Духовно-нравственная атмосфера после восстания декабристов

С воцарением Николая I в жизнь русского общества вошла долгая «железная зима», которую лишь в последний год Крымской войны, когда умер «незабвенный» император, сменила общественное оживление, названное тем же Тютчевым «оттепелью». Русскому обществу пришлось встречать николаевскую «зиму».

«Былое и думы» Герцена рисуют печальную картину: «Тон общест­ва менялся наглазно... Никто (кроме женщин) не смел показать участия, произнести теплого слова о родных, о друзьях, которые еще вчера жали руку, но которые за ночь были взяты. Напротив являлись дикие фанатики рабства, одни из подлости, а другие ху­же — бескорыстно. Одни женщины не участвовали в этом позорном отречении от близких».

Хозяйка литературного салона, образованнейшая женщина свое­го времени, А. П. Елагина благоговейно чтила имя Г. С. Батенькова. Сослуживец ее мужа, А. А. Елагина, Батеньков стал близок всем поколениям семьи Елагиных — Киреевских. (На следствии по делу де­кабристов Батеньков сказал о событиях 14 декабря: «Первый в России опыт революции политической».)

Салон Елагиной посещали Пушкин и Вяземский, Веневитинов и Языков, Александр Тургенев и Владимир Одоевский, Чаадаев и Хомя­ков, Герцен и Грановский, Константин Аксаков и Юрий Самарин, Огарев и Кавелин. Авдотья Елагина переписывала и хранила сочи­нения Чаадаева, поощряла журнальные начинания Ивана Киреев­ского, сочувственно следила за успехами молодой московской про­фессуры. Грановский гордился ее дружбой. В тридцатые годы дом Елагиных, «республика у Красных ворот», был средоточием умствен­ной жизни Москвы, здесь царили свободомыслие и терпимость, повсеместно забываемые в разгар николаевской «зимы».

В атмосфере нравственного падения ярче вырисовывались личнос­ти, воплощавшие в себе чувство достоинства и хранившие верность своим принципам. Вольнодумец, арзамасский «Асмодей», князь П. А. Вяземский открыто сочувствовал осужденным декабристам. Князь давно слыл либералом. В 1818 г. он служил в Варшаве, ему довелось переводить тронную речь Александра I, сказанную при от­крытии польского сейма. Варшавская речь содержала обещание распространить «правила свободных учреждений» на Россию. Моло­дые «либералисты»— и Вяземский, и будущие деятели 14 декабря — поняли ее как предвестие русской конституции. И обманулись. В по­следние годы царствования Александра I Вяземский разуверился в конституционных намерениях царя, вышел в отставку, очутился в опале. Дружеская близость со многими декабристами не привела «Асмодея» в тайное общество, в успех заговора он не верил. В авгус­те 1825 г. князь писал Пушкину: «Оппозиция у нас — бесплодное и пустое ремесло во всех отношениях».[14]

В историю русской общественности Вяземский вошел как «декаб­рист без декабря».

Верность декабристам хранили избранные. Уделом других был путь, быстро пройденный А. В. Никитенко. 1 января 1826 г. (дата первой записи в дневнике) он проснулся в «скверном», расположении духа: «Ужасы прошедших дней давили меня, как черная туча. Будущее представлялось мне в самом мрачном, безнадежном виде». Никитенко жил на квартире декабриста Е. П. Оболенского, учил его младшего брата. Он желал съехать с квартиры... В августе 1826 г. Никитенко принимал поздравления: было напечатано его студенческое рассуждение «О преодолении несчастий». Первое произведение молодого литератора увидело свет в булгаринском «Сыне отечества». Бывший крепостной «преодолел» несчастье 14 декабря. Никитенко тактично приспосабливался к обстоятельствам, к людям, к идеям. Ординарный ученый и второстепенный литературный критик, он был бы давно забыт, если бы не дневник. Ему он доверял затаенные мыс­ли об общественных нравах на «Сандвичевых островах». На стра­ницах дневника Никитенко словно сводил счеты с режимом, которому покорился и который обрек его на молчание. Дневник — свидетель­ство иллюзорности расчетов николаевских идеологов на единомыслие русского общества.

После 14 декабря русское общество «обезлюдело», в нем прои­зошли скорые и губительные перемены. В чиновной среде процветали взяточничество и казнокрадство, и борьба с ними была попросту невозможна.

В николаевском обществе чиновники преуспевали. В повседневном укладе жизни по уровню доходов и культурным претензиям они стремились сравняться с благородным сословием. Дворянский автор «Записок москвича» (1830) ворчливо писал: «Теперь даже приказной из палаты или суда катается по Москве на рысаках и иноходцах, модном плаще, поет романсы, аккомпанирует на фортепиано и читает наизусть стихи Пушкина».[15]

Бюрократия служила твердой опорой престолу. В общественной жизни дельцы канцелярий были благонадежны, слова «обществен­ный долг», «служение обществу» были им непонятны. Зависимость от усмотрения начальства, отсутствие чувства чести, поддерживаемого в дворянстве, превращали их в безропотных исполнителей.

Крамольные настроения среди студентов беспощадно карались, но истребить их до конца не удавалось. В 1827 г. в университете был раскрыт кружок братьев Критских; его членов признали «заговорщиками», которые желали «сделать революцию», и жестоко наказали. Три брата Критских и немногие их единомышленники действительно мечтали о продолжении дела декабристов, говорили о конституции, читали вольнолюбивые стихи Пушкина и Рылеева.

Надежды не были беспочвенны. Идеалы декабристов продолжали жить. В начале 1830-х годов в университете возникли кружки Я. И. Костенецкого, Н. С. Селивановского, А. И. Герцена — Н. П. Огарева, Н. В. Станкевича, «литературное общество 11 нумера», в которое входил В. Г. Белинский. Репрессии властей не достигали цели. Сбывалось предсказание князя Вяземского о поколе­нии, «валящем на сикурс».[16]

 

                                      

                                             Глава III

                                     § 1. Николай I

                                                                                           

Эпоха реакции, наступившая после разгрома декабристов, была неразрывно связана с личностью нового императора.)

В отличие от Александра, новый император был чужд конституционным и либеральным идеям. Это был милита­рист и материалист, с презрением относившийся к духовной стороне жизни.

Обстоятельства воцарения Николая были очень смутны. Сам он с горем писал брату Константину, что получил престол " ценою крови своих подданных". Дело декабристов имело для молодого го­сударя, как и для всего государства, громадное значение. Оно оказа­ло сильнейшее влияние на всю правительственную деятельность императора Николая и очень отразилось на общественном настрое­нии его времени. (Поэтому-то дело декабристов пользовалось всегда большою известностью, несмотря на то, что все его подробности составляли государственную тайну). Император Николай во все свое царствование помнил " своих друзей 14-го декабря" (так он вы­ражался о декабристах). Лично знакомый с их делом, сам участвуя в допросах и следствии, Николай имел возможность вдуматься в обстоятельства дела.

Первое, что он вынес из своего знакомства с делом, было за­ключение о неблагонадежном настроении всего вообще дворянства.

Очень большое количество людей, прикосновенных к революцион­ным " союзам", было поголовно из дворянства. Заметив это, импера­тор Николай был склонен считать заговор сословным дворянским движением, охватившим все круги и слои дворянства. Он поэтому не доверял дворянству и подозревал дворян в стремлении к полити­ческому господству в государстве. Править при помощи и посредстве дворянского сословия, как правила, например, Екатерина II, Николаи не хотел, страшась за полноту своей власти. Потому он постарался создать вокруг себя бюрократию и править страною посредством послушного чиновничества, без помощи дворянских учреждений и деятелей. Это ему и удалось. При императоре Николае была очень усилена централизация управления: все дела решались чиновниками в министерских канцеляриях в Петербурге, а местные сословные учреждения обратились в простые исполнительные органы для министерств.

С другой стороны, император Николай из дела декабристов убедился, что желание перемен и реформ, которое руководило де­кабристами, имело глубокие основания. Крепостное право на кре­стьян, отсутствие хорошего свода законов, пристрастие судей, про­извол правителей, недостаток просвещения, словом, все то, на что жаловались декабристы, было действительным злом русской жизни. Его нужно было исправить. Покарав декабристов, император Николай понял, что правительство само должно было произвести это исправление и законным путем начать реформы. К таким ре­формам Николай сразу же показал свою готовность - под условием неизменности самодержавного строя, на который покушались декаб­ристы. Поэтому в начале правления императора Николая мы видим оживленную правительственную работу, направленную на улучшение администрации, суда и финансов и на улучшение быта крепостных людей.

Таким образом, молодой государь, мало подготовленный к делу управления своим воспитанием, отличался, однако, большой энергией и любовью к дисциплине. Из обстоятельств воцарения своего он вынес вместе с желанием охранить самодержавие, также определен­ную склонность к бюрократической форме управления. Вместе с тем он понял необходимость реформ и выразил готовность их произве­сти. Но при том недоверии к дворянскому обществу, какое у него образовалось вследствие заговора декабристов, Николай имел в виду вести свои реформы без участия общественных сил, исключительно силами бюрократии.

В ссылке погиб для общественной жизни цвет дворянской молодежи, и эта утрата отразилась не только на настроении дворянства, но и на его силах. Сословие оскудело людьми и само устранялось от общественной деятельности. Между властью и обществом произошел таким обра­зом как бы разрыв и отчуждение. Конечно, это облегчило для им­ператора Николая переход к бюрократии, но в то же время дурно отразилось на силах самого правительства. В своих начинаниях оно не встречало сочувствия и содействия общества, а потому не всегда могло осуществлять свои хорошие намерения и достигать своих добрых целей.

§ 2. Важнейшие внутренние мероприятия императора Николая I. Тотчас по вступлении на престол император Николай устранил от дел знаменитого Аракчеева и явил полное свое равноду­шие к мистицизму и религиозному экстазу. Настроение при дворе резко изменилось по сравнению с последними годами Александрова царствования. К деятельности были призваны иные люди. Снова по­лучил большое значение Сперанский; во главе Государственного совета был поставлен Кочубей, сотрудник императора Александра в годы его юности; стали на виду и другие деятели первой половины царствования Александра. Решимость императора Николая начать реформы сказывалась не только в речах его, но и в мероприятиях. Одновременно с отдельными мерами в разных отраслях управления, был в конце 1826 года учрежден под председательством Кочубея особый секретный комитет (известный под названием " комитета 6-го декабря 1826 года" ) для разбора бумаг императора Александра и вообще " для пересмотра государственного управления". Работая в течение нескольких лет, этот комитет выработал проекты преобразования как центральных, так и губернских учреждений, а, кроме того, приготовил обширный проект нового закона о сословиях, в котором предполагалось, между прочим, улучшение быта крепостных. Из трудов комитета многое осталось без дальнейшего движения. Закон о сословиях был внесен в Государственный совет и им одобрен, но не был обнародован вследствие того, что революционные движения 1830 года на Западе внушили страх перед всякою реформою. С течением времени лишь некоторые меры из проектов " комитета 6-го декабря 1826 года" были осуществлены в виде отдельных законов. Но в целом труды комитета остались без всякого успеха, и реформа, проектированная им, не удалась.

Пока комитет обсуждал общий план необходимых преобразова­ний, правительство принимало целый ряд практических мер для улучшения разных отраслей администрации и для упорядочения госу­дарственной жизни. Из таких мер наиболее замечательны:

1) устрой­ство отделений " собственной Его Величества канцелярии";

2) издание Свода Законов; 3) уничтожение ассигнаций; 4) меры для улучшения быта крестьян и 5) меры в области народного просвеще­ния.

1. Собственная Его Величества канцелярия существовала и до императора Николая, но не играла заметной роли в управлении госу­дарством, служа личною канцеляриею государя по делам, которые он брал в свое личное ведение. При императоре Николае в личное веде­ние государя взято было столько дел, что маленькая канцелярия очень разрослась и была поделена на четыре постоянных отделения, сверх коих бывали еще и временные. Первое отделение канцелярии продолжало заведовать теми делами, которые раньше составляли ее предмет, то есть исполняло личные повеления и поручения государя, представляло государю поступающие на его имя бумаги и объявляло по ним его решения. Второе отделение было образовано (в 1826 году) с целью приве­сти в порядок русское законодательство, давно нуждавшееся в упорядочении. Третье отделение канцелярии (также с 1826 года) должно было ведать высшую полицию в государстве и следить за законностью и порядком в управлении и об­щественной жизни. Чины этого отделения должны были " наблюдать, чтобы спо­койствие и права граждан не могли быть нарушены чьею-либо личною властью, или преобладанием сильных, или пагубным направлением людей злоумышленных". С течением времени надзор за законностью вообще перешел в надзор за полити­ческим настроением общества, и " третье отделение" заменило собою те тайные канцелярии по политическим делам, которые существовали в XVIII веке. Четвертое отделение было основано после кончины императрицы Марии Федоровны (1828). Оно заменило собою канцелярию государыни по управлению теми образовательными и благотворительными учреждениями, которые император Павел по вступлении своем на престол (1796) передал в ведение своей супруги. Совокупность этих заведений (институтов, училищ, приютов, богаделен и больниц) впоследствии получила наименование " ведомства учреждений императрицы Марии" в память основательницы этого ведомства. [17]

Император Николай все свое царствование держался обычая брать в свое непосредственное управ­ление те дела, успех которых его особенно интересовал. Поэтому канцелярия императора Николая в государственном управлении стала играть громадную роль.

 2. Мы знаем, что в XVIII столетии попытки привести в порядок действующее законодательство не удались. Не увенчались успехом и позднейшие законодательные работы Сперанского. Тотчас по воцарении император Николай обратил особое внимание на беспорядок в законах и поручил второму отделению своей канце­лярии дело кодификации. Составление законодательного кодекса было вверено знаменитому Сперанскому, который сумел постепенно приобрести полное доверие и привязанность Николая. Сперанский повел дело таким образом, что сначала собрал все законы, изданные с 1649 года, то есть со времени Уложения, а затем из этого собра­ния законодательного материала составил систематический свод действующих законов. Такой способ работы был указан самим им­ператором Николаем, который не желал " сочинения новых законов", а велел " собрать вполне и привести в порядок те, которые уже существуют". В 1833 году труд Сперанского был закончен. Было отпечатано два издания: во-первых, " Полное Собрание Законов Российской Империи" и, во-вторых, " Свод Законов Российской Империи". " Полное Собрание" заключало в себе все старые законы и указы, начиная с Уложения 1649 года и до воцарения императора Николая.

 Они были расположены в хронологическом порядке и за­няли 45 больших томов. Из этих законов и указов было извлечено все то, что еще не утратило силы действующего закона и годилось для будущего свода. Извлеченный законодательный материал был распределен по содержанию в известной системе (" Основные государственные законы"; " Учреждения"; " Законы о состояниях"; " Законы гражданские" и т. п.). Эти-то законы и были напечатаны в систематическом порядке в 15-ти томах под названием " Свода Законов".

Так было завершено крупное и трудное дело составления ко­декса. Оно удалось благодаря исключительным способностям и энергии Сперанского, а также благодаря упрощенному плану работы. Собрать и систематизировать старый русский законодательный мате­риал было, конечно, легче и проще, чем заимствовать материал чуж­дый и согласовать его с потребностями и нравами русского общества или же " сочинять новое уложение" на отвлеченных, еще не испытанных жизнью принципах. Однако и более простой принятый при императоре Николае, удался так блестяще лишь по­тому, что во главе дела был поставлен такой талантливый и усер­дный человек, как Сперанский. Понимая все трудности кодифика­ции, Сперанский не удовольствовался тем, что было им сделано для составления " Свода"; он предложил план устройства постоянных ра­бот над исправлением и дополнением Свода в будущем.

3. Император Николай наследовал от времени Александра большое расстройство финансовых дел. Борьба с Наполеоном и дей­ствие континентальной системы потрясли государственное хозяйство России. Усиленные выпуски ассигнаций были тогда един­ственным средством покрывать дефициты, из года в год угнетавшие бюджет. В течение десяти лет (1807-1816) было выпущено в обра­щение более 500 миллионов рублей бумажных денег. Немудрено, что курс бумажного рубля за это время чрезвычайно упал: с 54 копеек он дошел до 20 копеек на серебро и только к концу царствования Александра поднялся до 25 копеек. Так и укрепился обычай вести двоякий счет деньгам: на серебро и ассигнации, при чем один сереб­ряный рубль стоил приблизительно 4 ассигнационных. Это вело ко многим неудобствам. При расчетах продавцы и покупатели обыкно­венно условливались, какими деньгами (монетою или бумажками) произвести платеж; при этом они расценивали самые деньги и более ловкий из них обманывал или прижимал менее догадливого. (Так, например, в 1830 году в Москве рубль крупным серебром ценили в 4 рубля ассигнациями, рубль мелким серебром - в 4 руб. 20 коп. ас­сигнациями, а за рубль медью давали на ассигнации 1 р. 08 копеек. ) При такой путанице люди бедные и мало понимавшие в расчетах несли убытки при каждой сделке и покупке. В государстве не суще­ствовало устойчивого курса ассигнаций; само правительство не могло установить его и сладить с произвольною расценкою денег (" с простонародными лажами" ).[18] Попытки правительства уменьшить количество ассигнаций не привели к хорошему результату. В последние годы Александра было уничтожено много ассигнаций (на 240 миллионов рублей); но их осталось еще на 600 миллионов, и ценность их нисколько не поднялась. Нужны были иные меры.

Министром финансов при императоре Николае был ученый финансист генерал Е. Ф. Канкрин, известный своею бережливостью и умелою распорядительностью. Ему удалось составить в государствен­ном казначействе значительный запас золота и серебра, с которым можно было решиться на уничтожение обесцененных ассигнаций и на замену их новыми денежными знаками. Помимо случайных благоприятных обстоятельств (большая добыча золота и серебра), образованию металлического запаса помогли выпущенные Канкриным " депозитные билеты" и " серии". Особая депозитная кас­са принимала от частных лиц золото и серебро в монете и слитках и выдавала вкладчикам сохранные расписки, " депозитные билеты", ко­торые могли ходить, как деньги, и разменивались на серебро рубль за рубль. Соединяя все удобства бумажных денег с достоинством металлических, депозиты имели большой успех и привлекли в депозитную кассу много золота и серебра. Такой же успех имели и " серии", то есть билеты государственного казначейства, приносившие владельцу небольшой процент и ходившие, как деньги, с беспре­пятственным разменом на серебро. Депозитки и серии, доставляя казне ценный металлический фонд, в то же время приучали публику к новым видам бумажных денежных знаков, имевших одинаковую ценность с серебряною монетою.

Меры, необходимые для уничтожения ассигнаций, составили предмет долгого обсуждения, в котором деятельное участие прини­мал, между прочим, Сперанский. Было решено (1839) объявить мо­нетною единицею серебряный рубль (такого же веса, как наш нынешний) и считать его " законною мерою всех обращающихся в го­сударстве денег" [19]. По отношению к этому рублю был узаконен постоянный и обязательный для всех курс ассигнаций по расчету 350 рублей ассигнациями за 100 рублей серебром. (Таким образом, была совершена " девальвация", то есть узаконение пониженного курса бумажных денег.) А затем (1843) был произведен выкуп по этому курсу в казну всех ассигнаций с обменом их на серебряную монету или же на новые " кредитные билеты", которые разменивались на серебро уже рубль за рубль. Металлический запас и был необходим для того, чтобы произвести этот выкуп ассигнаций и чтобы иметь возможность поддержать размен новых кредитных билетов. С уничтожением ассигнаций денежное обращение в государстве пришло в порядок: в употреблении была серебряная и золотая монета и равноценные этой монете бумажные деньги.

4. Начиная со времени императора Павла, правитель­ство обнаруживало явное стремление к улучшению быта крепостных крестьян. При императоре Александре I, как мы знаем, был дан закон о свободных хлебопашцах, в котором как бы намечался путь к постепенному и полюбовному освобождению крестьян от вла­сти их владельцев. Однако этим законом помещики не воспользова­лись почти вовсе, и крепостное право продолжало существовать, нес­мотря на то, что возбуждало против себя негодование прогрессивной части дворянства. Вступая на престол, император Николай знал, что пред ним стоит задача разрешить крестьянский вопрос и что крепо­стное право в принципе осуждено его державными предшественни­ками. Настоятельность мер для улучшения быта крестьян не отрица­лась никем. Но по-прежнему существовал страх пред опасностью внезапного освобождения миллионов рабов. Поэтому, опасаясь обще­ственных потрясений и взрыва страстей освобождаемой массы, Николай твердо стоял на мысли освобождать постепенно и подго­товлять освобождение секретно, скрывая от общества подготовку реформы.

Обсуждение мер, касающихся крестьян, производилось при Николае в секретных комитетах, не один раз для этой цели образуе­мых. Началось оно в секретном " комитете 6-го декабря 1826 года" и коснулось как государственных крестьян, так и крестьян владельчес­ких. В отношении государственных, " казенных", крестьян были вы­работаны более существенные и удачные меры, чем в отношении крепостных. Положение первых было улучшено более чем положе­ние вторых.

П. Д. Киселев.

В " комитете 6-го декабря 1826 года" Сперанский заговорил о необходимости " лучшего хозяйственного управления для крестьян казенных" и высказал мнение, что такое управление " послужило бы образцом для частных владельцев". Мысль Сперанского встретила одобрение государя, который привлек к этому делу графа П. Д. Киселева. Это был один из образованных русских людей, сде­лавших походы 1812-1814 годов и видевших европейские порядки. Приближенный императором Александром, Киселев еще в его время интересовался крестьянским делом и представил государю проект уничтожения крепостного права. Как знаток крестьянского вопроса, он обратил на себя внимание императора Николая и приобрел его доверие. Киселеву было поручено все дело о казенных крестьянах. Под его управлением временно возникло (1836) пятое отделение Собственной Его Величества канцелярии для лучшего устройства управления государственными имуществами вообще и для улучшения быта казенных крестьян. Это пятое отделение скоро было преобразовано в министерство государственных имуществ (1837), которому и вверено было попечительство над казенными кре­стьянами. Под ведением министерства государственных имуществ в губерниях стали действовать " палаты" (теперь " управления" ) государственных имуществ. Они заведовали казенными землями, лесами и прочими имуществами; они же наблюдали и над государ­ственными крестьянами. Эти крестьяне были устроены в особые сельские общества (которых оказалось почти 6. 000); из нескольких таких сельских обществ составлялась волость. Как сельские обще­ства, так и волости, пользовались самоуправлением, имели свои " сходы", избирали для управления волостными и сельскими делами " голов" и " старшин", а для суда (волостной и сельской " расправы" ) особых судей. Так было устроено по мысли Киселева самоуправле­ние казенных крестьян, впоследствии оно послужило образцом и для крестьян частновладельческих при освобождении их от крепостной зависимости. Но заботами о самоуправлении крестьян Киселев не ограничился. При его долгом управлении министерство государственных имуществ провело ряд мер для улучшения хозяй­ственного быта подчиненного ему крестьянства: крестьян учили луч­шим способам хозяйства, обеспечивали зерном в неурожайные годы; малоземельных наделяли землею; заводили школы; давали податные льготы и т. д. Деятельность Киселева составляет одну из светлых страниц царствования императора Николая. Довольный Киселевым, Николай шутливо называл его своим " начальником штаба по кре­стьянской части".

В отношении крепостных крестьян сделано было меньше, чем в отношении казенных. Император Николаи не раз образовывал сек­ретные комитеты для обсуждения мер к улучшению быта крепо­стных. В этих комитетах Сперанский и Киселев не мало поработали над уяснением истории крепостного права и над проектами его уничтожения. Но дело не пошло далее отдельных мер, направленных на ограничение помещичьего произвола. (Была, например, запрещена продажа крестьян без земли и " с раздроблением семейств"; было стеснено право помещиков ссылать крестьян в Сибирь). Самою крупною мерою в отношении крепостного права был предложенный Киселевым закон 1842 года об " обязанных крестьянах". По этому закону, помещик получал право освобождать крестьян от крепостной зависимости, давая им земельный надел (в наследственное пользование на известных условиях, определяемых добровольным соглашением). Получая личную свободу, крестьяне оставались сидеть на владельческой земле и за пользование ею обязаны были (откуда и название " обязанных" ) нести повинности в пользу владельца. Закон об обязанных крестьянах был торжественно обсуждаем в Государственном совете, причем император Николай в пространной речи высказал свой взгляд на положение крестьянского дела в его время; крестьянское освобождение государь считал делом будущего и думал, что оно должно совершиться лишь постепенно и с непременным сохранением права помещиков на их землю. В этом смысле и был дан закон 1842 года, сохранявший крестьянские наделы в вечной собственности помещиков. Однако и на таком условии помещики не стали освобождать своих крепостных и закон об обязанных крестьянах не получил почти никакого применения в жизни.

С. С. Уваров

Меры в области народного просвещения при императоре Николае I отличались двойственностью направления. С одной сторо­ны, очевидны были заботы о распространении образования в. госу­дарстве; с другой же стороны, заметен был страх перед просвеще­нием и старания о том, чтобы оно не стало проводником революци­онных идей в обществе.

Заботы о распространении образования выразилась в учрежде­нии весьма многих учебных заведений. Учреждались специальные учебные заведения: военные (кадетские корпуса и академии, военная и морская), технические (технологический институт и строительное училище в Петербурге, межевой институт в Москве); возобновлен был главный педагогический институт для приготовления преподавателей. Все эти учебные заведения имели в виду удовлетво­рение практических нужд государства. Для образования общего сде­лано также немало. Учреждено было несколько женских институтов. Основывались пансионы с гимназическим курсом для сыновей дво­рян. Были улучшены и мужские гимназии. По мысли мини­стра народного просвещения графа С. С. Уварова, среднее образование, даваемое гимназиями, должно было составлять удел лишь выс­ших сословий и предназначалось для детей дворян и чиновников. Оно было сделано " классическим", чтобы " основать новейшее рус­ское образование тверже и глубже на древней образованности той нации, от которой Россия получила и святое учение веры, и первые начатки своего просвещения" (то есть Византии). Для детей купцов и мещан предназначались уездные училища, причем прави­тельство принимало некоторые меры к тому, чтобы лица из этих сословий не попадали в гимназии. Однако стремление к знанию на­столько уже созрело в населении, что эти меры не приводили к це­ли. В гимназии вместе с дворянами поступали в большом числе так называемые " разночинцы", то есть лица, уволенные из податных со­словий, но не принадлежащие к дворянам потомственным или лич­ным. Наплыв разночинцев в гимназии и университеты составлял интересное и важное явление того времени: благодаря ему, состав русского образованного общества, " интеллигенции", перестал быть, как прежде, исключительно дворянским.

Опасения правительства относительно того, что учебные заве­дения станут распространителями вредных политических влияний, выразились в ряде стеснительных мер. Устав университетов, выработанный  в 1835г. графом Уваровым, давал университетам некоторые права самоуправления и свободу преподавания. Но, когда на Западе в 1848 году произошел ряд революционных движений, русские уни­верситеты подверглись чрезвычайным ограничениям и исключитель­ному надзору. Преподавание философии было упразднено; посылка за границу молодых людей для подготовления к профессуре прекра­щена; число студентов ограничено для каждого университета опреде­ленным комплектом (300 человек); студентов стали обучать военной маршировке и дисциплине. Эта последняя мера была введена и в старших классах гимназий. Министерство народного просвещения, которому была в то время подчинена цензура, чрезвычайно усилило цензурные строгости, запрещая всякую попытку в журналах, книгах и лекциях касаться политических тем. Последние годы царствования императора Николая I заслужили поэтому славу необыкновенно суровой эпохи, когда была подавлена всякая общественная жизнь и угнетена наука и литература. Малейшее подозрение в том, что какое-либо лицо утратило " непорочность мнений" и стало неблагонадеж­ным, влекло за собою опалу и наказание без суда.

«Теория официальной народности». Николаевское правительство вело борьбу с освободительными идеями не только с помощью полиции и цензуры. Оно попыталось разработать собственную идеологию, внедрить ее в школы, университеты, печать. Главным идеологом самодержавия стал министр народного просвещения граф С. С. Уваров. В прошлом вольнодумец, друг некоторых декабристов, он стал верным слугой Николая. Именно Уваров выдвинул так называемую «теорию официальной народности» («православие, самодер­жавие и народность»). Смысл этой надуманной «теории» состоял в противопоставлении дворянско-интеллигентской революционности и пассивности народных масс, наблюдавшейся в первые десятилетия XIX в. Освободительные идеи изображались как явление, распространенное только среди «испорченной» части образованного общества. Пассивность же крестьянства, его патриархальная набожность, вера в царя, обусловленная темнотой и забитостью, представлялись в качестве «исконных» и «самобытных» черт народного характера. Другие народы, уверял Уваров, «не ведают покоя и слабеют от разномыслия», а Россия «крепка единодушием беспримерным — здесь царь любит Отечество в лице народа и правит им, как отец, руководствуясь законами, а народ не умеет отделять Отечество от царя и видит в нем свое счастье, силу и славу»[20].

Уваровскую «теорию» подхватил Бенкендорф. «Прошед­шее России было удивительно, ее настоящее более чем великолепно, что же касается ее будущего, то оно выше всего, что может нарисовать себе самое смелое воображе­ние», — утверждал этот прибалтийский барон, наводнивший Россию жандармами[21].

Виднейшие представители казенной науки (историки М. П. Погодин, Н. Г. Устрялов и другие) приложили все свое старание в раздувании мифов и легенд «официальной народ­ности». Наигранный оптимизм, противопоставление «само­бытной» России «растленному» Западу, восхваление суще­ствующих в России порядков, в том числе крепостного права, — эти мотивы пронизывали писания официальных сочинителей.

Для многих здравомыслящих людей были очевидны надуманность и лицемерие казенного пустозвонства, но мало кто решался сказать об этом открыто. Поэтому такое глубокое впечатление на современников произвело «Философическое письмо», опубликованное в 1836 г. в журнале «Телескоп» и принадлежавшее перу Петра Яковлевича Чаадаева (1794 — 1856), друга А. С. Пушкина и многих декабристов. С горьким негодованием говорил Чаадаев об изоляции России от новейших европейских идейных течений, об утвердившейся в стране обстановке национального самодовольства и духовного застоя.

После этого письма Чаадаев по распоряжению царя был объявлен сумасшедшим и помещен под домашний арест. «Теория официальной народности» на многие десятилетия стала краеугольным камнем идеологии самодержавия.

§ 5. Деятельность Третьего отделения; усиление цензурного гнета. После выступления декабристов правительство предприняло ряд спешных мер по укреплению полицейского аппарата. В 1826 г. было учреждено III отделение «Соб­ственной его императорского величества канцелярии», кото­рое стало главным органом политического сыска. В его распоряжении находился Отдельный корпус жандармов. На­чальник III отделения одновременно являлся и шефом корпуса жандармов. Долгие годы эту должность занимал граф А. X. Бенкендорф. Личный друг Николая, он сосредото­чил в своих руках громадную власть.

В обществе, подавленном расправой над декабристами, выискивались малейшие проявления «крамолы». Заведен­ные дела всячески раздувались, преподносились царю как «страшный заговор», участники которого получали непо­мерно тяжелые наказания. В 1827 г. в Московском универси­тете был раскрыт кружок из шести студентов. Братья Крит­ские обсуждали возможность обращения к народу. Проклама­цию с требованием конституции они намеревались положить к памятнику Минину и Пожарскому. Так возникло «дело братьев Критских». Старший из них через четыре года умер в Шлиссельбургской крепости, другой, отправленный рядовым на Кавказ, погиб в сражении, третий оказался в арестантских ротах вместе с тремя другими своими товарищами по несчас­тью.

Правительство считало, что русская действительность не дает оснований для зарождения «крамольного» образа мыс­лей и противоправительственных организаций, что они появ­ляются только под влиянием западноевропейских освободи­тельных идей. Справиться с «вредным» влиянием Запада николаевские министры намеревались при помощи цензуры. В 1826 г. был опубликован новый устав о цензуре, прозван­ный «чугунным». Цензоры не должны были пропускать в печать произведения, где порицался монархический образ правления или давался сочувственный отзыв о какой-либо европейской революции. Запрещалось высказывать «само­чинные» предложения о государственных преобразованиях. Сурово пресекалось религиозное вольномыслие. Главный цензурный комитет бдительно следил за деятельностью цен­зоров, карал и увольнял тех из них, которые допускали послабления.

Кроме общей цензуры, появилась ведомственная. Третье отделение, Синод, все министерства и даже не

⇐ Предыдущая12345Следующая ⇒

Поделиться: