VI. Причины Брестской унии

 

Результаты преследования православных оказались плачевными для Великого Княжества Литовского, поскольку оно в глазах не только православных, но и всего мира устойчиво вошло в число стран, не отличавшихся веротерпимостью и согласных с агрессивным намерением Католической Церкви отдать православных под власть Рима. Это стало одной из причин того, что Великое Княжество Московское начало трагические для Великого Княжества Литовского и Польского Королевства войны. Эти преследования также способствовали тому, что московский царь стал рассматриваться в качестве единственного защитника Православия. С этого времени все военные действия Польши и Великого Княжества Литовского, а позже и Речи Посполитой, предпринимаемые на Востоке, будут восприниматься мировым сообществом как инспирированная Римом католическая агрессия, продолжение четвертого крестового похода, что в большей части случаев не сильно расходилось с истиной. Кстати, в положениях так называемой „восточной" польской политики с самого начала и до сегодняшнего дня нетрудно обнаружить нити, ведущие к папской курии, правда, с небольшими перерывами.

Одним из таких перерывов была первая половина XVI века, когда Римско-католическая Церковь, потрясаемая Реформацией, попридержала свое наступление на Православие, поскольку была вынуждена заботиться о собственном существовании. Однако искалеченная и лишенная реформаторскими Церквами ряда самых богатых провинций, римско-католическая Церковь во второй половине XVI века снова предпринимает свой ,,Drang nach Osten", открывая тем самым одну из самых черных страниц своей истории - трагическую Брестскую унию 1596 года.

Этот акт, последствия которого все христианство болезненно переживает по сей день, не был результатом действий одного человека или нескольких людей или случайным событием. Над ним сознательно трудилось несколько поколений православных и католических иерархов не только в Польше и Великом Княжестве Литовском. Нельзя также забывать об усилиях королевского и великокняжеского дворов, большого числа государственных и церковных деятелей.

Истинные причины Брестской унии следует искать не в последних десятилетиях XVI века, а в продолжавшихся многие десятилетия попытках папской курии подчинить себе Православную Церковь.

Осуществлению подобных попыток способствовал ряд событий. Важнейшие из них - государственные унии Польши и Великого Княжества Литовского: Кревская (1385г.), Виленско-Радомская (1401г.), Городельская (1413г.), Гродненская (1432г.), Мельницкая (1501г.), Люблинская (1569г.), которые фактически ознаменовали очередные этапы попадания Великого Княжества Литовского в зависимость от Польской Короны. Начиная с 1385 года все военные, хозяйственные и интеллектуальные усилия польской правящей верхушки и неосознанные усилия руководимого ею польского общества на протяжении 400 лет были направлены исключительно на подчинение и интеграцию с Польшей в десять раз большего по территории и в шесть раз большего по населению (причем совершенно чуждого и этнически, и культурно) Великого Княжества Литовского.

Польская экспансия сопровождалась неустанным стремлением папской курии подчинить своей власти Православную Церковь. Вспомним известную буллу папы Бонифация VIII от 1302 года „Ппат ЗапЫит". В ней утверждается, что якобы „существует единственная Церковь, дающая спасение. Единственным ее главой является Христос, заместитель которого - св.Петр, а также каждый преемник Петра ('имеется в виду папа - Н.Г.). Тот, кто с этим не соглашается, как это делают греки ('имеются в виду православные - Н.Г.), не принадлежит к пастве Христовой... Мы объясняем и утверждаем, что для спасения души каждого человеческого существа необходимо подчинение римскому епископу".

Со временем эта культивировавшаяся монополия на божественное откровение, чувство непогрешимости и призвания к исполнению исторической миссии распространения якобы „единственно истинной католической веры", следование принципу „цель оправдывает средства" стали в деятельности Римско-католической Церкви основными. Личности живого папы и других католических сановников кощунственно сравнивались с Христом и апостолами. Тех, кто смел усомниться в подобных „истинах", ждала „святая" инквизиция с судами, застенками, камерами пыток и кострами. Самой важной „миссией" этих „святых" учреждений было уничтожение инаковерующих, особенно „схизматиков" (т.е. православных).

Для исполнения этой жестокой политики папа Павел III в 1540 году призвал орден , "Наисвятейшего Сердца Иисусова" (Societas Iesu), т.е. иезуитов. Они появились в Польше в 1564 г. и сразу же приступили к тщательно обдуманной, долговременной, систематической, разносторонней и интенсивной деятельности. Они стремились подчинить себе правящую элиту во главе с королем, а через образование и науки - все общество. И достигли намеченной цели: король Сигизмунд III Ваза и его приближенные полностью оказались духовно закрепощены иезуитами, о чем исчерпывающе свидетельствует королевское признание: „Пусть лучше сгинет Речь Посполитая, сгинем ты и я, лишь бы вера римско- католическая не понесла ущерба". Густая сеть исправно действующих школ всех уровней воспитала вскоре в обществе Речи Посполитой, проникнутом до мозга костей убеждением о безусловном главенстве католичества над всеми другими исповеданиями, католических фанатиков, готовых на все.

Иезуиты оживили идею унии, мобилизовали для ее реализации попавшую в их подчинение правящую верхушку во главе с королем, а также дворянство, особенно новообращенное население белорусских и украинских земель, переметнувшееся из Православия в католицизм. А таких, по мере расширения и углубления миссионерской деятельности борцов из ордена „Наисвятейшего Сердца Иисусова", становилось все больше и больше.

Деятельность по привлечению прозелитов из высших слоев православного общества и в первую очередь из среды высшей церковной иерархии облегчал господствовавший там принцип „раздачи духовных хлебов". Он состоял в том, что власти в Польше и Великом Княжестве Литовском имели право раздавать звания и должности епископов, архимандритов и игуменов, а по их примеру магнаты и дворянство присвоили себе право назначать в монастырях и приходах, находящихся на их землях, игуменов и священников.

Эта узурпация права „раздачи духовных хлебов" в корне противоречила христианскому каноническому праву. Ибо Первый Вселенский Собор 325 года в своем 4-м Правиле постановил: „Епископа поставляти наиболее прилично всем тоя области епископам. Аще же сие неудобно, или по належащей нужде, или по дальности пути, по крайней мере три во едино место да соберутся, а отсутствующие да изъявят согласие посредством грамот, и тогда совершати рукоположение. Утверждати же таковые действия в каждой области подобает ея митрополиту". Каноническое право запрещает светской власти вмешиваться в дела назначения и посвящения епископов. В 30-м Правиле святых апостолов говорилось: ,Аще который епископ, мирских начальников употребив, чрез них получит епископскую в Церкви власть, да будет извержен и отлучен, и все, сообщающиеся с ним". А VII Вселенский Собор в 787 г. своим 3-м Правилом постановил: „Всякое избрание во епископа или пресвитера, или диакона, делаемое мирскими начальниками, да будет недействительно".

Эти каноны из века в век нарушались в Королевстве Польском и Великом Княжестве Литовском в отношении Православной Церкви, особенно в пору так называемой „золотой шляхетской вольности" в XVI-XVIII веках. Это приводило к ситуации, противоречащей какому бы то ни было представлению о достоинстве духовного сословия. Назначения на должности епископов, архимандритов и игуменов зависели исключительно от „гостинцев" (подарков) власть имущим, огромных взяток их окружению. То же самое надо сказать в отношении благочинии и приходов. В результате иерархами и священниками становились люди совершенно неподготовленные к исполнению духовных обязанностей и даже личности, вообще не могущие и не имеющие права занимать какие-либо общественные должности: шарлатаны, авантюристы, пьяницы, преступники. Поэтому неудивительна та пропасть, в которую враги усиленно сталкивали Православную Церковь с целью скомпрометировать ее, унизить, обесчестить. Общее недовольство поведением православной иерархии того времени выразил пламенный полемист и защитник Православия Иоанн Вышенский, который в 1590 году с горечью заявил: „Будь прокляты владыки, архимандриты и игумены." Церковь защищалась, как могла, от этих искушений. Примером может служить сопротивление православных львовян вмешательству католического епископа Львова при избрании православных епископов. В XV веке и в начале XVI века римско-католический архиепископ имел решающий голос при избрании православного епископа. Львовяне смогли освободиться от этой 2 зак. 1134 „опеки", представив огромный выкуп (часть его составляли более 500 быков).

Чтобы окончательно дискредитировать православную веру и Церковь и оправдать свои захватнические действия, Римско-католическая Церковь в Польше и Великом Княжестве Литовском развернула широкую агитационную кампанию. Настойчивые атаки в письмах Бенедикта Хербста - „Сентенции веры Римско-католической Церкви и история подчинения Греческой для единения", Петра Скарги - „О руководстве и единстве Церкви Божией под одним пастырем и о греческом от этого единства отступлении" и другие тому примером. Этому идеологическому наступлению давали должный отпор православные публицисты, в том числе Мелетий Смотрицкий в "Ключе от Царствия Небесного" и Василий Острожский в своем труде „Об одной вере", Несмотря на попытки сопротивления нажим нарастал. Католические круги, кичащиеся своим духовным и культурным превосходством, глубоко проникшись необходимостью реализации „святого дела облагодетельствования схизматиков" и возвращения их под власть „Христова наместника", только расправляли крылья.

Ярким примером такого рода является деятельность большого друга иезуитов короля Стефана Батория, католического неофита (будучи протестантом, он принял католичество только после вступления на польский трон). Именно он в отвоеванном у царских войск Полоцке в 1579 г. закрыл восемь православных церквей и семь монастырей, изгнав из них многочисленных священнослужителей и несколько сотен монахов, а потом отдал все эти церкви и монастыри иезуитам для поддержания основанных им костела и коллегии. Коллегия должна была воспитывать среди молодых людей отступников от веры „схизматиков" и искоренять Православие. Так же поступал его преемник, выученик иезуитов король Сигизмунд III Ваза.

Описанные выше обстоятельства неумолимо должны были бы привести к массированной атаке католицизма на Православие, но, вероятно, в достаточно отдаленном будущем. А пока в 1588г. на восточные земли прибыл Константинопольский патриарх Иеремия II и возвел московского митрополита Иова в сан патриарха. На обратном пути Иеремия II посетил православную общественность Речи Посполитой и предпринял там ряд канонических действий, направленных на оздоровление жизни православной Церкви.

Он, в частности, посетил Супрасльскую Лавру. Это сильно обеспокоило польские светские власти и католических иерархов. Всячески дискриминированная ими Православная Церковь заметно укреплялась, благодаря всесторонней поддержке Патриарха и нарастающего снизу народного движения светских христианских братств, защищающих Православие. А образование Московского Патриархата еще больше упрочило авторитет Московского государства как самого близкого и единственного защитника Православной Веры, к которому братья по вере, белорусы и украинцы, могут обращаться за помощью в борьбе с католицизацией и полонизацией, за защитой своей веры и народных устоев.

К сожалению, патриарх, устраняя с должности митрополита Киевского и всея Руси Онисифора Девочку за канонические нарушения, опрометчиво благословил на его место архимандрита Михаила Рогозу, рекомендованного иезуитами и королем. Повышение в должности получили и два других союзника иезуитов: епископ Кирилл Терлецкий стал патриаршим экзархом (наместником), а Мелетий Хребтович - патриаршим местоблюстителем (заместителем). Конечно, здесь не обошлось без нажима и интриг со стороны иезуитов и короля. Таким образом, во главе православной Церкви в Речи Посполитой стали ее злейшие внутренние враги.

Вместе с тем, решения патриарха, связанные с неканоническими поступками некоторых духовных лиц, а также небывалое возвышение роли братского движения в жизни Церкви вызвали вполне понятное беспокойство тех православных иерархов, которые боялись потерять свой авторитет и положение. Эту ситуацию тут же использовали враги православия, подсунув иерархам идею унии, которая освободила бы их от власти патриархии и общественного контроля братств. У каждого из них на совести были серьезные проступки, а у некоторых и преступления. Поэтому православные епископы ухватились за спасительную для них идею унии.

Следует добавить, что мысль о сближении и даже об объединении православной и Римско-католической Церквей на основе полнейшего равенства, без изменения основ веры, литургики и обрядности, не была чужда выдающимся церковным деятелям той эпохи, в частности Константину (Василию) Острожскому, поскольку оно означало прекращение постоянно возбуждающей общество, а поэтому вредной для Речи Посполитой и обеих конфессий взаимной борьбы; также имелось в виду поднятие престижа и чести Церкви и православного духовенства.

 

VII. Подготовка и заключение унии

 

Вскоре после отъезда патриарха новый экзарх, епископ Луцкий Кирилл Терлецкий, в большой тайне от верующих и низшего духовенства начал интенсивные действия, направленные на осуществление унии. Уже в июне 1590г. он завоевал благосклонность самого митрополита, а четырех из семи властвующих епископов склонил подписать первую декларацию о согласии „отдать нашу волю и мысль Господу и подчинить Божьи Церкви верховной власти святого римского папы." В то же время пламенный сторонник подчинения православной Церкви римско-католической П.Скарга в новом издании своей брошюры „О единстве Божией Церкви..." торопил, понуждал к активным действиям самого короля. Утверждал, что обязанностью христианского короля является забота о единстве Речи Посполитой, из чего следует необходимость единства Церкви, без которой не только никто не может получить спасения, но не продержится долго и единство Речи Посполитой. Он цитировал при этом св. Августина, который утверждал, что одно решение властителя может сделать для Христовой Церкви больше, чем многочисленные проповеди священников.

Сигизмунд III Ваза до сих пор не выступал открыто в поддержку унии, чтобы не раздражать православное дворянство, поскольку заискивал перед ним, ища поддержки в преодолении кризиса своей власти. Укрепившись на троне благодаря этой поддержке, он в 1592г. открыто высказал свое расположение к унии, а также обещал ее сторонникам защитить их и уравнять в правах с католическим духовенством.

Это заявление удвоило старания Терлецкого и его помощника епископа брестского и владимирского Ипатия Потея (до этого Брестского кастеляна) по привлечению новых сторонников и разработке условий, на которых должно было наступить присоединение Церкви Православной к Церкви Римско-католической. В 1594г. были уже готовы так называемые „сокальские" положения (сформулированные на тайном съезде в Сокале), определяющие по пунктам условия вступления в унию: „Мы просим, чтобы король оделил нас с нашими епархиями своим декретом и навечно утвердил следующие положения:

1) чтобы обряды и церемонии в наших церквах не нарушались во веки веков;

2) чтобы русские епископские церкви, монастыри и их собственность остались нетронутыми, а все духовенство - по давнему обычаю под властью, благословением и окормлением епископов;

3) чтобы все церковные дела и служба Божия не нарушались ни духовными, ни светскими лицами и проводились по старому календарю;

4) чтобы король соблаговолил ввести нас в сейм и дать место в сенате;

5) чтобы проклятия, которые может обрушить на нас патриарх, не принесли вреда ни нам, ни нашему духовенству;

6) чтобы греческие монахи, приезжающие сюда грабить нас, которых мы смело можем назвать шпионами, никакой власти над нами не имели;

7) чтобы привилегии, розданные патриархом для нужд братств и на другие цели для нужд народа, по какой причине умножилось количество сект и ересей, были уничтожены;

8) чтобы каждый наново избранный епископ посвящался митрополитом Киевским, а самого митрополита посвящали епископы по благословению папы римского и без всякой платы;

9) чтобы все эти положения король подтвердил своими декретами; одним - на латыни; другим - на русском языке;

10) чтобы король позаботился о подтверждении этих статей также актами Его Святейшества папы и чтобы мы получили такие же вольности, каковые имеют в Короне Польской и Великом Княжестве Литовском архиепископы, епископы, прелаты и весь римский клир".

Из содержания этих „положений" вытекает, что семь из них касались личных привилегий православной иерархии и только три - церковных прав.

Переговоры с представителями римской курии, польского епископата и короля быстро продвигались вперед. Одновременно расширялся круг сторонников унии: были охвачены не только все православные епископы, но и большая часть архимандритов и игуменов. Проект унии, а также все другие документы, адресованные папе и королю, были разработаны в деталях. Православная иерархия подписала их на синоде 12 июня 1595г. Епископы Терлецкий и Потей были названы полномочными представителями, задачей которых было представить папе решение православной Церкви Речи Посполитой подчиниться Риму. Проект унии далее был согласован с королем и папским нунцием, а делегаты начали готовиться в дорогу.

Тем временем все то, что хранилось в строжайшей тайне, стало стараниями епископа Потея и митрополита Рогозы явным. Измена иерархов и проект унии вызвали у православной общественности возмущение. Против унии, уничижающей Православие, особенно резко выступил видный церковный деятель и самоотверженный защитник Церкви Православной, князь Константин (Василий) Острожский, воевода киевский и сенатор Речи Посполитой. В письме, адресованном всем жителям страны он писал: „В нынешние времена кознями вселукавого дьявола, отцы нашей истинной веры, прельстившись славою мира сего и помрачившись тьмою сластолюбия; наши мнимые пастыри, митрополит с епископами, ... тайно сговорились между собой на гибель..., как об этом свидетельствуют их тайные решения. Узнав доподлинно о таких отступниках и явных предателях Церкви Христовой, сообщаю о них всем вам, возлюбленные братья во Христе, и жажду вместе с вами восстать против врагов нашего спасения, дабы Божией помощью и вашими стараниями они сами впали в упомянутые сети, которые тайно на нас расставили.... Какая нам от них может быть польза? Они должны были быть светом мира, а стали мраком и грехом для всех".

Благодаря стараниям Константина Острожского от униатов отошел епископ львовский Гедеон Балабан, он провозгласил свой публичный протест против унии, в котором в частности утверждал: „Решение о ней принято было вопреки принципам и обычаям нашей православной веры, нашим правам и вольностям, без позволения патриархов, наших духовных руководителей, без решений духовного собора, а также без позволения светских властей, а также известных древних родов, как и простых людей православной веры, без согласия которых мы ничего не хотим делать". К львовскому владыке, присоединился перемышльский епископ Михаил Копыстенский, который пожелал, чтобы вопросами унии занялся Собор с участием всего духовенства, братств и дворянства. Вместе с обоими иерархами и князем-сенатором выступили архимандриты и игумены ряда монастырей, многочисленные представители старых княжеских родов, бояр и простого люда.

Православное общество во главе с князем-сенатором Константином (Василием) Острожским, воеводами Александром Острожским и Федором Скумином-Тышкевичем требовало от короля созвать всеобщий Собор, чтобы решить вопрос с унией и рассчитаться „с нашими продажными пастырями". Созвать Собор просили короля также униатские епископы, питая надежду, что их отступничество от веры отцов завоюет расположение общества. Однако Сигизмунд III Ваза под нажимом своих советников, особенно иезуитов, не созвал Собор и оправдал свое решение тем, что вопросы веры должны решать иерархи, а не простой люд. Он также закрыл границы государства для всех представителей православного духовенства. Он не вмешивался, когда у исповедующих Православие отнимали храмы, находящиеся во владениях частных лиц, но и, с другой стороны, не допускал униатских иерархов в сейм и сенат.

Православные иерархи предали свою Церковь и полностью подчинились римско-католической, что подтвердили добровольными подписями под различными юридическими актами. Следовательно король считал себя обязанным оберегать унию, а не оставлять ее под вопросом. И чтобы никто не усомнился в искренности их униатских стремлений и подлинности их собственноручных подписей под униатскими актами, иерархи-отступники от Православия спешно съехались в Луцк и 27 августа 1595 года подписали заявление: „Мы приняли унию с любовью и не только исповедались в ней сердцем и устами вместе с нашим митрополитом Михаилом Рогозой, но и подтвердили их своими подписями. А сейчас, подтверждая это снова, мы добровольно постановляем, что не отступим от нее до смерти.... Также постановляем,, чтобы в наши луцкие, перемышльские, львовские и холмские решения не вмешивался никто из светских и не смел противиться нашему постановлению под угрозой проклятия. А каждый противящийся будет отлучен от Святых Таинств и не будет впускаться в храм Божий".

Таким образом отступники не оставили даже тени сомнения в том, что касалось полной добровольности своей измены вере отцов. Они сожгли за собой все мосты, ведущие к согласию и объявили беспощадный крестовый поход против православных. Страну стали засыпать брошюрами и листовками типа „Унии" (Вильно, 1595), доказывающей, что веками угнетенные „схизматики" благодаря унии обретут спасение. Оставалось только привести эту „милость" к счастливому концу у ног „наместника Христа" в Риме.

В Кракове король Сигизмунд III Ваза и оба великих канцлера, польский Ян Замойский и литовский Лев Сапега, еще раз тщательно проанализировали условия унии, убирая все, что было невыгодно для Римско-католической Церкви и польского правительства. Они же вскоре приказали Потею и Терлецкому готовиться в дорогу.

Король распорядился, чтобы посольский кортеж был внушительным и своим видом не ронял чести католического королевства, однако, не дал на это ни копейки. Епископ Потей был человеком богатым, а епископу Терлецкому король посоветовал отдать все церковные владения православной Луцкой епархии в аренду на 20 лет. Полученные таким образом деньги покрывали расходы на дорогу в Рим, на богатые подарки, которые должны были быть вручены папе и членам его двора.

Так православные верующие Луцкой епархии кровавым потом оплатили пышный кортеж изменников веры их отцов. Именно во времена Терлецкого и Потея сложился обычай отдавать в аренду православные церкви полякам и евреям, как будто это были корчмы, что дало возможность сдирать с православных прихожан плату за возможность пользоваться собственными храмами для молитвы, святой Литургии, совершения бракосочетания или воздания последних почестей собрату. Эти остатки „золотой польской религиозной терпимости" и „любви к отлученным братьям-схизматикам" сохранились по сей день на Белостоцких землях в народном бурлеске „Залман".

За два дня до того, как в Рим отправился необычайно величественный кортеж во главе с Потеем и Терлецким, король в специальном универсале, датированным 14 сентября 1595 года, сообщил своим подданным, что православные в Речи Посполитой присоединились к католической Церкви.

Целых два месяца тащился униатский кортеж из Кракова в Рим и прибыл туда только в середине ноября. В этот период Сигизмунд III Ваза послал папе Клименту VIII специальный „постулат'''', в котором, между прочим, сообщал, что подчинение православных Речи Посполитой власти папской курии легко приведет к унии Великое Княжество Московское, где, как известно, миллионы человеческих душ прозябают в „греческой схизме". А Речь Посполитую это избавит от шпионов, так как „схизматики" находятся на службе у турок. Этот факт интересен тем, что епископ Е.Озоровский и ныне, в 1995г., спустя 400 лет, не добавил ничего нового в католические принципы восточной политики, когда в издании „Gosk Niedzitlny" („Воскресный гость") (N35/93) обвинил православных Белостока в том, что они „служат Москве".

Потея и Терлецкого с многочисленной свитой приняли в Риме чрезвычайно сердечно и торжественно. Их разместили в прекрасном дворце поблизости от апартаментов самого папы. Перед генеральной аудиенцией им показали красоты католической митрополии, в их честь устраивали приемы, развлечения. А в это время ватиканские эксперты тайно исследовали привезенные Потеем и Терлецким документы и готовили ответ на них. Наконец настал день 23 декабря 1595 года, когда папа и высшие чины курии были готовы торжественно праздновать усмирение „схизматиков".

Церемония происходила в большом зале для аудиенций. Папа Климент VIII в торжественном облачении восседал на троне в окружении 33 кардиналов. Позади стояли многочисленные архиепископы, епископы, послы разных стран, знатные иностранцы, среди которых были и аристократы из Польши и Великого Княжества Литовского.

Два распорядителя церемонии ввели Потея и Терлецкого, которые приблизились к трону и упали на колени, три раза поклонились папе до земли и поцеловали папскую туфлю. Далее, продолжая стоять на коленях, рассказали о цели своего приезда и подали Клименту VIII привезенные документы. Потом их отвели назад ко входным дверям, где, стоя на коленях, они ждали ответа.

Тем временем папа приказал прочитать вслух врученные ему документы. Виленский каноник Евстафий Воллович огласил оригиналы, написанные на официальном старобелорусском языке, потом папский секретарь прочитал их латинские переводы. После этого секретарь произнес обращение к прибывшим, в котором подчеркнул следующее: „Мудро и богобоязненно поступили вы и ваш богобоязненный митрополит с епископами, когда возжаждали объединения с Католической Церковью, вне которой нет спасения. И из таких отдаленных стран прибыли вы сюда, чтобы подчиниться истинному наследнику святого Петра, истинному наместнику Христа на земле и, отвергнув былые ошибки в вере, принять от него чистую, неискаженную веру." В ответ Потей и Терлецкий, стоя на коленях, приняли присягу от имени епископата и всего народа. В их длинной присяге присутствовало и такое утверждение: „Исповедую и принимаю все, что Святая Апостольская Римская церковь прикажет исповедовать и принимать в соответствии с решениями Вселенского Тридентского собора". И далее: „Признаю святую католическую апостольскую Римскую церковь матерью и наставницей всех церквей. А папе римскому, наследнику святого Петра, князя апостолов и наместника Иисуса Христа, я обещаю и присягой подтверждаю искреннее послушание. А этой истинной католической вере, без которой никто не может получить спасение и которую я тут добровольно исповедую, я буду обучать своих подопечных или тех, которые будут отданы под мою пастырскую опеку".

Все это свидетельствовало о том, что Потей и Терлецкий приняли католичество, а слово „уния" было только фиговым листком, скрывающим этот факт. После принесения присяги оба епископа - теперь уже католики - снова пали ниц перед папой и поцеловали его туфлю. Климент VIII произнес над ними несколько прочувствованных слов, сказав, что принимает их в лоно Римско-католической Церкви, а также всех отсутствующих: митрополита, епископов, духовенство и весь народ. По его распоряжению кардинал и инквизитор сняли с обоих все проклятия и дали отпущение всех грехов. Папа благословил их на дальнейшее исполнение обязанностей епископа и на службу Католической Церкви, дал им право отпускать грехи и посвящать епископов в униатство (т.е. римско-католическую веру). По просьбе Потея и Терлецкого папа разрешил всей свите поцеловать его туфлю. Церемония подошла к концу, и папа покинул зал.

Только через месяц, 21 января 1596 года папа Климент VIII подписал конституцию об унии. В ней подробно были расписаны правила, обязательные для униатов: ,мы позволяем им (т.е. униатам - Н.Г.) отправлять все святые обряды и церемонии, которые они используют во время богослужений и св. Литургии, также при совершении прочих Таинств, если только эти обряды не перечат истинам католической веры и не мешают в общении с Римской церковью". В память об этом акте были отчеканены золотые и серебряные памятные медали с изображениями коленопреклоненных перед папой Терлецкого и Потея.

В первых числах февраля 1595г. Потей и Терлецкий вместе со своей свитой выехали из Рима. К сожалению, они везли в родной край не христианское единство, не благословленный Богом мир, но агрессивное третье вероисповедание, целью которого была победа над православием.

Новообращенные униаты везли с собой несколько десятков папских посланий и пожеланий, адресованных польскому королю, епископам, а также теперь уже униатскому митрополиту и подчиненному ему духовенству. Папа обязывал короля и католических иерархов оказывать всестороннюю помощь униатам, а митрополита Рогозу - созвать Вселенский собор епископов, чтобы „каждый из них признал перед публичным собранием католическую веру... и чтобы каждый торжественно присягнул на верность нам и апостольской столице". Но папа, не слишком доверяя облобызавшим его туфлю неофитам, пожелал, чтобы они письменно подтвердили свою лояльность: „Пришлите нам документ, соответствующим образом подтвержденный и засвидетельствованный, чтобы он всегда находился в наших архивах как свидетельство для потомков о вашем обращении к Католической Церкви".

Король, католические иерархи, униаты и иезуиты торжествовали, отправляли благодарственные богослужения в церквах, читали „Te Deum". Но они поторопились, потому что на варшавском всеобщем сейме в марте - мае 1596г. послы, избранные на земских сеймах, собрали протесты, в которых требовали, чтобы король лишил звания епископов Потея и Терлецкого. А сенатор князь Острожский требовал предать их суду за государственную измену. Земские послы во главе с князем Друцким-Горским заявили, что „они и весь русский народ за эту измену не признают Ипатия и Кирилла епископами, а православные дворяне не пустят их в свои владения". Подобные протесты прислали и города. Но король ответил на это репрессиями, а католические священники усилили пропаганду в защиту унии. Особенно преуспел Петр Скарга, который стал заклятым врагом Православия.

На Украине в ответ на эту духовную агрессию снова разгорелось несколько притихшее восстание, во главе которого стоял Северин Наливайко. Отряды повстанцев состояли из православного украинского и белорусского крестьянства, мещанства, мелкого дворянства. Они взялись за оружие, чтобы, прежде всего, защитить свою веру в ответ на преследования со стороны католических священников и шляхты. Против повстанцев король бросил вооруженную до зубов армию гетмана Жолкевского. Его воины усмиряли белорусские и украинские деревни и городки в Среднем Приднепровье, оставляя после себя только пепелища и трупы. Повстанцы и население отчаянно защищались, но предатели выдали руководителей восстания. В Варшаве на Замковой площади им отрубили головы, а Наливайко сожгли живьем 7 июля 1596г.

Когда восстание было подавлено, король по рекомендации папы 14 июня 1596г. огласил универсал об объединении Православной и католической Церквей. „Мы убеждены, - утверждал в нем монарх, - что вы сами, если хорошо задумаетесь об этом, не найдете для себя ничего лучшего, более важного и утешающего, чем святое объединение с Католической Церковью, которая устанавливает и поддерживает между народами согласие и взаимную любовь". Вскоре трагическая судьба сотен тысяч православных Речи Посполитой показала безграничную лживость королевских слов.

 

VIII. Собор в Бресте

 

Сигизмунд III посоветовал митрополиту Рогозе созвать в Бресте собор „католиков Римской церкви и Церкви Греческой, которые принадлежат к этому единству" (т.е. униатов - Н.Г.); также „православные могут явиться на собор, но в небольшом числе и не толпой". Через несколько недель Рогоза сообщил, что собирает 6 октября собор, чтобы „выслушать и подписать подготовленную" уже унию, а это означало, что никакой дискуссии не предполагалось. Епископы-предатели стремились ратифицировать унию без участия православных, поэтому православная общественность во главе с князем Острожским постановила вопреки всему принять участие в соборе, в соответствии с тогдашним законом выбрала делегатов и старательно приготовилась к участию в нем.

Выборами делегатов на Собор, который должен был утвердить унию, занялся также и сам король. От Великого Княжества Литовского он делегировал на Собор канцлера Льва Сапегу, подскарбия [6], земского писаря Димитрия (Дмитрука) Халецкого и тракайского воеводу Николая Радзивилла (все они недавно приняли католичество). Епископат католической Церкви направил на Собор самого преданного ей епископа луцкого Бернарда Мациевского, архиепископа львовского Дмитрия Сколимовского; прибыли также папские послы - иезуиты Петр Скарга, Иустин Рааб и Мартин Латерна. Католическая делегация была почти вдвое больше униатской, в которую входило пять епископов с митрополитом и несколько архимандритов. Ни в той, ни в другой делегации не было представителей из народа.

Напротив православный лагерь был представителен и канонически полноправен. Православная общественность, в частности, направила в Брест воевод волынского и киевского, князей Александра Младшего и Константина (Василия) Старшего Острожских, волынского стольника Андрея Боговитина, новогрудского кастеляна князя Александра Полубенского, судей (городского) владимирского Павловичи и (земского) луцкого Чаплица, было большое представительство от братств: 8 человек от виленского, 5 от Бельска (Подляского), 3 от львовского; кроме того прибыли представители бояр и мещан из 15 белорусских и украинских округов и земель. Еще более представительной была делегация православного духовенства: перемышльский епископ Михаил Копыстенский, львовский - Гедеон Балабан, экзарх Константинопольского патриарха Никифор, экзарх Александрийского патриарха Кирилл, белградский митрополит Лука, Макарий и Матфей - архимандриты монастырей со св. горы Афон, 9 архимандритов с территории Речи Посполитой, один игумен, 16 протоиереев, более 200 представителей приходского духовенства, в частности, архимандрит Супрасльскои Лавры Иларион (князь Массальский), его заместитель Геннадий и несколько монахов, а также декан Нестор Кузьмич из Заблудова, священник Леонтий из Милейчиц.

Таким образом, было собрано очень авторитетное представительство, характерное для первых христианских соборов. Все православные делегаты были уполномочены своими избирателями и прихожанами отвергнуть „новую веру" (унию) и сохранить верность „старым обычаям и правдам св. Восточной Церкви", а также патриарху „Нового Рима", т.е. Константинополя.

Католики, униаты и представители короля не допускали даже мысли о том, чтобы участвовать в соборе вместе с православными. Епископ брестский Потей лично закрыл на засов двери всех брестских церквей, а ключи носил при себе. Ранним утром 6 октября католики, униаты и королевские представители тайно отправились в собор Свято-Николаевскую церковь, служившую кафедральным собором. После богослужения было объявлено, что там открывается униатский собор. Никаких дискуссий не было разрешено, и потому работа собора в тот же день была завершена. Участники этого представления в полной мере сознавали, что сей фарс не удовлетворяет ни одному из условий правомочного Собора, которым не может быть признан и таковой. Они поэтому попытались переманить на свою сторону некоторых представителей православного сообщества. Больше всего им был нужен князь Острожский как предводитель православной общественности.

У православных же делегатов не было даже места, где они могли бы совершать богослужения или собираться на совещания; они встречались в частном доме, где остановились князья Острожские. Это был дом протестанта Райского. Там православные ожидали, что митрополит Рогоза пригласит их на Собор. Они ждали с утра до заката, и, не дождавшись, пришли к выводу, что имеют право проводить свой Собор, независимый от королевского, униатского.

Экзарх Никифор открыл заседание, так как был уполномочен проводить соборы поместных Церквей. Этот шаг был юридически полноправен, поскольку Православная Церковь в Речи Посполитой подчинялась согласно каноническому праву константинопольскому патриарху. По существующей в Православной Церкви традиции все участники Собора разделились на две палаты: высший „круг" составляли лица, наделенные высоким духовным саном, председателем этого „круга" стал декан Нестор Кузмич из Заблудова, а светские делегаты и приходские священники вошли в низший „круг".

Свою деятельность высший „круг" начал с того, что послал делегацию к митрополиту; эта делегация пригласила его на встречу с патриаршими экзархами, целью которой было оговорить их участие в дальнейшей работе собора. Рогоза делегацию не принял, отправил ее без ответа на приглашение. Позже встретиться с митрополитом пытался князь Острожский, но его предложение также не было принято. Несмотря на это, православные послали к папскому легату новую делегацию с просьбой, чтобы им было позволено принять участие в Соборе на том основании, что ранее им было вручено письменное приглашение. Однако и эта делегация вернулась ни с чем. Стало ясно, что католико-униатский Собор полностью проигнорировал православных. Но все же на следующее утро православные, не теряя надежды, отправили очередную делегацию, которая была принята донельзя враждебно. Еще через день в католико-униатском лагере опять появилась очередная делегация православных. На этот раз она получила такой ответ: „Что мы сделали, то сделали. Хорошо это или плохо, но мы объединились с западной Церковью". Так завершили дело католики и униаты.

Таким образом, у православных была вполне обоснованная причина созвать свой Собор, который принял бы решение о своем отношении к сложившейся ситуации. Заседание открыл экзарх Никифор и предоставил слово делегатам для оглашения мнения их избирателей. Выступило много представителей разных общественных групп и регионов Речи Посполитой. Их предложения в основном свелись к следующему:

1) униатские епископы - добровольные изменики Православной Веры и за это подлежат патриаршему и Соборному наказанию, которое должно заключаться в лишении духовного сана;

2) без решения Собора восточных патриархов этот поместный собор в Бресте не имеет никаких прав заключать унию. А та уния, которую приняли сейчас, незаконна и никого ни к чему не обязывает.

Работу Собора внезапно прервало прибытие королевских делегатов с предложением представителям православных явиться на униатско-католический Собор. Католики и униаты во главе с иезуитом Скаргой предъявили претензии православным, обвиняя их в измене Речи Посполитой, в том, что они допустили на свой Собор „еретиков", (т.е. протестантов). Экзарха Никифора называли турецким шпионом и уговаривали белорусских и украинских бояр, чтобы те тут же приняли „единственно справедливую католическую веру". Православные выслушали эти претензии спокойно. Тогда Скарга, увидев, что лживые обвинения не производят никакого впечатления, уединился с князьями Острожскими и начал их уговаривать оставить православие и перейти в католичество, а когда и это не помогло - угрожал проклятием, лишением должностей, имущества и изгнанием из страны. Но князья не поддались ни на просьбы, ни на угрозы иезуита, и Скарга вместе с другими подосланными униатами и католиками ушел ни с чем.

На следующий день (9 октября) католики и униаты в соборе св. Николая торжественно принесли присягу, собственноручно подписали и приложили свои печати к декларации, провозглашавшей, что они согласны со всем тем, что было принято в Риме Потеем и Терлецким. Потом они отправились в католическую церковь и там, вместе исполнив „Te Deum", огласили отлучение от Церкви православных епископов: львовского Гедеона и перемышльского Михаила, кроме того 10 архимандритов, среди них архимандрита Киево-Печерской Лавры Никифора, 16 протоиереев и всех православных священников, которые не приняли унию. Одновременно католико-униатский Собор обратился к королю с просьбой снять с должностей отлученных священников и поставить на их место униатов.

Православному Собору не оставалось ничего иного, как предпринять аналогичные шаги против униатов. По просьбе собравшихся, экзарх Никифор, как полномочный представитель Константинопольского патриарха, вышел на помост и, держа в правой руке крест, а в левой Евангелие, провозгласил: „Святая Божия Восточная Церковь повелевает нам и настоящему Собору, чтобы митрополит Михаил и поименованные с ним владыки были лишены архиерейского достоинства и служения, епископской власти и всякого духовного сана". Приговор подписали все члены высшего круга, среди них декан Нестор Кузьмич из Заблудова, архимандрит Супрасльской Лавры Иларион и его заместитель Геннадий, каноник Леонтий из Милейчиц и ряд других священников с Подлясья.

Далее православный Собор послал королю письмо, в котором требовал от него лишить званий и владений отлученных от православной Церкви иерархов, а на место их поставить православных священников. Низший „круг" собора тоже принес „присягу веры, совести и чести" в том, что его представители также не признают иерархов-отступников. Далее оба „круга" приняли резолюцию, которую подписали все члены Собора. В резолюции, в частности, было сказано: ,Мы даем, обет веры, совести и чести за себя и за наших потомков, не слушать этих, осужденных соборным приговором митрополита и владык, не повиноваться им, не допускать их власти над нами, напротив, сколько возможно, противиться их определениям, действиям и распоряжениям, и стоять твердо в нашей святой вере и при истинных пастырях нашей Святой Церкви, особенно при наших патриархах, не оставляя старого календаря" (т.е. старого стиля - Н.Г.). В специальном универсале от 15 октября 1596г. король объявил, что уния находится под королевской опекой, следовательно она имеет права государственной конфессии. Вместе с тем, Православная Церковь и те, кто исповедует православную веру, лишаются всяких прав. Таково было начало мученического, крестного пути Православной Церкви в Речи Посполитой.

 

IX. Реализация унии

 

Правительство Речи Посполитой свой первый удар нанесло экзарху Никифору. Его арестовали, сфальсифицировали процесс о шпионаже в пользу Турции, бросили в застенки Мальброкского [7] замка и там обрекли на голодную смерть. Королевский канцлер Ян Замойский руководил подготовкой компрометирующих материалов против Константина (Василия) Острожского, в связи с чем князь не мог в течение ряда лет принимать участие в общественной жизни.

Униатская иерархия и католический клир с помощью иезуитов набросились на православные храмы, священников и монахов. Инициатор унии, Кирилл Терлецкий во главе своего собственного отряда напал на Жидиченский монастырь и полностью разграбил его. Он подверг монахов жестоким пыткам, а лотом изгнал их из монастыря. С особой изощренностью преследовал православных Ипатий Потей. Он устраивал настоящую охоту на православных священников, бросал их в тюрьму, приказывал сбривать им бороды, отбирал приходы, издевался над ними, а особенно упорных в православной вере сдавал как бунтовщиков светским властям, которые кроваво расправлялись с ними. Во главе банды вооруженных слуг Потей врывался в православные храмы и грабил церковную утварь.

Чрезвычайно коварным способом униаты завладели Супрасльской Лаврой. Однажды Потей неожиданно прибыл в Супрасль, приказал созвать всех обитателей Лавры в церковь Благовещения Богородицы и там объявил, что монахи и монастырское начальство вместе со всем монастырем присоединены к унии. Отвергая это наглое заявление, архимандрит Иларион сказал, что он и его монахи не признают власть отступника Потея, считают его еретиком, не принимают власть папы и не намерены подчиняться его воле. В свою очередь, монахи поклялись, что они будут тверды в Православии, даже если им будут угрожать смертью. Разгневанный Потей тут же уехал из Супрасля и сразу же подал в суд на Илариона за неподчинение верховной власти. Иларион на заседание суда не явился. Тогда Потей пожаловался королю, что архимандрит - бунтовщик и не признает королевской власти. Король тут же вынес приговор об изгнании Илариона из страны, а монахов, противящихся унии из монастыря.

Подобным образом поступали и другие униатские иерархи. Православные монастыри обращались в униатство с помощью административных решений, а непокорные игумены и монахи изгонялись. С особым ожесточением преследовались православные братства, у них отбирались святыни и школы, закрывались типографии, больные выбрасывались на улицу из больниц и приютов. С каждым днем усиливалась борьба против православных - их увольняли с занимаемых должностей, лишали права торговать и заниматься ремеслом, оскорбляли и били на улицах.

Желая решить проблему обучения священников, униаты заняли знаменитый православный монастырь Св. Троицы в Вильнюсе, изгнали монахов и основали в монастыре униатскую семинарию, позже ее возвысили в ранг коллегии. Кроме того, в Бресте униаты закрыли школу, принадлежащую православному братству, а в ее помещениях разместили свою коллегию. Подобным образом униаты поступали во всех более или менее крупных центрах православной духовной жизни в Белоруссии и на Украине.

Каждый православный в Речи Посполитой чувствовал себя в опасности. Верными религии предков остались только стойкие и мужественные. Поддающиеся на уговоры, колеблющиеся и пугливые, те, кто боялся потерять свои владения, имущество, особенно украинские и белорусские магнаты, зажиточные бояре и мещане отрекались от веры своих предков и переходили в католичество. А вот крестьян загоняли в униаты без каких бы то ни было объяснений. Там'?, же, где народ пробовал оказать сопротивление, православное духовенство изгонялось, церковь превращалась в униатский костел или закрывалась вообще.

Православным священникам запрещалось под угрозой смерти появляться в местах, где находились церкви, их лишили права совершать богослужения, таинства, служить панихиды. Были запрещены похоронные процессии для православных, по улицам городов и деревень покойников приказывали вывозить ночью через ворота, служащие для удаления из города нечистот. Православные пытались далеко за городом или деревней, в поле или в лесу, строить временные часовенки, чтобы в них можно было молиться. Но и там на них нападали группы униатов-фанатиков и католиков, они избивали и разгоняли людей, разрушали часовни.

Не только православные, но и все просвещенные граждане Речи Посполитой отдавали себе отчет в том, что уния угрожает государству. Уже на начальном этапе наступления униатов в январе 1597г. дворянские сеймики в Познаньском и Калишском воеводствах, в состав которых не входил ни один православный, вынесли решение о том, чтобы „люди греческой религии оставались при своих стародавних правах и свободах и с верой, соответствующей их убеждениям". В это время сеймики украинских и белорусских земель категорически требовали убрать униатских иерархов и поставить вместо них православных епископов.

В 1598 году дело дошло до сотрудничества православных и протестантов, целью которого была общая борьба за религиозную терпимость в стране. Об этом узнал униатский митрополит Потей и сразу же забил тревогу: нашелся повод объявить, что уния находится в опасности. Он просил короля и католиков о помощи.

Ему не пришлось долго ждать помощи со стороны братьев-католиков. Сигизмунд III тут же передал всю власть над Православной Церковью и ее приверженцами самому жестокому преследователю православия Потею и подтвердил право униатов на все отобранное у православных имущество. Он также запретил православному братству строить в Вильне новые храмы и тем самым разрешил врагам Православия начать самые жестокие гонения.

Только после 22 лет преследований, которые можно сравнить лишь с гонениями на христиан во времена Нерона, после неудавшегося польскокатолического нашествия на Москву террор несколько утих, но ненадолго.

 

X. Базилиане

 

 

Митрополиту Потею всегда были близки иезуиты, их девиз „цель оправдывает средства", жестокая военная муштра, неугасающая враждебность по отношению к некатоликам, безграничная преданность ордену. И вот главный униат начал мечтать о создании подобного униатского ордена. Горячего и преданного сторонника своей идеи митрополит нашел в лице Ивана Иосифа Велиамина Рутского, перебежчика из протестантизма и православия в католичество, воспитанника римской униатской коллегии, а позже - епископа и ректора виленской униатской коллегии. Руководствуясь иезуитскими образцами,, они основали первый униатский орден базилиан с такой же системой военной дисциплины, густой сетью школ, которые позволили бы воспитывать из православной молодежи фанатичных униатов. Главной целью деятельности базилиан было обращение православных в униатство и разрушение Православной Церкви[8]. После смерти Потея папская курия назначила Рутского генералом базилиан, а также возвела его в сан униатского митрополита. Почти все православные монастыри Рутский превратил в базилианские, в том числе и Супрасльскую Лавру. Папа Урбан III в специальном благодарственном письме хвалил Рутского за „обращение в святую унию около двух миллионов схизматиков". За полтора века своей деятельности базилиане вместе со своими старшими братьями иезуитами завладели Беларусью и почти целиком обратили ее в униатскую веру. Накануне первого раздела Речи Посполитой во владении базилиан находилось около 150 монастырей, при большей части которых действовали школы и типографии. Деятельность базилиан отличалась ненавистью к Православию и необыкновенной жадностью. В то время на базилиан работало более 20 тысяч крепостных крестьянских семейств. Базилиане также славились тем, что бесчеловечно обращались со своими подданными и беспощадно их обирали. Примером может служить то, что из фольварков, принадлежавших Супральской Лавре, в начале XVIII века сбежало больше половины крестьян. В базилианских монастырях находилось много римско-католических монахов. Именно они навязывали базилианам латинские обряды, польский язык в повседневном общении и польские обычаи. После 1773 года, когда в Речи Посполитой был упразднен иезуитский орден, почти все иезуиты перебрались в базилианские монастыри и по сути превратили их из базилианских в иезуитские.

Рутский использовал все самые недозволенные приемы, чтобы исключить из общественной жизни православное духовенство. Он писал ложные доносы на православных священников, братства и светских деятелей, обвиняя их в антиправительственных заговорах, в государственной измене, оскорблении чести и достоинства короля и т.д. За подобные преступления грозила смерть или пожизненное заключение. Рутский написал бесчисленное множество посланий, брошюр, в которых всеми способами поливал грязью Православие, стремясь дискредитировать его канонические основы. Православных он не считал за людей. Во время его властвования Православная Церковь на Украине и Беларуси, а также на Подлясьи переживала самые тяжелые времена. Когда в 1637г. он скончался, все, даже сами униаты, сочли его смерть милостью Божией.

 

XI. Иосафат Кунцевич

 

Иосафат Кунцевич был воспитанником Потея и Рутского, слепо преданным унии. Он происходил из набожной православной мещанской семьи из Владимира Волынского. Во время обучения в православной школе братства в Вильне Иосафата переманили в иезуитскую коллегию. Он был очень способным, но неустойчивым в вере юношей и под влиянием иезуитов перешел в униатство. Опекуны рекомендовали его Потею, тот взял его в ученики и вместе с Рутским начал формировать из него униатского деятеля. Юноша был очень податлив и вскоре стал активным пропагандистом унии. После пострижения его самим Потеем в монашество он сразу был поставлен настоятелем нескольких монастырей и, как часто бывает с новообращенными, превратился в заклятого врага Православия и фанатика-униата. Уже с первых лет деятельности его возненавидели и православные, и католики, окрестив его „душехватом".

Несмотря на это, Рутский подталкивал Иосафата к еще более жестоким действиям. Он возвел его в сан полоцкого архиепископа, отдав ему северо-восточную часть Беларуси с Полоцком, Витебском, Оршей, Могилевом. Кунцевич с небывалой жестокостью набросился на живущих на этих землях православных: устраивал погромы, опечатывал церкви и силой загонял православных в униатство. В ответ жители Могилева взялись за оружие, так же поступили жители Орши. В свою очередь Кунцевич засыпал короля доносами, пока в конце концов не добился прибытия _ войска для усмирения непокорных. Преследование православных усилилось. Подобные действия вызвали во всей стране недовольство Иосафатом.

В 1620г. волынский посол Лаврентий Древинский на варшавском сейме провозгласил в присутствии короля: „Уже в больших городах церкви запечатаны, имения церковные расхищены, в монастырях нет монахов - там скот запирают, дети без крещения умирают, тела умерших без церковного обряда из городов, как падаль, выво зят, мужи с женами живут без брачного благо Словения, народ умирает без исповеди, без при чащения. Неужели это не самому Богу обида, и неужели Бог не будет за это мстителемг Не говоря о других городах, скажу что во Львове де лается: кто не униат, тот в городе жить, тор говатъ и в ремесленные цехи принят быть не может; мертвое тело погребать, к больному с Тайнами Христовыми открыто идти нельзя. В Вилъне, когда хотят погребсти тело православ ного, то должны вывозить его в те ворота, в которые одну нечистоту городскую вывозят. Монахов православных ловят на вольной дороге, бьют и в тюрьмы бросают. В чины гражданские людей достойных и ученых не производят пото му только, что они не униаты; простаками и невежами места наполняют в поношение стра не нашей". Король выслушал все это с каменным спокойствием и не принял решения, которое могло бы усмирить бесчинства униатов.

Ни король Сигизмунд III Ваза, ни его чиновники не реагировали на жалобы белорусского и украинского дворянства, в которых детально описывались злодейства Кунцевича: ,Полоцкий епископ в этом году умышленно приказал жителям города для пущего издевательства извлекать из могил покойников (православных), недавно погребенных на кладбище, и бросать их на съедение псам". Что ж, Кунцевич прекрасно знал, что у него есть высокопоставленные защитники в лице короля и митрополита и творил все, что ему заблагорассудится. Он даже стал цинично домогаться от канцлера Великого Княжества Литовского Льва Сапеги помощи в истреблении православия. Но Сапега, несмотря на то, что был новоиспеченным католиком и заядлым сторонником унии, очень резко осудил полоцкого архиепископа, его жестокость и превышение полномочий: „Ваша святость, как ты ее понимаешь, позволяет вам грабить схизматов и отрубать им головы. Евангелие же учит совер шенно иным вещам. Эта уния вызвала огромные несчастья.... Уния не принесла радости, а только несогласие, ссоры, беспорядки. Было бы намного лучше, чтобы она никогда не имела места среди нас.... Мы опасаемся, как бы эта уния не стала причиной твоей и нашей погибели...".

Такое послание направил канцлер, который сам стоял у истоков унии, рьяному униатскому неофиту. Кунцевич очень резко отреагировал на замечания Сапеги. Разозлившись, он схватился за перо и написал на Сапегу доносы королю и папе римскому. А через несколько дней отправился в Витебск и там вместе с воинами личной охраны начал громить православные церкви и часовни, избивать православных священников, издеваться над православными горожанами. Православные после этого построили временные часовни на лугах над Двиной. Но и там до них добрались слуги Кунцевича. Жители Витебска, доведенные до крайности, взялись за камни, колья, и 12 ноября 1623г. разогнали охранников епископа, ворвались в его дворец, нашли его в укрытии, убили, а труп бросили в Двину.

Король учинил кровавую расправу с витебчанами. Он лишил город магдебургского права, велел сравнять с землей православную церковь в Центре города и на ее месте за счет горожан построить униатскую; около 100 горожан были приговорены к смерти через отсечение головы, но 80-ти вовремя удалось бежать. Позже останки Иосафата с большой помпой были привезены в Рим. В настоящее время они находятся в базилике св.Петра возле реликвий отцов Церкви. Нынешний папа Иоанн Павел II прославляет Кунцевича как „апостола объединения".

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: