Глава первая. Из Киева в Царьград

 

[29]

В начале марта в Киев прибыли посланцы Василия Второго. Аж два епископа-законоучителя – вести дипломатические переговоры и попутно шпионить.

И, очень кстати, по гладкому санному пути – еще один епископ. Немецкий.

С аналогичной миссией.

А чуть раньше, будто по заказу, – посол из Великого Булгара. Для организации постоянной миссии.

Владимир со всеми иностранными дипломатами держался ровно и дружелюбно. Разместил. Назначил кормление.

Ромеи обеспокоились. Они чувствовали себя старателями, прибывшими столбить разведанную золотоносную жилу и обнаружившими на окученном участке прорву соперников, осваивающих желанную территорию. Семена, посеянные Духаревым ранее, упали на благодатную почву и дали обильные всходы.

Свою беду посланцы Автократора понесли прямиком к Духареву. Естественное движение. По «штатному расписанию» канцелярии логофета дрома[30] Сергей – «штатный агент влияния» при дворе варварского вождя.

Сергею даже не потребовалось особо сгущать краски, чтобы превратить беспокойство в панику.

Роль крепнущей Руси в мировой политике была очевидна не только ему, но и всем, кто обладал нужной информацией и был готов чуток пошевелить мозгами. Если походы Святослава можно было представить как дерзкие разбойничьи экспедиции невероятных масштабов, то нынешние четко обозначенные границы владений киевского князя – это было уже нечто стабильное и потому очень важное. Свойство человеческого ума таково, что он уверенно собирает из фактов-кубиков именно тот игрушечный домик, который ему привычен. Так что совсем нетрудно было представить достаточно свободный, разномастный и слабо управляемый конгломерат Владимировых данников как единое централизованное государство. Сергей маленько постращал ромеев – и те с готовностью устрашились. Они-то знали, что Владимир был не одинок в своей государственной деятельности. Такой же централизацией и «собиранием земель» и «укреплением властной вертикали» занимались и другие великие князья: Болеслав Польский, Геза Венгерский… И большую часть таких вот «собирателей» Великая Римская империя восточного образца уже «проиграла» конкурентам. Но ни Польша, ни Венгрия не могли по значению соперничать с Владимировой Русью, занимавшей на геополитической карте средневекового глобуса исключительно выгодное и перспективное положение.

В чем в чем, а уж в глупости и недальновидности византийских политиков упрекнуть было нельзя. Всё они понимали… И, опять-таки, по свойственному людям образу мысли, видели в первую очередь именно те страшилки, которых больше всего боялись.

Сергею осталось лишь подлить в огонь немножко маслица. Например, намекнуть, что иудеи-хузары – тоже в игре. Полный вздор для тех, кто знал ситуацию изнутри, но не для византийских дипломатов, которые очень хорошо помнили о проблемах, которые сравнительно недавно создавала им Хузария. А почему бы и не быть четверому игроку? Ведь в Киеве имеется целый квартал, принадлежащий иудеям…

В общем, Большая Игра была в самом разгаре, когда Добрыня в очередной раз напомнил, что рассчитывает на личное участие Духарева в событиях будущего лета.

Что ж, коли так – надо собираться. Тем более что посланцы-епископы дозрели до того, что мысль отдать за Владимира константинопольскую принцессу уже не казалась абсурдной. Чего не сделаешь ради спасения державы и любимого Автократора? Цель, как несколько позже сформулируют братья-иезуиты, оправдывает средства.

Небольшая проблема пришла откуда не ждали.

Владимир поссорился с водимой женой. С Рогнедой. Да так крепко, что выгнал ее из Детинца в пригородное сельцо Предславино.

Зашедший в гости к Духареву Устах рассказал, что причиной ссоры стала как раз планируемая женитьба Владимира на сестре ромейского василевса. Дочь Роговолта Полоцкого враз сообразила, что с появлением в Киеве Анны водимой ей уже не быть. Даже если Владимир не последует христианскому обычаю и не прогонит других жен (такого от любвеобильного князя никто не ждал), то станет Рогнеда при Анне – как дочь ярла при дочери большого конунга. Меньшая и младшая. И сыновья ее тоже умалятся. Так что билась за свое право первенства Рогнеда люто. Даже в сердцах пообещала убить ненавистную ромейскую кесаревну.

Раньше Рогнеде многое сходило с рук: Владимиру нравилась ее неженская свирепость и яростный норов. Но такая угроза – это уже чересчур.

И отправилась сердитая княгиня в Предславино.

Впрочем, Владимир уже через пять дней навестил Рогнеду на новом месте и одарил мужским вниманием. Однако в Детинец не вернул.

 

Примерно через недельку, не спеша, но и не откладывая, дабы успеть до таяния снегов, воевода-боярин Серегей, он же – спафарий византийский Сергий, оснащенный всеми необходимыми грамотами от послов-епископов, на пару с отозванным в столицу мандатором Мелентием и его охраной отправился в Константинополь. Миссия Мелентия была завершена. Теперь при киевском князе имелось посольство много выше рангом.

Бывший имперский посол и его охрана совершенно потерялись в огромном санном поезде, двинувшемся в путь под управлением Духарева.

Воспользовавшись ситуацией, Сергей принял под свое начало изрядное количество полезного груза, который намеревался доставить прямо в империю в начале судоходного сезона и реализовать по самым высоким ценам.

Чтобы всяким нехорошим парням не пришло в голову подняться за счет боярина-воеводы, Духарева сопровождали пять сотен отборных дружинников: две трети всей своей гриди. А в Крыму Сергей рассчитывал еще более усилить свою армию – за счет хузар Машега.

Само собой, чтобы доставить все это богатство и мощь к Золотому Рогу, требовалось немалое количество кораблей, но с этим проблем не возникло. Сергею не надо было даже прибегать к собственным ресурсам: флотилия, выделенная Византией для будущей транспортировки русов в империю, уже была на пути к Херсону. А зачем ей простаивать зря, если есть возможность пополнить казну некоторым количеством номисм?

 

Никаких сложностей, если не считать небольшого шторма, по пути не возникло, и уже в начале апреля Духарев прибыл в города василевсов Константинополь.

 

* * *

 

Всю дружину Сергея свободным порядком в город не пустили бы. Да и ни к чему. Тридцать бойцов личной охраны – достаточная и вполне оправданная свита для знатного ромея.

Духарев мог бы отправить дружинников в собственное поместье, но решил держать их поблизости. А заодно сэкономить на фураже и провианте.

Так что шесть с хвостиком сотен бойцов были записаны русами. Русам же, согласно действующему еще с Олеговых времен договору, входить в город разрешалось только группами, без оружия и в сопровождении специально выделенного сопровождающего. Так что размещали гостей из Киева вне стен, на европейском берегу Босфора, близ монастыря Святого Маманта.

Хорошее место, просторное. Рядом – загородная резиденция императора, ипподром (как же без него) и просторные зимние казармы императорских военных подразделений-тагм, ныне пустующие. Согласно всё тому же договору в весенне-летне-осенний сезон окрестности монастыря превращались в «русский квартал», где купцов-русов тщательно переписывали, назначали казенное содержание (но только при наличии товаров на продажу и на ограниченный срок) и при выходе в город обязаны были давать сопровождающих – толмачей-гидов-соглядатаев.

Продавать свои товары по ценам, установленным для иноземцев, Духарев не собирался. Тем не менее бесплатное размещение и казенное обеспечение получил в полном объеме. По нормам, установленным для наемников-этериотов. Как, впрочем, и договаривались еще в Киеве.

Разместив дружину, воевода-боярин Серегей превратился в спафария Сергия, заплатил положенный для знатного гражданина Византии взнос, скинул прочие дела на помощников, тепло распрощался с Мелентием, обещавшим похлопотать об аудиенции на самом высоком уровне, уселся на застоявшегося в путешествии «араба» и в сопровождении управляющего делами торгового дома «Духарев и семья» фессалийца Дорофея отправился домой. То есть в свой собственный особняк «с видом на набережную», купленный еще покойным братом Мышатой, коего здесь именовали Михаилом.

Грек-фессалиец Дорофей тоже достался Сергею в наследство от Мышаты. Угодливая скользкая сволочь. Но сволочь весьма полезная. Так полагал Духарев. Хотя проверить, как сволочь ведет дела, не помешает…

Но не сегодня. Устал. Да и вечереет уже.

Сергею очень хотелось поспать хотя бы ночь на нормальной кровати, а не в гамаке над палубой.

 

– Всё – завтра, – заявил он управляющему. – Ужин мне и моим людям. Постель. Вот его, – указал на старшего своей охраны, – зовут Равдаг. Он над ними – главный. Скажет, что нужно, если сам не сообразишь. Но сначала – баня!

Константинопольская баня – это не русская банька. Тут формат другой. Но тоже приятно. И парок горячий, и водичка разная: холодная, теплая, почти кипяток… На все вкусы. Кресла мраморные, обогреваемые, горячий пол, массажисты и массажистки… по потребностям.

Духарев, воспользовавшись привилегией начальника, попарился первым, а уж потом – дружинники. Партиями. Всё-таки это было не общественное заведение, а домашнее.

Потом был ужин. Восхитительный. Особенно после однообразной морской кормежки.

И наконец – койка…

 

– Ты кто? – спросил Духарев, разглядывая молоденькую девчонку, вскочившую с постели при его появлении.

– Харита…

Хорошенькая. Личико свежее, кудри смоляные, фигурка – отличная… Насколько можно разглядеть под этим балахоном… Из хорошей, кстати, ткани…

Молодец, фессалиец. Знает, что надо мужчине после долгого путешествия…

Но что-то с этой девочкой не так. Как-то уж очень она смущена. И стесняется. Вон даже пальчики на ногах поджимает, а ведь пол – теплый. Обогреваемый.

Духарев подавил естественное желание – взять и воспользоваться.

Будь Сергей дома, ни секунды не колебался бы. Сколько раз ему подкладывали юных девочек… Давно со счета сбился. Ребенок от воеводы – большая для рода удача. И девочке от господина непременно – дорогой подарок. Браслетик, цепочку… Да они сами лезли к нему в постель, даже без всякого нажима со стороны родичей. Девственность в родовом обществе не котировалась. Ценилась способность рожать крепких детей – на благо и усиление рода. Причем собственно ценность жизни младенца в таких обществах была ничтожной. Это позже, с принятием христианства, за детьми с рождения признавалось право на божественную душу. У язычников дитя считалось своим только после принятия в род. Даже жены нурманских ярлов, подавая новорожденных отцу, не были до конца уверены в том, что муж не мотнет головой, отказывая ребенку в отцовстве. Глава рода сам решал, кому жить, кому – умереть.

Хотя в словенских родах детям крайне редко отказывали в праве на жизнь. Разве что в очень голодные зимы или при наличии видимого уродства.

Но если в ребенке течет кровь сильного, удачливого воина, боярина, князя – это другое дело. Такая кровь всему роду удачи прибавит.

Впрочем, на родине знали о том, что воевода Серегей не жалует девственниц, и потому непорочные девочки оказывались в его постели не так часто, как хотелось их родным да и им самим. Еще одно суеверие: первый мужчина не только являлся в случае удачи отцом первого ребенка, но и мистически участвовал в рождении будущих детей.[31]

Но здесь – не родная земля. Здесь – Византия. Так что следует трижды подумать, прежде чем принять подарок, внушающий подозрения. Капелька яда, уроненная в рот спящему – и нет спафария Сергия. Умер, бедняга! Надорвался в постельных играх. Возраст, сами понимаете…

– Ты – девственница?

Кивнула. И сглотнула судорожно, аж тоненькая шейка дернулась.

– Разденься!

Молча скинула длинную рубаху, шагнула вперед, наступив на смятую ткань…

Чистенькая девочка. Белая, как молоко, кожа. Крохотные сморщенные соски выглядывают меж волнистых прядей, спускающихся до самого лона…

Ну, что не так, спафарий Сергий? Что тебя смущает?

Маленькие ступни с очень аккуратными ноготками – на ткани рубахи. Вот что! Эта девочка – не рабыня. И даже не служанка. Удобство собственных ножек она ценит дороже, чем сохранность тонкого дорогого полотна. Служанка наверняка обошлась бы с рубашкой более аккуратно.

– Покажи мне руку, девушка!

Да, так и есть. Эта мягкая лапка, возможно, неплохо управляется с иголкой, но никогда не знала тяжелой работы.

– Как зовут твоего отца, Харита?

И чуть слышный ответ:

– Дорофей…

– Уходи, Харита. И передай отцу, что господин сегодня будет спать один.

Девушка вскинула голову, и Духарев первый раз увидел ее глаза, огромные, черные, испуганные…

– Не гоните меня, господин! Делайте со мной что пожелаете, но не гоните!

«Ах ты лысая обезьяна!» – подумал Духарев, а вслух сказал:

– Не бойся, отец не сделает тебе ничего дурного.

– Я знаю, мой господин, – девушка вновь потупилась. Ой как неловко ей, невинной девочке, выросшей в холе и неге, стоять голой и беззащитной перед огромным и (что самому себе-то врать!) старым варваром!

– Сколько дочерей у твоего отца?

– Три, господин. Но остальные – совсем маленькие… От другой жены.

– Сядь, – велел Духарев. Опустился рядом, положил жесткую ладонь на гладкое бедро. Девушка не дрогнула, только губку чуть-чуть прикусила.

– Отец не любит тебя, Харита?

– Любит, господин. И я его люблю.

Голосок звучит искренне. Но это – Византия. Никому нельзя верить.

Духарев убрал руку.

– Уходи, Харита. Скажи отцу: сегодня я слишком устал. Если захочешь – можешь прийти завтра.

– Спасибо, спасибо, мой господин!

Подхватила рубашку и спугнутой ланью вылетела из покоев. Радость-то какая! Пытка откладывается до завтра!

Где же ты так накосячил, дорогой мой управляющий, что решил откупиться собственной дочерью?

Ладно, завтра с утра мы с тобой потолкуем. Плотненько.

 

⇐ Предыдущая15161718192021222324Следующая ⇒

Поделиться: