ПЕТР ВЕЛИКИЙ ВСПОМНИЛ ОБ АНИАНЕ

 

Петр Великий продолжал искать пути в Индию. В 1715 году, отправляя в Персию А. Волынского, царь приказал ему выяснить, «нет ли какой реки из Индии», которая впадала бы в Каспийское море. Через год в Индию должен был следовать поручик Александр Кожин «под видом купчины», совершая начальный путь по Амударье.

В 1716 году два купца просили Сенат установить торговлю с Ост-Индией, предлагая направление Архангельск — Северная Двина — Ангара — Байкал — Шилка — Амур — Восточный океан.

Петр снова устремил свой взор на Ледовитое море: В 1716–1717 годах, будучи вновь за границей, он вдруг вспомнил о проливе Аниан и в связи с этим советовался с учеными Амстердама и Парижа. Свидетелем тому был Фонтенель, секретарь французской Академии наук. Царь был убежден, что Ледовитое и Восточное моря соединяются.

Лейбниц вновь писал в 1716 году:

«Я надеюсь, что через него мы узнаем, соединена ли Азия с Америкой…»

Русский царь в Париже часто проводил время с главой «Компании Всех Индий» Джоном Ло. Этот неистовый и неразборчивый делец хотел торговать с портами Восточного океана, Китаем, Японией, Сиамом, Ост-Индией, владениями Великого Могола, посылать корабли в Красное море и к берегам Мадагаскара. Несколько позже Петр через того же Джона Ло старался установить связи с «Миссисипской компанией». Около этого времени какой-то иноземец, как принято думать — голландец, подал Петру отчаянный проект занятия «80 королевств, княжеств, провинций и народов, которые по се число ни от какого европейского короля не завоеваны». Сочинитель этих фантастических «пропозиций» писал, что в молодости сам бывал в этих странах Америки — в Амазоне и Гвиане, Магеллании и Паране, в Мальдонадех и Тупинамбах. (Правописание названий остается на совести сочинителя безымянного проекта[15].)

Но царь-мореход не поддался на соблазны прожектеров. Он не строил кораблей, не лил пушек для покорения далекой Мальдонады. Петр был озабочен другим.

В 1718 году он, по свидетельству Михаила Сидорова, написавшего прекрасную книгу о богатствах нашего Севера, приказал Фонвизину исследовать Югорию, а гвардии майора Ивана Лихарева отправил проведывать Иртыш — озеро Зайсан — Черный Иртыш. Вскоре Фонвизин получил распоряжение о составлении плана для постройки крепости на Новой земле[16].

Северный морской путь мог получить исполинский речной придаток: Обь — Иртыш — Зайсан — Черный Иртыш. Эта речная дорога устремлялась к воротам Восточного Туркестана. Петр предначертал также соединение Оби с Печорой и Камой. Ледовитый и Восточный океаны, Каспий, устье Двины и Зайсан, Необходимый нос и Большая земля, Новая Земля и глинобитные города Малой Бухарин — все это могло войти в единый круг.

Следует запомнить имя славного геодезиста Петра Чичагова, переплывшего вместе с Лихаревым Зайсан и заснявшего Черный Иртыш на протяжении двенадцати дней пути по его руслу. Было это в 1719 году.

В тот же год полковник Яков Елчин, недавний начальник Большого Камчатского наряда — неудавшейся огромной экспедиции для исследования двух океанов и впадающих в них рек, — разглядывал свежераскрашенный чертеж.

«Карта якуцкая к Камчатскому мысу и прежнему пути на Камчатский мыс, також и новой…» — так было написано на нем.

Бросалась в глаза одна подробность: от полуострова Камчатки на юго-восток отходил огромный мыс, окончание которого показано не было. Надпись гласила:

«По скаске от камчатского казака Ивана Енисейского с товарищи, что в левую сторону пошла великая земля и людна. Между теплым и студеными морями. И иноземцы многие им сказывали, что из моря в море чрез тое земли пролива не знают…»

А. В. Ефимов, нашедший эту карту, вшитую в одну из книг собрания Кабинета Петра Великого, писал, что от «Камчатки в океан протянулся перешеек, соединенный с какой-то землей»[17].

С чем же тождествен этот мнимый Нос?

Надо считать, что на чертеже отражено одно из ранних известий об островах Алеутской гряды, принятых тогда за сплошную морскую землю. Ведь и гораздо позже русские мореходы часто почитали Алеутские острова за неведомую большую сушу.

Елчин писал, что «в левую сторону пошла великая земля». Алеутская гряда действительно находится слева, то есть к востоку от Камчатки, если плыть с севера.

Это говорит только об исключительной добросовестности наших землепроходцев и мореходов. Когда они своими глазами увидели, что в «Нос Земли» «пришло море», а за «переливом» виден остров, они точно определили южную границу Камчатского полуострова. Но, имея сведения о великой земле в «левой стороне» и не найдя еще пролива между нею и Камчаткой, искатели океанских островов могли лишь говорить о какой-то земле между студеным и теплым морями.

Но, не зная, где конец этой земли, камчатские грамотеи не решились показать его наугад на своем чертеже.

Только так можно объяснить загадку «великой земли», появившейся на карте Якова Елчина.

 

СЛАВНЫЕ НАВИГАТОРЫ

 

Зачем геодезисты Федор Лужин и Иван Евреинов были в 1719 году посланы на Северо-Восток по личному указу Петра?

Исследователи уже обращали внимание на некоторое противоречие, якобы имевшееся между наставлением Петра Великого и истинным направлением исканий Лужина и Евреинова на Тихом океане.

Им, как известно из письменного Указа, надлежало выяснить, «сошлась ли Америка с Азией, что надлежит сделать не только Зюйд и Норд, но и Ост и Вест и все на карте исправно поставить»[18].

Почему же отважные навигаторы исследовали Курильские острова?

Известно еще и то, что главнейшую задачу далекого путешествия Петр наметил на словах, когда он с глазу на глаз беседовал с обоими геодезистами. Задача эта была их общей тайной. По возвращении из похода исследователи должны были отчитаться лично перед царем.

Лужин и Евреинов покинули Петербург.

Еще на пути в Тобольск они начали съемки и определение широт. В Тобольске геодезистам дали надежных людей — драгун во главе с И. Кусковым, детей боярских — Ф. Полутова с товарищами, казаков с пятидесятником П. Гладким.

Из Тобольска путешественники поплыли по рекам и, миновав Тару, Томск, Енисейск, Илимский острог, лишь в мае 1720 года пришли к стенам Якутска. Отсюда начался трудный поход в Охотский острог. Шли по Лене, Алдану, Мае, Юдоме до Юдомского Креста, от которого начинался горный водораздел. За ним текла река Урак, впадающая уже в Охотское море Геодезисты пересекли водораздел сушей и долиной У рака достигли Охотского острога.

Десяток бедных изб, несколько туземных юрт — вот каким был тогда первый русский порт на севере Тихого океана. Но там уже жили отважные мореходы.

Здесь по образцу архангельских и мензенских судов была построена «лодия», на которой Козьма Соколов впервые в истории прошел Охотским морем на Камчатку. Соколовская лодья, восьми с половиной саженей в длину с осадкой в три с половиной фута, в 1720 году стояла в Охотске. На этом-то знаменитом судне Лужин и Евреинов с бывалым Мошковым и решили пуститься в бурное, светящееся медузами Ламское море. Вновь назначенные на Камчатку начальники острогов и драгуны были спутниками мореплавателей.

Все они благополучно прибыли к устью реки Ичи на западе Камчатского полуострова. Здесь лодья была на время оставлена, а геодезисты двинулись вглубь Камчатки, к частоколам русских острогов.

Только на западном берегу были положены на карту двадцать две камчатские реки.

В крепких лиственничных избах Нижнего острога геодезисты записывали недавнюю историю заселения и исследования русскими Камчатки.

Первые ученые путешественники достаточно точно сняли Ключевскую сопку, надписав возле нее на карте: «Сопка горит днем и ночью».

На восточном побережье, обращенном к Тихому океану, геодезисты изучали течение реки Камчатки.

Возвратившись на западный берег, Лужин и Евреинов встретились в Большерецке с Кондратием Мошковым, который успел привести туда свою лодью.

Двадцать второго мая 1721 года геодезисты и Мошков подняли парус и вышли из Большерецка к Курильской гряде. Один за другим проходили они четырнадцать островов — Алаид, Парамушир, Шимушир, Сивучий и другие. У острова Шимушир лодья встала на якорь. Но налетела такая жестокая буря, что судно потеряло управление. Лодью семь суток носило в бушующем море с изорванным парусом и лопнувшим якорным канатом.

Воспользовавшись затишьем, изобретательный Мошков привязал вместо якоря пушку и наковальню, а добравшись до устья Большой реки, смастерил два деревянных якоря, оковав их сверху… сковородами. С таким вооружением лодья шла к Охотскому острогу, куда геодезисты и Мошков прибыли 12 июля 1721 года.

По Юдоме, Мае, Алдану и Лене они добрались до Якутска, а оттуда поехали в Тобольск.

Федор Лужин остался там для продолжения исследований в Сибири, а Евреинов поспешил с докладом к Петру Великому.

Геодезист нашел царя в Казани. Несмотря на занятость, Петр принял Евреинова и выслушал его устный отчет об исследовании Камчатки и Курил. Ученый развернул перед царем карту своих походов с Федором Лужиным. На" ней были показаны просторы Азии от Тобольска до Тихого океана. Отсутствовали только низовья Оби, Енисея, Лены, где съемки проводились другими исследователями, в частности Петром Чичаговым.

Среди Охотского моря на евреиновской карте красовалась компасная роза. Курильская гряда, побережья Камчатки, Карагинский остров были положены на карту с достаточной точностью. Лужин и Евреинов нанесли на свой чертеж сорок рек Камчатского полуострова. Из данных Лужина и Евреинова явствовало, что берег Америки никак не может находиться возле Курил, где его помещали некоторые иностранные ученые. Со старой сказкой было покончено! Америку надо было искать в другом направлении.

Важнейшая цель похода геодезистов — закрепление за Россией Камчатки и Курил, установление русских границ на Тихом океане — была достигнута.

Исследователи, сделав первые съемки на Камчатке, исчислили расстояние между приметными местами и впервые определили их координаты.

Труды отважных геодезистов были вскоре увековечены на картах Кирилова, Чаплина, Шестакова, Делиля.

Карта похода Евреинова и Лужина и отчет о путешествии, считавшиеся утраченными, были найдены только в 1945 году.

Итак, Лужин и Евреинов покончили с баснословными свидетельствами европейских географов. Никакого берега, протянувшегося на восток от Курил, не существовало. Не было также и признаков огромного острова. Сам черт мог сломать ногу в этой путанице, где сливались вместе мнимая Земля Иезо, Земля Компании, Земля Жуана да Гамы, берега Америки и Японии! Наши геодезисты, пройдя вдоль воображаемого восточного берега призрачной Земли, не встретили ничего, кроме открытого моря, и… Америки не нашли, потому что ей здесь было не место.

Петр Великий остался доволен трудом своих отважных навигаторов.

В то время, когда Лужин и Евреинов носились на соколовской лодье над темными пучинами у Курильских островов, Петр Великий послал с запада один, а по другим сведениям, даже два корабля для проведывания пути в Ост-Индию, Японию и Китай. Об этом походе известно очень мало. Есть свидетельство, что путь кораблей начался в Архангельске[19].

Во всяком случае, в 1721 году одно из этих судов появилось в Тазовской губе, неподалеку от былой Мангазеи. Называют и участников этого плавания — «обер-комиссара» Петера Миллера и геодезиста Петра Чичагова, который незадолго до этого составил три чертежа Иртыша от Тобольска до Зайсана. Чичагов мог быть принят на борт корабля в устье Оби, ибо в тот год он занимался съемками севера Тобольской провинции, привязывая Черный Иртыш к Ледовитому океану.

Возможно, что Петр Чичагов надеялся на встречу со своими однокашниками, Лужиным и Евреиновым, где-нибудь на Камчатке или около Курильских островов. Во всяком случае, пора выяснить, не были ли согласованы действия этих двух экспедиций, одна из которых двигалась в сторону Камчатки с запада.

В то время, когда на Ледовитом и Восточном океанах трудились Чичагов, Лужин и Евреинов, русскому представителю в Пекине было приказано «подлинно уведомиться» о возможностях торгов с Японией.

Кампредон, французский посол в Петербурге, в самом конце 1721 года доносил, что в устье Оби русские люди уже исследуют возможности кораблевождения в Ледовитом океане и делают изыскания на случай строительства морских портов.

Кампредон писал, что от Оби до Японии можно доплыть за два месяца. Посол надеялся, что русское правительство уже получило письменный отчет от исследователей Обской губы.

Но карты Петера. Миллера и Петра Чичагова исчезли. Зато через пять лет за границей была напечатана карта, «составитель» которой предпочел не называть своего имени. Она была приложена к изданию книги Абульгази-Мухаммед Багадур-хана, потомка Чингисхана и властителя Хорезма. Рукопись «Книги Древа турецкого» Абульгази была найдена в Тобольске. Открытие ее приписывали пленному шведу Филиппу Табберту-Страленбергу, жившему в то время в Сибири.

Табберт увлекался приобретением научных трудов, в том числе и чертежей Ремезова. В «Книге Древа турецкого» Табберта должны были прельстить исторические сведения о Китае, Бухарин, Хиве, Монголии. Когда эту книгу издали на французском языке, ее сопроводили картой, основанной на свежих данных Петра Чичагова.

На чертеже была видна Тазовская губа. Морское побережье уходило до самого Святого носа на крайнем северо-востоке Азии (а не того, что находится за Яной!). Возле Святого носа лежали острова. На самом большом из них было написано: «Этот остров платит русским дань. Русские суда проходят здесь, чтобы идти в Камчатку». Камчатка тоже была показана на этом чертеже.

Петр Чичагов был великим тружеником. Только в 1725 году он обозначил на карте положение одной тысячи трехсот двух различных местностей Сибири и указал широты и долготы многих сибирских городов. Он отобразил лик Сибири от Большой земли до Алтая, Джунгарии, Яика, обских и енисейских низовьев. На его картах были начертаны пути в юго-восточные страны.

Карты Петра Чичагова оказались в парижской Национальной библиотеке.

К временам Лужина, Евреинова, Чичагова относится и рукописная карта 1722 года, хранившаяся в Московском главном архиве Министерства иностранных дел. Она снята с неизвестного подлинника и, возможно, связана с одной из чичаговских карт. Название ее звучит знаменательно: «Карта частей Северо-восточной Азии и Северной Америки». Конечно, назвать так карту могли и после 1722 года. Но ее сейчас стоило бы разыскать[20].

В 1722 году Коммерц-коллегия запрашивала Сибирскую губернию, можно ли учинить водяной ход по рекам, впадающим в «море Великой Тартарии» или в иное какое море, которое «подлежит Японии».

 

ЗВЕНЬЯ МОРСКОЙ ЦЕПИ

 

Гукор, на борту которого находился Петр Великий и его любимец Федор Соймонов, в 1722 году качался на волнах Аграханского залива. Петр похвалил своего денщика Поспелова за то, что тот нашел удобное место для стоянки кораблей. После этого царь стал рассуждать вообще о «сыскании новых мест» на свете. Завязался оживленный разговор и об «ост-индских торгах».

Соймонов произнес целую речь.

«А как вашему величеству известно, — говорил он, — сибирские восточные места и особенно Камчатка от всех тех мест и Японских Филиппинских островов, до самой Америки по западному берегу остров Калифорния, уповательно, от Камчатки не в дальнем расстоянии найтиться может, и поэтому многое б способнее и безубыточнее российским мореплавателям до тех мест доходить возможно было против того, сколько ныне европейцы почти целые полкруга обходить принуждены»[21].

Федор Соймонов указывал и на тот самый путь от Архангельска и Северной Двины по Иртышу, Оби, Енисею, Байкалу, Шилке и Амуру — к берегам Восточного океана.

Петр «прилежно все слушать изволил» и поспешно ответил Соймонову, что он, царь, все то знает, но этому делу быть «не ныне». И Петр Великий показал рукой на горы, подходившие к берегам Каспия. Они идут до Астрабада откуда До Балха и Бадахшана всего двенадцать дней караванного пути. А там — «средина всех восточных коммерций», как выразился Петр. Соймонов хоть и остался при своем мнении об архангельско-амурском пути в сторону Ост-Индии и, но тогда же постарался на Каспии собрать данные о путях в Индию. Он согласился с тем, что Астрабад может иметь торговые связи с «самой Индией», Хорасаном и Самаркандом.

Заняв Решт что в Гиляни, Соймонов решил, что и там тоже сошлись пути, ведущие в Бухарию и Индию. Но через много лет он вернулся к своей старой мечте и стал прокладывать водный путь от Шилки до берегов Большой земли.

Тяжелые ключи от ворот Дербента зазвенели на серебряном блюде, и Петр взял их своей тяжелой плотницкой рукой. Мысль об Ост-Индии не покидала его на Каспии.

В 1723 году морские офицеры Мясной и Киселев были назначены под начало адмирала Даниила Вильстера В Ревеле в строжайшей тайне снаряжались фрегаты для похода к Мадагаскару[22]. Но это удивительное предприятие Петра закончилось неудачей. Корабли вышли в море, но дали течь. А ведь Петр хотел, чтобы на обратном пути оба фрегата обогнули Скандинавию и бросили якоря в Коле или Архангельске!

Петр не успокоился и приказал; Вильстеру вновь идти в плавание, с тем чтобы достичь Бенгала и явиться ко двору «Великомочного Могола» В Ост-Индии адмирал Вильстер должен был склонить Великого Могола к торговле с Россией.

Но Нептун не был благосклонен к искателям Мадагаскара и Бенгала. Поход не состоялся. Петр «с немалой болезнью» пережил эту неудачу.

Несостоявшийся мадагаскаро-индийский поход нельзя рассматривать как случайное и обособленное предприятие, пусть даже связанное со стремлением воспользоваться неудачей шведов, хотевших овладеть Мадагаскаром.

1720–1724 годы. Допустите, что за такой короткий отрезок времени были полностью осуществлены и увязаны между собою походы Лужина и Евреинова, Петра Чичагова и Петера Миллера, Вильстера и Мясного. Представляется такая цепь: Архангельск — устье Оби — Чукотка — Камчатка — Курилы — Ост-Индия — Мадагаскар — мыс Доброй Надежды — Скандинавский полуостров — Кола — Архангельск. При этом неизвестно, где могли встретиться посланцы Петра друг с другом. Следует заметить, что огромная часть этой цепи проходит вдоль северных берегов, захватывая своими звеньями весь морской путь из Атлантики в Тихий океан.

Шафрановые и лимонные сады Астрабада, золотые пески Хивы, снежные горы Джунгарии — все они давно стосковались по индийскому солнцу.

 

В СТАВКЕ ЦЭВАН-РАБТАНА

 

О большой земле джунгары узнали от русских людей.

Весною 1723 года российский посол «капитан от артиллерии» Иван Унковский побывал у развалин древнего города Алмалыка, где часто находили клады; среди сокровищ были кораллы Индийского океана.

Сопровождавший посла «геодезии ученик» Григорий Путилов делал съемку пути и составлял карту. Он впервые нанес на нее Иссык-Куль. Невольно вспоминаются слова П. П. Семенова-Тян-Шанского, сказанные об этом лазурном озере, что оно находится на равном расстоянии от морей Черного и Желтого, Бенгальского залива и Обской губы.

Унковский кочевал вместе со свитой Дэван-Рабта- на, проводя часто время в беседах с джунгарским властителем. Казалось, разговаривать им приличествовало бы более о Тибете или о Восточном Туркестане. Но однажды Цэван-Рабтан озадачил Унковского нежданным вопросом: есть ли такая заморская земля, до которой нет ходу сухим путем? Иван Унковский ответил, что эта земля зовется Америкой. Тогда хан начал подробно дознаваться, в какой стороне лежит Америка, на каком расстоянии она от России и ходят ли туда русские на своих кораблях

В ответе Унковского содержались многозначительные слова: «…в той земле многие российские люди бывали».

Вероятно, в связи с рассказом об Америке были и разговоры хана с Унковским насчет севера России.

Цаван-Рабтан от кого-то уже слышал о белых ночах и тьме полярной зимы. «Капитан от артиллерии» подробно рассказал контайше, отчего все это происходит. В беседе упоминались Архангельск и Якутск[23].

Можно думать, что до Унковского джунгарский хан мог слышать о Большой земле и русском Севере от пленных из числа офицеров и солдат, бывших с Бухгольцем. Ведь они были в свое время набраны в Тобольске, и среди них могли находиться недавние землепроходцы и мореходы. Заброшенные в глубь Восточного Туркестана, томясь в постылом плену, они вспоминали о своих былых походах в Даурию или Анадырскую землю.

В числе пленников был штык-юнкер, швед Иоанн Густав Ренат, живший до этого в Сибири. Джунгары захватили его в 1716 году, когда Ренат находился в одном из отрядов Ивана Бухгольца.

Семнадцать лет провел шведский штык-юнкер под небом Восточного Туркестана. Ренат отлил несколько пушек для джунгар. В войлочном шатре, стоявшем на берегу Или, завел типографию. Он составил карту Джунгарии; чертеж этот был разыскан только в 1879 году в Королевской библиотеке Швеции и препровожден в Россию[24].

Живя до своего пленения в Сибири, Ренат, без сомнения, был подготовлен к познанию стран Азии, знал Табберта-Страленберга, а тот в свою очередь не менее пяти лет общался с Семеном Ремезовым. Порукой тому ремезовские чертежи и рисунки, которые Табберт вывез в Швецию в 1733 году.

Ренату благодаря трудам русских космографов в Тобольске еще до того, как попасть в плен, были известны карты просторов Азии — вплоть до Тангутской земли (Тибета).

Когда Ренат был освобожден джунгарами после хлопот Ивана Унковского, штык-юнкер поехал в Швецию.

В библиотеке университета в Упсале вот уже двести с лишним лет лежит связка бумаг и чертежей с пометкой: «Карты Рената». И что же? Мы и здесь видим стремление объединить сведения о Сибири, Камчатке, Амуре с данными о Центральной Азии. Пусть даже эти чертежи, в том числе русские, были собраны в разное время и не одним Ренатом, это не меняет сути дела. Одна из карт, лежащих в «Папке Рената», определенно перекликается с чичаговскими чертежами. Возможно, и Табберт-Страленберг внес свою долю в собрание, известное под названием «Карты Рената». В то время, когда Чичагов исследовал Тазовскую губу, Табберт был еще в Тобольске. Он на правах участника научной экспедиции Г. Мессершмидта имел доступ к русским документам.

В тот же год Унковский и Путилов показали на своей карте часть Тибета и заветный Яркенд.

Около 1723 года из Морской академии в Сибирь были посланы геодезисты Петр Скобельцын, Иван Свистунов, Дмитрий Баскаков и Василий Шетилов. Они спешили «наскорее опись и ландкарты учинить от Китайской стороны...». Работы они начнут на Селенге, с тем чтобы, постепенно передвигаясь к севе- ро-востоку, завершить свои труды в составе экспедиции Беринга[25].

В 1724 году Петр Великий собственноручно написал на заметках Адмиралтейств-коллегий:

«Зело нужно штурмана и подштурмана, которые бывали в Нордной Америке…»

Еще в разговоре Унковского с ханом Цэван-Рабтаном содержались какие-то неясные намеки на будущий поход русских кораблей в Америку. Унковский говорил, что такому плаванию мешают лишь военные обстоятельства.

Весть об Америке, принесенная на берега мутной Или, могла достигнуть лиловых граней тибетских гор.

 

12345678910Следующая ⇒

Поделиться: