Цивилизация II – IV веков

 

Древние историки охотно и подробно описывали события им известные, причем их осведомленность была довольно велика. Но если событий не было, то они и не писали. О появлении хуннов в Прикаспийских степях упомянули два древних географа, а потом целых 200 лет о них в письменных источниках нет ни слова, а в конце IV в. целый фонтан сведений и сомнительных подробностей, ибо гунны начали воевать. Но коль скоро так, то значит с 160 по 360 г. они жили мирно, хотя это и не вяжется с привычным представлением о гуннах как о грабителях.

Растущая пустыня III в. избавила гуннов от южных соседей: аланов, хионитов, абаров и готов, а самое главное – от римлян, пребывавших в фазе обскурации. Солдатские императоры зависели от своих легионеров и приближенных, а те предпочитали свои интересы, корыстные или карьерные, государственным. Вот поэтому-то война в империи не затихала. Она шла иногда на границах с иноплеменниками, иногда с собственным населением – восставшим и подавляемым, но чаще всего легионы бились друг с другом. Страшная это штука – субпассионарность!

Но не все обитатели Римской империи были субпассионариями. Пассионариев, и весьма активных, в III в. стало появляться очень много, но они меняли стереотип поведения и тем самым выпадали из римского суперэтноса. Эти люди, происходившие от разных предков, разрывали и семейные традиции, и культурные связи с современниками и даже некоторые взаимоотношения с законностью, в том виде, как она понималась в античном обществе. Например, Римская республика могла возбудить дело о преступлении, только получив донос от римского гражданина. А вот люди нового типа, те, которые становились членами христианских, митраистских и манихейских общин, объявили предательство худшим из возможных грехов. Взаимовыручка стала поведенческим императивом христиан.

Это было особенно существенно для военной службы, потому что исключало предательство боевого товарища или полководца, что языческие легионеры превратили в привычку или доходный промысел, ибо, по обычаю, новый император давал воинам денежный подарок. Из-за этого менять власть стало выгодно. Но митраисты, создавшие тайные группы именно в армии, категорически возбраняли своим членам «обман доверившегося». Митраисты были в милости у начальства. Культ «Непобедимого Солнца» исповедовали все солдатские императоры, включая Константина Великого.

Учение манихеев о том, что в основе лежит не вера, а знание, было одновременно и мистическим и атеистическим. Оно разрешало ложь, что крайне облегчало им жизнь, потому что первое время на них смотрели как на безобидных болтунов. Правда, Диоклетиан воздвиг на них гонение, но вскоре оно загасло. А вот на христиан обрушилось девять жестоких гонений. И тем не менее число их росло, и в легионах они составили самую боеспособную часть воинов, дисциплинированных и верных. Но христианские легионеры категорически отказывались сражаться против единоверцев. В 286 г. Максимин послал в Галлию X фиванский легион на подавление восстания багаудов, но он отказался от проведения экзекуций над христианами. Две децимации оказались безрезультатными, и тогда убили всех остальных солдат этого легиона [222, с.133].

Зато Константину христианские легионеры доставили престол и спасли жизнь. За это он дал эдиктом 313 г. веротерпимость христианам, а в 315 г. отменил распятие как позорную казнь и приказал сжигать тех евреев, которые возбуждают мятежи язычников против христиан [там же, с.170]. Так, в Римской империи возникло из одного суперэтноса два, а это уже химера. Химера – образование хищное, но не устойчивое. Существует она до тех пор, пока не растратит всех богатств, накопленных минувшими этносами, жившими либо порознь, либо в симбиозе. Италики, эллины, галлы, иберы и пунийцы оставили такое наследство, что его хватило на 100 лет, но оно тоже кончилось. Ведь страну надо было защищать от соседей, более пассионарных, чем римляне. Эти последние вообще не хотели воевать; им больше нравилось интриговать и предаваться излишествам. Поэтому к V в. армия Римской империи состояла из наемных германцев, арабов и берберов, а римлянами были в ней лишь редкие офицеры, поставленные по связям в сенате, или фавориты императора.

Так же как от внешних, они не могли защищаться от внутренних врагов: манихеев, митраистов и христиан, но те, пренебрегая антипатией язычников, боролись между собой крайне активно. Особенно христиане! В истории церкви фаза этнического подъема просматривается очень четко. В Африке знаменем этнического подъема стал донатизм, в Испании в 384 г. был сожжен гностик-епископ Присциллиан, в Египте заспорили Арий с Афанасием. Ариане победили и крестили многих германцев, для коих арианство после торжества православия в 381 г. стало символом противопоставления римлянам.

Но во всех случаях на востоке империи шел быстрый процесс создания из конфессиональных общин сначала субэтноса, потом этноса, а потом суперэтноса – Византии, так как там появился избыток пассионарности. А на западе, где его не было, при тех же экономических, социальных и политических условиях, химера разваливалась на части, которые быстро теряли силу сопротивления. Безразличие и равнодушие оказались более патогенными факторами, чем фанатизм, авантюризм и драчливость. Поэтому Византия пережила многие беды, а Западная Римская империя погибла.

 

 

Варвары II – IV веков

 

В те годы, когда цивилизация разлагалась, к северо-востоку от римской рейнско-дунайской границы тоже шло брожение, но с другой доминантой. В середине II в. готы пересекли Балтийское море и погнали перед собой ругов и вандалов до самой дельты Дуная. Это был типичный пассионарный толчок, ось которого тянулась от Южной Швеции, через Карпаты, Малую Азию, Сирию, до горной страны Аксума. Начиная с I в. народы, охваченные пассионарностью, вспыхивали и сгорали в войнах с еще не разложившимся Римом. Две войны вынесли даки, три – евреи, одну маркоманы и одну – квады.

Но готы, опоздавшие на старте, вышли победителями. Механизм этого процесса прост: римская суперэтническая система разлагалась неуклонно, но медленно. Траян и Адриан еще могли побеждать, ибо у них были послушные и умелые воины; Марк Аврелий мог только удержать границу; Деций и Валериан терпели поражения от готов (251 г.) и от персов (260 г.). И дело было не в силах врагов, а в слабости римлян. Ведь Оденат, араб из Пальмиры, выгнал персов из Сирии, страны, через которую прошел пассионарный толчок. А до этого Сирия была наиболее развращенной и слабой из провинций империи. Откуда же взялась здесь такая сила? У Одената были толковые помощники и народ, обретший храбрость. Пассионарность – признак, переносимый генетически и потому распространяющийся на широкие ареалы [133, с.211].

К середине III в. германские племена между Эльбой и Рейном, до того бессильные и спивавшиеся, стали образовывать военные союзы. Так, на базе древних племен, уже превратившихся в реликты и неспособных отразить наступление римской армии Германика, даже после удачного истребления трех легионов Вара в Тевтобургском лесу, возникли новые этнические образования с условными названиями: франки – свободные, саксы – ножовщики, алеманны – сброд, свевы – бродяги. Это были организации, созданные исключительно для войны, то есть военная демократия, уживавшаяся в Европе с родовым строем, так как некоторые племена сохранили родовой строй.

Тем же толчком была задета территория, населенная предками славян: лугиями и венедами [9, с.5]. Они не уступали германцам в энергии, а иногда превосходили их. За короткое время они распространились до Балтийского моря, а в последующие века овладели Балканским полуостровом и добрались до Днепра, где встретились с племенем росомонов [230, с.23–104; 238, с.279]. Позднее восточные славяне и росомоны слились в единый древнерусский этнос[310]. Но в III – IV вв. они были только союзниками, ибо их общими врагами были готы, победившие римлян и отторгшие у них в 271 г. целую провинцию – Дакию. Кровь лилась в фазе этнического подъема не менее обильно, чем в фазе обскурации.

Так где же в эту эпоху – 160–360 гг. – царил мир? Какой этнос избегал столкновений, потрясавших Европу, Ближний Восток и Среднюю Азию? Кто умел избегнуть кровопролитий? Только те, о ком не вспоминают историки тех лет: это гунны. Можно подумать, что античные географы просто не уделяли внимания кочевым народам. Но это не так. Об аланах сообщают Иосиф Флавий, Лукиан и Птолемей, а о гуннах подробно рассказывает только Аммиан Марцеллин, да и то с чужих слов, которые стали актуальными лишь в конце IV века.

Аланы были одним из сарматских племен. Аммиан Марцеллин писал о них: «Постепенно ослабив соседние племена частыми над ними победами, они стянули их под одно родовое имя» [238, с.274–279]. Об этом сообщают китайские географы эпохи младшей Хань, называя вновь образовавшееся государство – «Аланья» [30, т. II, с.229]. Территория аланов включала Северный Кавказ и Доно-Волжское междуречье. Хозяйство их было основано на сочетании скотоводства с земледелием, а ремесла и искусство были на очень высоком уровне. Культура их была продолжением скифской, хотя царских скифов и скифов-кочевников сарматы истребили так, что тех вообще не осталось, кроме как в степном Крыму. Последних прикончили готы.

Западные сарматы, роксоланы и язиги, постоянно воевали с римлянами на берегах Дуная[311], восточные, проходя через «Аланские ворота» – Дарьялское ущелье, вторгались в Армению и Медию[312]. Короче говоря, аланы 200 лет постоянно воевали, а вот о гуннах, их соседях, даже успели позабыть. Это не может быть случайностью. Скорее это историческая загадка.

 

 

Смена цвета и времени

 

Изменения начались с природы Великой степи. В середине IV в. муссоны понесли тихоокеанскую влагу в пустыню Гоби, а циклоны – атлантическую влагу в Заволжье и к горам Тянь-Шаня и Тарбагатая. Река Или наполнила водой впадину Балхаша; Сырдарья подняла уровень «болота оксийского», снова превратив его в Аральское море. Лесостепь поползла на юг, за ней туда же двинулась тайга. Сухие степи, бывшие доселе ареалом почти 200-летнего обитания гуннов, стали сокращаться, и их скоту стало тесновато. Однако давние мирные отношения между немногочисленными пришельцами (гуннами) и редким коренным населением Западной Сибири, видимо, повели не к конфликтам, а скорее наоборот – к углублению контактов и установлению политических союзов. Это видно из того, что много лет спустя племена болгар и сабир носят приставку – «гунно». Причислять себя к гуннам в VI в. было гордо.

Зато по-иному восприняли эти изменения аланы. Во II в. они покинули прикаспийские равнины, усыхавшие у них на глазах. Но это были их земли. II когда разнотравные злаковые степи поползли на восток, аланам должно было показаться, что выходцы с берегов Орхона и Селенги не должны жить на берегах Волги и Яика. Конфликт аланов с гуннами был подсказан самой природой, меняющейся вечно и даже быстрее, чем жизнь этноса или существование социальной системы.

Известно, что гунно-аланская война началась по устарелым данным в 350 г., а по уточненным – в 360 г. [238, с.270] и закончилась победой гуннов в 370 году. И это несмотря на то, что аланы были гораздо сильнее гуннов. Подобно юечжам (согдам) и парфянам, они применяли сарматскую тактику ближнего боя. Всадники в чешуйчатой броне, с длинными копьями на цепочках, прикрепленных к шее коня, так что в их удар вкладывалась вся сила движения коня и всадника, бросались в атаку и сокрушали даже римские легионы – лучшую пехоту III в.

За спиной у алан было громадное Готское царство, созданное Германарихом из рода Аманов. Оно простиралось от Балтийского моря до Азовского, от Тисы ло Дона [43, с.593]. Остроготы стояли во главе державы; визиготы, гепиды, язиги[313], часть вандалов, оставшаяся в Дакии[314], тайфалы, карпы, герулы[315], их южные соседи, скиры, и северные: росомоны, венеды[316], морденс (мордва), мерене (меря), тьюдо (чудь), вас (весь) и другие, были их подданными. Готам принадлежал и степной Крым, Черноморское побережье Северного Кавказа. При этом они были надежными союзниками алан. Так что последние считали, что их тыл обеспечен. Наконец, у алан имелись крепости. Гунны же брать крепостей не умели. Так почему лее гунны победили и алан, и готов, чего не смогли сделать ни римляне, ни персы?

Источники, то есть соображения людей IV в., ничего путного не сообщают. Они только констатируют некоторые факты, отнюдь не достаточные для решения задачи.

В поисках ответа на вопрос вернемся к географии. Циклоны, проходившие в III в. по полярной зоне, в середине IV в. вернулись в аридную. Следовательно, в начале IV в. они обильно оросили гумидную, то есть лесную, зону. Там постоянные летние дожди и зимние заносы снега, весной таявшего быстро и заболачивающего лесные поляны, были крайне неблагоприятны для хозяйства лесных этносов. Потому готам, успевшим продвинуться в степи, к берегам Черного моря, удалось установить гегемонию на большей части юга Восточной Европы[317]. Балтийские (литовские) этносы оставили следы своего пребывания по всей лесостепной и лесной зоне, вплоть до Пензы. Венеды заняли область между Вислой и Лабой (Эльбой). Но возможно, что, сохраняя автономию, оба эти этноса находились в сфере готской гегемонии, ибо в неблагоприятных климатических условиях им было трудно собрать силы для борьбы за независимость.

Итак, Германарих создал лоскутную империю, прочность которой обеспечивалась только высоким уровнем пассионарности самих готов и низким ее уровнем у части покоренных ими племен. Ну, а у другой части – ругов, росомонов, антов?.. Этот вопрос надо рассмотреть особо.

Как добыть достоверную информацию? Это не просто. Если бы сохранившиеся источники, ныне изданные, переведенные и комментированные, давали толковый ответ на вопрос о первом столкновении Дальнего Востока с Крайним Западом, то нам было бы незачем писать эту статью. Но источники невразумительны. Поэтому на минуту отвлечемся от темы ради методики.

Хочется сказать слово в защиту Аммиана Марцеллина и его современников. Они писали чушь, но не из-за глупости или бездарности, а из-за невозможности проверить тенденциозную информацию. Ведь не мог же римский центурион ради научных интересов выправить себе командировку в Западную Сибирь?! Да если бы он даже смог туда поехать, то во время Великого переселения народов у него было слишком мало шансов уцелеть и вернуться, чтобы написать очередной том «Истории». Итак, критическое отношение к древним авторам – не осуждение их, а способ разобраться в сути дела. Но вот кого следует осудить, так это источниковедов XX в., убежденных, что буквальное следование древнему тексту есть правильное решение задачи, и вся трудность – только в переводе, который следует каждому историку выполнять самостоятельно.

Буквальный перевод, сделанный филологом, обязательно будет неточным, потому что без знания страны (географии), обычаев народа (этнографии) и его традиций (истории) передать смысл источника невозможно. Если же за дело берется историк, то он будет неизбежно подгонять значения слов и фраз под собственную, уже имеющуюся у него концепцию, а последняя всегда предвзята. Так, А.Н. Бернштам «сочинил» [184, с.88] перевод текста надписи из Суджи и «родил» тем самым великого завоевателя Яглакара, возникшего из неправильного перевода [там же, с.85–90].

А какой же выход предлагает С.Е. Малов? Цитирую: «Я придерживаюсь того, что сначала тюрколог-языковед, используя точно текст памятника, дает его перевод, согласный с тюркским синтаксисом и грамматикой, после чего историк может пользоваться этим памятником для своих исторических построений» (с.88). Автор этих строк вполне согласен с великим тюркологом. Историк и географ имеют право уточнять значения титулов и географических названий, которые в «Древнетюркском словаре» (Л., 1969) вообще не переведены. Например: «Болчу – название реки» (с. 112). Где эта река? Как называется теперь? В каком атласе ее можно найти?[318]Филологу это неважно! Поэтому филологически правильный перевод – это сырье, требующее обработки.

Ну а если добавить к переводу хороший комментарий, как сделали Д.С. Лихачев и Е.Ч. Скржинская? Этим способом можно достичь адекватного восприятия текста источника или, что то же, понять взгляды, воззрения и интересы древнего автора: Нестора или Иордана. Но ведь у читателя XX в. совсем другие запросы, требования к предмету, интересуют его иные сюжеты: не как думал Нестор или Иордан о передвижениях готов и гуннов, а почему эти передвижения совершались? И какое место они занимают либо в обществоведении, либо в науке о биосфере, то есть этнологии? Вот чтобы ответить на последний вопрос, написана эта статья. Потому в ней двухступенчатая система сносок предпочтена прямой: сноскам на источники, ибо тогда пришлось бы давать собственный комментарий, дублирующий уже сделанный. А это было бы неуважением не только к Дмитрию Сергеевичу и Елене Чеславовне, но и к многим другим историкам, труды которых были нами внимательно прочитаны и изучены.

Иными словами, соотношение переводчика, комментатора и интерпретатора таково же, как заготовителя сырья, изготовителя деталей и монтажника. Один из них не достигнет успеха без помощи двух других. А опыты совмещения трех профессий в одном лице не давали положительных результатов даже в древности. Но в одном я позволю себе не согласиться с С.Е. Маловым. Он пишет: «Я буду очень рад, если историки будут заниматься переводом памятников, но только с соблюдением всех правил грамматики» [184, с.88]. Наверно, академик пошутил! Ведь это то же, что рекомендовать строителю высотного дома самому выплавлять сталь из железной руды, самому изготовлять двутавровые балки, самому поднимать их краном и уж потом водворять на место. Знание древнего языка для историка – роскошь. Ведь если он переведет текст иначе, чем филолог, ему надлежит отказаться от своего толкования. Филолог-то знает грамматику лучше.

А для обобщения язык источника вообще безразличен, ибо важен только смысл: война, мир, договор, поход – попросту говоря, событие. Оно-то и является тем «кирпичом», из которого сооружают дворцы, замки и халупы. Тут другой первичный материал и другая методика, которую, в отличие от «филологической», можно назвать «криминалистической». Подобно тому как хороший сыщик использует не только рассказы свидетелей, но и состояние погоды в момент преступления, мотивы и черты характера преступника и жертвы и, главное, вспоминает примеры аналогичных поступков, стремясь уловить отклонения от закономерности, так и этнолог вправе учитывать географию, этническую и личную психологию, фазы этногенеза и моменты смещений закономерности при контактах. Расширяя горизонты темы и отслоив факты от источника, этнолог может уловить связи событий, их внутреннюю логику и добиться результатов, интересных и ему самому и читателю.

 

 

⇐ Предыдущая28293031323334353637Следующая ⇒

Поделиться: