Приказ по армии о дальнейшем наступлении и его целях. Исполнение

 

В Вербе 8 августа мы получили директиву штаба армии о наступлении армии. Ею предписывалось наступать и атаковать противника, который будет встречен на пути, при этом левый фланг армии, то есть наш 17‑й корпус, должен был держаться в общем направлении на г. Жолкиев[31]. 7‑я кавалерийская дивизия должна была, обеспечивая левый фланг армии, быть связью с правым флангом нашей 3‑й армии.

На другой день мы выступили в том же порядке, спокойно и ночевали в районе южнее и юго‑восточнее Владимир‑Волынска. Штаб корпуса ночевал в этом последнем у западного выхода по шоссе на м. Устилуг[32]. При проходе через город 3‑я пехотная дивизия переплелась с частями 10‑й пехотной дивизии 5‑го корпуса, которая через Владимир‑Волынск шла в с. Пятыдни.

Вечером в штаб корпуса явился генерал‑майор Орлов[33], помощник начальника 61‑й пехотной дивизии, и доложил командиру корпуса о прибытии в город по железной дороге двух полков 61‑й пехотной дивизии, которые мы, впрочем, уже видели, когда входили в город; они занимали казармы квартировавших во Владимир‑Волынске частей 17‑й пехотной и 7‑й кавалерийской дивизий. Связь с генералом Орловым тотчас же была установлена по телефону.

10 августа движение продолжалось: 3‑я п. дивизия – по большаку на с. Грибовица, 35‑я дивизия – по дороге на с. Бубнов, Иваниче. Штаб корпуса следовал за 3‑й дивизией. Все шло мирным порядком; о противнике не было никаких сведений.

Ночевали: 3‑я дивизия и штаб корпуса – в с. Грибовица, 35‑я – в районе с. Иваниче. К вечеру в с. Мышов подошла и голова бригады 61‑й пехотной дивизии.

В Грибовице, когда мы уже разослали войскам корпуса распоряжения о продолжении марша на 11 августа, был получен приказ о приостановке дальнейшего движения. Спавший уже генеральный штаб и командир корпуса были подняты, и снова началась спешная рассылка приказаний об отмене приказа. Потом постепенно все улеглось опять. Лишь я бодрствовал, следя за рассылкой распоряжений. Но не прошло и двух часов после рассылки «контр‑ордра», как получен был новый «ордр», отменявший «контр‑ордр» и предписывающий продолжать марш. Второй подъем начальства и генштаба и новые распоряжения об исполнении первоначального приказа о движении 11 августа. Когда я разослал их, уже приближался рассвет. Так мне почти и не удалось в эту ночь прилечь отдохнуть. Причина таких перемен распоряжений так и осталась для нас не совсем выясненной, тем более что никаких боевых столкновений армии еще не было.

Несмотря, однако, на последовавшие в течение ночи «ордры» и «контр‑ордры», никакого «безордра» не произошло благодаря ночному бодрствованию и работе штаба. Войска выступили с ночлега своевременно. Часам к трем дня 3‑я дивизия, а за нею и мы подошли к р. Бугу у д. Джарки. За Бугом перед нами простиралась, насколько глаз хватал, Галиция – неприятельская территория, но никакого неприятеля все еще не было. А обнаруженная и быстро исчезнувшая на левом берегу какая‑то партия противника, вероятно, принадлежавшая к ландштурму, не вызвала к себе нашего внимания.

Авангард 3‑й пехотной дивизии – 9‑й Ингерманландский полк полковника Карнаухова[34] (генерального штаба, мой преподаватель по Тифлисскому юнкерскому училищу[35]), тотчас начал переправу на сколоченных из подручного материала плотах. Но операция эта происходила медленно из‑за слабой грузоподъемности плотов.

Размеры реки были средние, ширина до 25–30 саженей, бродов поблизости не было. Наш берег был возвышенный и сильно командовал над плоским и низким австрийским берегом. Передовые части ингерманландцев разошлись веером для прикрытия переправы прочих войск и продвинулись вперед к с. Войславице.

Командиру 17‑го саперного батальона полковнику Исакову[36] (он же корпусный инженер), чрезвычайно энергичному, имевшему несколько таких же энергичных помощников из числа офицеров своего батальона, было приказано приступить немедленно к постройке постоянного моста через Буг и упорядочить технически, с целью ускорения, переправу авангарда 3‑й дивизии. Нечего и говорить, что у полковника Исакова дело закипело. Мы с высокого берега из д. Джарки любовались работой саперов. Весь берег кишел ими, точно муравьями. Весь двуколочный обоз батальона оживленным аллюром и в каком‑то прямо красивом порядке засновал по берегу взад‑вперед, подвозя материал для постройки моста. Место для него было выбрано прямо против деревни Джарки, у заброшенной водяной мельницы, где представлялось возможным сократить длину моста использованием островка, отделяющего рукав для мельницы от главного русла реки.

В этот день впервые мы увидели свой корпусный авиационный отряд, под командой штабс‑капитана Ткачева[37]. Он прибыл лётом и спустился аппарат за аппаратом у д. Джарки. Спуск ознаменовался одним грустными инцидентом. Смотреть, как спускаются и садятся чудовищные птицы, сбежались все, что были поблизости – и масса солдат, и жители деревни; при этом один из аппаратов при спуске задел какую‑то бабу и смертельно ее ушиб. Некоторые истолковали этот несчастный случай за дурной знак. И, как увидим дальше, это оправдалось.

Распоряжением штаба армии для ускорения нашей переправы к нам в Джарки для наводки моста высылалась часть понтонного батальона. Жаль было, что об этом там не сообразили ранее. Зря поэтому потеряли мы два дня в Джарках.

Подошла в Джарки и бригада 61‑й пехотной дивизии с двумя батареями и начальник этой дивизии, генерал‑майор Симанский[38] со штабом.

 

6. Переправа через Буг и марш‑маневр в новом направлении

 

К вечеру 13 августа понтонный мост был готов, постоянный саперный заканчивался. Наутро 14‑го мы собирались продолжать марш по старой директиве. Но последовало изменение. 5‑му и 17‑му корпусам приказано было повернуть значительно направо и быстро наступать в общем направлении на Томашов[39]. Это решение было принято командующим армией, генералом Плеве[40] под влиянием слагавшейся на правом фланге 5‑й и 4‑й армий обстановки.

Там противник крупными, превосходными силами уже вел наступление на Люблин – Холм и в разрез между этими пунктами. Правофланговый корпус нашей армии, 25‑й и следующий, 19‑й – уже ввязались в тяжелые бои с наступавшим из района Томашова противником. 5‑й и 1‑й – до сих пор не только никого перед собой не встретили, но и не имели еще о противнике почти никаких сведений. Наши южные 3‑я и 8‑я армии вторглись уже глубоко в Галицию, направляясь на Львов и тесня перед собой противника. Невольно создалось впечатление, что главная масса Австро‑венгерской армии направлялась для удара на Люблин – Холм.

Отсутствие противника перед 5‑м и 17‑м корпусами как бы указывало, что правый фланг направленных сюда сил обрисовывался где‑то в районе Томашова.

Как потом выяснилось – это и было почти что так. Отсюда и явилось у командующего нашей армией решение широким маневром в ½ оборота направо от прежнего направления вывести два левых своих корпуса (5‑й и 17‑й) к Томашову примерно и ударить во фланг тем силам противника, которые давили на два правых корпуса (25‑й и 19‑й), надеясь при удаче совершенно опрокинуть замыслы противника на своем фронте и оказать влияние на положение на фронте нашей 4‑й армии[41].

Это решение и распоряжение для его исполнения показалось нам очень интересным и, приступая к его исполнению, помню, мы, генеральный штаб, горели особым желанием поскорее достигнуть возможных крупных результатов. Лишь немного озадачивала нас загадочная тишина, молчание огромного лесисто‑болотистого пространства в треугольнике Рава Русска – Белз – Жолкиев. В начале августа, как выше упоминалось, наша конница там побывала и ничего значительного не обнаружила. Но прошло уже несколько дней с тех пор. Обстановка тут могла измениться. А к тому же при исполнении предписанного маневра приходилось к этому загадочному пространству повернуться флангом. Вот почему сделано было все возможное, чтобы обезопасить себя с этой стороны от всяких неожиданностей. 7‑я кавалерийская дивизия генерала Тюлина, следовавшая левее 35‑й дивизии, по нашей просьбе была подчинена командиру корпуса.

14 августа, когда рассвело, все, что стояло у д. Джарки, двинулось одной колонной за авангардом 3‑й пехотной дивизии. Буг перешли по отличному понтонному мосту.

Левая колонна – 35‑я дивизия – перешла реку у Сокаля по шоссейному мосту. Ее движение слева прикрывала двигавшаяся левее и несколько уступом впереди 7‑я кавалерийская дивизия[42]. Для ее поддержки близко к ней следовал боковой авангард 35‑й дивизии – 139‑й Моршанский полк полковника Гутора (не генерального штаба).

Дивизии следовали: 3‑я – по дороге на с. Войславице, Хоробрув, м. Ворелж, Городище, Гульче, Лиски, Новоселки; 35‑я – на с. Шмиткув, Бузина, Длужиев, Васимов.

Штаб корпуса следовал с 3‑й дивизией. Стояла чудная летняя погода. Дороги в Галиции оказались лучше наших. Страна была богата хлебом. На многочисленных по пути нашего следования хуторах и имениях помещичьих было много зернового фуража, который был еще или на полях, или в скирдах уже. Тут мы брали уже не стесняясь, как то было на Волыни. Особенно довольны были артиллеристы, что не нужно рыскать в поисках фуража. Все было всегда под руками.

Марш в этот день был утомителен. Каждая колонна прошла не менее 30 верст. Шли с раннего утра до темноты и в темноте еще подтягивались хвосты.

Помню, когда мы обгоняли части 3‑й дивизии на привалах, те говорили, что очень утомились. Галицийские селения по пути были пустынны. Большинство жителей их покинуло. Некоторые селения, где было много еврейского населения, были полусожжены. В этот период войны, когда наши войска вторгались в пределы неприятельской территории, часто наше приближение к какому‑либо селению отмечалось очень часто вспыхивавшими почти мгновенно в них пожарами. Сначала мы удивлялись, что в пустом почти селении вдруг ни с того ни с сего, что называется, пылали хаты, чаще же хозяйственные постройки. Но скоро все выяснилось. Оказывается, это были условные сигналы противнику о нашем приближении. Видимые очень далеко, они верно указывали ему о наших передвижениях. Нечего и говорить, что шпионами‑сигнальщиками были почти исключительно жиды. Отсюда возникла особенная к ним ненависть у наших войск, а казаки были к ним беспощадны. В 1‑й Донской казачьей дивизии разъезды, побывавшие и в этом районе, почти поголовно выжигали в селениях еврейские кварталы. Это было ответом на их «пожарные сигналы» с одной стороны, как месть за шпионскую их работу, а с другой – введение противника в заблуждение об истинном направлении нашего движения.

О противнике и в этот день не было сведений на фронте корпуса. Хотя 35‑я дивизия по подходе к месту ночлега – с. Васимов – Пшеводов – слышала артиллерийскую канонаду где‑то в северо‑западном направлении. То же знала и 3‑я дивизия, заночевавшая в районе Новоселки – Телятин – Радков.

В темноте уже штаб корпуса прибыл в Новоселки, место намеченного ночлега. Главная улица забита была остановившимися войсками 3‑й пехотной дивизии, которые от переутомления как стали на пыльной дороге, так и полегли почти все поголовно и спали, кто где прилег. Тут же от раненых тобольцев[43] (10‑я дивизия 5‑го корпуса) мы узнали, что их полк, будучи в авангарде, вел у Лащова сильный бой с большими силами австрийцев.

До поздней ночи мы сидели в доме священника с. Новоселки, составляя приказ на 15 августа. Утомление было крайнее: помню, сидя засыпали на мягких стульях поповских.

Наш же «совет‑коллегия» для составления приказа доконала нас окончательно.

На 15‑е приказ по 17‑му корпусу предписывал наступать в общем направлении на Белжец. Предвидя очень вероятную встречу с противником, он распределял войска корпуса по колоннам так, что в этом распределении намечался будущий боевой порядок корпуса. Правая колонна – 3‑я дивизия должна была, придерживаясь тесной связи с соседом направо – 10‑й дивизией 5‑го корпуса у Лащова, наступать на с. Посадов, Жерники, Подлодов. 35‑я – на с. Кржевица, Щенятын, Торношин, Заставе, Махнов. Бригада 61‑й дивизии намечалась быть резервом и должна была идти на некотором расстоянии за 35‑й дивизией. Левый фланг по‑прежнему прикрывался 7‑я кавалерийской дивизией.

Наш сосед справа 5‑й корпус собирался на 15‑е атаковать 10‑й дивизией противника у Лащова, силы которого определялись боем с ними тобольцев около дивизии.

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: