Проблема единства в многообразии

⇐ ПредыдущаяСтр 27 из 48Следующая ⇒

Другой вопрос: почему для большинства стран региона именно на 80-е годы пришелся этот «момент истины» или «час икс»? Симптоматично, что новые индустриальные страны буквально революционизировали теорию экономического роста, продемонстрировав всему миру возможность перепрыгнуть индустриальную и постиндустриальные фазы и сразу погрузиться в информационную экономику. Коль скоро мы говорим о новом всепланетарном сообществе, то, как показывает исторический опыт, не может быть и речи о механическом перенесении цивилизационных параметров одного типа, особенно перешагнувшего рубеж молодости, на другие типы, либо вновь возникающие, либо параллельно существующие. Но при этом необходимо подчеркнуть, что важнейшее условие жизнеспособности и расцвета любой цивилизации— это разнообразие составляющих ее этнонациональных, социокультурных, конфессиональных и иных элементов, объединенных в подобие сообщества государств, стран и народов. Еще Гердер не без основания считал всемирное гражданство нелепостью.

Попытки достижения духовного, культурного, ценностного единства не могут не встретить самое решительное и непримиримое сопротивление народов. В общем отмечено, что социокультурное и духовное наследие плохо переносит трансплантацию. В этой связи интерес представляет следующий пример. Попытка Запада захватить Японию и Китай в XVI и XVII вв. закончилась неудачей. Западных пришельцев изгнали обратно в океан, откуда они пришли, а Япония, Китай и Корея были закрыты. В XIXв. Западу все-таки удалось достичь своей цели.

А.Тойнби не без оснований усматривал причину этого в том, что вызов, стоящий перед дальневосточными народами в каждом из случаев, был разный: «В XIX в. западная цивилизация предстала перед ними прежде всего в облике незнакомой новой технологии, в XVI в. она возникла в облике новой незнакомой религии». Поскольку технология оперирует вещами и понятиями, лежащими на поверхности, то ее можно заимствовать, не подвергая себя риску духовного закабаления.

Что касается социокультурного и духовного достояний различных народов, то в данном аспекте очевидно, что невозможно создать некое единое человечество, основанное на уничтожении или нивелировании всех и вся под один ранжир. «Обязательный для всех единый мировой порядок (в отличие от мировой империи), — писал К.Ясперс, — возможен именно в том случае, если многочисленные верования останутся свободными в своей исторической коммуникации, не составляя единого объективного общезначимого содержания веры: общей чертой всех верований в их отношении к мировому порядку может быть только то, что все они будут стремиться к такой структуре и основам мирового сообщества, в котором каждая вера обретает возможность раскрыться с помощью мирных духовных средств».

Об обоснованности этих доводов свидетельствует весь опыт истории: сохранение национальных религий в империи Александра Македонского, расщепление христианства на множество национальных и региональных ответвлений. То же самое относится к исламу и другим вероисповедным системам. В этом контексте любопытно утверждение К.Леви-Стросса, который объяснял крушение культур Мексики и Перу под ударами завоевателей тем, что их «культурная коалиция была основана между партнерами, менее отличающимися друг от друга, чем в старом свете». Это значит, что разнообразные культуры и верования не исключают, а, наоборот, дополняют друг друга.

Необходимо признать, что единообразный космополитический мир — малопривлекательное для жизни место. Это особенно верно применительно к всепланетарной цивилизации, которая предполагает новый неизмеримо более высокий уровень сложности и многообразия. К тому же особенность нынешнего этапа универсализации всепланетарных масштабов состоит в том, что для многих народов национальный суверенитет, требование национального самоопределения сохраняют позитивную значимость в качестве необходимого условия самовыражения, утверждения своей идентичности и важной интегрирующей силы.

Раз возникнув, социальная система продолжает создавать условия для своей дальнейшей эволюции. Вместе с тем любая система, чтобы сохранять жизнеспособность и динамичность, должна быть открыта для воздействия извне. Если же она отгораживается от внешних воздействий и замыкается в самой себе, то она обречена на бесплодие. Ее самосознание переходит в самолюбование, при поиске истины о себе и о мире она обращается к зеркалу, вместо того чтобы смотреть в окно.

В этом смысле легенда о Нарциссе может быть применима в отношении целой цивилизации. Но достоинством и гарантом жизнеустойчивости евроцентристской цивилизации является то, что ей был чужд социально-исторический или культурный нарциссизм. На всех этапах своей истории она была открыта во всех направлениях, что служило важнейшим генератором витальной энергии.

И сейчас конец евроцентристского мира — отнюдь не есть смерть или исчезновение с исторической арены западной рационалистической цивилизации, ее превращение в факт истории. Германский теолог, профессор К.Ранер отмечал, что невозможно сколько-нибудь точно предвидеть, предсказать перспективы и судьбы европейской культуры, но «эта неизвестность еще не дает права на отречение и покорность», права на смирение перед «неизбежностью». Необходимо противопоставить этой неизвестности свою волю, выбрать борьбу, хотя ее результат пока и не ясен. Но оптимизм в этом аспекте внушает хотя бы тот факт, что если в прежние эпохи упадку цивилизаций сопутствовали стагнация и упадок техники и производства материальных благ, то в наше время совершенно иная ситуация — конец евроцентристского мира и формирование новой всепланетарной цивилизации сопровождаются беспрецедентным скачком научно-технического прогресса.

В нашем случае речь идет, во-первых, о трансформации рационалистической цивилизации, во-вторых, о формировании всепланетарной полицентрической цивилизации, интегрально включающей в себя важнейшие базовые компоненты евроамериканского мира. Поэтому, обосновывая мысль о конце евроцентристского мира и идеи евроцентризма, вопрос нельзя представлять как восхождение востокоцентристского мира в смысле ex Oriente lux. Как образно говорил В.Соловьев, «духовным сердцем» мира была Палестина, где родился Богочеловек — Христос. Западнее Палестины, по его мнению, утвердился безбожный человек, а восточнее — бесчеловечный бог. Поэтому, говорил он, истинная альтернатива формируется там, где раскрывается богочеловеческое единство, а не на Востоке, где оно разрушается попранием человеческого достоинства, и не на Западе, где оно разрушается самопревозношением человека.

Разумеется, мы не будем дословно интерпретировать эту мысль философа, но постараемся вникнуть в заложенный в нее глубокий смысл, суть которого состоит в призыве к органическому синтезу западного и восточного начал. Поэтому в рассматриваемом контексте речь может идти не о замене одной цивилизации другой, а о двух непрерывных и последовательных главах истории одной и той же цивилизации. Начало второй главы этой истории ознаменован глобализацией двуединого процесса дивергенции и унификации, усложнения и упрощения.

В данной связи несколько односторонним представился тезис о том, что новый мировой порядок обернулся новым мировым беспорядком, что мир погрузился в неуправляемый хаос. Хаос? Да! Но хаос в отдельных специфических регионах в рамках динамической, не всегда четкой устойчивости на общественном уровне, которая все же определяется соотношением сил и совокупной волей великих мировых держав.

Как установлено исследованиями в области синергетики, хаос не всегда нужно представлять как зияющую бездну, как сугубо деструктивное начало. По справедливым замечаниям Князевой и Курдюмова, при определенных условиях хаос «может выступать в качестве созидающего начала, конструктивного механизма эволюции... из хаоса собственными силами может развиваться новая организация». Нередко то, что в тот или иной исторический период воспринимается как хаос, беспорядок, есть лишь проявления нарушений, эрозии привычных форм жизни, представлений, приоритетов, ценностей, форм и т.д. Хаос и беспорядок могут служить исходным рубежом для конструирования новых форм жизнеустройства. В такие периоды люди обнаруживают способность подвергать сомнению основы собственного существования, самого мироздания, истинность господствующих богов и верования и т.д. Происходит двуединый процесс закрытия и увеличения открытости мира. Мир как бы замкнулся в пределах земного шара, но в то же время он не перестал быть, а, наоборот, в еще большей степени стал открытой бесконечностью, разнообразие и многовариантность которой невозможно уложить в прокрустово ложе какой бы то ни было рациональной схемы. Мир становится одновременно более единообразным и более многообразным, некоторые возможности растут, в то время как другие уменьшаются. Более стандартизированные формы существования являются результатом тех инноваций, которые дают людям возможность делать разные вещи и по-разному обустраивать свою жизнь.

Как утверждал Э.Дюркгейм, уменьшение коллективного многообразия в Новое время между регионами, нациями и классами компенсировалось увеличением многообразия на индивидуальном уровне. Для мира наших дней этот тезис отнюдь не потерял актуальность, а стал еще более значительным. Гомогенизация экономических отношений, технологических и индустриально-производственных процессов сопровождается существенной дифференциацией на субрегиональном и субнациональном уровнях, на уровне жизненных корней.

По мнению приверженцев мусульманской экуменической секты бехаизма, выступающего за синтез всех мировых религий, существует вечная трансцендентная реальность. Она подобна свету, который, преломляясь в призме, видится то синим, то желтым, то зеленым, то красным. Но ни один из этих цветов не есть сам свет. Точно так же ни одна религия не есть сама Религия. И действительно, как подчеркивал один служитель православной церкви, стены, разделяющие различные религии и веры, не достигают неба. Каждому народу транцендентное, бог (назовите его, как хотите) является в разных ипостасях.

Иначе говоря, из составляющих той или иной национальной культуры люди выводят свою идентичность. Эта идентичность определяется также от обратного, в том смысле, что с помощью культуры выясняется не только кто есть кто, но и кто не есть кто. Здесь идентичность устанавливается скорее путем противопоставления, а не положительной ассоциации с ценностями, языком, страной и т.д.

Очевидно, что идентичность того или иного народа формируется, воспроизводится и передается от поколения к поколению в качестве важнейшего компонента его культурного генотипа. Согласно библейской традиции, тело Адамово было сотворено из праха всех четырех частей света и в нем соответственно дыхание сил и духов всей земли. Комментируя эту традицию, И.Г.Гердер подчеркивал: «нет на земле ни четырех, ни пяти рас...цвет кожи постепенно переходит один в другой и в целом— каждый лишь оттенок великой картины одной и той же, простирающейся через все страны и времена земли». Но вместе с тем Гердер был одним из первых европейских мыслителей, осознавших факт далеко идущих различий между отдельными типами людей и народов. Исходя из тезиса о разнородности человеческой природы, он, в частности, пришел к выводу, что своим характером китайская цивилизация обязана особенностям природы самих китайцев, а не географии или климату Китая. Поэтому, считал Гердер, решающими факторами в общественно-историческом развитии оказываются особенности людей и народов того или иного типа, прежде всего расовые, унаследованные психологические и др.

На мой взгляд, и в наши дни не потеряла актуальность позиция Гердера, который считал всемирное гражданство нелепостью. Люди производятся, воспроизводятся и социализируются в определенной социокультурной среде. Как писал И.Берлин, «если возникает общество, в котором люди не являются продуктом определенной культуры, не имеют родственников и близких, ... и не имеют родственного языка, то возникает угроза засухи и исчезновения всего того, что делает человека человеком». Если, продолжал И.Берлин, на смену множеству языков придет единый универсальный язык, который вряд ли даст возможность всем людям земли выражать оттенки, эмоции, внутреннюю жизнь, то это будет означать не создание общемировой единой универсальной культуры, а смерть культуры.

Несмотря на высокую степень интенсивности передвижения естественных ресурсов, товаров и информации, немаловажным препятствием на пути ускорения процессов унификации и космополитизации, а также широкомасштабных миграций населения остаются языковые и культурные барьеры, традиции, нравы, обычаи и т.д. Естественно, в мире, особенно на Западе, есть немало космополитически ориентированных людей, которые называют себя гражданами мира. Но все же подавляющее большинство людей продолжают считать себя представителями определенной нации или народа. Они еще не готовы рассматривать себя в качестве представителей абстрактного человечества, неких абстрактных людей, лишенных базовых расовых, этнонациональных, антропологических, культурных и иных признаков.

Разумеется, человечество и отдельно взятый народ относятся друг к другу как родовое понятие к видовому. Отвлеченная сфера общечеловеческого шире сферы племенного, национального, но без последнего само общечеловеческое в реальном значении этого слова не существует и не может существовать.

Процессы глобализации и универсализации и связанные с ними космополитизация и определенная унификация стилей жизни, форм поведения, моды и т.д. в масштабах целых народов, стран и регионов с большой вероятностью порождают и обратную реакцию — возрождение и интенсификацию приверженностей национальным культурным ценностям и традициям, стремление подчеркивать свою уникальность, различие и т.д. Более того, чем сильнее тенденции к универсализации и унификации внешних сторон жизни, тем люди склонны больше дорожить такими внутренними, характерологическими компонентами, как традиции, религия, язык, культура своего народа. Следует отметить, что в периоды подобных трансформаций обостренно выдвигаются проблемы национальной идентичности народов, а также проблемы, связанные с их стремлением к самобытности и самоопределению.

Любой цивилизации интегрально присущи конфликты не только интересов, но и основополагающих ценностей. В многомерной реальности цивилизации, а тем более всепланетарной, и ценностные системы многомерны. Они лежат глубже политики и экономики, составляя незримую основу последних. Таким образом, в современных реалиях речь может идти как об экономическом и политическом плюрализме, так и плюрализме социокультурном, этнонациональном, конфессиональном, ценностном и т.д. Осознав это, необходимо признать реальность многоукладности жизни различных народов, наций, вообще человеческих общностей. Поэтому очевидно, что параметры и характерологические признаки всепланетарной цивилизации могут сложиться в различных регионах и странах с разными экономическими, социальными, политическими и иными показателями.

Не может быть единого мира с едиными верой, системой миросозерцания и миропонимания, нормами, ценностями, жизненными установками и т.д. Единый мировой порядок возможен лишь как открытое, динамическое пространство для свободного сосуществования и самосуществования разнообразных народов, культур, религий, форм миропонимания, ценностно-нормативных систем и т.д. Как говорил Ж.-Ж.Руссо: «Я такой, как все. Я не похож ни на кого». В обоих случаях французский мыслитель прав — мы все одинаковы по заложенным в нас человеческим первоначалам и в то же время разные по формам и путям реализации данных первоначал. Это еще в большей степени верно, когда речь идет о различных народах, этносах, культурах и цивилизациях. Каждый народ, равно как и каждый человек, имеет собственное понимание добра и зла, справедливого и несправедливого, правого и неправого, поэтому попытки найти для них объективные основания и обоснования сопряжены с антиномиями, зачастую неразрешимыми.

Заимствуя друг у друга различные технологии, европейские народы сохранили свой субстанциональный характер, и именно это дало им возможность быть членами единой европейской цивилизации, оставаясь одновременно французами, итальянцами, испанцами, англичанами и т.д. Каждый из них внес свой особый, уникальный вклад в общее дело. Почему же восточные народы не могут внести каждый свой — и тоже уникальный — вклад в формирующуюся всепланетарную цивилизацию, сохраняя при этом свою национальную идентичность?

Победа западной рационалистической цивилизации во всепланетарных масштабах означала бы победу рационального начала, соединенного с индивидуалистической инициативой и ответственностью, их глобализацию и универсализацию. Однако, как отмечал Ю.М.Лотман, «Культура живет, пока она борется за свое существование. Борьба — это молодость, подъем. А победа часто является поражением. Победа — это начало изоляции и борьбы с новой культурой, идущей снизу».

Подобно технологиям могут быть заимствованы важнейшие элементы экономики и политики. Но сложнее обстоит дело с внутренней силой культурного развития. Здесь необходимо проводить различие между характером и умом, духом и знанием. Ум и знание приобретаются в процессе жизненной практики, а характер и дух коренятся в самой сущности народа. Гераклит не без оснований говорил: «многознанье уму не научает».

В рассматриваемом контексте это высказывание (учитывая разночтение терминов во времена Гераклита и в наше время) можно так перефразировать: многознанье научает уму, но не духу и характеру. Характер народа воплощается в традиции, которая составляет социокультурную и национально-историческую субстанции человеческого бытия. Качества характера могут укрепляться, обогащаться и оттачиваться жизненной практикой, но в отличие от открытий ума и знаний не могут передаваться от одного народа к другому.

Многое из того, что создается умом, по своей сути носит универсальный характер, например техника. Она как таковая нацелена на массовое производство и повсеместное применение. Как отмечал Г.Лебон, «открытия, обязанные уму, составляют общее достояние человечества; преимущества или недостатки характера составляют исключительное достояние каждого народа. Это неизменный утес, в который волна должна бить изо дня в день в течение веков, чтобы обточить только его контуры; он соответствует специфическому признаку народа, плавнику рыбы, клюву птицы, зубу плотоядного».

Можно сказать, что судьбу того или иного народа в истории определяет не только и не столько ум, сколько его характер. Так, для римлян периода упадка Римской империи был характерен более утонченный, чем у их предков, ум, однако они потеряли такие важнейшие качества своего характера, как энергичность, настойчивость, упорство, приверженность государственному идеалу и т.д., что и стало главной причиной их исчезновения с лица земли.

Как образно выразился Т.С.Элиот, демократия представляет собой нечто вроде сочетания машины и растения. Причем если машина символизирует принцип универсальности, одинаково проявляющийся во всех странах, то растение — принцип уникальности, укорененный в каждой национальной культуре. Именно такое сочетание уникальности и универсализма мы встречаем в трансформации современного Востока.

Подводя итог всему сказанному выше, отметим, что в западной цивилизации приоритет принадлежит уму, рациональному началу. Распространяясь дальше на Восток, она впитывает в себя дух и душу, которые приобретают статус, равный, по крайней мере, статусу мозга. Характерное для этой цивилизации распространение или пространственное расширение дополняется углублением, восстановлением значимости символов, преодолением иррелигиозности религии.

Эти моменты не всегда поддаются рациональному объяснению, их можно понять лишь на интуитивном уровне (термин «интуиция» означает «обучение изнутри»). Другими словами, синтез Запада и Востока может выравнить в правах и по статусу рационализм и веру, научный анализ и интуицию. Как отмечал бывший президент Чехословацкой республики Э.Бенеш, «исключительный перевес разума приводит к сухому, неживому схематизирующему интеллектуализму; исключительный перевес чувства ведет к нереальному, фантастическому, не способному к жизни и осужденному на неуспех мечтательству и крайне опасным экспериментам».

Позволю себе провести следующую аналогию. Как установлено современной наукой, головной мозг человека состоит из двух симметричных полушарий, различающихся по своим функциям. Если левое полушарие связано с рациональным, логическим мышлением и вербализацией, то правое полушарие функционирует на бессознательном уровне и связано с интуитивной творческой деятельностью. Учитывая эти особенности, Ф.Фезер пришел к выводу, что с деятельностью левого полушария связаны индустриализм, стремление к достижениям вовне, индивидуализм, самоконтроль, механизм и т.д. Правое же полушарие имеет дело преимущественно с постиндустриализмом, самоактуализацией, самовыражением, чувством взаимозависимости и гармонии человека с окружающей природой и т.д.

Западное общество в большей мере ориентировано на левое полушарие, т.е. на рационально-логическую деятельность, в то время как восточное общество — на правое, т.е. на интуитивное и иррациональное начала. Очевидно, что для нормального функционирования мозг нуждается в обоих полушариях, которые взаимодополняют друг друга.

По аналогии с этим единое мировое сообщество не может быть жизнеспособным и динамичным, основываясь лишь на одном из двух начал. Как раз органическое сочетание этих двух начал в их взаимной борьбе и взаимодополняющем сосуществовании способно придать цивилизационной динамике новую витальную энергию.

Контрольные вопросы

1. Когда появилось понятие «цивилизация»?

2. Какое в него вкладывается содержание?

3. Какое, по вашему мнению, соотношение индивидуалистического и коллективистского начал на Востоке и Западе?

4. Как вы оцениваете тезис об извечной пассивности Востока?

5. Что подразумевается под синтезом двух начал?

6. Каковы, на ваш взгляд, перспективы такого синтеза?

7. Что вы понимаете под единством в многообразии?

⇐ Предыдущая 22 23 24 25 262728 29 30 31 Следующая ⇒