровая правда: если ты чего‑то «недодаешь», человек будет искать это в ком‑то другом. Некого винить…

 

* * *

 

 

И вот мается, мается, мается

моя девочка ночью безлунною,

по дорогам холодного города

от меня убегая, глупая.

 

1994

 

* * *

 

 

Кто выкрал меня

у меня же

и оставил голой,

ненужной и грустной.

Хочу собрать себя по каплям,

превратиться в лужу.

Но иссушили меня твои лучи.

Оставив для меня один лишь путь –

к звездам

холодным и далеким,

счастливым безотносительно.

 

1994

 

Самое страшное

 

 

Самое страшное

для меня в этом городе –

возвращаться домой, когда тебя там нет.

Я мечусь между чайником и уличным фонарем,

жадно впитываю, пожираю зрачками

темные силуэты в окне.

Опять не ты…

опять не те…

не твоя походка, не твое пальто.

Уже поздно.

Если ты вернешься, то всяко уже не на автобусе.

И теперь остался только слух.

Шуршат шины подъезжающих машин:

недо… пере… – опять не ты.

Снова курю. Совсем темно.

Фары, как ночные светлячки, кормят меня надеждой.

Только бы ничего не случилось!

Как долго… как долго…

 

Но вот награда!

Я открываю дверь –

Ты…

Как долго…

 

1994

 

* * *

 

 

Быть просто светлым – скучно для глаз.

Вот мы и отращиваем зловещую тень,

чтобы сделать свет выпуклым.

 

1995

 

* * *

 

 

Вы любите говорить о своей самодостаточности…

Самодостаточна – достаточна себе, для себя самой,

сама достала, вытащила себя (из)…

сама себя достала…

Вы не надоели себе?

 

03.06.1995

 

* * *

 

 

Шутник Создатель жонглирует

разноцветными шариками наших судеб.

Подкидывает, бросает, сталкивает, роняет.

Занятно…

 

1995

 

* * *

 

 

Кто любит и ласкает меня? – Ветер.

Кто любит и греет меня? – Солнце.

Кто любит и держит меня? – Земля.

И только трава смущает своей зеленью…

 

03.06.1995

 

* * *

 

 

Удивительно, при всей своей неуклюжести,

она смогла пройти насквозь, ничего во мне не повредив.

 

1995

 

* * *

 

 

С природой, как и с любимым человеком,

нужно быть наедине.

 

03.06.1995

 

* * *

 

 

Сначала было слово.

Затем задали вопрос: что это слово обозначает? –

и слово исчезло.

 

03.06.1995

 

* * *

 

 

В калейдоскопе лиц,

в калейдоскопе дней,

в калейдоскопе лет и жизней…

В общем, дело – труба.

 

03.06.1995

 

* * *

 

 

Здесь все родное

до судорог в ногах.

 

03.06.1995

 

* * *

 

 

Можешь не отвечать,

мне уже ответили деревья.

 

03.06.1995

 

* * *

 

 

Об ЭТОМ много думалось.

И вот однажды ЭТО произошло!

Думаться перестало…

И ЭТОГО не стало.

 

03.06.1995

 

* * *

 

 

«А ты еще совсем ребенок»,–

подумала я, присаживаясь на край песочницы.

Рядом копошились дети и светило солнце.

Ты – еще,

я – уже…

 

03.06.1995

 

* * *

 

 

Хочу увеличить расстояние,

а то от трения моих мыслей о твою кожу

сыплют искры из глаз.

Будет пожар…

 

03.06.1995

 

* * *

 

 

Я еще не забыла чувство стремления к тебе.

 

03.06.1995

 

* * *

 

 

Я подняла голову и спросила:

«А вы‑то меня понимаете?» – И

деревья склонились надо мной в молчаливом мудром поклоне.

«Спасибо», – ответила я и пошла дальше.

 

03.06.1995

 

* * *

 

 

Я хочу быть воздухом –

таким же незаметным и необходимым.

 

1995

 

* * *

 

 

Я хочу перемещаться ветром,

сквозняки оставляя врагам.

 

 

* * *

 

 

Вы помните заросли королевской бегонии,

как долго смеялись и,

не меняя шаг, поспешали вперед?

Лучиною теплится бесконечно долгое Вас ожидание.

Мне всегда приятно множить

многоточия в наших воспоминаниях,

смущаться ими…

И вот –

мы у зеленой тропы признания:

ромашки, васильки…

А бегонии слишком царственно скованны.

Я иду мимо них,

как по музею погибших тычинок.

 

22.06.1996

 

* * *

 

Как‑то летом мы с Д. А. шли по Кавалергардской, мимо Центрального научно‑исследовательского института морского флота. И увидели клумбы с роскошными красными цветами. Она спросила, что это, и я ответила – королевские бегонии. Название ее развеселило – она смеялась громко и долго… Теперь каждый раз, когда на глаза попадаются бегонии, – я улыбаюсь.

 

* * *

 

 

К тонкости души твоей

я прикасаюсь мыслями и звуком

из трепета струны рожденным.

Как многое смешалось в этот год!

Как много звезд упало! Стужа…

А мы с тобой в кольце непройденных дорог

спешим из плена вырваться наружу,

не отрывая ног от неба.

Лужи

веселятся под дождем,

их радует влитая дробь

в их жиденьких телах.

 

Когда‑нибудь наш общий мир

окажется нам тесен…

Расстанемся… и вот тогда

клади на музыку слова и

плачь от этих песен.

 

22.06.1996

 

* * *

 

 

Любовь заканчивается там,

где заканчиваются иллюзии.

 

&

 

Любовь заканчивается везде,

где тебе отказывают память и фантазия.

 

1996

 

Два мимолетных замечания, сохранившихся во мне сейчас лишь отчасти.

 

* * *

 

 

К нам повернулся подсолнух, и

каждая семечка его циферблата говорила:

«Съешь меня!»

И мы наслаждались,

выплевывая шелуху времени.

 

27.11.1996

 

* * *

 

 

Что‑то случилось со мной этой ночью –

мне приснилась моя дочь.

Во сне я удивлялась,

почему так была неласкова с ней.

С рассветом я поняла, моей дочерью

была я сама.

Может, это знак?

Может, это закон?

Наверное, наступает момент,

когда женщина начинает тосковать

по нерожденному дитя.

Наступает пора возвращаться…

 

1996

 

* * *

 

 

Я не отпускаю тебя.

Если с тобой что‑нибудь случится –

это значит, что Бог заберет к себе

сразу двоих.

 

1996

 

Невстреча

 

 

Успокойся,

пусть будет все как есть.

Нажми на кнопку «стоп»

и выслушай меня живьем.

Предсессионный делирий

укрепляет дружбу блокнота с карандашом.

Отпечатком когда‑то и где‑то услышанных фраз

ляжет на струны все та же суть:

мы не виделись вечность.

Расскажи,

как жилось тебе

в обклеенных обоями стенах,

под небом белил,

под солнцем люстры,

чьи окна ласкали твой взгляд?

И все‑таки

кто из нас тогда оказался прав:

тот, кто оберегал другого от светских речей,

не утомляя ни словом, ни телом,

не зажигая под вечер свечей,

или марающий мелом

асфальт под окном

и солнечным ветром,

звенящий о том,

что скоро погасят на улицах свет,–

время гулять, почему бы и нет?

Скажи,

как жилось тебе,

хватая воздух ртом,

не касаясь перил,

дырявя вены с верою в то,

что завтра где‑то

за гранью полей

ты сможешь успеть

и вернуться к ней…

 

Но тщетны попытки

сделать полет из паденья,

когда на завтрак тебя

поджидает варенье.

 

1996

 

* * *

 

Милое студенчество – когда все чистое, «без кожи», и ты без устали чего‑то ждешь, а оно так и не случается…

 

* * *

 

 

Я выпила джин‑тоник «Черчилль».

Бутылочку поставила на выходе у эскалатора

в газетную кювету.

Рядом на полу отдыхала жестяная родственница –

тоже тара.

«Прощайте», – мысленно сказала я им,

как говорят всем умершим – опустошенным,

и вышла на Невский.

 

1996

 

* * *

 

 

Я превращаюсь в черепаху,

обрастаю корой в девять метров.

Мой мотылек выбился из сил,

мой лев превратился в толстую ленивую кошку,

мой ребенок стал седым.

Когда‑нибудь все это закончится,

а из кокона на свет проклюнется

чудесная суть.

 

1996

 

* * *

 

 

Апрельское серебро размокло под ногами.

Не обещал день быть теплым.

Сижу на подоконнике и смотрю,

как пушистые зерна снега пытаются скрыть

оттаявшие трупы.

 

12.04.1997

 

* * *

 

Весна одновременно фатальна и восхитительна. Особенно апрель. В нем – сразу все времена года: и сама весна, и холодная зима, и жаркое лето, и классически‑мраморная осень. Это всеобъемлющий месяц – этим он мне и нравится. И зеленым пушком начинающейся листвы – в этом такая надежда, хрупкость, тонкость…

 

* * *

 

 

Недосягаемость твоих извилин

серым трактором по бороздам моим –

можно ли найти прочней защиту от живых?

 

 

* * *

 

 

Дракон летит над городом, смахивая хвостом

гуляющих по крышам.

 

12.04.1997

 

* * *

 

Трясогузка трепещет треугольной досочкой хвоста.

Голос не нужен. Все сказано.

 

12.04.1997

 

* * *

 

 

А люди уходят,

как лучшие рифмы,

рожденные в одиночестве

под стаккато дождя.

 

12.04.1997

 

* * *

 

 

Присутствие тебя

экранирует мои мысли

о чем‑либо,

о ком‑либо другом…

 

13.04.1997

 

* * *

 

 

Не успела заточить на себе тридцать третью грань,

как начали сметать с черной крышки рояля

алмазную пыль.

 

13.04.1997

 

* * *

 

 

Стриптизеры, наверное, тоже

чего‑нибудь стесняются?

 

13.04.1997

 

* * *

 

 

Улыбчивая девочка, говорит со мной по‑латыни,

листает тетрадь и смотрится в зеркальце

позавчерашней игрушки.

 

13.04.1997

 

* * *

 

Есть зарисовки, которые ничего в себе не несут – только молниеносную вспышку воспоминания…

Тебя вдруг «опрокидывает» в какую‑то малообъяснимую историю, и вот, слова уже на бумаге, а потом и сама не понимаешь: откуда все это взялось?

 

* * *

 

 

Сова разговаривает ночью

с собственными мыслями.

Откуда ей знать,

как холодно засыпать в одиночку…

 

13.04.1997

 

* * *

 

 

Всем стоять! Держать оборону!

Революция продолжается!!!

 

13.04.1997

 

* * *

 

 

Окончив школу и вуз,

он превратился в стенобитное оружие.

А когда простенобитил не один десяток лет,

очутился у себя на кухне

с портвейном, Бобом Диланом и пачкой дешевых сигарет.

 

13.04.1997

 

* * *

 

 

Не знаешь, какое слово, когда и на кого возымеет действие.

Поэтому бери швабру и выметай мусор из избы.

 

14.04.1997

 

* * *

 

На мой взгляд, в творчестве не стоит сдерживаться – то, что идет от сердца, не должно подвергаться редактуре. Редактура – это пробуксовка. И пусть то, что ты сказал, спел, сотворил, не имеет большого значения для тебя самого – кому‑то другому оно может спасти жизнь.

 

* * *

 

 

Восторг твоих очей

упал на черный ситец запонки.

Радуга прошлась по небу…

 

14.04.1997

 

* * *

 

 

Попробуй объясни – вряд ли что получится,

попробуй укажи – как все исчезнет тут же,

попытайся догнать – собственной тропы не заметишь.

 

14.04.1997

 

* * *

 

 

В пикассовские красно‑желтые рукава

одеты мои дороги.

Все сводится к четырехмерному пространству

систолы.

 

1997

 

* * *

 

 

Когда тебе уже не нужно подобие себя самого

и ты не ищешь в других недостающего в себе –

это пришла твоя зрелость.

 

1997

 

* * *

 

 

Любовь – это встреча с Богом.

 

 

* * *

 

 

Любовь – это встреча с самим с собой.

 

1997

 

* * *

 

 

Максимум того, что человек может обрести за свою жизнь,–

это самого себя.

 

1997

 

* * *

 

 

Мы рождены провоцировать любовь.

 

1997

 

* * *

 

 

Поэт – это увеличительное стекло.

Ну что тут еще добавишь?

 

1997

 

* * *

 

 

С возрастом на днях рождения требуется все больше и больше алкоголя, чтобы впасть в детство и вспомнить непосредственность. И даже если это удается, веселье обретает зверино‑дьявольские черты.

 

1997

 

* * *

 

 

Совместная жизнь – это 90 % терпения,

остальные… – любовь.

 

1997

 

* * *

 

 

Японцы – дети человечества

с незамутненным сознанием,

как никто различающие

цвета и ароматы,

как никто восхваляющие

горы и цветы,

почитающие традиции и предков.

Как нам до них далеко!

 

1997

 

В метро

 

 

Ликуют подошвы,

предвкушая отрыв.

На следующей – выход!

К тебе!

 

1999

 

* * *

 

 

За этот год ушла я

и не вернулась прежней.

Теперь я вижу, как входит в меня

серебряный сгусток надежды…

Тех, кто уже умеет любить,

рассвет укладывает спать…

А я остаюсь ждать

твои руки и веки.

Мне дано небо,

чтобы говорить с тобой.

У меня еще есть время

сказать и поверить,

что любовь просто уходит

за угол соседних домов.

Она не любит стоять на мостовых,

просто забирает наши следы на память.

А много лет спустя мы удивляемся,

как оказались здесь.

 

1999

 

* * *

 

 

Моя любовь к тебе –

тюльпаны в декабре,

солнечный брат.

Замирает сердце в полете,

ароматы и звуки трав…

В бесконечное черное небо –

дорога. Шуршание шин…

Я люблю тебя,

мой господин.

Улыбкой ручья,

вздохом тумана

ты прорастаешь во мне.

С первым лучом

я рожу тебе сына –

весело будет вдвойне…

А после

одинокой осокой

буду смущать тихий пруд

и, если придешь на берег,

тебя, мой ласковый блуд.

 

1999

 

* * *

 

 

На берегу озера

в аромате июньских трав,

когда солнце нехотя

садилось за горизонт,

мы дали отдых своим скакунам.

Время охотится на наши минуты.

Мы ждем разлуки,

как ждут наводнений

и наступления холодов.

Печальней и задумчивей

становишься ты.

Молчаливей я.

Крепче объятия…

Мы будем сокращать время

ожидания встречи

строчками писем.

Целую воздух,

которым дышишь ты.

 

1999

 

* * *

 

Это была потрясающая ночь. Красивейшее место недалеко от Черной речки: холмы, березы, рядом живой источник… Мы, уставшие, рухнули со своих велосипедов и предались… созерцанию природы ☺.

 

* * *

 

 

Прозрачная угроза сотнями штыков

свисает с кромки крыш.

А на балконах хрусталем

сверкают «домские органы».

Весна и их не пощадит.

Растопит ноты на асфальт,

подарит птицам.

А я опять пойду гулять пешком

и полной грудью вдоха

с собою унесу прекрасные минуты.

 

1999

 

* * *

 

Еще в 1999 году меня поражало и пугало количество сосулек, свисающих зимой с петербургских крыш. Я ходила и озиралась: упадет не упадет? Кто сегодня – я или кто‑нибудь другой? С тех пор, к сожалению, ничего не изменилось.

 

* * *

 

 

Скользким телом змеи

сквозь пальцы льется время.

Значит ли, что я узнаю, сколько мне осталось?

И чтобы не сокрушаться до саморазрушения,

иду гулять по липовым аллеям.

Как многое хранят они в себе!

Сколь многих!

Меня не огорчит последняя весна:

все движется по кругу.

 

1999

 

* * *

 

 

Доброго солнца тебе, родная!

Кто знает, что будет завтра,

какими ливнями затопит нас,

с кем и где мы найдем подобие счастья?

Но пока я жива, ты – со мной!

 

1999

 

* * *

 

 

Мы будем жить с тобой как два великана на острове.

Мы будем видеть всё, и все будут видеть нас,

и никто не посмеет сказать нам, что мы некрасивы.

 

1999

 

* * *

 

 

Иду кратчайшим путем.

Закрываю глаза и вижу:

как опускается горизонт,

как в спину кричат тебе чайки,

солнце готовится сузить зрачки,

а небо – обнять твои плечи.

Рассвет.

 

1999

 

* * *

 

 

На перекрестке светофор

надел хрустальный капюшон.

Я, глядя на него

через прозрачное стекло,

любуюсь сменой цвета.

 

1999

 

* * *

 

 

С размеренностью маятника Фуко

он подошел к знакомой двери

и прошершавил мелом:

«Не жди меня завтра,

я случился вчера».

 

1999

 

* * *

 

 

Тихим облаком,

непричесанным,

неугаданным,

я лечу к тебе.

За туманами

небу дышится.

Звезды падают

в рукава ко мне.

Солнце бьет поклон

горизонту лет,

лето катится

к рыжей осени.

Белым камнем боль

оставляет ночь,

заметает след

свой серебряный.

Колесо катит,

в поле зреет рожь.

Бог пасет того,

кто в пути к нему.

Ну а мне держать,

крылья прятать в плащ

и молчать, как дуб

на холме своем.

 

1999

 

* * *

 

 

Вместо плеча друга

опорой – подлокотник.

Ветер дует – рифму диктует.

Колеса стучат как плотник.

Добрались.

В дороге набрались.

Бывает…

Уж больно

за окнами вьюга

вольно

с небом играет…

 

28.11.2002

 

* * *

 

 

Мои зеленые

дорожные штаны! –

Вы самые прекрасные!

Вы – все в пыли!

А мелких пятен

разной природы –

как звезд на небе

кругов хороводы!

Мои самые лучшие

в мире штаны –

вы больше, чем пиво,

чем секс, мне нужны!

 

28.11.2002

 


Поделиться:



Последнее изменение этой страницы: 2019-06-19; Просмотров: 122; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.707 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь