Ситуационные детерминанты поведения

⇐ ПредыдущаяСтр 9 из 88Следующая ⇒

При объяснении поведения с первого взгляда мы исходим из личности, что позволяет сконцентрировать внимание почти исключительно на индивидуальных различиях. При теоретико-личностном подходе классификации мотивационных диспозиций придается первостепенное значение. Ведь только она позволяет выделить базовые переменные, позволяющие предсказывать индивидуальные различия в поведении. И не важно, как мы назовем такие базовые переменные — инстинкты, склонности, потребности, влечения или мотивы. В любом случае, речь идет о. диспозициях, значение которых при объяснении постоянства.поведения в изменяющихся ситуациях трудно преуменьшить. Они объясняют, что побуждает и что направляет деятельность. Ситуационные детерминанты лишь актуализируют поведение, а управляет им мотивационная диспозиция. Согласно нашему пониманию мотива и мотивации, здесь мы имеем дело с психологией мотивации без мотивации, т. е. с одними лишь мотивами или в крайнем случае с обусловленными мотивами различиями мотивации.

Уже этот пробел указывает на возможность иной постановки проблемы, при которой основное внимание обращается на ситуационную специфичность поведения, а не на индивидуальные различия. Как вообще запускается последовательность действий, как она направляется целью, согласуется с требованиями актуальной ситуации и, наконец, приходит к своему завершению? К этим вопросам, акцентирующим внимание на детерминантах конкретного протекания деятельности, на ее функциональных аспектах, обращено объяснение поведения со второго взгляда. Нельзя ответить на эти вопросы, указав на актуализированную в данный момент мотивационную диспозицию и тем более на набор инстинктов. Ведь вопросы задаются не об общем мотиве, а о конкретных мотивационных процессах. Дискуссии об инстинктах привели К протесту против диспозиционального объяснения. Доверие к нему было подорвано, не в последнюю очередь бихевиористами. Такое объяснение представлялось им «мистическим», поскольку используемые понятия вряд ли можно было перевести в доступную для эмпирической проверки форму и, следовательно, столь скороспелые глобальные объяснения мешали детальному анализу. Требовалась более точная Дифференциация того, что побуждает деятельность и что ею управляет; исследователи стремились добраться до «фактических» основ поведения, а не до чего-то весьма общего и трудно изучаемого, не до чего-то унаследованного, а до протекающих в организме физиологических процессов, которые можно зафиксировать. Вот как описывал бунт бихевиористов несколько десятилетий спустя Г. Мюррей:

«Во времена расцвета примитивного бихевиоризма главной мишенью для нападок и критических выступлений стало господствовавшее тогда понятие " инстинкт". В подсознании американцев это понятие было как-то связано не только с образом холодного и чопорного британца, размышлениями в тиши кабинета, но еще и с порочным понятием конституциональны! обусловленности и его отталкивающим отпрыском — расизмом. Непростительной ошибкой Мак-Дауголла было допущение, что вместе с определенными диспозициями человек наследует: паггерн бегства вместе со страхом, паттерн борьбы вместе с гневом, паттерн опадающего поведения вместе с жалостью и т. д.

Показав, что большинству инструментальных актов люди научаются, как и большинству целевых объектов (специфических ценностей), социальные психологи не стали тратить время на подробное рассмотрение учения Мак-Дауголла. С его теорией инстинктов, судя по всему, и так было покончено. Но она тут же воскресла в повой форме и иод новым именем — сначала как " влечение", а позднее как " потребность". Эта реинкарнация неустранимого представления о направляющей силе приветствовалась некоторыми как провозвестник новой, научной, эры в психологии» (Murray, 1951, р. 454-455).

В этой главе рассматриваются важнейшие теоретические течения, связанные с решительным отходом от днепозициональных категорий и обращением к объяснению поведения, основывающемуся на ситуации. Центр интересов смещается на поведение в его интрапндивидуальных изменениях во времени, в частности на феномены научения. В связи с этим уместно вспомнить об ассоциативных концепциях образования связей «стимула—реакции» благодаря накоплению пространственно-временных сочетаний. Вопрос о способе связи компонентов научения и мотивации остается и по сей день центральной проблемой для психологов, разрабатывающих пограничные области психологии научения и психологии мотивации. Однако в 1920-е гг. исследователи сначала обратились к более подробному изучению движущих сил, пытаясь через изучение исходных условий и последующих эффектов сделать зримыми ненаблюдаемые величины «потребность» и «влечение», которые наряду с внешними стимулами определяют поведение как его внутренние ситуативные детерминанты. Все это подготовило почву для возникновения теории влечения Халла, отдельные постулаты которой будут рассмотрены здесь в свете эмпирических подтверждений их обоснованности. Влечения отчасти схожи со старым пониманием инстинкта, в частности его энергетической побудительной функции.

Позднейшее постулирование приобретенных производных влечений и трактовка влечения как интенсивного стимула имели целью распространить теорию влечения на поведение, которое непосредственно не выводится из состояний физиологических потребностей. Под влиянием психоаналитической теории бихевиористы стали выходить за пределы экспериментов с животными на сложные психологические феномены человеческого поведения. В первую очередь они занялись феноменами конфликтов, что способствовало плодотворной интеграции теории научения, психоанализа и теоретико-полевых представлений.

После а теории конфликтов мы более подробно остановимся на том, какой вклад внесли в обсуждение проблемы ситуационной детерминации поведения традиции психологии активации и когнитивной психологии. И если физиологически ориентированные теории активации способствовали развитию психологии влечений, то различные когнитивные теории доказали влияние на поведение когнитивной оцен-

ки ситуации. В них подчеркивалась роль промежуточных когнитивных процессов в феноменах мотивации. В теоретических подходах к мотивации через когнитивную оценку ситуации особо интенсивные исследования стимулировала теория когнитивного диссонанса.

Стимульно-реактивные связи

Ситуационно обусловленное поведение зависит от информации о текущей ситуации. В простейшем случае поведение сводится к рефлексоподобным стимульно-реактивным связям: реакции вызываются стимулами и, так сказать, находятся под их контролем. Среди ситуационных детерминантов следует различать Внешние и внутренние. К внешним ситуационным детерминантам относятся такие стимулы, которые находятся вне организма, в окружающей обстановке, и воздействуют на периферию органов чувств. Внутренние ситуационные детерминанты связаны с самим организмом. К ним относятся либо стимулы, либо преходящие состояния организма.

Хотя еще Фрейд (Freud, 1895) в своей первой работе назвал центром мотива-ционной теории накопление внутренних побудительных раздражителей, в ранних теориях стимула—реакции поведения значение придавалось только внешним стимулам. Казалось, что наряду с врожденными стимульно-реактивными связями, рефлексами, при помощи классического и инструментального (оперантного) обусловливания можно объяснить практически любое поведение, сколь гибко оно бы ни приспосабливалось к изменяющимся условиям ситуации. То, чем можно манипулировать при помощи стимула и что можно наблюдать в виде реакции, должно иметь мозговые нейрофизиологические корреляты. Сколь бы гипотетичным ни выглядело такое утверждение, оно дало дополнительное обоснование для экспериментального воспроизведения и изучения S—^-связей. Чем чаще и с меньшим числом проб и ошибок торндайковская кошка открывала «проблемный ящик» и добиралась до пищи, тем больше укреплялось мнение, что 5—й-связь имеет нейрофизиологическое подтверждение.

Объяснения приобретенных адекватных ситуации изменений поведения сводились исключительно к образованию ассоциаций; ни Торпдайк, ни Павлов не считали необходимым (в дополнение к процессам возбуждения и торможения) вводить понятие мотивации. Это особенно примечательно, поскольку оба исследователя в своих экспериментах по научению с пищевым подкреплением заботились о том, чтобы их подопытные животные были голодны. Если бы павловские собаки были сыты (т. е. не «раздражены»), то они не реагировали бы слюноотделением на появляющийся перед мордой мясной фарш; если бы торнданковские кошки были сыты, то иищедобываюшая активность, выражающаяся в отпирании запоров, отсутствовала бы. Оба исследователя занимались вопросами структуры механизма S—R-связей, в частности временными соотношениями, гарантирующими наибольший успех научения.

Павлов обнаружил, что первоначально нейтральный раздражитель может весьма эффективно замещать вызывающий реакцию безусловный раздражитель, если

в фазе обучения оба раздражителя совпадали во времени, но нейтральный раздражитель подавался несколько раньше и не более чем на 5 с. При объяснении возникновения новых S— Д-связей — будь то замещение стимула при классическом обусловливании или замещение реакции при инструментальном — Павлов и Торн-дайк не ограничивались принципом простого сочетания (пространственно-временного контакта). По Павлову, безусловный, вызывающий реакцию раздражитель «усиливает» изначально нейтральный раздражитель. Согласно торндайковскому закону эффекта, достигаемое состояние удовлетворения прочнее связывает ведущие к успеху инструментальные реакции с предшествовавшими стимулами (Thonidike, 1911, 1913). Лишь позже, в теории редукции влечения Халла, базисным состояниям мотивации стало уделяться должное внимание как внутренним ситуативным детерминантам при объяснений 5—Я-связей.

Потребность и влечение

Промежуточную позицию в дискуссии об инстинктах занимал Вудвортс (Wood-worth, 1918). С одной стороны, полемизируя с Мак-Дауголлом, он выступал против абсолютизации инстинктов как последнего мотивационного основания детерминации поведения. С другой стороны, не соглашаясь с бихевиористским ассоциа- йизмом, он оспаривал объяснительную ценность чистых S-R-связеп. Он ввел еще один детерминант между стимулом и реакцией - состояние организма - и обогатил уравнение поведения S-R членом О (организм): S—O—R. Раз существует организмическое состояние нужды, следует, как предложил еще Шеррингтон, различать подготовительные и консумматорные реакции (конечные действия). Подготовительные реакции могут в весьма значительной степени определяться внешними стимулами, на консумматорных, напротив, сказывается влияние внутренних стимулов, влечений (drive), которые приводят поведение к завершению, к удовлетворению, к покою. Рассматривая поведение «динамически», Вудвортс указывал па возможность приобретения «механизмами» поведения (структурный компонент) характера стабильного влечения (т. е. превращение в мотивационный компонент).

В результате под стимулами стали пониматься не только внешние воздействия на организм, но и внутренние, возникающие в самом организме и оказывающие на него свое действие стимулы. Фрейд еще в 1895 г. отмечал специфику внутренних раздражителей как таких, от которых организм не может спастись бегством. В физиологии начался поиск способов регистрации внутренних стимулирующих различные формы поведения раздражителей. Кснноном и его сотрудниками была разработана локальная теория мотивации для голода и жажды (Cannon, Washburn, 1912). При помощи проглатываемого резинового шарика, который надувался в желудке, измерялись желудочные сокращения. Они коррелировали с ощущениями голода. Внутренними организмическими стимулами, ответственными за чувство жажды, считались ощущения пересыхания слизистой оболочки рта.

Под влиянием развернувшихся в последующие десятилетия интенсивных исследований (см. обзор: Bolles, 1967, 1975) локальная теория мотивации разрушилась. Например, оказалось, что собаки, которых поили «не по-настоящему» (выпи-

тая вода выводилась наружу через вставленную в пищевод трубку раньше, чем достигала желудка), выпивали чрезвычайно большое количество воды, хотя полость рта у них постоянно была влажной. Регуляция приема пищи и жидкости оказалась необычайно сложной, и до сих пор ее физиологические механизмы полностью не раскрыты. Наряду с периферическими органами (пищевод, желудок, кишечник, печень, соматические клетки, артериальное и венозное кровообращение) в ней принимают участие и мозговые центры как центральные интегративные механизмы (Balagura, 1973; Toates, 1981).

С физиологической точки зрения наиболее сбалансированную теорию влечений предложил Морган (Morgan, 1943), назвав ее теорией «центральны-х мотива-ционных состояний». При различных видах мотивации, как, например, голод, жажда или половое влечение, за счет внешних и внутренних раздражителей, гормональных факторов и факторов опыта возникает специфическое для каждого мотива «центральное мотивационное состояние», которое характеризуется следующими признаками:

1. Стойкость. Длительность состояния превышает время появления инициирующих условий и последующего поведения.

2. Общая активность. Ее уровень постепенно возрастает.

3. Специфическая активность. Вызывает специфические формы поведения, не зависящего от конкретных условий ситуации.

4. Подготовленность. Повышение готовности организма к консумматорному поведению, определяемому соответствующими средовыми условиями.

Все эти признаки, считает Морган, нельзя объяснить воздействием внешних или внутренних стимулов. И хотя центральные мотивационные состояния детально изучены физиологически, на сегодняшний день мало изучена их связь с последующим протеканием поведения, что делает это понятие малопригодным для психологического объяснения поведения.

В другом направлении исследований, связанном в первую очередь с именем Курта Рихтера, за индикатор периодических колебаний влечений была принята общая активность подопытных животных, которая, очевидно, зависит от циклических колебаний потребностей, необходимых для поддержания организма в состоянии равновесия (гомеостаза) (Richter, 1927). День за днем в барабанах для бега автоматически регистрировалась активность животного. Интерпретация зарегистрированных колебаний активности строилась на трехчленной схеме детерминации: потребность через внутреннюю стимуляцию вызывает влечение, от которого линейно зависит повышение активности. Долгое время считалось, что физиологические индикаторы потребностных состояний свидетельствуют о наличии соответствующего влечения и что последнее, пока оно не удовлетворено, ведет к повышению общей активности. Вначале ученые даже полагали, что при помощи принципа гомеостаза можно объяснить любое поведение (см.: Raup, 1925). Однако вскоре оказалось, что выводы о наличии влечения, основаны ли они на предварительных индикаторах потребности или на последующем повышении активности,

И в этом случае все оказалось намного сложнее. Повышение и понижение активности изголодавшихся крыс гораздо сильнее зависит от условий внешней стимуляции, чем это кажется на первый взгляд. Это можно пояснить на примере эксперимента Кэмпбелла и Шеффилда (Campbell, Sheffield, 1953). Они семь дней держали крыс в специальных клетках, опора которых позволяла регистрировать каждое движение животного. Экспериментальное помещение было темным и звукоизолированным, вентилятор создавал равномерный звуковой фон, маскирующий остаточные шумы. Первые четыре дня крысы получали достаточно пищи, последние три дня они не получали ее вовсе. Раз в день экспериментатор входил на 10 мин в помещение, включал свет и выключал вентилятор. Активность регистрировалась как во время изменения стимуляции, так и за 10 мин до этого. На рис. 4.1 приведен график изменения активности на протяжении семи дней. В отсутствие изменений стимуляции активность сохраняется на одном и том же низком уровне, хотя, начиная с четвертого дня, голод возрастает. В периоды изменения стимуляции, напротив, активность всегда выше и увеличивается с возрастанием голода.

Рис. 4.1. Средние изменения активности, измеренной в 10-минутные интервалы до или во время ежедневного изменения стимуляции в сытом состоянии (1-4-й дни) и при возрастающем голоде (5-7-й дни)

(Campbell, Sheffield, 1953, p. 321)

Эти данные противоречат предположению Рихтера об автоматическом возрастании активности с обострением потребностного состояния. Что явно возрастает в этой ситуации, так это готовность реагировать на внешние стимулы. В какой-то мере приведенные данные подтверждают рассуждения Моргана об усиливающемся общем мотивационном состоянии. В ходе последующих экспериментов Шеффилд и Кэмпбелл (Sheffield, Campbell, 1954) показали, что рост активности в период голодания особенно ярко выражен, если в предыдущие дни изменение стимуляции происходило во время кормления. Животные научались выделять сигнальные стимулы, за которыми обычно следовало кормление. Это позволяет предположить, что наблюдавшиеся Рихтером периодические колебания влечения вызывались стимулами, предвещавшими кормление; однако этот момент в его экспериментах не контролировался.

Рис. 4.2. Колумбийский проблемный ящик с препятствием для измерения уровня активности, вызываемой конкретным влечением (Jenkins, Warner, Warden, 1926, p. 366}

Тем не менее к перспективе выявить и измерить влечение через наблюдаемые показатели исследователи относились оптимистически. Регистрация общей активности была сопряжена с трудностями интерпретации, поскольку каждый раз оставалось не до конца попятным, с каким конкретно влечением мы имеем дело. Ведь общая активность не целенаправлен^ соответственно конкретному влечению. Поэтому шагом вперед явилось измерение конкретной и целенаправленной активности при помощи нового экспериментального аппарата: колумбийского ящика с препятствием. Его чертеж представлен на рис. 4.2. Чтобы добраться до объекта, побуждающего влечение, животное, помещенное во входную камеру (А), должно пробежать по решетке, через которую пропускается электрический ток (В). Дверца, ведущая к ней (Ј_t), открывается экспериментатором. Когда животное преодолевает препятствие, оно попадает в переднюю часть камеры с подкреплением (С) и наступает на пластинку (£ ), открывающую дверцу (£, ) в заднюю часть этой камеры (D), где, собственно, и находится специфический объект конкретного влечения (пища, вода или половой партнер).

Сначала животным давалась возможность предварительной тренировки, чтобы они ознакомились с устройством при наличии объекта влечения, и лишь во время последних тренировочных пробежек через решетку пропускался ток. В основных экспериментах варьировалась продолжительность лишения возможности удовлетворить специфическую потребность (депривация), и затем в течение 20 мин регистрировалось, сколько раз животное стремится преодолеть боязнь решетки с электроразрядами, чтобы добраться до привлекающего объекта. Таким путем ученые рассчитывали не только определить зависимость интенсивности или настоятель-ногти отдельных влечений от продолжительности депривации, но и сравнить различные Виды влечений.

Как видно из рис. 4.3, жажда, по-видимому, быстрее достигает пика своей интенсивности, чем голод, а голод — быстрее, чем половое влечение у самцов. Конечно, число попыток преодолеть препятствие по ряду причин не может служить надежным индикатором силы влечения. Например, во время предварительной тренировки неконтролируемые факторы могли привести к различным результатам научения. На результатах может также сказаться изменение длительности наблюдения. Вряд ли можно решить, какая продолжительность наблюдения наиболее валидна Для измерения интенсивности данного влечения. Прежде всего в опыте систематически не контролировалась привлекательность объекта. Между тем, как хоро-звестно трпрпк этот мотикипуюший Фактор может активировать поведение

независимо от потребностного состояния. Кроме того, при каждом контакте с объ ектом влечения, каким бы мимолетным этот контакт ни делал экспериментатор имеют место различные проявления консумматорной активности, которые нельз] считать полностью сопоставимыми между собой.

Рис. 4.3. Зависимость от длительности депривации частоты, с шторой крысы преодолевали в ящике решетку, пропускавшую ток, с тем чтобы добраться до объекта специфической потребности (Warden, Jenkins,

Warner, 1936)

Теория влечения

Ориентированные на понятие влечения экспериментальные исследования 1920-х и 1930-х гг. позволили получить много новых фактов и сделать определенные выводы. Потребпостные состояния, внутренние и внешние стимулы, физиологические и поведенческие индикаторы интенсивности производного от потребности влечения, инструментальные и консумматорные реакции — многое сделалось объектом наблюдения, измерения и стало связываться между собой. Повсюду наблюдался заметный отход от умозрительного понятия инстинкта. Однако и понятие влечения отнюдь не было вполне ясным и однозначным. Общепризнанным было мнение, что с обострением потребностного состояния усиливается лежащее в основе поведения влечение. В связи с этим вновь встали те вопросы, на которые пытались ответить сторонники теории инстинктов. Имеется столько же влечений, сколько физиологических потребностей, или существует единственное влечение как общая, неспецифическая функция побуждения всех форм поведения? Если существуют разные влечения, то тогда влечение, связанное с конкретной потребностью, выполняет не только функцию побуждения, но и функцию селекции стимулов и реакций, т. е. выступает не только как мотивационный (энергетический), но и как структурный (регуляторный) компонент?

Четкие ответы на эти вопросы дал в своей теории влечения Халл (Hull, 1943). До этого он разрабатывал теорию мотивации, основывавшуюся на ассоциативном механизме предвосхищающих целевых реакций, в котооой воздавалось должное

целенаправленности поведения и которая перекликалась с введенным Толменом понятием ожидания. Мы вернемся к этому понятию в следующей главе. Ответ Халла на поставленный вопрос состоял в следующем: есть лишь влечение в единственном числе, и оно обладает функцией общего побуждения, а не ассоциативной и селективной функциями регуляции поведения. Этот ответ Халла для всех теоретиков, следовавших по его стопам, свел проблему мотивации к проблеме влечения, или, точнее сказать, побуждения. Мотивация стала синонимом эиергетизации поведения. Избирательность и направленность поведения, напротив, были отнесены к вопросам ассоциативного научения. Подкупающая ясность теории, разделяющей труд объяснения поведения на проблемы научения и проблемы мотивации, не означала, однако, что разделенные компоненты не влияют друг на друга. Главным в халловской концепции влечения было влияние мотивационного компонента на компонент научения, но не наоборот. Из числафакторов, детерминирующих поведение, мотивационный компонент «влечение» (drive, D), так сказать, автохтонен. В чем состоит влияние влечения на компонент научения? Уже в конце 1930-х гг. Халл не считал достаточным для объяснения научения, а значит и образования новых S— Д-связей, простое совпадение стимула и реакции. Основным принципом научения стало не классическое обусловливание, из которого в первую очередь ученые пытались вывести торндайковское научение методом проб и ошибок, а обусловливание инструментальное. Стимулы связываются с реакциями, если реакции ведут к контакту с целевым объектом, к завершению цепи поведенческих актов, к удовлетворению потребности. Это очевидно и в случае классического обусловливания. Наступающее вслед за этим ослабление актуальной потребности подкрепляет новые S—й-связи. Стимульно-реактивное научение происходит в соответствии с принципом подкрепления. Подкрепление заключается в «разрядке рецепторов потребности» (need receptor discharges). Вместо потребности Халл также говорит об уменьшении влечения и о разрядке рецепторов влечения (S_D), не имея в виду каких-либо процедур измерения этой разрядки. Такое описание детерминантов подкрепления кратко обозначается как редукция влечения. В «Принципах поведения» (1943) она приводится как четвертый из основных постулатов:

«Всякий раз, когда реакция (R) и стимул (S) совпадают во времени и это совпадение непосредственно ассоциируется со снижением потребности или со стимулом, который непосредственно и постоянно ассоциировался со снижением потребности, в результате возрастает тенденция этого стимула в последующих ситуациях вызывать данную реакцию. Возрастания при успешном подкреплении суммируются, даиая в итоге совокупную силу привычки (/-/_/;), представляющую собой простую монотонно возрастающую функцию от числа подкреплений. В свою очередь, верхний предел кривой па- учения является функцией от величины редукции потребности, достигаемой при первичном подкреплении или ассоциируемой с повторным подкреплением, от отсрочки подкрепления и от степени совпадения стимула и реакции» (Hull, 1943, р. 178).

Итак, прочность связи «стимула—реакции» (^,, ) зависит только от частоты подкреплений. Частота, или интенсивность, проявления выученных реакций зависит только от силы актуального влечения. На представления Халла о подкреплении через редукцию влечения (как и на другие его идеи о влечении) прежде всего повлияли исследования Уильямса (Williams, 1938) и Перина (Perm, 1942). В экспе-

риментах обоих авторов крысы после 23-часовой пищевой депривации обучались ведущей к получению пищи инструментальной реакции (нажатию рычага). Четыре группы подопытных животных различались по частоте, с которой на этапе обучения подкреплялась (т. е. вознаграждалась пищей) инструментальная реакция. На последующем, критическом этапе после нового периода голодания (22 ч у Уильямса и 3 ч у Перина) эта реакция больше не подкреплялась, т. е. угасала. Зависимой переменной было сопротивление угасанию, т. е. число нажатий на рычаг до момента, когда в течение 5 мин не удается зафиксировать ни одной реакции. Это число и есть мера силы привычки (^#_fi). Результаты эксперимента приведены на рис. 4.4.

Рис. 4.4. Влияние числа подкреплений и длительности депривации на сопротивляемость угасанию

(Perin, 1942, р. 101)

Из графиков видно, что с ростом числа подкреплений возрастает сопротивляемость выученной S—R-Связи угасанию. Иначе говоря, животное делает тем больше тщетных попыток, прежде чем совсем прекратить их, чем чаще данная реакция ранее ослабляла актуальное потребиостное состояние. Все это подтверждает предположение о подкреплении на основе редукции влечения. Но обе кривые свидетельствуют еще об одном факте. Независимо от числа подкреплений сопротивляемость угасанию возрастает с длительностью голодания. Чем больше частота подкреплений, тем заметнее различия в сопротивляемости угасанию между двумя условиями длительности голодания, т. е. между двумя величинами интенсивности влечения. Иными словами, частота подкреплений и интенсивность влечения с точки зрения их влияния на поведение связаны между собой мультипликативно. Ни основанная на частоте подкреплений сила привычки (^Я-), ни основанная на длительности депривации сила влечения (D) сами по себе не могут вызвать требуемое поведение (в нашем случае исчезновение выученной реакции); чтобы воздействовать на поведение, силы должны объединиться. На поведение влияет произведение ( JJS) и (D), так называемый потенциал реакции (JE,, ). Формула выглядит следующим образом:

А вот что пишет в связи с этой формулой Халл:

«Это мультипликативное отношение есть отношение особой вайсностй, поскольку то,

из чего складывается M_R, по-видимому, зависит от совокупного действия в его разнообразных формах. Ясно, например, что абсолютно невозможно предсказать энергичность или настойчивость действия определенного тина исходя только из силы привычки или из силы влечения; се можно предсказать, только зная произведение частных функций Д_я и Д фактически это произведение задает величину, которую мы обозначаем символом ^_л» (Hull, 1943, р. 239-240).

Заученное само по себе не детерминирует осуществление деятельности: для этого должен включиться мотивацией ный компонент. Это различение научения и исполнения вводит Халл, причем в случае уже сформировавшихся привычек это различение выступает у него явно. Ведь лишь произведение _ЧН_И и D определяет выполнение действия. Имплицитно та же ситуация имеет место и в предшествующих процессах научения. Научение у Халла выступает наряду с выполнением заученного как принцип поведения. Чтобы привычка укрепилась, организм должен постоянно делать что-то, непосредственно вызывающее редукцию определенного влечения. Несколько проблематичным разведение компонентов научения (_SH_R) и мотивации (D) выступает применительно к фазе научения. Ведь через процессы подкрепления, рассматриваемые как совершенно необходимые, мотивационный компонент проникает и в процессы научения (образование привычки).

Халл (Hull, 1943) развивал свою теорию влечения в разных направлениях и сформулировал при этом шесть гипотетических положений. Все они способствовали прояснению понятия влечения, стимулировали исследования и, как мы еще увидим, привели к возникновению новых концепций. Эти шесть пунктов касаются: 1) предварительных условий возникновения влечения; 2) побудительных стимулов; 3) независимости влечения и привычки; 4) энергетического действия влечения; 5) подкрепляющего эффекта редукции влечения и 6) неспецифичности влечения. Рассмотрим каждый из этих пунктов, а также результаты исследований, в частности, в связи с теми трудностями, которые встали перед теорией влечения в ее первоначальной форме.

Предварительные условия влечения

Сила влечения находится в прямой зависимости от актуального потребностного состояния организма; предположительно эта связь опосредуется через рецепторы в организме, воспринимающие связанные с конкретными потребностями внутренние раздражители. Например, пищевая потребность индуцирует состояние влечения. Манипулирование длительностью пищевой депривации как предварительным условием возникновения влечения служило операциональным критерием интенсивности влечения.

Однако критериальная ценность длительности депривации должна быть существенно ограничена. Так, у крыс взаимосвязь между длительностью депривации и индикаторами голода, в частности, количеством принимаемой пищи, устанавливается лишь в случае продолжительности депривации не менее 4 ч (Bolles, 1957, 1975). Голодные крысы за день поедали только в 4 раза больше пищи, чем обычно, а ночью — уже в 8 раз, так что одинаковой продолжительности депривация оказывала

ночью более сильный эффект, чем днем. Наличие четырехчасового предела было установлено, в частности, Ле Маненом и Таллоном (Le Magnen, Tallon, 1966): в промежутке между двумя регулярными кормлениями количество поедаемой пищи не зависело от длительности воздержания, однако эта зависимость обнаруживалась после пропущенного кормления. Проведенные исследования (см.: Bolles, 1967, главу 7) показали, что уменьшение веса является лучшим индикатором силы влечения, чем длительность депривации. В экспериментах с крысами, как и предсказывала теория влечения Халла, обнаружилось, что интенсивность инструментального и кон-сумматорного поведения при использовании разнообразных индикаторов (латентное время, интенсивность, настойчивость, сопротивляемость угасанию) возрастает по мере потери веса (фиксировалось процентное соотношение). Конечно, количественные соотношения между потребностным состоянием и силой влечения (т. е. его поведенческими параметрами) могли дать не интервальные, а лишь порядковые шкалы. Другие потребности, помимо приема воды и пищи, например половое влечение или ориентировка, не являются «потребностями» в том смысле, какой вкладывает в это слово теория влечения, так как их блокировка едва ли оказывает влияние на поведение. Условия, детерминирующие поведение, довольно сложны. Решающую роль играют стнмульные условия внешней ситуации (см. ниже рис. 4.6). Например, определенные гормональные состояния являются необходимым, но еще не достаточным условием для спаривания.

Побудительные стимулы

Состояние влечения должно возникать одновременно со специфическими побудительными стимулами (S_D). Последние причисляются к структурным (ассоциативным), а не мотивационпым компонентам поведения. Побудительные стимулы участвуют в создании собственных стимульно-реактивиых связей, могут регулировать поведение, но не могут мотивировать его в отличие от общей неспецифической побудительной силы влечения. Была сделана попытка подтвердить предполагаемое участие побудительных стимулов в регуляции поведения при помощи опытов на различение влечений. Крыс обучали определенным инструментальным реакциям в состоянии голода и другим реакциям в той же внешней ситуации в состоянии жажды. Очевидно, что легкость инструментальной реакции соответственно актуальному состоянию зависит от того, «знают» ли они, что страдают от голода или жажды. Иными словами, специфические побудительные стимулы должны ассоциироваться с инструментальными реакциями. Результаты проведенных исследований (см.: Bolles, 1967, р. 254-256) едва ли позволяют говорить о побудительных стимулах. В тех случаях, когда крысы быстро обучались инструментальному поведению, адекватному потребности и ведущему к успеху, напрашивались иные, лучшие объяснения такого поведения; оно объяснялось через побудительный механизм частичных целевых реакций (г_с).

Поясним это на примере двух исследований. Халл (Hull, 1933) пропускал крыс через лабиринт. Если крысы выбирали один путь, то в последней камере они находили воду; если же другой, то они находили в той же камере пищу. Животные помещались в лабиринт попеременно в состоянии жажды пли голода. Прошло очень

много времени, пока не появились слабые успехи в различении путей. JIunep(Leeper, 1935), напротив, наблюдал быстрые успехи в различении, когда вода и ганца находились в разных камерах.

Если бы побудительные стимулы играли важную роль, то результаты этих двух исследований не различались бы. В эксперименте Лнпера дело решало нечто отличное от побудительных стимулов. Консумматорная реакция питья пли еды (R .) связывается со стимулами актуального окружения, в котором она совершается. Это окружение имеет сходство со стимулами, которые встречались раньше па критических развилках лабиринта. В результате запускаются частичные предвосхищающие целевые реакции (г_с) питья или еды, одна из которых оказывается сильнее и заставляет животное двигаться в соответствующем направлении. Как мы увидим в следующей главе, этот гипотетический механизм побуждения с его частичными антиципирующими целевыми реакциями (г_с) под названием'«мотивация привлекательностью» ста<

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒