Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


Ушер Жолквер – неизвестный герой 1812 года



 

1 ноября 1824 года начальник Главного штаба Его Императорского Величества генерал от инфантерии Иван Иванович Дибич среди прочих бумаг составил в Царском Селе два документа – письмо и предписание.

Письмо было адресовано генерал-адъютанту, графу Михаилу Семеновичу Воронцову, генерал-губернатору Новороссии, наместнику Бессарабии. «Покорнейше прошу Ваше Сиятельство, – писал Дибич, – приказать без промедления отправить в Тульчин проживающего Бессарабской области в местечке Атаках Еврея Ушера Вольфа Мошковича Жолквера и сдать там в Главный штаб 2-й Армии для отправления его оттуда с фельдъегерем в С. – Петербург»[47].

Предписание за № 1744 адресовалось дежурному генералу Главного штаба. Оно гласило:

«Отъезжающему сего числа во 2-ю Армию фельдъегерю прикажите, Ваше Превосходительство, чтобы он при возвращении его в С. – Петербург принял из Главного штаба той Армии жителя местечка Атаки Еврея Ушера Вольфа Мошковича Жолквера, и по прибытии сюда оного тотчас ко мне представил.

 

Начальник Главного штаба

Дибич »[48].

 

Во исполнение полученного указания дежурный генерал Главного штаба генерал-майор Алексей Николаевич Потапов 3 ноября выписал ордер на имя фельдъегеря Шишкова. «Предписываю тебе при обратном возвращении твоем из м. Тульчина в С. – Петербург, – говорилось в документе, – принять из Главного штаба 2-й Армии жителя местечка Атаки Еврея Ушера Вольфа Мошковича Жолквера, и по прибытии сюда представить его тотчас ко Г. Начальнику Главного штаба Его Величества»[49].

Прошло более двух недель. Фельдъегерь Шишков вернулся в Петербург с бумагами из Тульчина, но без означенного еврея Жолквера.

25 ноября Дибич вновь направляет предписание генерал– майору Потапову:

«Отправленный из С. – Петербурга 1-го ноября к Главнокомандующему 2-й Армией фельдъегерь не мог дождаться там присылки от Новороссийского Генерал-Губернатора Еврея Ушера Вольфа Мошковича Жолквера, которого он согласно предписанию моему от 1-го ноября за № 1744 должен был доставить в С. – Петербург; почему Ваше Превосходительство прикажите уже имеющему отправиться во 2-ю Армию будущего декабря фельдъегерю принять из штаба Армии Еврея Жолквера и по прибытии в С. – Петербург тотчас ко мне доставить»[50].

Дежурный генерал выписывает 1 декабря новый ордер за № 1770 на имя фельдъегеря Винокурова с указанием доставить из штаба 2-й армии упомянутого Жолквера.

Но и фельдъегерь Винокуров не смог выполнить предписание высшего начальства. По возвращении в Петербург он предъявил генералу Потапову два документа: «Свидетельство» от городничего г. Овруч и «Рапорт» дежурного генерала штаба 2-й армии генерал-майора Байкова.

Из свидетельства следовало, что «оный Жолквер по болезни ломотою в костях и удушьем следовать далее с ним Винокуровым не может и оставлен в городе Овруч впредь до выздоровления»[51].

В рапорте генерала Байкова подтверждался факт болезненного состояния Жолквера, а заодно сообщалось об издержках, понесенных интендантской службой 2-й армии, на проезд и лечение Жолквера, которому по причине болезни и сильных морозов на казенный счет был куплен тулуп. Все эти непредвиденные расходы были оценены в 60 рублей 50 копеек[52].

2 января 1825 года генерал Потапов направляет генералу Байкову предписание:

«Прошу Ваше Превосходительство сделать распоряжение, дабы Еврей Жолквер, если он выздоровеет, был сдан отправленному сего числа в Дежурство 2-й Армии фельдъегерю Яковлеву на обратном его пути в С. – Петербург, на какой предмет и снабжен от меня сей фельдъегерь предписанием»[53]. Канцелярская переписка по поводу доставки в Петербург загадочного Жолквера благополучно завершилась 21 января 1825 года рапортом генерал-майора Потапова начальнику Главного штаба генералу от инфантерии Дибичу. «Сего числа, – докладывал дежурный генерал, – возвратился фельдъегерь Яковлев из Главного штаба 2-й Армии – м. Тульчина, посыланный 13-го сего месяца с депешами, и при нем один Еврей, привезенный сюда по приказанию Вашего Превосходительства»[54].

Чем же мог безвестный местечковый еврей привлечь к себе столь пристальное внимание высшего военного начальства в Петербурге?

Ответ на этот вопрос содержится в Российском государственном военно-историческом архиве (РГВИА), в материалах фонда дежурного генерала Главного штаба Его Императорского Величества, где сохранилась подборка документов под названием «Дело по просьбе Еврея Ушера Вольфа Мошковича Жолквера о награждении его за услуги, оказанные им в 1812 году войскам нашим, о снабжении его паспортом на свободное проживание в российских городах и о даче ему аудиенции для открытия некоторых обстоятельств».

На обложке «Дела» записано: «Началось 5 октября 1823». Оказывается, начало этой истории датируется не ноябрем 1824 года, а годом ранее. Но изучение документов показало, что истоки ее ведут к событиям 1811 – 1812 годов.

Перелистаем содержащиеся в «деле» документы. Они достаточно красноречивы сами по себе и нуждаются лишь в кратких пояснениях.

В первых числах октября 1823 года в походной канцелярии императора Александра I, совершавшего поездку по Западному краю, было получено прошение от жителя г. Дубно Волынской губернии Ушера Вольфа Мошковича Жолквера следующего содержания:

 

ВСЕАВГУСТЕЙШИЙ МОНАРХ!

ВСЕМИЛОСТИВЕЙШИЙ ГОСУДАРЬ!

 

В 1811 и 1812 годах был я употребляем в военное время по разным порученностям как во внутри Империи ВАШЕГО ВЕЛИЧЕСТВА, так и за границею, и поручаемые дела исполнял с тем усердием и деятельностью, как только может требоваться от верноподданного.

В 1812 году, находясь за границею для секретных узнаний о движениях неприятеля, был я взят оным в плен, и в таком разе принужден был для прикрытия падшего подозрения, имевшееся у меня от покойного князя Багратиона, Главнокомандовавшего Армиею секретное повеление истребить.

После, освободясь из плену и лишившись всего имущества, составлявшего в вещах и деньгах по крайней мере на десять тысяч рублей ассигнациями, делал я равно мерные Войску ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА услуги.

Быв отвлечен от дома иных занятий (кроме лишения предсказанного в плену имущества) по нещастию на конец к вящему и совершенному разорению сгорел собственный мой дом, в городе Дубне находившийся, из которого я с семейством имел по крайней мере дневное пропитание.

В доказательство вышеизложенного я осмеливаюсь представить при сем в копиях часть документов.

О таковых обстоятельствах я в ту же эпоху и после поднес жалобу ЕГО ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЫСОЧЕСТВУ Великому Князю Константину Павловичу, подавал также просьбы бывшему тогда Волынскому Военному Губернатору Камбурлею, Генерал-Майору Комнину и Князю Волконскому. Об отсылке каковой просьбы моей к сему последнему имеется у меня и росписка Виницкой Почтовой Експедиции, но не ощасливился получить удовлетворение.

ВСЕМИЛОСТИВЕЙШИЙ ГОСУДАРЬ! Не для домогательства возмездия дерзаю припасть к стопам ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА, но единственно находясь в беднейшем положении, всеподданнейше прошу воззреть на своего верноподданного и на продолженные им отечеству услуги, и по благости ВАШЕГО ВЕЛИЧЕСТВА умилостивиться повелеть: во-первых, вознаградить таковые услуги; во-вторых, дать мне от имени ВАШЕГО ВЕЛИЧЕСТВА пашпорт или повелеть, дабы выдаваемы были мне таковые во всяком месте и присутствиях на свободное прожитие внутри России, по взносе в оные положенной подати, ибо возобновлением таковых Пашпортов в Дубне, где я состою записанным, встречается мне по бедному положению большое затруднение чрез объявление и взыскание с меня иногда и больше следуемых по состоянию податей.

Всеподданнейше прошу повелеть, дабы резолюция по сему прошению отослана была в Дубно, от коль мог бы я получить ее беспечно. И, в-третьих, Милостивейше благосоизволите дать мне, верноподданному, на краткое время аудиенцию для открытия некоих обстоятельств и желаний моих, коих письменно описать с подробностию не могу.

 

ВАШЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА

Верноподданный

 

 

Ушер Вольф Мошкович Жолквер

Волынской губернии Города Дубна житель

 

 

Сентября 27 дня

1823 года [55].

 

Для подкрепления истинности своих слов Жолквер приложил к прошению на высочайшее имя два документа за подписями двух хорошо известных государю лиц – генерала от инфантерии, графа А. Ф. Ланжерона и свитского полковника Турского. Ознакомимся с содержанием этих документов.

 

АТТЕСТАТ

 

Дубенскому жителю мещанину Еврею Ушеру Вольфу Жолкверу в том, что он во время нахождения его при мне по казенным немаловажным надобностям вел их честно добропорядочно и препорученные ему от меня доверенности выполнял исправно. В засвидетельствование чего и сей ему за подписанием и скреплением Герба моего печати дан в Городе Дубне апреля 2-го дня 1815-го года.

 

Его Императорского Величества Всемилостивейшего Государя моего Генерал от инфантерии, в свите Его Величества, Командир 6-го Корпуса, всех российских Орденов, Императорско австрийского Марии Терезии 3-й степени, Королевско Прусского Черного и Красного Орла, Королевско Шведского Военного меча Большого Креста 1-й степени, Королевско французского Св. Людовика, Американского Сансинатуса и Св. Иоанна Иерусалимского Кавалер, имеющий Золотую шпагу с надписью За храбрость Золотую медаль За штурм Измаила и медаль За 1812-й год

 

 

Граф Ланжерон [56].

 

Это был тот самый Ланжерон, который в 1815 году сменил своего знаменитого соотечественника «дюка» Эммануила Осиповича Ришелье на постах херсонского военного губернатора, генерал-губернатора Новороссии и главноначальствующего над бугскими и черноморскими казаками.

В Отечественную войну 1812 года генерал Ланжерон командовал корпусом в армии адмирала П. В. Чичагова в Белоруссии и, судя по выданному им Аттестату, нередко прибегал к услугам Жолквера, посылая его в качестве своего тайного агента в расположение противника.

Второй документ, приложенный к прошению Жолквера, был составлен полковником Турским.

 

СВИДЕТЕЛЬСТВО

 

По силе данной мне от высшего начальства порученности, относящейся в наблюдении политических секретных интересов как внутри ИМПЕРИИ, так и вне оной, дано сие от меня Дубенскому Жителю Ушеру Вольфовичу Жолкверу в том, что он был мною неоднократно, а наипаче в 1811 и 1812 годах употребленным в посылках как за границу, так и внутрь в немаловажных припоручениях, кои исполнял верно и акуратно, подвергая себя часто большим опасностям, а кольми паче будучи пойманным от неприятеля, и что он, Ушер кроме меня был от других многих Генералов Командующих употребляем по сему предмету. Исполнял все в пользу Отечества, с немалым усердием и рачительностью, почему, будучи отвлекаем от своего хозяйства, понес, как в имении, так и здравии своем немалый убыток, и лишился от пожара собственного дому, а сверх того вовсе ограблен был от неприятеля.

Во уважение чего и дано ему, Жолкверу, за собственным моим подписом и печатию мая 1-го дня 1814-го года в Дубне.

 

Свиты Его Императорского Величества По Квартирмейстерской части Полковник и Кавалер Турский [57].

 

О свитском полковнике Турском мы знаем куда меньше, чем о генерале Ланжероне. Тем не менее историкам 1812 года он известен как один из руководителей русской армейской разведки в том виде, как она существовала тогда в системе генерал-квартирмейстерской службы. Еще в 1811 году полковник Турский обосновался в Белостоке, где создал широко разветвленную сеть осведомителей из числа тамошних евреев, с помощью которых получал ценную информацию о составе, численности и передвижениях французских войск на территории герцогства Варшавского, превращенного Наполеоном в аванпост для готовившегося им нападения на Россию.

Со своей стороны и французское военное командование пыталось организовать в приграничном районе сеть осведомителей, но из-за нежелания еврейского населения сотрудничать с французами оно вынуждено было использовать поляков, засылавшихся в расположение русской армии.

Надо сказать, русская (еврейская) агентура действовала куда более эффективно, нежели французская (польская). В значительной мере благодаря ей русское военное командование не было застигнуто врасплох, когда 12 июня (с. с.) 1812 года армия Наполеона вторглась в пределы России. И в ходе приграничных военных действий русские агенты добывали весьма важные сведения о противнике.

Агентура была востребована вновь, когда отступавшие от Москвы французы в ноябре 1812 года вторично оказались на территории Западного края.

В числе этих агентов-евреев весьма успешно, насколько можно судить по отзывам о его работе, действовал и Ушер Жолквер, которого лично знал и которому доверял ответственные поручения сам князь Петр Иванович Багратион, главнокомандующий 2-й Западной армией. Не погибни он от смертельной раны, полученной на Бородине, наверное, и его отзыв был бы приложен Жолквером к прошению на высочайшее имя.

Возникает вполне закономерный вопрос о причинах столь лояльного (если не сказать самоотверженного) отношения белорусских (и литовских) евреев к России и резко враждебного – по отношению к Франции. Казалось бы, эмансипация евреев, предоставление им гражданских прав в ходе Французской революции, в которой они активно участвовали, должны были бы расположить к Франции и евреев, проживавших в других странах Европы. Собственно, так оно и было на территориях, захваченных французской армией в ходе революционных и наполеоновских войн.

Сам император французов, хотя и не был замечен в особых симпатиях к евреям, тем не менее официально признал их гражданские права, полученные в годы революции, и с успехом опирался на их поддержку. В феврале 1807 года Наполеон созвал в Париже синедрион и подтвердил перед этим представительным собранием еврейских депутатов гражданские права и свободы евреев, в том числе и право свободного отправления ими своего религиозного культа. В ответ синедрион от имени всех евреев, проживавших в империи, принес клятву верности Наполеону и дал обещание поддерживать все его начинания, в том числе и завоевательную политику. Надо сказать, французские евреи до конца остались верны Наполеону. Совсем иным было положение евреев – подданных Российской империи. В отличие от своих французских собратьев, вовлеченных революцией в бурные политические события и ставших неотъемлемой частью общества, российские (литовско-белорусские) евреи в первые десятилетия XIX века все еще жили исключительно по Талмуду, под строгим контролем еврейской общины (кагала) и раввинов.

Как убедительно показал А. И. Солженицын, попытки Александра I и Николая I покончить с замкнутостью и обособленностью еврейской жизни, стремление интегрировать евреев в общенациональную хозяйственную и иную деятельность наталкивались на решительное противодействие кагала и раввината[58].

Но в период, предшествовавший французскому вторжению, и в ходе Отечественной войны 1812 года именно патриархальность и консерватизм полуторамиллионного российского еврейского сообщества сыграли свою позитивную для России роль. «Отношение такой среды к революционной Франции, поскольку сюда достигали слухи о происходивших там бурных событиях, могло быть только враждебным, – отмечал позднейший еврейский историк С. М. Гинзбург. – Франция в глазах правоверного еврейства являлась очагом вольнодумства и безбожия, Наполеон – исчадием революции, восставшей не только против земной власти, но и небесной. Доносившиеся вести о затеянных в Париже еврейских религиозных реформах, о синедрионе лишь укрепляли этот взгляд на Францию, как на источник, откуда распространяется зараза неверия. Если издалека она вызывала страх и отвращение, то при встрече лицом к лицу эти чувства должны были претворяться в ужас и ненависть. И когда французские войска вторглись в Литву и Белоруссию, это значило: надвигается грозная, страшная сила, несущая с собою отрицание и безбожие, долженствующая ниспровергнуть и смести все те устои, на которых зиждилась вся жизнь правоверного еврейства. Ясно было, что необходимо всячески противодействовать натиску этой губительной силы, чтобы отстоять, спасти то, что является ценнее и выше всего.

Таковы были чувства и мысли, которые нашествие Наполеона вызывало в русском еврействе, столь проникнутом религиозностью»[59].

Идеологом сопротивления со стороны русских евреев французскому нашествию стал духовный вождь белорусских хасидов раввин Шнеер-Залман (Шнеерсон). Как только Великая армия вторглась в пределы России, р. Шнеерсон обратился с воззванием «ко всем евреям в Белоруссии пребывающим». Вот выдержки из этого воззвания:

«По разрушении в прошедшем веке еврейского царства сделались нашим отечеством те земли, в которых предки водворились. Мы, пребывающие под благословенною державою Российского Государя Императора, не только не чувствовали такого угнетения, какие в других царствах, даже и в самой Франции бывали… Но нам в любезном отечестве нашем, России, чего недоставало? Трудолюбие и промыслы деятельных доставляли изрядные способы к содержанию наших семейств. Мы не только охранялись законом наравне с природными русскими, но и допущены были к правам и чинам, пользовались почестьми и свободным отправлением веры нашей и обрядов; даже в самом царствующем граде С. – Петербурге, и там есть евреи и наша школа. В котором же царстве народ еврейский имеет таковые выгоды? Поистине, ни в котором, кроме единой России… Монарху Российскому и нашему Господь да поможет побороть врагов Его и наших, поелику он справедлив и война начата не Россиею, но Наполеоном; доказательством же того есть наглый его сюда с войском приход… Мужайтесь, крепитесь и усердствуйте всеми силами услуживать Российским военным командирам, которые о усердных подвигах ваших не оставят, к возрадованию меня, извещать. Таковые услуги послужат к очищению грехов, содеваемых нами, яко человеками, против приказания Божия…»[60].

Сам Шнеерсон при приближении неприятеля покинул родные места, завещав своим духовным детям оказывать неповиновение французам и помогать русской армии. Могилевский губернатор Толстой взял его с собой и доставил в Вязьму, откуда почтенный раввин, минуя Москву, отправился в Троице-Сергиев посад, а оттуда перебрался в Курск, где и умер в ноябре 1812 года, дождавшись, к радости своей, известия об отступлении французов из Москвы.

Хасиды неукоснительно следовали завету своего вождя. Впрочем, не только хасиды, но и их «идейные противники» – миснагды, явившие в 1812 году достойный пример патриотизма. Неповиновение французским военным властям стало нормой поведения в Западном крае. Лишь под угрозой расстрела французы могли найти проводников из числа евреев.

Зато русское командование не имело недостатка в добровольных помощниках из этой же среды. На этот счет сохранилось множество авторитетных свидетельств. «Мы не могли достаточно нахвалиться усердием и привязанностью, которые выказывали нам евреи», – вспоминал грозный начальник Третьего отделения генерал-адъютант А. Х. Бенкендорф, в начале Отечественной войны 1812 года – полковник, командир одного из первых армейских партизанских отрядов в Белоруссии[61].

Еще более высокую оценку роли евреев в Отечественной войне 1812 года дал один из ее героев, генерал от инфантерии граф М. А. Милорадович. В бытность его петербургским генерал-губернатором евреи пользовались его покровительством, получив возможность проживать в столице вопреки существовавшему запрету. Когда же чиновники осторожно указывали генерал-губернатору на незаконность этого, он им отвечал: «Эти люди – самые преданные слуги государя, без них мы не победили бы Наполеона и я не был бы украшен этими орденами за войну 1812 года»[62].

«Удивительно, что они (евреи) в 1812 отменно верны нам были и даже помогали, где только могли, с опасностью для жизни» – эту запись сделал в своем дневнике великий князь, будущий император Николай I [63].

Следует упомянуть о том, что многие белорусские евреи, раскрытые французскими оккупационными властями как русские агенты, были расстреляны и повешены, а их дома сожжены.

Нам не известно, был ли Ушер Жолквер хасидом или принадлежал к другому религиозному течению – миснагдов. Но совершенно очевидно, что работал он на русскую армию не из корыстных побуждений, не за вознаграждение, а, как бы мы сейчас сказали, «по идейным соображениям», уточнить которые, к сожалению, не представляется возможным. И лишь крайняя нужда побудила разорившегося дубенского еврея спустя десять с лишним лет после окончания войны напомнить о себе и своих былых заслугах.

По всей видимости, имелась и еще одна причина его обращения к властям, так и оставшаяся невыясненной. Можно лишь предположить, что Жолквер не утратил интереса к делам разведки и решил еще раз послужить царю и Отечеству в качестве секретного агента. Не исключено, что в 1823 году он получил какую-то важную для государственных интересов России информацию, которую и хотел довести до сведения если не самого императора, то кого-либо из особо близких к нему лиц.

Упомянутое прошение Жолквера от 27 сентября 1823 года на высочайшее имя, как уже отмечалось, в самом начале октября было получено в походной канцелярии Александра I, находившегося в Тульчине, где размещался штаб 2-й армии. Судя по мгновенной реакции, прошение ветерана Отечественной войны произвело там должное впечатление. Во всяком случае, 5 октября того же года генерал-адъютант И. И. Дибич направляет предписание городничему г. Дубно: «По ВЫСОЧАЙШЕЙ воле предлагаю Вам объявить Дубенскому жителю Еврею Ушеру Вольфу Мошковичу Жолкверу, дабы он при проезде ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА чрез Дубно 21-го сего октября явился ко мне»[64].

Казалось, сокровенное желание Жолквера вот-вот исполнится: сам государь император изволит посетить Дубно. Но Жолквер на назначенную ему начальником Главного штаба аудиенцию так и не явился.

Лишь месяц спустя в Канцелярии Главного штаба было получено уведомление следующего содержания: «…Дубенский полицмейстер доносит, что означенный Еврей отлучился из Дубно назад тому два года и находится теперь в городах Могиле на Днестре и Атаках, почему он (полицмейстер Дубно. – П. Ч.) при объявлении ему означенного предписания и отнесся в тамошней полиции»[65].

Поиски Жолквера продолжались девять месяцев. Наконец откликнулся сам возмутитель спокойствия, разысканный полицией по его новому месту жительства, в Бессарабии. Остается неясным, почему в своем прошении от сентября 1823 года он не сообщил, что сменил место жительства.

31 июля 1824 года Жолквер направляет письмо «Его Превосходительству, Милостивому Государю Ивану Ивановичу» (Дибичу), в котором объясняет причину, по которой он не мог явиться на аудиенцию «за дальностию расстояния» от Бессарабии до Волыни, а также ссылается на нерадивость полиции г. Дубно, так долго разыскивавшей его. В письме Жолквера содержался интригующий абзац, который, несомненно, и привлек внимание сановного адресата:

«Ежели прописанное мое Всеподданнейшее прошение удостоится ВЫСОКОМОНАРШЕГО благоволения и чтобы оное наиаккуратнейше могло восприять свое действие, дабы каждый шаг злоумышленников мог бы быть преследуем, я должен буду лично открыть сию тайность ЕГО ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ или же Вашему Превосходительству, ибо открыть кому-либо другому я не буду в состоянии, а потому приемлю смелость всепочтеннейше просить Ваше Превосходительство доложить о сем ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ, дабы по ВЫСОЧАЙШЕЙ ВОЛЕ повелено было немедленно снабдить меня от казны прогонными деньгами, равно и подорожною на проезд мой из м. Атак Бессарабской Области до того места, где ВСЕАВГУСТЕЙШИЙ МОНАРХ изволит присутствовать»[66].

Письмо завершалось настоятельной просьбой об аудиенции.

Ну а далее, как мы знаем, началась оживленная переписка начальника Главного штаба с новороссийским генерал-губернатором и командованием 2-й армии о неотложной доставке в Петербург «Еврея Ушера Вольфа Мошковича Жолквера». По прибытии в Петербург Жолквер был принят генералом Дибичем, который удостоил необычного посетителя продолжительной беседой. По всей видимости, начальник Главного штаба не пожалел о времени, потраченном на Жолквера. Более того, генерал посчитал, что встретиться с приезжим евреем было бы весьма полезно и министру финансов Российской империи. Последний был уведомлен Канцелярией Главного штаба Его Величества, что упомянутый Жолквер «намерен был сделать открытия, до министра финансов относящиеся»[67]. Егор Францевич Канкрин, видимо, поначалу был шокирован сделанным ему предложением дать аудиенцию какому-то бессарабскому еврею. Однако ему недвусмысленно дали понять, что таковое желание исходит от самого государя, после чего министр изъявил полную готовность исполнить высочайшую волю.

Из сохранившихся архивных документов можно сделать вывод: Канкрин тайно принял Жолквера и, судя по всему, получил от него информацию настолько ценную, что уже через несколько дней возложил на совершенно неизвестного ему прежде человека секретное поручение особой важности.

2 марта 1826 года Жолквер в сопровождении фельдъегеря покидает сановный Петербург. Его путь лежит в Одессу и далее – в Дубоссары.

О предстоящем проезде загадочного эмиссара были оповещены главнокомандующий 2-й армией генерал от кавалерии граф П. Х. Витгенштейн и новороссийский наместник граф М. С. Воронцов. В день отъезда Жолквера из Петербурга генерал-майор А. Н. Потапов направил уведомление начальнику штаба 2-й армии генерал-адъютанту П. Д. Киселеву: «Вследствие поручения Г. Начальника Главного Штаба Его Величества покорнейше прошу Ваше Превосходительство препровождаемого при сем Дубенского Еврея Ушера Золквера (так в документе. – П. Ч.) и конверт от министра финансов за № 157 вместе с оным же Евреем приказать при первом удобном случае отправить к Полномочному Наместнику Бессарабской области Г. Генерал-Адъютанту графу Воронцову, и о последующем почтить меня вашим уведомлением»[68].

Месячное пребывание Жолквера в столице Российской империи было окружено плотной завесой секретности. Сохранившиеся в фондах РГВИА документы Главного штаба, к сожалению, почти не проясняют дело. Можно лишь предположить, что сделанные Жолквером «открытия, до министра финансов касающиеся» имели отношение к пограничной контрабанде, наносившей значительный ущерб русской казне. На это косвенно указывают документы, завершающие архивное «дело Жолквера».

Первый из них – собственноручная расписка Жолквера. Вот ее текст:

«Я, нижеподписавшийся, Г. Дубно Еврей Ушер Вольф Мошкович Золквер (так в тексте. – П. Ч.), сим свидетельствую, что пожалованные мне Г. Министром финансов триста рублей ассигнациями, от Старшего Адъютанта Главного Штаба Его Величества Капитана Борщова, равномерно и секретное повеление от Г. Министра финансов к Г. Начальнику Дубосарского Таможенного округа за № 158 получил 2 Марта 1825 года в С. – Петербурге»[69].

Второй документ – «Записка» старшего адъютанта Главного штаба капитана Борщова от 3 марта 1825 года:

«1-го Марта сего года Начальник Главного Штаба Его Величества препроводил записку к Министру финансов, в коей сказано, что Государю Императору благоугодно было, дабы Его Превосходительство объяснился с Евреем Жолквером о делах, которые он ему представит.

На сию записку Министр финансов после объявления отвечал, что он находит возможным Еврею Жолкверу дать триста рублей, отношение к Полномочному Наместнику Бессарабской области и предписание к Начальнику Дубосарского Таможенного округа о оказании вспомоществования в поручении, кои ему доверяются, и просил по сему предмету мнения Начальника Главного Штаба.

По сему отзыву Министр финансов приказал написать бумаги к Полномочному Наместнику Бессарабской области и к Начальнику Дубосарского Таможенного округа, которые вместе с тремястами рублями были мне вручены.

Деньги сии вместе с секретным предписанием к Начальнику Дубосарского Таможенного округа за № 158 выданы Еврею Жолкверу под расписку, которая при сем представляется; а секретное отношение к Полномочному Наместнику Бессарабской области за № 157 послано к Начальнику Главного Штаба 2-й Армии для доставления по принадлежности.

Еврей Жолквер 2-го Марта отправлен с срочным фельдъегерем в Тульчин»[70].

11 марта 1825 года генерал-адъютант П. В. Киселев отправил из Тульчина в Петербург следующее уведомление:

 


Поделиться:



Популярное:

  1. Благодарить за все – прекрасный урок, потому что благодарность открывает для вас новый мир благословений.
  2. Благодаря пожару, вспыхнувшему от костра, сгорел участок леса.
  3. БЫСТРЫЙ ПОПЕРЕЧНЫЙ РАСПИЛ ДРЕВА РОМАНТИЗМА 1888 ГОДА — КОЙ-КАКИЕ ПОДРОБНОСТИ
  4. В начале февраля 2005 года в газете «Наша жизнь» была напечатана статья «От рядового до директора военного комбината», в которой рассказывается о жизни нашего земляка Чернове Василии Михайловиче.
  5. В январе 1924 года был образован Нижневартовский сельский Совет. 29 сентября 1964 года село Нижневартовское преобразовано в рабочий поселок.
  6. Великий князь Константин Павлович. Неизвестный художник
  7. Великий князь Николай Николаевич (Младший) и военные поражения русской армии летом 1915 года
  8. Внутренняя политика Александра I в 1815-1825 годах
  9. Война за независимость североамериканских колоний в 1775-1783 годах. Начало, ход военных действий. Завоевание независимости.
  10. Вопрос 56. Этикетные речевые жанры. Поздравление. Комплимент. Утешение. Соболезнование. Отказ. Извинение. Благодарность. Согласие.
  11. Вы принимали участие в выборах губернатора Нижегородской области летом этого года?
  12. Глава 4. Душераздирающий крик


Последнее изменение этой страницы: 2016-03-17; Просмотров: 717; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.061 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь