Берилл (ненадолго) спешит на помощь Присцилле

 

Берилл осторожно сидела на самом краешке заднего сиденья своего длинного черного «хаммера», без ремня безопасности, который не позволил бы ей сидеть так далеко от спинки сиденья. Разумеется, она нарушала государственный закон и рисковала быть остановленной и оштрафованной дорожной полицией Лос-Анджелеса, но Берилл принадлежала к эпохе рок-н-ролла и играла по собственным правилам. К тому же в «хаммере» были зеркальные стекла, и никто бы ее не заметил.

Берилл примостилась на краешке сиденья, потому что наконец-то смогла вместить свою задницу в плотное расписание своего хирурга, работающего со знаменитостями, где ее подвергли особенно беспощадной процедуре лифтинга, укрепляющей терапии и отсасывания жира. Хирург также включил в пакет услуг отбеливание анального отверстия, и щипало это дело чертовски сильно. Также хирург в очередной раз занялся ее искусственным влагалищем, над которым работал с момента операции Берилл по смене пола. Сегодня он продолжил создание имитации клитора, который хирурги собрали из нервных окончаний, оставшихся от удаленного члена. Цель Берилл (как она призналась Опре), заключалась в том, чтобы когда-нибудь доставить себе удовольствие при помощи здоровенного черного фаллоимитатора.

— Честное слово, Опра, я не дрочила с тех пор, как поигралась со стариной Джоном Томасом в больнице, после чего его отрезали.

Однако такие маленькие радости Берилл впереди, а пока что ей не хотелось даже полным весом садиться на покрытый синяками и измученный зад. Дело не в том, что у нее был большой вес, поскольку в рамках безумия, касавшегося ее тела, Берилл глотала раз в неделю таблетку против накопления жира, которая всасывала почти все, что она ела до этого и выводила из организма, словно застрявшего в канализационной трубе тюленя.

Недавнее отсасывание жира из задницы и завязанные в узел нервные окончания, оставшиеся от члена, вместо клитора едва ли могут настроить человека на добродушный лад, но Берилл была бы в бешенстве даже без необходимости сидеть на отредактированной заднице. Во-первых, Берилл застряла в пробке и, как большинство людей феноменального богатства и власти, никогда не могла понять, почему пробки на дорогах распространяются на нее в той же степени, что и на остальное человечество. Почему она должна сидеть в пробке? Все остальные аспекты ее существования были улучшены благодаря ее богатству, но поездка в город из аэропорта Лос-Анджелеса оставалась гнетущей уравниловкой. Это неправильно. Должен же быть выход? Но сколько бы Берилл ни барабанила пальцами по сиденью, ни ругалась в окно и ни ерзала на своей больной заднице по дорогой кожаной обивке, она ничего не могла придумать. Даже она не могла позволить себе построить частную дорогу от дома до аэропорта, и поэтому магистраль оставалась единственным вариантом.

И в этом заключалась вторая проблема. Почему она вообще оказалась на магистрали? Потому что она возвращалась в Великобританию, которую просто ненавидела. Именно из Великобритании она была родом (о чем никогда не уставала рассказывать), причем из глухого, очень глухого места. Из места, отстающего в развитии, с родины убогого и безобразно непрофессионального и невнимательного персонала.

— Ну и зачем ты туда едешь? — пробормотала ее жена Сиринити своими невероятно раздутыми, словно автомобильные покрышки, губами, прощаясь тем утром с Берилл на мраморных ступенях их особняка.

Это был хороший вопрос. Зачем возвращаться и работать в паршивой старой Британии, когда у тебя состоявшаяся карьера и огромный дом в залитой солнцем Калифорнии?

Глубоко в душе, прямо над таблеткой от жира и за силиконовыми грудями, Берилл знала причину. Тщеславие, мстительное тщеславие. Пришло время мстить. Она хотела, чтобы все унылые, безвкусные постоянные жители темного маленького острова, откуда она была родом, увидели, в какую важную шишку она превратилась. Все люди, которые, по ее мнению, обделали ее, кого она обделала в ответ, должны заплатить за все. Вот почему она возвращалась в Британию: несмотря на всю свою ненависть к этой стране, ни в одном другом месте собственный успех не был для нее так важен.

К несчастью для Берилл, ей предстояло пропустить свой рейс, и если она пребывала в плохом настроении по пути к аэропорту, то оно, можно сказать, было просто радужным по сравнению с тем, что она почувствовала после сообщения о необходимости срочно вернуться в Беверли-Хиллс. Звонок поступил именно тогда, когда Берилл наконец начала расслабляться и мечтать о джине с тоником в ВИП-зоне аэропорта.

Ей позвонил Клод, ее личный помощник.

— Боюсь, миссис Бленхейм, у меня плохие новости. Присциллу сняли на камеру, когда она покупала кокс.

— Черт, — выругалась Берилл. — Как идут дела?

— Не очень хорошо. Канал «Фокс» пытается быть милым…

— Разумеется, пытается. У нас с ними контракт. Наверное, все остальные просто беспощадны.

— Вроде того, — ответил Клод, пытаясь передать по сотовой связи гримасу сожаления. — Она говорит, что кокс помог бы ей справиться с болью в силиконовых грудях.

— У Присциллы новые груди?

— Ага.

— Как они выглядят?

— Ну… большие.

— Вульгарно большие?

— Вроде того.

Берилл вошла в список любимых сайтов в автомобильном компьютере и нажала на сайт Присциллы. И действительно, она увидела свою падчерицу, отягощенную двумя огромными силиконовыми грудями.

— Черт. Они просто как у Памеллы.

— Да уж.

— Это она в мамочку. Сиринити делает себе новые титьки так же часто, как девчонки покупают новые лифчики… Вообще-то, знаешь, выглядят они нормально. Вульгарные, но панковые. Как у Кортни Лав или вроде того. Я всегда говорю: хочешь новые титьки, делай офигенные титьки. По себе знаю. Как только они ей надоедят, она от них избавится.

— А как поступим с делом о покупке наркотиков?

Берилл уже совершенно забыла об этом дополнительном осложнении в своей жизни.

— Вот дура. Если ей нужны наркотики, почему она не попросила их у своей чертовой мамаши! Хуан! — крикнула Берилл, постучав в стеклянную перегородку, отделяющую ее от водителя. — Поворачивай обратно!

Если что и наполняло сердце Берилл гордостью за роль матери, так это способность улаживать семейные неприятности. Возможно, не такие повседневные неприятности, как текущие краны, укусы пчел и расстройство желудка. В этих случаях она звонила в офис и просила вызвать сантехника или отдавала детей кому-нибудь из персонала. Но в плане настоящих семейных неприятностей, например, когда одну из ее падчериц ловят при покупке наркотиков после неудачной операции у пластического хирурга, а потом девушка оказывается в водовороте безумства СМИ, угрожающем захлестнуть весь семейный бизнес, Берилл была мамой на миллион.

— Где она?

— В участке.

— Ее арестовали?

— Может, только чуть-чуть.

— В каком участке?

— В Беверли-Хиллс.

Берилл вздохнула с облегчением. Покупка наркотиков в Беверли-Хиллс — это совсем не то же самое, что покупка наркотиков в Саут-Сентрал.

— Фрэнк думает, что дело закончится предупреждением, грозящим общественными работами, — продолжил Клод. Фрэнк был семейным адвокатом. — Я позвонил ему в первую очередь. Он сейчас с ней.

— Клод, ты просто умница. Позвони ему еще раз, скажи, чтобы Присцилла не уезжала, пока я не приеду за ней. Ее мамочка должна быть рядом.

— Разумеется, миссис Бленхейм.

Берилл снова окликнула водителя. На самом деле необходимости кричать не было, потому что «хаммер» был оснащен интеркомом, но Берилл от природы была склонна к показным проявлениям властности.

— Хуан, сонная черепаха! За сколько довезешь до Беверли-Хиллс, если рискнешь правами?

— Назад дорога чистая, миссис Бленхейм, поэтому за сорок пять минут максимум.

Берилл посмотрела на часы. Было 11.03.

— Ладно, тогда не торопись особо, я хочу подъехать к полицейскому участку ровно через час.

— В 12.03. Понятно.

Берилл вернулась к разговору с ассистентом.

— Клод, позвони на телевидение. Скажи, что я отменила поездку в Великобританию, чтобы лично забрать Присциллу. Я прибуду в участок в 12.03.

— Понял, миссис Бленхейм.

Клод понял, что Берилл хотелось быть уверенной в том, что готовность, с которой она распахнула свои материнские объятия и кинулась за непутевой дочерью, будет главным событием дня в экстренном выпуске новостей, оставив позади все остальные.

— Потом позвони в клинику Бетти Форд, зарезервируй место для Присциллы с сегодняшнего дня, а потом сделай заявление от моего имени, что Присцилла активно ищет помощи, потому что на нее надавили СМИ и у нее низкая самооценка. После этого позвони в офис Ларри Кинга и запиши меня и Сиринити на сегодняшнее шоу. Они обязаны выкинуть кого-нибудь ради нас, особенно после того, как Присциллу арестовали.

— Все понял. Будет сделано.

Все прошло как по маслу, и ровно через час Берилл Бленхейм встретилась со своей заблудшей дочерью на ступеньках полицейского участка Беверли-Хиллс на глазах несметной толпы журналистов, которые двадцать лет назад собрались бы в таком составе только для встречи с президентом.

— Мы попали в эту историю как семья, и мы пройдем через трудности вместе, — мрачно заявила Берилл, прячась под темными очками. — Присцилла полностью понимает необходимость помощи, чтобы разобраться с проблемами и преодолеть их. Она просит помощи, и найдет ее. В завершение я хочу поблагодарить замечательную полицию Лос-Анджелеса и всех остальных за поддержку, которую мы получили в это трудное для нас время.

Отряд охранников, которых Клод отправил на место событий, удерживал прессу, пока мать и дочь забирались в длинный черный «хаммер». Присцилла была недовольна.

— Ты мог бы разрешить и мне что-нибудь сказать, папа, — проворчала она.

— Мама!

— В конце концов, это меня арестовали, черт возьми!

— Ой, заткнись, ладно? Ты сегодня и так уже дел натворила, и вообще, что это за прикол с новыми титьками?

— По крайней мере, я не сделала себе новый член.

— Я транссексуалка. А ты просто долбаный подросток.

— Мне нужно было что-нибудь сделать, чтобы вернуть себе уверенность после провала альбома.

— Если ты после каждого провалившегося альбома будешь делать операцию, то в конце концов титьки у тебя будут из китовой спермы.

Берилл прокрутила станции радионовостей. Все говорили о них.

«Присцилла Бленхейм, падчерица легендарной сатанинской рок-звезды и транссексуалки Берилл, в прошлом Бластера, Бленхейм, а также звезда хита студии „Фокс“ реалити-шоу „Бленхеймы“, сделанного в стиле сериала „Осборны“…»

— В стиле сериала «Осборны», — взвизгнула Берилл. — Да мы ерем на всех этих дилетантов. Они не знают, что такое неблагополучная семья!

— Да ладно, мам. Мы ж сперли их идею.

— Что? Как будто есть что-то новое в том, чтобы дрочить с экрана! Думаешь, есть что-то оригинальное в том, чтобы превращать свою жизнь в шоу? Разве Джессика Симпсон украла идею у сериала «Осборны»? А Томми Ли? А Бритни? Все выставляют свои жизни на ТВ, детка. Мы совершенно не похожи на Осборнов.

— Ну да, мам, может, ты и права. Хотя бы потому, что Осборны пережили это, они любили друг друга, они остались вместе. А я разведусь с тобой при первой же возможности.

Радиорепортажи продолжали выплескивать плохие новости.

— Присцилла Бленхейм заснята на камеру, когда она в открытую покупала…

— Ну ты и дура, Присцилла, — резко бросила Берилл.

— Да ладно, мам. Одна доза кокса. Что за шумиха? Тебе твои парни в группе явно не одну полоску в задницу задували.

— Послушай-ка меня! Во-первых, в восьмидесятых все было по-другому. Во-вторых, когда я была мужчиной, никто не ожидал от меня поступков истинной леди. А в-третьих, что самое важное, ты член семьи. У тебя есть обязанности.

— Я просто поверить не могу, что ты пытаешься надрать мне жопу, папа!

— Мама!

— Вы с мамой собираетесь каждую неделю и говорите о том, сколько дерьма вы настрогали, и не смей говорить мне, что ты никогда не покупала кокс у дилера с улицы.

— Одно дело покупать на улице кокс, а другое — попасться на камеру во время покупки.

— Все, что я делаю, попадает на камеру. Может, ты забыла?

— Не нужно умничать. Нос еще не дорос дерзить.

— Ну да, можно подумать, я не могу подать на твою сраную жопу в суд.

— Не говори о моей жопе, ей и так недавно досталось, а теперь ты меня еще и в это дерьмо впутываешь. Я работаю! Я должна была лететь в Англию.

— Никто не просил тебя приезжать за мной.

— Думаешь, я могла позволить тебе самой с этим разбираться?

— Мама же здесь.

— Ага. Это было бы круто. Она бы ходила и рассказывала о том, что по вагону кокса в день в течение тридцати лет не причинили ей вреда! Это был бы кошмар. У нас впереди новый сезон!

— Все принимают наркотики.

— Вот именно, Присцилла! Кокаин в городе достать не проблема, но ты все-таки решила купить его у какого-то засранца на парковке.

— Я хотела понять, каково быть нормальным ребенком.

— Ага, очень смешно. Вот что я скажу тебе. Ты сейчас же отправляешься в клинику, и проведешь там целых две недели, и будешь общаться с собой, расти, учиться, выздоравливать и бороться со своими проблемами.

— Две недели! Но, папа!

— МАМА! Сделай милость, имей уважение к моей смене пола.

— Ладно, мама. Но я не вернусь в клинику. Я только что оттуда вышла.

— Нет, вернешься… А когда выйдешь, сразу отправишься работать волонтером с умственно отсталыми детьми по молодежной программе!

— Мама!

— Присцилла, тебя арестовали. Копы должны решить, заводить ли дело. Тебя могли отправить в колонию! Разве я тебе только что не напомнила, что у нас впереди новый сезон?

— Ты меня вытащишь. Фрэнк меня вытащит.

— Но только с твоей помощью, крошка. Ты отмотаешь срок, причем с удовольствием, и будешь благодарить свою счастливую звезду, что ты у Бетти Форд пьешь морковный сок и наслаждаешься массажем шиацу, а не сидишь в тюрьме, глядя, как огромная лесбиянка, которая мотает пожизненный срок за то, что отрезала члены у своих хахалей, жует твою булочку.

— Это просто нелепо.

Поместив очень злую и недовольную Присциллу в клинику Бетти Форд, Берилл вернулась в Лос-Анджелес, чтобы начать разбираться с отрицательной реакцией СМИ. Такого она не ожидала, потому что Бленхеймы сделали карьеру исключительно благодаря своей проблемности. И Сиринити и Берилл открыто признавались в десятилетиях алкогольной и наркозависимости, а дети не делали секрета из своего бессмысленного, гадкого существования.

Именно поэтому люди их и любили.

 

— Полагаю, все дело в детях и наркотиках, — сказал Ларри Кинг, когда Берилл с Сиринити появились вечером на его кабельном чат-шоу. — Знаешь, Присцилла очень молода и…

— Слушай, Ларри, — сказала заплаканная Берилл, — с меня достаточно, с меня правда достаточно. Мы не заслуживаем этого, и мы не обязаны это терпеть. Ну какой нормальной семье не приходится иметь дело с подобным дерьмом? Но к их дочерям не относятся как к преступницам. И не забывай, Ларри, мы нормальная семья, четыре человека, которые любят друг друга и очень стараются переживать вместе все дерьмо, которое переживают семьи, и мы становимся сильнее и лучше, мы поможем Присцилле, мы научимся, мы будем расти и лечиться вместе. А пока что я обращаюсь к СМИ с просьбой сбавить обороты и дать нам немного свободы. Присцилла просто ребенок, ради всего святого. А я просто мать. И Сиринити просто мать. Мы не идеальны… да и кто идеален? Но у нас есть право на личную жизнь, как и у всех остальных. Не забывайте, Присцилла к тому же пытается привыкнуть к новым грудям. Период, когда у девочки-подростка начинают формироваться груди, всегда дается нелегко, а наша дочь вынуждена переживать это второй раз.

Ларри выглядел так, словно сейчас заплачет. Он повернулся к камерам.

— Ну так что, ребята? — сказал он, твердо глядя в объектив. — У каждого из вас есть дети. Вы знаете, как это бывает. Дети совершают глупости, а маме с папой приходится приводить их в чувство. Я призываю вас дать Берилл и Сиринити вздохнуть свободно. Давайте сбавим обороты и позволим этим людям учиться, лечиться и расти!

На этом передача завершилась, и начался повторный показ сериала «Бленхеймы», начинавшегося в десять вечера по будням.

 

Друг и знакомый

 

В тот вечер, когда Берилл наконец прилетела в Великобританию, Родни тоже вернулся в Лондон из Португалии, где целый месяц играл в гольф. На следующий день всем трем судьям предстояло собраться для обсуждения плана нового сезона шоу «Номер один», и поэтому, впервые с окончания предыдущего сезона, они находились не просто в одной стране, но и в одном городе. В то время как Берилл моталась по студиям и пыталась минимизировать негативные последствия случившегося, Родни ужинал с Кельвином. Ужин был организован по настоянию Родни.

— Я просто хочу обсудить кое-какие условия нового сезона, — сказал он по телефону.

— Какие условия? — спросил Кельвин, когда уже был вынужден ответить на звонок Родни и теперь пытался придумать, как бы избежать встречи с ним.

— Условия нового сезона.

— Но с прошлого сезона ничего не изменилось.

— Может, так оно и есть, но в любом случае я хотел бы их обсудить.

В конце концов даже легендарной толстокожести Кельвина оказалось недостаточно для того, чтобы противостоять тоскливым мольбам Родни. Ему пришлось пожертвовать драгоценным вечером, который он надеялся провести со своим поставщиком вин за выбором сортов для огромного погреба, построенного в его имении в Сассексе, и провести вечер с коллегой по судейству.

— Рад встрече, друг, — сказал Родни, когда Кельвин с большим опозданием поспешно вошел в ресторан.

— Мой водитель не мог найти это место, — раздраженно ответил Кельвин. — А как, кстати, его нашел ты?

— О, я всегда прихожу сюда. Мой маленький секрет. Чтобы избежать суеты со СМИ. Я говорю: если ты не можешь найти это место, то и пресса его не найдет, верно?

У Родни имелись веские личные причины на то, чтобы заказать столик в неизвестном маленьком ресторанчике в Сохо. У него было достаточно опыта появлений перед толпой журналистов с Кельвином, во время которых его практически полностью игнорировали и даже отпихивали в сторону, чтобы добраться до его всемирно известного коллеги. Он не собирался терпеть подобное еще раз, заказав столик в «Нобу» или «Айви».

— Ладно, проехали, — ответил Кельвин. — Давай закажем, а то перед завтрашней встречей работы выше крыши.

— Конечно, конечно. И у меня тоже столько дел, столько всего происходит.

Кельвин взял меню и начал изучать его. Родни, приехав, в отличие от Кельвина, гораздо раньше назначенного срока, успел изучить меню раз двадцать или тридцать и поэтому уже решил, что заказать. Теперь ему пришлось ждать, пока Кельвин очень тщательно изучит все блюда, а затем приступит к переговорам с официанткой. По мнению Кельвина, все было лучше, чем разговаривать с Родни.

— Я бы хотел заказать блюдо не из меню, — сказал он.

— Хм. Не из меню?

— Попросите повара приготовить мне устриц.

— У нас есть устрицы «Килпатрик».

— Да, я вижу. Я хочу заказать их без всего с кусочком лимона и капелькой соуса табаско. Хорошо?

Конечно, это было совсем не хорошо, в конце концов, он находился в Англии. За долгое время проживания в Лос-Анджелесе Кельвин приобрел привычку сильных мира сего заказывать не из меню, и, наряду со многими другими экспатриантами, по возвращении никак не мог привыкнуть к мучительной медлительности, с которой британцы перенимали американские привычки и манеры.

— У нас есть устрицы «Килпатрик», — повторила официантка. — Очень вкусные. Повар подает их с жареным беконом, шнитт-луком и вустерским соусом.

— Дорогуша, мне известно, что такое устрицы «Килпатрик».

— Ну… Вы закажете их?

— Я бы хотел заказать устрицы без «Килпатрика».

— Хм…

— Послушай, милая, вот что нужно сделать повару. Повар берет устрицы, повар не добавляет бекон, повар не добавляет шнитт-лук, повар не добавляет вустерский соус и отправляет блюдо мне. Тем временем ты, милочка, бежишь в бар и берешь половинку лимона и соус табаско. Пойдет?

Бедняжке не платили за то, чтобы действовать на свое усмотрение; у нее перед глазами стояла компьютерная система расчета, в которой были заложены названия блюд и цены и которую предстояло каким-то образом перепрограммировать.

— Думаю, сэр, вам придется заплатить как за устрицы «Килпатрик». В смысле, мы не сможем вычесть цену бекона из общей цены.

— Ничего страшного, — сказал Кельвин. Казалось, он считал, что если он в состоянии позволить себе купить весь ресторан, то он может вести себя так, как будто он его действительно купил.

Минуты шли, Родни ерзал от нетерпения, а Кельвин медленно, но верно выбирал себе основное блюдо, а затем, подозвав официанта из бара, настоял на обсуждении с ним достоинств почти каждого сорта вина в меню, включая глинтвейн. Однако наконец даже невероятное умение Кельвина тянуть время истощилось, и ему пришлось спросить, зачем Родни позвал его.

Родни глубоко вздохнул и приготовился высказать доводы, которые он так часто повторял про себя.

В эту минуту у Кельвина зазвонил телефон.

— Извини, Родни, ему лучше ответить, — сказал Кельвин, даже не пытаясь скрыть тот факт, что он еще не посмотрел, кто именно ему звонит.

Родни пришел к выводу, что Кельвин был готов поговорить с кем угодно, только не с ним. Однако напряжение, проскользнувшее на лице Кельвина при взгляде на свою «Нокию», показало, что тот пожалел о решении ответить на звонок.

— Черт, — сказал он, — это Кристиан.

— А-а, — понимающе кивнул Родни. Он прекрасно знал, почему Кельвин хотел бы избежать разговора с Кристианом, эта новость заняла весь раздел «Странности» в утреннем выпуске «Сан». Контракт Кристиана было решено не продлевать.

— Привет, Крис, — сказал Кельвин, поморщившись, но пытаясь говорить непринужденно, словно это самый обычный звонок. Возможно, Кельвин и создал себе репутацию безжалостного ротвейлера, телевизионного Ричарда Третьего, человека, по сравнению с которым Саймон Ковелл казался просто пушистым котенком, но это было не так. Он определенно был крут и ужасно испорчен властью, но по-прежнему обладал чувством юмора и не любил конфликтов. Ему не нравилось сообщать абсолютно нормальному парню, что его мечте пришел конец, окончательный и необратимый.

Родни тоже стало грустно, потому что Кристиан и ему нравился. С другой стороны, он ужасно разозлился. Он завладел вниманием Кельвина, тот попросил его сказать, что у него на уме, и теперь он, Родни, важнейшая личность в индустрии, настоящий игрок, вынужден топтаться на заднем плане и потягивать свой «кампари», в то время как Кельвин тратил время на разговоры с тем, чей второй (и последний) альбом застрял на сорок восьмом месте.

— Да, Кристиан, это правда. Контракт мы не возобновляем, — говорил Кельвин. — Конечно, я сам собирался тебе позвонить, понятия не имею, откуда у «Сан» эта информация… Кристиан, пожалуйста, не говори так. Да, альбом провалился, но никто ведь не умер.

Но на самом деле это было не так. Кристиан Эпплярд, поп-звезда, покинул этот мир, и останки его представляли собой жалкое зрелище. Кристиан Эпплярд, неудачник, проигравший, посмешище. Расстояние между славой и печальной известностью, между лестью и осмеянием нельзя измерить в футах и дюймах; все меняется в одно мгновение, когда вдруг меняется сознание зрителей. Толпы коварны так, как не может быть коварен ни один отдельно взятый человек. У личности есть сознание, в то время как толпа может позволить себе следовать самым низким, самым примитивным инстинктам, и эти инстинкты говорили сейчас одно: пятнадцать минут славы Кристиана закончились раз и навсегда.

— Да ну их на хер, — говорил Кельвин. — Ну да, какие-то строители над тобой посмеялись. Ну и что с того? Разве их альбом когда-нибудь был на первой строчке хит-парада? А твой был, дружище. И этого у тебя не отнять.

Да, этого у него и правда было, не отнять, и даже сам Кристиан не мог бы сделать этого, хотя ему этого уже очень скоро захочется.

— Слушай, Кристиан, дружище, — продолжил Кельвин. — Ты классно повеселился, мы все классно повеселились, но ты же знаешь, вечеринки заканчиваются… Брэд по-прежнему продает альбомы, Кристиан, а ты нет, поэтому у него есть контракт. Таковы правила бизнеса.

Два года назад Брэдли Вайн занял второе место в самом первом сезоне шоу «Номер один», в котором Кристиан вышел победителем. Очевидно, у него, в отличие от Кристиана, дела по-прежнему шли неплохо.

— Мамочки его любят, что тебе еще сказать? — объяснил Кельвин. — У тебя были детки, а у него мамочки. Мамочки более верные, чем детки, такова жизнь.

Кельвин посмотрел на часы. Не нужно было говорить с ним. Не нужно было вообще давать этому парню свой номер, но в первый раз все кажется таким особенным. Они все ощущали себя командой, и судьи, и конкурсанты. Даже Кельвин немного увлекся. На секунду даже он поверил, что создает что-то настоящее.

— Слушай, Кристиан, мне пора. Да, мы еще поговорим… Не знаю когда, но поговорим. — Кельвин нажал красную кнопку и положил телефон на стол.

— Хочет знать, почему ты его опустил? — спросил Родни.

— Я его не опускал, это сделала публика, — ответил Кельвин.

— Ну… — произнес Родни, которому не терпелось вернуться к прерванному разговору.

Телефон Кельвина снова зазвонил. Они оба посмотрели на дисплей и увидели имя «Кристиан». Кельвин не ответил.

— Ну, так о чем ты говорил? — спросил Кельвин. — Что ты там хотел обсудить?

Но Кельвин все еще не слушал, потому что, когда положенные четыре звонка отыграли, он взял телефон, вошел в список контактов и прокрутил его до буквы «К». Кристиан находился между Кристиной Алигерой и Кристианом (из «Колдплей»), в двух шагах от Криса Эванса. Очень достойная компания, и год назад Кристиан Эпплярд надеялся примкнуть к ней, но теперь эти надежды в прошлом. Кельвин нажал «удалить», пробел между Кристиной Алигерой и Кристианом (из «Колдплей») исчез, и Кристиана Эпплярда не стало.

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: