Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


Молитва святого Ефрема Сирина — о любви



Господи и Владыко живота моего, дух любви даруй ми, рабу Твоему.

О любви, которая есть исполнение всего закона, о любви просим мы. Если не имеем любви, то, по слову святого апостола Павла, мы «...медь звенящая или кимвал звучащий» (1 Кор. 13: 1).

Если мы имеем дар пророчества и знания великие и имеем веру, горы переставляющую, но не имеем любви, мы — ничто. Если раздадим все имущество свое нищим и отдадим тело на сожжение, но любви не имеем, мы — ничто. Вот что такое любовь. Если нет любви, какими бы совершенствами ни обладали, мы — ничто.

Любовь — это все, ибо все, что говорил Господь Иисус Христос, что совершил во дни Своей земной жизни, и прежде всего то, что явил на Голгофе, есть сплошная великая проповедь о любви. Значит, любовь есть то, о чем должны просить всегда, настойчиво, постоянно. Любовь есть то, стяжать которое — величайшая и основная задача жизни нашей, ибо задача наша в том, чтобы приблизились мы к Богу, чтобы стали совершенны, как совершенен Отец наш Небесный. А как приблизиться к Богу без любви? Без нее мы безконечно далеки от Бога.

Любовь — это то, что культивировали в сердце своем все святые, то, что дано от Бога, как величайший дар благодати Божией за исполнение заповедей Христовых.

Есть счастливые люди, которые рождаются с сердцем мягким, кротким, любовным; им легче достигнуть в жизни христианской любви, чем всем другим, в особенности тем несчастным, которые рождаются с сердцем грубым, жестоким, мало способным к любви.

Если человек родился с сердцем кротким, надлежит ему все-таки претерпеть весьма многое, пройти крестный путь страданий, чтобы ярким пламенем разгорелась любовь Христова в сердце его; умножить должен он эту любовь, которая дана ему.

Любовью христианской были переполнены сердца людей в древние времена, особенно во времена апостолов, когда люди любили друг друга, как братья, исполняя заповедь Христову. О них Господь мог сказать: «По тому узнают, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собой» (Ин. 13: 35).

А теперь, где теперь любовь, кто найдет ее днем с огнем? Настанет страшное время, о котором говорит Господь, указывая признаки Своего второго пришествия. Он говорил, между прочим, и так: «Тогда соблазнятся многие, и друг друга предадут, и возненавидят друг друга, и, по причине умножения беззаконий, во многих охладеет любовь» (Мф. 24: 10, 12).

Это видим в наше время, это то, что терзает, раздирает сердце наше. Видим множество людей, которые ненавидят друг друга, предают друг друга, в сердце которых охладела любовь, и следов ее не осталось.

Тяжко, невыносимо тяжко жить, видеть, что вместо любви Христовой свирепствует ненависть, взаимная ненависть. Какой ужас, несказанный ужас пережили мы столь недавно, когда народ, исповедующий Христа, в союзе с другими тоже христианскими народами — народ германский — сотворил такие злодеяния, такие надругательства над законом любви, каких мир не видел.

Что осталось от закона любви в тех злодеях, которые закапывали детей и стариков живыми в землю, разбивали о камни головы новорожденных, истребляли десятки миллионов людей? Где любовь? Не осталось ее и следа, любовь забыта.

Вместо закона Христовой любви мир живет законом всеобщей вражды. Кто следит по газетам, что совершается в мире, содрогается, видя, как самая сатанинская неправда торжествует, как поощряются великими державами политические насилия, заслуживающие глубокого осуждения.

А вокруг нас? Жить в городе опаснее, чем в дремучем лесу, ибо много в городе бандитов, полных злобы и ненависти. Ибо люди в городе — крещеные люди, бывшие некогда христианами, — стали злее, опаснее зверей. Попрана святая любовь, попрана грязными сапогами, попрано Евангелие Христово, о любви никто не хочет и слышать.

Что нам делать, как нам быть? Неужели и нам сделаться волками, которых так много вокруг? Конечно, нет. Любовь Христова должна сохраниться до второго пришествия Господа Иисуса Христа, любовь Христова должна сохраниться в сердцах малого Христова стада, и те ужасы жизни, ужасы неправды, попранной любви, которые видим ежедневно и ежечасно, должны нас побуждать к тому, чтобы возгревать в сердцах наших святую Христову любовь.

Как же это сделать, кому дается любовь? Только тем, кто исполняет заповеди Христовы, кто идет по узкому пути страдания, не сворачивая с этого пути, какие бы страдания и гонения не грозили. Идти, идти, идти без конца по этому крестному пути, идти без оглядки, идти к свету Христову. Если будем упорно и непрестанно идти к свету, то придем.

Как можно любить людей, которые истязают нас: воров, бандитов, насильников, которые творят нам великое зло? Это возможно, возможно не в полной мере, но хотя бы в небольшой мере. Подумайте, что такое жалость? Это одна из форм любви святой. Разве не должны мы жалеть всем сердцем людей, отвергших Христа, идущих по пути погибельному, идущих к отцу своему — дьяволу? Разве вы их не должны жалеть? Любить их чистой, полной любовью невозможно, но жалеть их возможно, сокрушаясь сердцем, что эти несчастные люди на пути погибели. Если не будем проклинать этих людей, исполним закон Христов даже по отношению к ним.

Знаете ли вы, что на великого святого Серафима Саровского напали разбойники, несколько мужиков из соседней с монастырем деревни, избили его смертным боем, проломили череп, сломали ребра так, что он потерял сознание и несколько месяцев пролежал в монастырской больнице, пока не пришла Пресвятая Богородица исцелить его. Как отнесся он к разбойникам? Они были пойманы, переданы суду, а преподобный Серафим упросил со слезами, чтобы не наказывали их, а отпустили. Он плакал, он жалел их, а, следовательно, любил их.

Такую жалость проявляли весьма многие другие святые. Так святые относились к тем, кто творил им великое зло. Так Сам Бог терпит грешников, терпел даже такого страшного разбойника, как Варвар, который убил триста человек, потом покаялся, принес Богу такое покаяние, какого представить себе нельзя, и был прощен Богом, был возлюблен Богом, получил даже от Него дар чудотворения.

Сам Господь так долготерпелив по отношению к тяжким грешникам, как же смеем мы их ненавидеть и проклинать? Должны мы их жалеть, а жалость, как я уже сказал, — одна из форм любви.

Если можно даже убийц, злодеев жалеть, то что скажем о менее тяжких грешниках — о несчастных ворах, о всех погибающих во грехах? Их надо жалеть еще больше, чем преподобный Серафим жалел своих убийц. Пусть никто не говорит: «Как могу я любить этих людей, отравляющих жизнь нашу, позорящих народ русский? » Пусть каждый не проклинает, а жалеет их, и тогда любовь Христова вселится в наши сердца. Любовь Христова незаметно, изо дня в день проникает в сердце человека, который старается Богу угодить, всегда молится, постом смиряет плоть свою, старается помочь окружающим людям.

Любовь Христова изливается в сердце такого человека, наполняет его до краев и изливается через край, как изливалась она у преподобного Серафима на грешников, которые тысячами приходили к нему. О такой любви молите Бога все словами святого Ефрема Сирина: «Господи и Владыко живота моего, дух любви даруй ми, рабу Твоему! » И даст вам Бог дух любви. Аминь.

Заключение молитвы святого Ефрема Сирина

Великая молитва Ефрема Сирина кончается чрезвычайно важным прошением:

Даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего, яко благословен еси во веки веков.

Осуждение братьев наших — это самая закоренелая всеобщая привычка наша. Осуждение ближних — то, чем мы всегда заняты, и оставляем важнейшее из всех дел наших — рассмотрение прегрешений наших.

Такого обычая нет ни у кого: с начала дня до самой ночи мы думаем обо всем, занимаемся всем, только не занимаемся важным делом — рассмотрением сердца своего. Этим никто не занимается, кроме малого-малого числа людей, посвятивших себя Богу, у них это самое важное, основное занятие: ищут нечистоты греха в сердце своем. Когда найдут, легко и скоро освобождаются от него, ибо когда найдут какую-либо нечистоту в сердце своем, станет противно и стараются изо всех сил избавиться от нее. Когда узрят прегрешения, покаются и очистятся от них.

Запомните слова апостола Павла к нам: «А ты что осуждаешь брата твоего? Или и ты, что унижаешь брата твоего? Все мы предстанем на суд Христов» (Рим.14: 10). Когда осуждаем других, не вспоминаем, не замечаем, что сами виновны в том же. А мы знаем, что есть суд Божий не только за совершенные прегрешения, за которые осуждаем ближних своих, но и за самое осуждение: «Неужели думаешь ты, человек, что избежишь суда Божия, осуждая делающих такие дела и сам делая то же? » (Рим.2: 3) Тебя самого ведет Господь к покаянию, а не к осуждению других. О других не заботься.

Помните, как привели к Господу женщину, взятую в прелюбодеянии, и спросили: «Учитель, Моисей повелел таких грешников побивать камнями. А ты что скажешь? » Господь Иисус Христос не сразу ответил. Он сидел во дворе храма и что-то писал пальцем на песке. И лишь когда спросили Его вторично, дал удивительный ответ, какой только мог дать: «Кто из вас без греха, первый брось в нее камень». С великим стыдом, низко опустив головы, стали расходиться один за другим книжники и фарисеи, которые считали себя праведниками. А Иисус писал на песке, и наконец поднял голову и спросил: «Где твои обвинители? Никто не осудил тебя....И Я не осуждаю тебя. Иди и впредь не греши» (Ин. 8: 4—11).

Какой удивительный запрет осуждения, как ясно Господь сказал, что надо думать прежде всего и больше всего о своих грехах. Кто без греха, пусть первый бросит камень. Мы не без греха, значит, не смеем бросать камень осуждения в других, а мы бросаем камни постоянно, каждый день и каждую ночь бросаем камни осуждения: «Кто ты, осуждающий чужого раба? Пред своим Господом стоит он или падает. И будет восставлен, ибо силен Бог восставить его. Все предстанем на суд Христов» (Рим. 14: 4, 10). Нужно думать об этом суде над нами, о себе, а не заниматься чужими грехами. Видите, как свят и важен этот закон.

Что делать, если видим человека, явно согрешающего, заслуживающего осуждения? И тогда не должно осуждать, надо положить дверь заграждения на уста свои, не осудить согрешающего, а пожалеть его, помнить о том, что тяжек ответ его пред Богом, и молча вознести краткую молитву: Господи, прости его. И тогда бес осуждения убежит сейчас же, ибо бесы бегут от молитвы. Если же осудим, бес останется, и другой раз осудим, и без конца будем осуждать.

Откуда дух осуждения? От гордости, от того, что многие считают себя выше и лучше других. Часто бывает осуждение от зависти: завидуем тем, кто получил дары духовные, иногда даже людям просто благочестивым, а зависть ведет к осуждению. Осуждают от злобы, от ненависти. А любви очень мало, злобы же, ненависти очень много в сердцах наших. Эта злоба, эта ненависть побуждает осуждать ближних наших, закрывает наши глаза на собственные грехи и недостатки.

Осуждаем человека весьма часто и без всякой зависти. Это часто зависит от укоренившейся привычки осуждать. Осуждение, как и все прочее, становится нашей привычкой, если постоянно осуждаем.

Все, что часто делается, становится нашим навыком. Если у кого-нибудь зависть, ненависть владеет сердцем, укоренится привычка осуждать, будет всегда, неумолчно, неустанно осуждать.

Эту привычку надо искоренить, не давая ей возрастать в нас. Ловить надо себя на всяком осуждении, осудить себя за всякое осуждение. Осудив себя один-два раза, научимся воздерживаться и перестанем осуждать других, а сосредоточим духовный взгляд на собственном сердце.

Так исполним то, о чем просим в молитве Ефрема Сирина: Даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего, яко благословен еси во веки веков.

Аминь.

 

Прот. Игорь Перекуп.

«…Дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми! »

http: //www.pravmir.ru/dux-prazdnosti-unyniya-lyubonachaliya-i-prazdnosloviya-ne-dazhd-mi/

 

К своему Господу, к Подателю жизни и ее Владыке душа взывает, прося оградить ее от всего, что норовит подменить ее сущность, стать ее содержанием, лезет внутрь, пускает в ней корни и мертвит ее, выкачивая все соки.

Говоря о духе в данном контексте, мы имеем в виду внутреннее состояние, настрой, некий принцип, определяющий жизнь человека, его волевые устремления или, наоборот, его пассивность, безволие. И добродетель, и порок можно рассматривать как в плане конкретных проявлений, закономерно влекущих соответствующие изменения личности, так и в сущностном аспекте.

У добродетели как таковой есть некая сущностная основа, утверждающаяся в душе по мере того, как человек старается ее воплощать. Дух добродетели — это устойчивое состояние человеческой души, выражающееся в стремлении познавать, что есть благо, и жить в соответствии с этим знанием. Как присущий духу человеческому, который, по свт. Феофану Затворнику, есть «высшая сторона человеческой жизни, сила, влекущая его от видимого к невидимому, от временного к вечному, от твари к Творцу, характеризующая человека и отличающая его от всех других живых тварей наземных», дух добродетели во все времена побуждал человека искать Истину.

Поэтому в творениях Отцов и Учителей можно встретить советы изучать античную философию, проявляя мудрую избирательность: «Все почти сколько-нибудь заслуживающие внимание по мудрости, каждый по мере сил, в сочинениях своих более или менее распространялись в похвалу добродетели; им должно верить, и надобно стараться в самой жизни выразить их учения», — обращается свт. Василий Великий к юношам.

С точностью до наоборот, дух порока — это устойчивое состояние души, выражающееся в уклонении от путей добродетели и в искажении самого представления о ней, в склонности не только уступать порочности в себе, но и размывать сами представления о добре и зле. Это грех как таковой, возведенный в принцип жизни.

То же самое можно сказать и о духах отдельных добродетелей и пороков: каждая добродетель и порок формируют соответствующее состояние души — дух той или иной добродетели, того или иного порока. Как говорит свт. Иннокентий Херсонский, «каждая добродетель, коль скоро утвердится в человеке, и каждый порок, коль скоро овладевает им, образуют из себя самих свой дух, по виду своему. Этот дух добродетели сильнее и светоноснее, нежели сама добродетель; этот дух порока мрачнее и злее, нежели самый порок. < …> Борьба с духом порока гораздо труднее, нежели с самим пороком. Порок можно тотчас оставить, но дух порока не скоро оставит тебя: надобно долго сражаться, долго подвизаться и терпеть, чтобы освободиться от него».

Однако есть и другой аспект. Все эти внутренние состояния, производимые добродетелями или пороками, и, в свою очередь, определяющие видение различных ситуаций, их оценивание, и располагающие к соответствующим действиям — это не просто состояния психики или черты характера, особенности мировоззрения и т. д. Эти состояния образуются под влиянием духов, скажем так, «специализирующихся» на формировании в людях конкретных добродетелей (Ангелы) или пороков (бесы). Говоря о духе как состоянии, мы не должны забывать о духе, который нам в душу соответствующее состояние «вдыхает», всеивает в нее, удобряет и взращивает.

«Уклонися от зла и сотвори благо» (Пс. 36; 27), — увещевает Псалмопевец. Тут очень важно не увлечься «уклонением» как некой самоцелью, откладывая доброделание «на потом, когда со злом окончательно разберусь». Хоть о творении добра сказано во вторую очередь, но последовательность тут не временная. Стремление к благу, причем стремление целенаправленное, ради познания, что и почему есть благо, что (вернее, Кто) есть высшее, изначальное Благо — это стремление должно предшествовать уклонению от зла уже хотя бы потому, что, не зная добра, не определишь зла.

Если исходить из Аристотелевского положения, что добродетель — это середина между двумя противоположными пороками, то, не ориентируясь на пути добродетели, мы, отталкиваясь от одного зла, рискуем впасть в его противоположность: желая уклониться от праздности, становимся «трудоголиками»; думая преодолеть уныние, не знаем меры в развлечениях и преуспеваем в мастерстве уходить от решения своих внутренних проблем; пытаясь бороться со своим любоначалием, душим в себе всякую инициативность, волю, твердость, мужество, и становимся куском непонятно чего, плывущим по течению; решая избавиться от празднословия, замыкаемся в себе и вольно или невольно отталкиваем не только любителей потрепать языком, но и тех, кто к нам в простоте сердца тянутся всей душой.

Разумеется, мало только знать путь добродетели, его признаки, надо понимать и в чем состоит тот или иной порок. Иначе рискуем или отсечь то, что злом не является, или вместе со злом отшвырнуть от себя нечто доброе, ценное, без чего мы становимся ущербными, и весь наш дальнейший путь добродетели становится тогда неблагонадежным, да и сама добродетель оказывается, как минимум, с червоточинкой.

Достойно внимания, что прп. Ефрем объединяет несколько страстей воедино. Понятно, что у каждой из них — свой дух (в обоих вышеупомянутых смыслах), но у этого множества есть некая общая основа, общее «связующее вещество», единый дух, несмотря на их кажущуюся несовместимость. Ну, казалось бы, что общего между унынием и любоначалием? Вопрос отнюдь не риторический. Но сначала о праздности.

Было бы примитивно сводить праздность к лени. Вообще, праздность — это состояние незанятости, это не добро и не зло. В данном случае имеется в виду именно страстное празднолюбие, которое отнюдь не сводится к ничегонеделанию, которое — лишь «верхняя часть айсберга». Все намного серьезней.

Чтобы понять сущность того или иного порока, надо прежде разобраться, на какой добродетели он паразитирует (как известно из святоотеческого наследия, зло не самобытно, и существует оно лишь как недостаток, оскудение, извращение добра).

Сама по себе праздность (если отталкиваться от русской этимологии) — это не плохое состояние. Вопрос, ради чего? Ведь, по-славянски, праздность — это необремененность, незанятость, свобода. Для такого понимания праздности подходит греческое слово σ χ ο λ ά ζ ω ν < схолазон> от σ χ ο λ ή < схоли> — досуг, отсюда σ χ ο λ α σ τ ή ς < схоластис> — лентяй, не желающий работать (не путать со средневековыми схоластиками, как бы это ни казалось обоснованным! ).

Не случайно торжества, ради которых человек освобождается от обязанностей, исполняемых с целью заработать себе на пропитание или обустройство земного благополучия, называются «праздниками» (благотворительный, бескорыстный труд, помощь ближним в праздничный день — это не только не грех, но самое что ни на есть богоугодное дело).

Досуг вменяется в священную обязанность, он заповедуется уже в Ветхом Завете (суббота — день покоя), но это досуг не просто как элемент здорового образа жизни или социальной стабильности (чтобы семья не развалилась, должно быть время, когда ее члены и захотят, а не смогут разбежаться по работам да халтурам). Досуг, вменяемый в священную обязанность — это время, посвященное Богу, но не как произвольный дар, потому что это — Еговремя, оно Ему принадлежит.

Мы не можем подарить Ему то, что уже освящено, т. е. взято Им в Свой удел: мы это используем или в соответствии, или вопреки воле Владыки, но в последнем случае мы распоряжаемся Божиим достоянием, присваиваем себе святыню, точнее, крадем ее, иными словами, святотатствуем… Это Его время, и мы можем распоряжаться им лишь так, как Ему угодно.

А Ему угодно, чтобы мы в этот день отвлеклись от преходящего, от всего, что значимо лишь на время земной жизни, и сосредоточились на том, что значимо в вечности. Заповедь богоугодной праздности освобождает человека из водоворота суеты мира сего для того, чтобы он хотя бы один из семи дней, не считая особых праздников, посвящал бы тому, ради чего, собственно, пришел в этот мир — приготовлению к вечной жизни, а потому… «всякое ныне житейское отложим попечение». Вот смысл праздности душеполезной, освященного досуга.

Иное дело — праздность как опустошенность, когда незанятость — это не свобода как возможность приобщения к высшим ценностям, а пассивная безалаберная распахнутость для всего, что не стучится, прежде чем войти, для всего, что льстит самолюбию, дает повод воображать о себе, для всего, что не требует труда, постоянства, глубины, самоотверженности, искренней готовности к отвержению всего чуждого Истине — иными словами, это состояние по духу противоположное, враждебное «перемене ума»: покаянию.

Греческое слово α ρ γ ό ς < аргос> (пустой, бессмысленный), которое употреблено прп. Ефремом, именно такую праздность и подразумевает. Дух праздности — это такое устроение человека, при котором он страшно тяготится чем-либо наполненным высоким смыслом, потому что «положение обязывает»; любыми обязанностями именно потому, что это «надо»; любым долгом, потому что это связывает, ограничивает возможности выбора (т. е. выбрать-то можно, только, кто ты после этого, если существует нечто «должное», а ты выбираешь иное? ).

Дух праздности может побуждать, подстегивать к активности, даже предприимчивости (впрочем, скорее, к авантюризму) но… только по настроению, в качестве развлечения. А настроение прошло — и привет, все свободны, а я — на диван (кому что)!

Лень в праздности — вторична. И лень лени — рознь. Когда-то было принято порицать Обломова. Нынче же принято считать, что «обломовщина» — явление весьма неоднозначное. Ее корень — чувство пустоты и бессмысленности жизни. Отсюда нежелание позволять себя втягивать в нечто заведомо пустое, суетное, мертвое и мертвящее по сути, а потому-то и натягивающее личину жизнеутверждающей общественно-полезной деятельности. И вот, человек так своеобразно борется за свою внутреннюю свободу, не позволяя себя поработить этому всеобщему самообману, как бы говоря: «Мой диван — моя крепость (убежище, схрон, страна внутренней эмиграции — как угодно)! ».

Однако сама по себе хорошая, здравая чуткость в отношении житейских реалий оборачивается во зло, когда вывод о бессмысленности суеты переносится на саму жизнь, на Божий дар. Осознание суетности «ярмарки тщеславия» должно служить поворотным пунктом для переоценки ценностей, переосмысления своей жизни и деятельного предания ее своему Промыслителю с целью дальнейшего соработничества с Ним, но в том-то и погибельная роль духа праздности, что он не дает упраздниться, освободиться от суеты, канализируя всю энергию человека на борьбу за мнимую, иллюзорную «свободу от».

Праздность органически связана с унынием. Они, можно сказать, единодушны (вот мы и упоминаем в молитве о едином духе праздности, уныния и пр.). Это, своего рода, взаимно сообщающиеся сосуды. О чем, Бог даст, продолжим в следующий раз.

 


Поделиться:



Популярное:

Последнее изменение этой страницы: 2016-03-17; Просмотров: 989; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.048 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь