Альвхейм, космопорт и окрестности

 

Спустя полчаса Хуан Васкес вновь очутился под лучами жаркого местного солнца. Эрик Хольмстад шагал впереди, а позади, сердито переругиваясь, топали бритоголовые охранники.

– Залезай, – бросил белобрысый латифундист, указывая на длинный колесный фургон на бензиновой тяге, каких на Земле не использовали уже давно. Кузов его был затянут брезентом. – Загружайтесь, и поедем…

Сам Хольмстад собирался путешествовать в чем‑то напоминающем легкий колесный танк. Бока его, выкрашенные в белый цвет, в тон одежды хозяина, щегольски блестели.

Уныло сопя, Васкес перебрался через задний борт. Под брезентом, в душной, пропахшей бензином полутьме его встретили удивленными восклицаниями:

– Ага! И он тут! Вот повезло!

Лица вокруг были сплошь знакомые, хотя по именам Васкес никого не знал. С этими людьми он летел от самой Земли.

– Привет, – буркнул Хуан, усаживаясь на лавку, тянущуюся вдоль борта. В тот же момент мотор взревел, машина дернулась, и разговаривать стало невозможно.

Дороги на Альвхейме по качеству покрытий находились в стадии дикости, по крайней мере те, по которым двигался фургон. Колеса шуршали по старому, раздолбанному асфальту, а кузов нещадно подбрасывало. Брезент хлопал, держащие его металлические распорки скрипели и шатались, лавки тряслись.

Чтобы не свалиться, приходилось держаться изо всех сил, а небольшой кусочек местного пейзажа, видимый позади, яростно раскачивался. Основной его частью была дорога, похожая на раздавленного колесами ленточного червя непомерной длины. По сторонам от нее высились одинаковые приземистые домики, сменившие громады складов, теснившиеся вокруг космопорта.

Потом городишко остался позади, можно было лишь разглядеть, как высится над скопищем зданий острый нос звездолета, похожий издалека на вершину айсберга. Место домов на обочинах заняли поля. Неторопливо двигались среди посадок люди, сновали сельскохозяйственные машины.

С основной трассы свернули на ответвление, и дорога стала еще хуже. Из‑под колес вздымались тучи мелкой желтоватой пыли. Она совершенно скрыла обзор и нагло лезла внутрь кузова, оседала на одежде и вещах, норовила забиться в рот или уши…

Дышать можно было только через прижатую ко рту ткань.

К счастью, пытка длилась недолго. Путешествие в пыльном облаке закончилось минут через пятнадцать. Фургон остановился, спереди донеслись какие‑то крики, а потом негромкий механический лязг.

– Приехали, – сказал кто‑то.

– Точно, – добавил второй, – ворота открывают.

Догадка подтвердилась. Вновь зарычал мотор, и грузовик, громыхая, как посудная лавка на колесах, проехал между двумя сторожевыми будками, стены которых покрывали самые настоящие бронепластины. Распахнутые створки, сваренные из толстых железных полос, начали быстро сходиться, перекрывая дорогу.

– Интересно, кого они так боятся? – спросил светловолосый паренек, сидящий напротив Васкеса, но тут машину тряхнуло, и он замолчал. Скорее всего, прикусил язык.

Пыль осталась позади. Дороги на территории усадьбы Эрика Хольмстада хоть и не были особенно гладкими, но содержались в образцовом порядке. По сторонам виднелись те же поля, перемежающиеся рощами широколистных деревьев.

Фургон резко повернул, заставив пассажиров повалиться друг на друга, и тут же остановился.

– Вылезайте, – над задним бортом возникла голова одного из бритоголовых громил, – да побыстрее! Хозяин не любит ждать!

Васкес выпрыгнул из пропыленного кузова одним из первых. Поправил шляпу, чтобы прикрыть глаза от бьющего с неба яркого света, и огляделся. Машина замерла на прямоугольной площадке перед вытянутым ангаром, который, скорее всего, служил гаражом. Из‑за него выглядывали кудрявые верхушки деревьев, меж которых виднелись башенки из белого камня. Скрывающееся там здание, должно быть, выглядело довольно причудливо.

– Давай сюда, – сильный шлепок по плечу отвлек Васкеса, – хватит глазеть!

Прибывших работников выстроили в линию лицом к Хольмстаду, который со скучающим видом смотрел куда‑то в сторону.

– С этого дня, – сказал он, когда стало совсем тихо, – и на год вперед, а местный год чуть больше земного, вы принадлежите мне. Целиком и полностью. Я говорю это сразу, чтобы вы не питали пустых надежд. Вы будете делать то, что вам прикажут, а в случае неповиновения будете жестоко наказаны. Ясно?

Никто из эмигрантов не решился даже вздохнуть слишком громко.

– Отлично, – кивнул Хольмстад. – Все, что вокруг, называется усадьба «Святой Олаф». Территория ее огорожена забором, по которому по ночам пускают ток. На вышках дежурят вооруженные охранники, ночью ходят патрули с собаками. Бежать – даже не пытайтесь. Ясно?

Вновь тишина, мертвая, полная.

– Отлично! – На лице хозяина усадьбы отразилось что‑то вроде улыбки. – Тогда последнее. Любого, кто не является работником, вы должны называть «господин»…

– А как мы их узнаем? – спросил тот самый паренек, который проявил любопытство еще в фургоне.

– Ошибка, – спокойно сказал Хольмстад, и один из бритоголовых сделал шаг вперед, – меня перебивать нельзя.

Юноша согнулся от удара под дых, а латифундист продолжил речь.

– Узнаете легко, – сказал он, – все, кто не носит одежду работника, – для вас «господа». Вам надлежит беспрекословно им подчиняться. Но более подробно с правилами поведения вас ознакомят надсмотрщики! И главное – помните, что упорным трудом вы заслужите право через год стать гражданами и получить более престижную и легкую работу! Ясно?

Вопрос явно был риторическим.

– Вот и хорошо, – подобрел Хольмстад, – а документы сейчас же отдайте мне. Все.

Ошеломленные до последней степени эмигранты стояли неподвижно.

– Идентификационные карточки вы не имеете права отбирать! – запальчиво выкрикнул кто‑то.

– Здесь только я сам решаю, на что имею право. Отдадите сами или применить силу?

Как в любой компании, слабаки нашлись и здесь. Кто‑то шагнул вперед, протягивая документы раболепным жестом, кто‑то, дрожа от страха, принялся рыться в сумке.

Васкес молчал. На лице его было написано презрение.

– Не заставляй меня ждать, – почти ласково сказал Хольмстад, – а то тебе будет очень и очень больно!

В руках бритоголовых возникли длинные кнуты. Точно рассчитанный удар ожег щеку Васкеса, почти не зацепив кожи.

– Еще мгновение, и твою рожу украсит шрам, – проговорил хозяин усадьбы.

Пробурчав что‑то, Васкес полез за документами. Понимание того, что они попали в самое настоящее рабство, пусть даже всего лишь на год, пришло слишком поздно.

– Теперь уводите их, – приказал Хольмстад, когда все документы оказались у него. К бритоголовым присоединились еще двое молодцев того же типа – груды мышц и минимум разума в глазах. Похоже было, что надсмотрщиков латифундист нанимал из одного атлетического зала или попросту клонировал.

– Шевелитесь, шевелитесь! – завопили они на четыре голоса. – Не отставать!

Замешкавшийся тут же получил кнутом по спине. Треснула ткань, а на коже появилась багровая отметина. Крик боли потонул в гневном рычании:

– Молчать!

Идти пришлось недалеко. Здание с башнями, почти целиком скрытое деревьями, осталось сбоку, впереди показались длинные унылые строения, похожие на сараи.

– Вот здесь вы будете жить, – сообщил один из надсмотрщиков, махнув рукой на ближайшее из них, над дверями которого красовалась латунная тройка. – Свободных мест хватает, занимайте любые. Каждый найдет на своей койке рабочую одежду. Носить необходимо только ее. На сегодня вы свободны, ужин в восемь часов. Завтра, в шесть утра – построение.

Внутри барака, жилое помещение в котором предварял небольшой «предбанник», оказалось пусто и тихо. Шумел где‑то под потолком вентилятор, но даже он был не в силах разогнать духоту, запах множества тел и прелой одежды.

Вдоль стен были расставлены в несколько рядов двухъярусные железные койки. Свободные места можно было легко определить по лежащей на сером одеяле униформе, включающей комбинезон светло‑зеленого цвета, широкополую соломенную шляпу и толстые перчатки. Завершали обмундирование тяжелые ботинки армейского образца.

– И зачем нам такая одежда? – Удар не излечил светловолосого юношу от любопытства.

– Значит, надо, – ответил Васкес, занявший койку рядом с ним. – Зря тут ничего не делается.

– Да, – протянул юноша, – я уже понял. Давайте хоть познакомимся. Меня зовут Чарльз, я из Флориды.

– Васкес, Мехико, – последовал лаконичный ответ.

Над входом в барак висели огромные механические часы, словно перенесенные из далекого прошлого. Стрелки на них перемещались с удивительной медлительностью.

– Ничего себе, – изумился Чарльз, которого посетила та же мысль. – Тут что, сутки длиннее земных?

– Почти на десять процентов, – сказал занявший место над Васкесом чернокожий мужчина, телосложением напоминающий глиста. – Я знаю, я читал. Кстати, меня зовут Фердинанд…

– Да, придется привыкать. – Назвавшись в ответ, Васкес бухнулся на кровать. После нудного стояния в очереди и утомительной поездки на колесном фургоне клонило в сон…

Разбудил его гул. Совсем рядом кто‑то топал ногами и шумно переговаривался. Открыв глаза, Хуан обнаружил, что большие часы показывают половину восьмого, а барак полон людей.

Они носили те же комбинезоны и шляпы, но грязные и помятые до последней степени. Все до одного выглядели такими измученными и истощенными, будто голодали по меньшей мере год, а глаза на иссеченных морщинами лицах были красны и слезились.

На новеньких, которые казались по сравнению со старожилами свежими и сильными, никто не обращал особого внимания.

– Простите, сэр. – Как можно было ожидать, Чарльз не удержался и полез с расспросами. – Можно вас спросить?

Объектом его интереса стал сосед снизу. Волосы его, торчавшие из‑под снятой шляпы, выглядели как старая пакля, а в глазах застыла мертвая, непоколебимая усталость.

– Можно, отчего же нет? – ответил он хриплым голосом и сплюнул прямо на пол. – Только не называй меня «сэром», а то я и в глаз могу дать…

– Да, я понял. – Обрадованный разговорчивостью собеседника, Чарльз бросился в атаку: – Что нас здесь ждет?

– Смерть, – ответил хриплый, – не скорая, но довольно мучительная. Под кнутами надсмотрщиков, в пасти прорвавшейся через периметр твари или от прилетевшей из леса заразы. И это будет еще лучший исход. В худшем варианте ты попросту сдохнешь от истощения!

– Почему так? Неужто нельзя этого избежать? – В голосе Чарльза звучала обида. К месту разговора постепенно стягивались новички.

– А ты чего ожидал? Рая за звездами? – Хриплый зло и отрывисто рассмеялся, почти пролаял. – Или что там еще строчат в рекламных проспектах, где расписывают прелести жизни в колониях?.. Приятель, ты попал в лапы Эрика Хольмстада, и это значит, что он за полгода выжмет из тебя все соки, а потом скормит твой труп свиньям! Еще никому не удавалось провести в этих бараках тот год, после которого наступает свобода!

– Откуда? Откуда это известно? – спросил с верхней койки Фердинанд.

– Я был гражданином и прожил в этой усадьбе двадцать лет, – гордо сказал хриплый, – и только потом за провинность попал сюда… Мне ли не знать? На полях Альвхейма человек долго не живет!

– Но почему? – Любопытство Чарльза воистину было ненасытным.

– Во‑первых, из‑за жары, – ответил хриплый, – она не ослабнет даже тогда, когда настанет сезон дождей! Только сейчас приходится глотать пыль, а через месяц мы будем ползать по колено в грязи. И учти, работать надо по четырнадцать местных часов в сутки. Выходные и праздники ты оставил на Земле, так что забудь о них. Во‑вторых, джунгли, а они подступают к самому периметру, таят такую кучу смертоносных сюрпризов, что минное поле по сравнению с ними – парк для прогулок. Хищники, ядовитые насекомые, вирусы – все так и прет оттуда. Забор – слабая помеха, он скорее для того, чтобы рабы не разбежались.

– А почему бы их не вырубить, эти джунгли? – спросил Чарльз.

– Шутишь? – Бывший гражданин Альвхейма вновь расхохотался. – Это слишком дорого! Дешевле получать бешеные урожаи на отвоеванных у леса клочках богатейшей земли, удобряя ее трупами эмигрантов! Постоянный приток переселенцев позволяет частично решить проблему перенаселения, обострившуюся в метрополии, так что колониальным властям позволяется обращаться с ними как угодно! Кроме того, вы ведь пили на Земле чай «Заря альвов»? Кушали привезенный отсюда рис или кукурузу? В метрополии нельзя вырастить ничего подобного, и поэтому правительство Федерации закрывает глаза на то, что каждое зернышко, каждая чаинка смочена не только потом, но и кровью!

– А несколько десятков человек, которые владеют Альвхеймом, на этом наживаются, – добавил другой старожил, широкоплечий и темнокожий, но с европейскими чертами лица, и все взгляды, тотчас повернулись к нему. – Потомки тех, кто прибыл сюда семьдесят лет назад, отпрыски скандинавских колонистов. Они‑то сражались с джунглями сами, зато их внуки богаты, точно Крез. Почти все на планете принадлежит одному из пятнадцати главных семейств, а если учесть, что они меж собой в родстве, то одному Семейству!

– Ничего себе порядки, – жалобным голосом сказал Фердинанд. – Что же нам делать?

– Готовиться к смерти, – мрачно прорычал хриплый.

– Не слушайте его, – махнул рукой широкоплечий. – Он потерял место у хозяйской миски и поэтому зол на весь мир. Постарайтесь не бояться и достойно принять свою судьбу, иначе страх и отчаяние убьют вас быстрее, чем жара и надсмотрщики!

Громкий, пронзительный звонок прокатился по бараку.

– Это на ужин, – пояснил широкоплечий. – Идите за мной, я покажу, где вас накормят.

 

237‑й день 73 года летоисчисления колонии

⇐ Предыдущая10111213141516171819Следующая ⇒

Поделиться: